В условиях ограниченного круга источников периода политической самостоятельности, их специфической разрозненности и неоднородности, встает насущная задача системного изучения и вовлечения в научный оборот всех имеющихся материалов по церковной истории Пскова. Их изучение дает возможность через призму церковных институтов по иному взглянуть на политическую и социально - экономическую историю Псковской феодальной республики. В работе были использованы различные типы источников: летописи, Псковская Судная грамота, актовые материалы, агиографическая и публицистическая литература, делопроизводственные материалы, записи и приписки на вещественных памятниках; материалы, в основном, опубликованные. Основным источником по истории Псковской феодальной республики являются псковские летописи. Они содержат разнообразные сведения о политической, экономической и культурной жизни города и его земли. Определeнный вклад в дело изучения псковского летописания внесли Погодин М.Н., Костомаров Н.И., Иконников В.С., Шахматов А.А., Тихомиров И.62 Детальный разбор истории псковского летописания, публикацию летописных списков предпринял в наше время А.Н.Насонов63. При подготовке нового издания псковских летописей (1941-1955 гг.) А.Н.Насоновым были просмотрены все известные и доступные ему списки псковских летописей. В результате чего были выделены три основных летописных редакции: Псковская Первая, Вторая и Третья летописи. Псковская Вторая летопись (далее - ПЛ2) представлена единственным списком конца XV века. Она прерывается незаконченной статьей 1486 года. Ее текст, видимо, никогда не переписывался и не пополнялся новыми погодными записями. Псковская Первая и Третья летописи (далее - ПЛ1 и ПЛ3), напротив, были в дальнейшем продолжены и сохранились во множестве списков XVI - XIX вв.64 Обнаружив следы местной летописной работы в 30-40 гг. XIII в., автор попытался объяснить их появление политическими и экономическими условиями развития Псковской земли. Экономический подъeм XIII в. пробудил в умах местных жителей стремление к политической независимости, которая давала возможность вести самостоятельную внешнюю политику, принимать князей по собственному выбору, управлять с помощью выборных псковских посадников. Единичные записи летописного характера велись в течение всего XIII века, но в 50-е гг., как отмечает Насонов, наблюдаются пробелы в сообщениях. Тогда, в 50-е гг. XIII в., в Пскове княжили новгородские наместники Ярослав Ярославич Тверской и его сын Святослав. Известия тех лет, как не отвечающие интересам официальной политики Пскова, были изъяты редакторами во второй половине XIV в. Псковские политики, отчаянно стремившиеся освободиться от новгородских наместников, замалчивали всe то, что напоминало о былой зависимости Пскова от Новгорода. Первые развернутые летописные сообщения, по мнению автора, относятся в 1323 г. Они сменили отрывочные и сжатые записи XIII в. В этом году, как считает Насонов, "боярский Псков" порвал отношения с новгородцами, бросил им вызов, пригласив из Литвы князя Давыдка. Это наблюдение исследователя справедливо, ведь именно с начала XIV в. отмечается мощный подъeм борьбы псковичей за политическую самостоятельность и церковную независимость от новгородского владыки65. Следующим важным итогом работы А.Н.Насонова стало выявление свода 50-х - начала 60-х гг. XV в., который стал общим протографом для всех дошедших до наших дней списков. По мнению автора, работа по составлению этого свода велась в тесной связи с борьбой за церковную автономию. Данный летописный свод представлял собой обширную компиляцию из хронографов, сокращенного Новгородско-Софийского свода, Новгородской пятой летописи и смоленско-литовского источника66. Свод 50-х - начала 60-х гг. XV в. лeг в основу других летописных редакций XV в:. свода 1464 г., который послужил протографом Тихановского и Погодинского списков; свода 1469 г., представленного Тихановским списком; установленного Шахматовым свода 1481 г.67 Немецкий исследователь Грабмюллер, занимаясь вопросами раннего псковского летописания, отнес его возникновение к началу XIV в.68 В составе предполагаемого свода 1410 г. он выделил т.