Емельянов Н. Е.
    (РАН, ПСТБИ, Москва)

    Об одной ненаписанной странице русской истории ХХ века

    Жестокое гонение на Русскую Православную Церковь началось сразу после большевисткого переворота в октябре 1917 года. Епископов, священников и монашествующих расстреливали, бросали в тюрьмы, ссылали. Точное число жертв антицерковных репрессий не известно, пострадало от 500.000 до миллиона человек.
    Сейчас в Православном Свято-Тихоновском Богословском Институте подготовлена к изданию книга "За Христа пострадавшие: Гонения на Русскую Православную Церковь, 1917-1956: Биографический справочник" В нее вошли краткие житийные справки о 9000 пострадавших. Это, во-первых, все лица духовного звания, осужденные по так называемым "церковным делам", а так же епископы, священники и другие священнослужители, которые хотя и были осуждены по уголовным статьям или за "контрреволюционную деятельность", но пострадали, безусловно, за веру. Известно ведь указание Ленина - "расстрелять как можно больше священников, и не делать из них мучеников". То есть любыми способами приписывать им угловные или политические преступления.
    Главным источником сведений о репрессированных стали архивы КГБ и другие хранилища документов. Сведения, полученные нами от родственников пострадавших составили только 1/10 часть (уже много лет минуло с тех тяжелых событий, многие скончались, другие до сих пор остерегаются рассказывать о своих близких), но эта часть особенно ценная, так как в архивах, как правило, нет сколько-нибудь подробных сведений о женах репрессированных священников, об их детях - родных и духовных, многие тысячи которых тоже пострадали за веру.
    График репрессий, построенный на основе нашей базы данных о новомучениках, на котором представлено количество расстрелов и ссылок священнослужителей (по годам - с 1917 по 1956), показывает следующее. В первые два года после большевистского переворота почти все репрессии заканчивались расстрелами. В 20-е и вплоть до 1936 г. расстрелов сравнительно мало, зато огромное количество церковных людей власти отправляют в ссылку. В 1937-1938 гг. около половины репрессированных священников было расстреляно, а остальные брошены в страшные гулаговские лагеря.
    До сих пор вне поля зрения и церковных, и светских историков остается целое явление советского периода: в годы массовых ссылок священнослужителей всед за ними в добровольное изгнание таким же массовым порядком отправлялись их жены, родные и духовные дети. Подвиги, совершенные ими, наравне с подвигами их духовных отцов и их мужей достойны преклонения.
    Матушка Мария - жена священника Никифора Ремизова из Калужской епархии - добилась в 1929 году через Совнарком пропуска на проезд к осужденному мужу. Потрясенная всем увиденным, она решила поскорее вернуться домой и хлопотать об освобождении мужа, чтобы спасти его от неминуемой гибели. Однако, выяснилось, что пропуск действителен только в одну сторону - назад пути нет! Ей пришлось устроиться вольнонаемной. 10 сентября 1931 г. матушка добилась снятия судимости с о. Никифора. Спустя 12 часов, в тот же день, она получила телеграмму о смерти о. Никифора на лесоповале.
    Матушка Татьяна - жена священника Николая Шабашева из Воронежской епархии - поехала за мужем в ссылку в 1933 г. на север Вологодской области, когда ей было уже далеко за 50. Муж не выдержал работы на лесоповале и умер в 60 лет. Матушка Татьяна пережила его ровно на месяц.
    Матушка Валентина - жена о. Леонида Сапунова из Курганской епархии - добровольно отправилась за мужем в лагерь, где трудилась, поддерживая заключенных, наравне с ними.
    Священник Минской епархии Валериан Новицкий из тюрьмы пишет жене: "Диночка, мне предложили отречься от Бога и сана. Как ты справишься одна с детками?" Жена отвечает: "Валечка, не отказывайся ни от Бога, ни от сана, а меня с детками Господь управит". Мужа расстреляли, ее выгнали из дома и сослали с тремя детьми пяти, трех и одного года. До самой смерти в 1976 году она не знала о судьбе мужа и искала его.
    В подготавливаемой нами книге упоминается около ста имен самоотверженных жен православных священников.
    Невеста Сергея Фуделя, Вера Максимовна Сытина (по материнской линии из старинного рода Свербеевых) по благословению матери отправилась в ссылку к жениху, когда ей был 21 год. Сергея Иосифовича - сына известного московского протоиерея сослали за выступление против обновленцев. С. И. Фудель в своих "Воспоминаниях" [1] пишет: "Венчать нас должен был митрополит Кирилл (Смирнов), но его за неделю до этого дня неожиданно перевели его в другой городок... "Исаия, ликуй" нам пел владыка Фаддей (Успенский), а напутственное слово сказал, кроме венчавшего нас священника, владыка Николай (Добронравов), причем оно состояло из четырех слов по латыни: per crucem ad lucem ("через крест к свету")".
    Вот фрагменты из воспоминаний дочери (Наш современник, 1996. N 11): "Папу арестовали первый раз, когда они еще не были женаты. Как-то оттуда он сумел передать о себе весточку домой, и мама поехала к нашему будущему папе в лагерь. Много раз мама рассказывала мне в подробностях о своей поездке. Как сушились сухари, шились какие-то мешочки, и все собирали в дорогу, и каждый, кто чем мог, помогал. Мне очень стыдно, но я не могу вспомнить, поехала ли она одна или с тетей Марусей (сестрой папы), по-моему, все же они поехали вдвоем. Потом уже, когда они добрались и все увидели, тетя Маруся уехала назад в Москву хлопотать, а мама осталась.
    - Это был просто болотистый лес, окруженный забором, - рассказывала мама.
    - Каким забором? - спрашивала я. - Ну, я не помню, каким, чем-то там было огорожено. - А как же вы туда вошли?
    - Так забора местами не было совсем, были такие открытые промежутки.
    - Почему же они не убегали?