н. "первоначальную летопись", восходящую к 1368 г. Доказательством существования летописного свода 1368 г. он считал сообщение о строительстве Троицкого собора, сохранившееся во всех трeх летописях и переход в погодных записях к новой системе летописания - ультрамартовскому стилю69. В 1410 г., по мнению Грабмюллер, завершился новый этап псковского летописания, который был тесно связан с процессом осознания псковичами своей политической самостоятельности. В начале XV в. Псков отказался принимать литовских князей и обратил свои взоры в сторону Москвы. Именно в это время Псковская феодальная республика начинает выступать во внешнеполитические сношения с Литвой и Ливонским орденом как самостоятельное государство70. Несколько иначе чем у Насонова в работе Грабмюллер представлена история псковского летописания в XV в. Предприняв сравнение летописных текстов XV в. он выявил ряд новых сводов (1426, 1436, 1449, 1467 гг.), различавшихся между собой политическими настроениями. Среди них особо следует отметить свод 1449 г., который в отличие от других имел ярко выраженную проновгородскую окраску. Свод 1449 г. послужил протографом для псковских Первой и Третьей летописей, где эти политические настроения сохранились в несколько приглушeнном виде. Появление свода 1467 г. исследователь связал с борьбой псковичей за церковную автокефалию71. В начале XV в., по мнению Грабмюллер, произошло отделение от общего летописного ствола ветви, давшей нам Псковскую Вторую летопись (Синодальный список). Это ответвление он связал с развитием посадничего летописания, которое представляло собой вторую летописную традицию, по сравнению с первой, связанной с Св. Троицей72. И.О.Колосова в свою очередь считает неправомерным разделение летописания на церковное при Св. Троице и посадничие73. Этот процесс был неотделим и носил по определению Иконникова, Насонова, затем Колосовой официальный характер. К этому следует добавить, что роль Св. Троицы в деле летописания определилась лишь с того момента, как она из простой, пусть даже одной из самых древних церквей, превратилась с соборный храм всей земли Псковской. После 1510 г. псковское летописание, как считает Насонов, сохранило в значительной мере независимое положение. Анализируя летописный материал XVI столетия, А.Н.Насонов выделил две летописные традиции, представленные сводом 1547 года и сводом 1567 года, которые различались фактическим материалом и своей политической окраской. А.Н.Насонов полагал, что Строевский список 60-х гг. XVII в. сохранил оригинал свода 1567 г. В этом своде летописный текст ПЛ3 был продолжен до 1556 г., за тем вплоть до 1567 г. в нем находился ряд приписок, непосредственно связанных с жизнью Псково-Печерского монастыря. А.Н.Насонов впервые обосновал мысль о Корнилии как предполагаемом авторе или вдохновителе составления этого летописного свода. Резкая критика великокняжеской московской власти, которая пронизывала весь текст свода, напрямую соответствовала оппозиционным настроениям этого игумена и его обители74. Гипотеза Насонова о Корнилии, как предполагаемом авторе свода 1567 года, за немногим исключением75, признана современной наукой. Со сводом 1547 года дела обстоят сложнее. А.Н.Насонов выявил этот свод путем сличения двух списков Погодинского I второй половины XVI столетия и Оболенского первой половины XVII века. Этот свод представлял собой новую редакцию ПЛ1 за конец XV - первую половину XVI века. Насонов полагал, что оригинал свода не сохранился. Однако исследования последующих лет показали, что в Варшавском списке 1548 года мы имеем оригинал этого летописного свода. Список с оригинала был выполнен вскоре после его составления. На первом листе рукописи имеется текст следующего содержания: "Благодатию и милостию Пресвятыя живоначальныя Троица и помощию и заступлением Пресвятыя Богородицы написана бысть книга сия во преименитом богоспасаемом граде Пскове в соборную и божественную церковь Пресвятыя и неразделимыя Троица лета 7056 (т.е. 1548) повелением собора Пресвятыя Троица священников и диаконов Клементия с братиею"76. Не ясно, идет ли здесь речь о составлении свода или о написании списка с нового летописного свода. В тексте упоминаются заказчики и объект, для которого выполнялась работа, но нет ни слова об исполнителе заказа. Вопрос об авторстве свода 1547 года неоднократно поднимался в научной литературе. А.А.Шахматов первым высказал мысль о принадлежности свода перу Филофея, знаменитого старца Псковского Елеазарова монастыря77. Этому автору он приписывал также составление Русского Хронографа в редакции 1512 года, на том основании, что они находились в одном Погодинском списке и были тесно связаны друг с другом. Взгляды автора свода (положительное отношение к московским правителям, но обличение произвола московских наместников), по мнению Шахматова, Малинина, Насонова вполне соответствовали политическим воззрениям Филофея и его монастыря. В.Н.Малинин, а затем и, А.Н.Насонов уточнили, что если автор и не был монахом Елеазарова монастыря, то он принадлежал к группе местного общества, близкой по духу упомянутому Филофею78. В настоящее время участие Филофея в создании Русского Хронографа в редакции 1512 года вполне обоснованно отвергнуто. Но идея о принадлежности свода 1547 года Елеазаровскому старцу, несмотря на слабую аргументацию, продолжает жить в умах ученых. Н.Н.Масленникова сопоставила общественно-политические взгляды Филофея с воззрениями автора свода 1547 года и отметила их близкое сходство в отношении к великому князю и его наместникам. Объектами еe сравнения стали Повесть о Псковском взятии в составе ПЛ1 и Послания Филофея. Она обратила внимание на цитирование 165-го правила пятого Вселенского собора в послании Филофея к великому князю Ивану Васильевичу и в летописной статье ПЛ1 под 1471 годом по поводу вмешательства светской власти в церковное землевладение, сравнила эти тексты и пришла к выводу, что изречение в послании Филофея представлено в более сокращенном виде, поэтому автор летописного свода списать его у елеазаровского старца не мог. Она предположила также, что оба автора использовали один источник. "На основании этого отрывка, - отмечает исследовательница в своей монографии, посвященной включению Пскова в состав Русского государства,- нельзя еще определенно говорить об участии старца Филофея в псковском летописании, но этот отрывок служит еще одним доводом в пользу предположения А.А.Шахматова, что старец Филофей был причастен к псковскому летописанию". В целом же, по замечанию Н.Н.Масленниковой, вопрос об авторстве летописного свода 1547 года до сих пор остается открытым79. На самом деле и этот отрывок с цитированием 165-го правила пятого Вселенского собора не может быть надежным аргументом в поддержку авторства Филофея. Дело в том, что изречение пятого Вселенского собора находится не в ПЛ1, как считала Масленникова, а в Строевском списке выделенной Насоновым ПЛ3 (свод 1567 года). В тексте летописи этот фрагмент помещен под 1471 годом в том месте, где речь идет о церковном землевладении в Уситве80. Кроме Послания Филофея данный текст имеется также в Уставе Евфросина81. Сравнительный анализ этих трех фрагментов показал, что Филофей использовал текст иноческого устава основателя обители со всеми его специфическими чтениями, а автор летописного текста обратился к тому же источнику, что и Евфросин при составлении своего устава. Источником же этого цитирования, скорее всего, были приложения Новгородской Первой летописи младшего извода.