    - А куда им бежать: кругом лес, болото, ни еды, ни одежды, ни денег, куда бежать, они понимали, что это бесполезно. Когда мы приехали, они почти все были больны. Многие были при смерти, от голода. Я пыталась одного подкормить, такой хороший был крестьянин, но ничего сделать было уже нельзя, пища его спати не могла, он уже не вставал. "Ах, сестрица, - сказал он мне со слезами, - ведь их у меня шестеро осталоь!"
    Тут она, дойдя до этого места, обычно замолкала. И снова, в который раз, начинала свой рассказ о том, как они собирались, как ехали, как шли пешком через лес, как папа, когда их увидел, побежал им навстречу... И вновь замолкала. Больше не могла говорить. Мама в числе первых приняла на себя стальную лавину зла и задержала ее, сколько могла, своими слабыми руками. И всю свою жизнь до конца она противостояла этому злу, этим его волнам, захлестывающим и всех нас, и страну. Противостояла неслышно, но стойко и бестрепетно".
    Может быть, самым потрясающим свидетельством подвига духовной дочери, последовавшей в добровольное изгнание за своим пастырем, является сохранившееся письмо репрессированного в 1926 году иеромонаха Свято-Данилова монастыря отца Павла (Троицкого) настоятелю Николо-Кузнецкого храма протоиерею Всеволоду Шпиллеру. Это письмо опубликовано в воспоминаниях И. В. Шпиллера [2] .
    По фрагментам этого письма можно представить себе образ сестры милосердия Агриппины Николаевны Истнюк-Кутомкиной.
    "Я знал ее с 1923 года, уже после того, как погибла любимая ею княгиня Елизавета Федоровна. У Агриппины Николаевны была фотография Елизаветы Федоровны с очень ласковой надписью. Более серьезное внимание я обратил на Агриппину Николаевну после закрытия Серафимо-Знаменского скита, где игуменьей была схимонахиня Фамарь, а духовником скитских сестер - владыка Арсений. Агриппина Николаевна была очень серьезной, собранной девушкой. Она очень хорошо исповедовалась. После ее исповеди у меня всегда было хорошо на душе, так как она правильно следила за каждым своим поступком. Груня не была "годовиком", она говела каждый пост. В 1926 году именно ее послал о. Симеон за мною, когда я был отправлен этапом в Столыпинских вагонах. Она следовала за мной в пассажирском поезде, конечно, с благословения родителей. У нее сильная вера, и за послушание она четко сходила с поезда всякий раз там, где заключенных с криком и гиканьем выводили в очередную тюрьму. Наутро у меня была уже передача... И так четыре тюрьмы.
    В Акмолинске, все три года моего пребывания там, Агриппина Николаевна не оставляла меня. Климатические условия были очень тяжелые. Зимой - 50 градусов мороза, летом - 50 градусов жары. Вы сами понимаете, что вся тяжесть легла на ее худенькие плечи. Немало тягостных, нравственных переживаний пришлось ей испытать. На ее впечатлительную душу сильно действовал вид измученных старцев, святых людей, в белых балахончиках вместо подрясников, в лаптях, со светлыми лицами, которых гнали мимо наших окон.
    У Агриппины Николаевны такая преданность воле Божией! О себе она никогда не думала, всю жизнь она отдала Церкви и духовенству. В Акмолинске был страшный случай. Киргиз-милиционер, пьяный, пришел за деньгами, а у нас денег не было. Я и не заметил, как он достает наган и стреляет. Не успел я оглянуться, как Агрипинна Николаевна встала между ним и мною. Пуля задела ее, и она, обливаясь кровью, не сошла с места, пока его не схватили соседи.
    Я обращаю внимание на этот случай, чтобы показать, какая она преданная. И после возвращения из ссылки Агриппине Николаевне много досталось горького. Как только грозит опасность - бежим в другой град! Так почти через каждые два года. И везде Агриппина Николаевна за послушание искала квартиру, такую, чтобы было все необходимое для меня.
    Еще не могу умолчать о ее "замужестве" - тоже по воле Божией. Там нужен был уход за больным, да какой уход! Вряд ли кто на это пошел бы!"
    И в другом письме: "Самые трудные работы она прекрасно выполняла, не зная черной работы, не имея к ней навыка. Она меня выхаживала от всяких болезней, которых у меня было очень много. Все ею испытано: и холод, и голод, и вши, от которых она очищала и меня и себя! Нас в дома не пускали, боялись". Далее о. Павел, как бы обращаясь к современным матерям, спрашивает" Кто из матерей пустил бы свою дочь на такие подвиги? Отвечаю, не задумываясь: никто".
    Когда знакомишься с этими документами невольно вспоминается историческая параллель - добровольный уход в изгнание жен декабристов.
    Отношение к самим декабристам-масонам у верующего православного человека может быть только отрицательным. Другое дело - подвиг их жен: и тогда, и сейчас он остается высоким примером христианской жертвенности и любви. Сколько жен декабристов последовало в изгнание за своими мужьями и женихами? Всего девять жен и две невесты. Эти 11 молодых женщин своим поступком оставили яркий след в русской истории. Уже в энциклопедии 1892 года, а также во всех последующих, включая советские, есть имена М.Волконской, Н.Фонвизиной, Е.Трубецкой и других жен осужденных декабристов.
    В ХХ веке участь репрессированных священнослужителей разделили (по самым приблизительным подсчетам) свыше 10.000 их жен и духовных дочерей! Однако не только ни в одном современном энциклопедическом словаре, но и ни в одном учебнике по русской истории мы, к сожалению, не находим пока даже беглого упоминания о столь массовом подвижничестве православных женщин в нынешнем веке. Эта страница недавнего прошлого отается ненаписанной...
    Мария Сергеевна Желвакова-Фудель в воспоминаниях о своей матери пишет: "Написать о маме оказалось очень трудно. Нужны две вещи: любовь и талант! Любовь есть. А талант, увы, нет..."
    Для всенародного прославления подвига жен декабристов много сделали русские писатели: Достоевский, Некрасов. В поэме "Русские женщины" Некрасов пишет: 