Включение этой цитаты в состав летописного материала, как, впрочем, и всего сюжета о борьбе за церковную землю в Уситве следует адресовать, видимо, автору свода 1481 года. Этот свод, который был определен еще А.А.Шахматовым, лежал в основании как ПЛ1, так и ПЛ3, но в первой этот рассказ был сознательно опущен. Как видим, нет непосредственной связи между Посланием Филофея и летописным текстом 1471 года. Поэтому использовать близость текстов для обоснования участия Филофея в летописной работе по составлению свода 1547 года вряд ли оправдано. По-моему, права В.И.Охотникова, которая заметила, что взаимоотношения ПЛ1 и ПЛ3 в известиях за конец XV-XVI вв. еще не выяснены, в этом отношении предстоит еще большая работа82. История появления летописного свода 1547 года, определение его авторства ожидают своей очереди. В собрании Троице-Сергиева монастыря имеется рукописный Октоих 1536 года, где находится следующая вкладная запись: "Лета 7044 (1536) написана бысть книга сия глаголемыи Охтаик, повелением рабе Божии Феодоре иноке. А дала святеи Пятнице на службу в монастырь собе на здравие (вынесено: и детям своим Ивану, Игнатью), а своей души на спасение а родителем своим на память: Юрью, Поладьи и Микуле, Иякову, Власью, Фатьяну, Марьи, Кузме, Сысою, Федосьи, и всем сродникам нашим, ихже имена Бог весть. А при старосте церковнои св. Пятницы Михаиле Иванове Темшине и при игуменьи Наталье Михееве дочери, и при попе Пятницкои Даниле, и при священницех Богоявленских, как служили у св. Пятницы. А святому Богоявлению церковь каменную делали в Бродех. А писал летописець Кузма диак Пятницкой мес. майя"83. Эта запись, несмотря на отсутствие прямых указаний, свидетельствует о том, что данная рукописная книга псковского происхождения. В ней упоминаются два реально существовавшие в то время и известные по письменным источникам исторических объекта: приходская церковь Богоявления в Бродах и женский монастырь св. Пятницы в Бродах84. Эта запись, сделанная писцом книги в самом конце рукописи, дает богатый материал для изучения псковской истории. В 1536 году церковным старостой Пятницкого храма был Михаил Иванович Темшин, никто иной, как сын известного псковского посадника Ивана Теншина, погибшего в 1501 году во время военных действий с немцами85. Семья этого бывшего посадника осталась в Пскове после трагических событий 1510 года и была тесно связана с женским монастырем, расположенным на Полонище. Судя по вкладной записи игуменьей монастыря была некая Наталья Михеева дочь. Как долго она занимала эту должность, неизвестно, но в 1543 году настоятельницей данного монастыря была уже Екатерина. Рукопись содержит также новые сведения о Богоявленском храме. По тексту ПЛ1 (Тихановский список) известно, что в 1443 году "...совершена бысть ина церковь въ Бродех святое Богоявление господа нашего Исуса христа, и освящена бысть месяца ноября въ 1 день на память святых чюдотворець и безсеребреникъ Козьмы и Дамьяна"86. Но была ли эта постройка деревянной или каменной, неизвестно. По мнению И.К.Лабутиной, Богоявленская церковь в Бродах была одной из первых приходских церквей на Полонище87. В 1536 году на этом месте возводилось новое церковное каменное здание, а его священники в период строительства служили в Пятницкой церкви находившегося по соседству женского монастыря. В летописях отсутствуют сведения об этом строительстве. И, наконец, переписчиком рукописной книги был дьяк Пятницкого женского монастыря Кузьма, который именует себя "летописцем". Это слово имело в древнерусском языке два значения: "летописец", как литературное произведение и "летописец", как литератор, автор летописного текста. Особенно часто под словом "летописец" подразумевалось некое литературное произведение летописного характера: игумен Сильвестр Выдубицкий и Нестор являлись авторами "летописцев", широкое распространение в древнерусской литературе получило переводное сочинение "Никифора патриарха Царяграда летописец вскоре", в Троицкой летописи упоминается Летописец Великий Русский. Таких примеров можно привести множество. Второе значение (автор летописных текстов) использовалось гораздо реже. У Кирилла Туровского фигурируют "историци и ветия, рекше летописцы и песнотворцы", в Изборнике 1073 года упоминаются "боголюбивые летописцы", которые "писание: положиша". В каком значении выступает это слово в послесловии рукописного Охтоика? Определенно не в первом. Охтоик никак нельзя отнести к летописному жанру. При чем, если бы в авторской записи речь шла о конкретном летописном тексте, то использовались бы обороты: "написал сей летописец", "написал книгу сей летописец". Скорее всего, дьяк Кузьма именует себя летописцем, по характеру работы, которой он в данный момент занимался. Можно ли обнаружить следы его авторской работы в летописном материале того времени, которым мы в настоящее время располагаем? Судя по вкладной записи, дьяк Кузьма жил и работал во второй четверти XVI века, точнее, в 30 - 40-е годы. Есть некоторые основания связывать с его именем составление летописного свода 1547 года. Только в Варшавском, Погодинском, Оболенском, т.е. в тех, которые сохранили свод 1547 года, есть две записи, относящиеся к истории Пятницкого монастыря. Так, под 1534 годом читаем: "Того же лета, в осень, довершиша церковь камену в Бродех в монастыри святую Пятницоу, а в приделе святоую Екатерину; и освящаша месяца октября в 5 день"88. В своде Корнилия по этому поводу имеется сухая фраза: "Того же лета поставили церковь святую Пятницоу у Бродехъ"89. Далее, под 1540 годом только в этих списках сообщается о появлении в Пскове резных икон и о разногласиях, возникших в местном обществе по их поводу. Чтобы разрешить спор, было снаряжено посольство к новгородскому архиепископу Макарию. Новгородский владыка повелел торжественно встретить эти иконы и установить в городских храмах. Прибытию икон из Новгорода осенью 1541 года предшествовал крупный пожар в Пскове: "...и после того пожара те иконы святые сретоша всем собором честно и весь град, и молебн пели и поставиша святого Николу оу святого Николы на гребли, а другоую икону поставиша оу святые Николы в Песках, в святую Пятницу на рези же поставиша оу святые Пятницы в Бродех, на оутвержение гражаномъ"90. В ПЛ3 об этом важном событии нет ни слова. Корнилия мало интересовали дела городского духовенства. Внимание автора летописного свода 1547 года к церковным и гражданским событиям в городе, упоминание женского Пятницкого монастыря, видимо, не случайны. Они вполне могли быть связаны с летописной работой дьяка Кузьмы. Все сюжеты свода 1547 года, начиная с 1510 года, были записаны современником событий, они содержат массу интересных деталей, имеют яркую эмоциональную окраску. Автор (или авторы) много внимания уделял участию псковичей в военных походах великого князя Московского против Литвы и Польши. С положительной точки зрения и с нескрываемой симпатией характеризуется деятельность псковского дьяка Мисюря Мунехина, особенно, в деле церковного строительства и возвышения Псково-Печерского монастыря. Много внимания уделяется городской жизни. Псковское летописание, несмотря на свой официальный характер, было тесно связано с духовенством. Церковной жизни в псковских летописях уделено немало внимания, но эти свидетельства ограничиваются лишь некоторыми вопросами: взаимоотношения псковичей с новгородскими владыками, строительство церквей, создание соборов. Гораздо меньше имеется фактов о структуре духовенства, о его взаимоотношениях друг с другом и со светским обществом, о жизни и материальном положении лиц духовного звания. По этим и многим другим вопросам необходимо привлечение других типов источников. Псковская Судная грамота - один из самых замечательных памятников псковской старины. Она сохранилась в двух списках: Синодальный (неполный) список, который был известен в своe время Карамзину, Евгению Болховитинову; Воронцовский, наиболее полный список, который был обнаружен Мурзакевичем в 1847 году. С тех пор исследователи неоднократно обращались к этому памятнику по самым разным вопросам: история возникновения, развитие и структура Псковской Судной грамоты, еe юридические нормы, правовое положение различных социально-экономических категорий псковского населения и др. В рамках данной работы особую важность приобретают две проблемы: Примечания
|
|