    
           Пленительные образы! Едва ли 
           В истории какой-нибудь страны 
           Вы что-нибудь подобное встречали. 
           Их имена забыться не должны.
    Эти строки о женах декабристов можно и должно с полным основанием отнести и к добровольным изгнанницам трагического периода коммунистических репрессий против Православия.
    Эта страница истории России ХХ века еще не написана, ее нет ни в одном учебнике. Но материалов к написанию этой страницы - первоисточников - уже больше чем по ХIХ веку, хотя это ничтожная часть того, что еще можно собрать. Всем нужно потрудиться для написания этой страницы. Как важно всем православным людям осознать что только благодаря новомученикам и исповедникам Российским, благодаря их подвигу стоит еще Россия в этот страшный ХХ век. Они наши молитвенники и заступники. И долг наш собрать их имена, пристально изучать их подвиг веры и стояния в Церкви. Как важно осознать себя их учениками, их преемниками. Мы должны молиться Богу, чтобы Господь сохранил то духовное преемство, которое он нам даровал, а это есть величайший дар. Этот дар преемства есть дар избранничества.
    Если это произойдет, то о величественном подвиге тысяч православных русских христианок будет с любовью рассказано и в художественных произведениях, и на страницах учебников, и в энциклопедиях, и, самое главное, они будут прославлены в лике новомучеников и исповедников.

    Примечание:

    1. Фудель С. И. Воспоминания // Новый мир, 1991 N 3-4.
    2. Шпиллер И. В. Воспоминания об о. Всеволоде Шпиллере. М., 1995.
Яндекс.Метрика

На главную страницу