А. К. Свитич

Глава I

Глава II

Рассмотрение текста "Конкордата" заняло несколько заседаний Собора. Текст этот был, согласно с замечаниями и пожеланиями всех членов Собора, значительно изменен и предложен Правительством Собору для подписания 28 января 1922 года. Предлагая измененный, согласно пожеланиям членов Собора, текст "Конкордата", Директор Департамента Исповеданий Пекарский заявил, что его "основные положения" отличаются таким благожелательным для Православной Церкви характером, как ни в одной другой стране, и что вследствие этого Правительство не допускает и мысли, чтобы эти пожелания могли встретить со стороны епископов отрицательное к себе отношение. Вместе с тем Директор Пекарский не счел возможным скрыть, что отрицательное отношение епископов к "Конкордату" было бы для Польского Правительства весьма печальным и могло бы самым нежелательным образом отразиться на судьбах Православной Церкви в Польше. Тем не менее, обсуждавшие текст "Конкордата" и вносившие в него много поправок епископы Владимир и Пантелеймон отказались подписать "основные положения" и Собор закончился лишь, так называемыми, "Временными Правилами об отношении Церкви к Государству", которые были изданы Правительством 30 января 1922 года, в порядке административного распоряжения. На последнем заседании Собора, в день издания "Временных Правил", Экзарх митрополит Георгий заявил членам Собора, что он снимает с себя ответственность за возможные со стороны Правительства репрессии по отношению к Православной Церкви, каковые могут явиться в результате не подписания "Конкордата" епископами Владимиром и Пантелеймоном, и ответственность за это возложил на указанных епископов. На следующий день Члены Собора были приглашены в Министерство Исповеданий для подписания "Временных Правил" и отказавшийся подписать их и принять к исполнению епископ Пантелеймон в тот же день должен был, не заезжая в свой епархиальный город, отправиться в Мелецкий монастырь, как явный противник законным распоряжениям власти. Такое изложение "Деяний первого Собора епископов" приведено в изданной в 1937 году в Варшаве книге архиепископа Алексия (участника того же Собора в качестве одного из его секретарей) — "К истории Православной Церкви в Польше за 10-летие пребывания во главе Ее Блаженнейшего Митрополита Дионисия (1923-1933)". — Варшава, Синодальная Типография, 1937 г.

В апреле месяце того же 1922 года в Москве был арестован и заключен в тюрьму Святейший Патриарх Тихон, а в Москве был образован, так называемый. Церковный Комитет.

Во второй половине мая того же года в Почаевской Лавре происходил, под председательством митрополита Георгия, новый Собор епископов в Польше, на котором бьы поднят вопрос об отношении Православной Церкви в Польше к Московским событиям, т. е. к аресту Патриарха Тихона и образованию самочинного Церковного Комитета.

На этом Соборе митрополит Георгий пытался провести явочным порядком автокефалию Православной Церкви в Польше и предложил следующую резолюцию:

"До возобновления деятельности Высшего Церковного Управления в Москве во главе со Святейшим Патриархом все дела, требуемые обстоятельствами, решать на месте и не принимать никаких распоряжений от незаконно образовавшегося в Москве Церковного Комитета".

Резолюция эта встретила возражение со стороны Виленского архиепископа Елевферия и Гродненского епископа Владимира, предложивших к ней поправку в том смысле, что к "разрешению всех дел, требуемых обстоятельствами", надлежит привлечь Местный Областной Собор в составе епископов и представителей клира и мирян; вопросы же, относящиеся к компетенции Святейшего Патриарха и Св. Синода, решать Собору епископов, по единогласному постановлению последнего.

Уже при самом открытии майского Собора епископов выявились принципиальные расхождения его участников. Так, архиепископ Елевферий и епископ Владимир подали в Собор епископов официальное заявление, в котором указывали, что "согласно ст. 37 и примечания к ней "Положения о Православной Церкви в Польше", Высшее Церковное Управление организуется Церковным Собором, который определяет его состав, права и обязанности". Посему подписавшие заявление иерархи просили Председателя Собора, митрополита Георгия, "принять все меры к созыву в непродолжительном времени Собора" и отказались участвовать в обсуждении вопроса об учреждении Высшего Церковного Управления.

Кроме того, те же епископы отметили отсутствие на Соборе епископов Пантелеймона и Сергия и подчеркнули, что "вследствие очевидной неполноты Собора создалось такое соотношение членов его, какое было на Соборе в Варшаве при недопущении архиепископа Литовского и Виленского Елевферия — два-два, с перевесом голоса Председателя".

Поэтому подписавшие заявление иерархи просили "при голосовании давать решающую силу только абсолютному большинству голосов", считая, в противном случае, свое участие на Соборе бесцельным.

Наконец, архиепископ Елевферий и епископ Владимир протестовали и против того, что "к должности секретаря были привлечены случайные, не имевшие прямого отношения к Собору, лица".

Однако заявления 2-х иерархов не были приняты во внимание Митрополитом Георгием, возразившим, что порядок обсуждения дел в заседании относится к его компетенции. Тогда архиепископ Елевферий и епископ Владимир заявили, что они лишены всякой возможности далее принимать участие в заседаниях Собора, и покинули зал заседаний.

Уже в их отсутствии Собором была принята (без всякого голосования) резолюция, предложенная митрополитом Георгием, о решении всех церковных дел на месте, а равно и предложение митрополита о возведении в сан епископа архимандрита Александра (Иноземцева).

Но, видимо, и Правительство Польское, и Митрополит Георгий все же считали, что для принятия такого важного решения, как вопрос автокефального устроения Церкви, необходимо единство, по крайней мере, епископата, и потому митрополит Георгий созывает третий Собор епископов в июне месяце того же 1922 года в Варшаве. Но и этот Собор не дал ожидаемого единства.

Когда на июньском Соборе епископов была оглашена правительственная декларация, то Виленский архиепископ Елевферий и Гродненский епископ Владимир, в порядке обсуждения этого вопроса, сделали митрополиту Георгию такое письменное заявление: "Выслушав Правительственную декларацию, считаем долгом по содержанию ее заявить нижеследующее: создавшееся в Москве положение, если верить частным сведениям, — арест Святейшего Патриарха, устранение Высшего Церковного Управления и образования самочинного Церковного Комитета, — мы считаем явлением временным, не дающим права обсуждать такие чрезвычайные меры, как применение в той или иной степени вопроса об автокефалии. Что же касается временных мер для управления местными церковными делами, по данному вопросу мы остаемся при том же мнении, какое было нами высказано в формуле, предложенной на Соборе епископов в Почаевской Лавре, а именно: 1. до возобновления деятельности Высшего Церковного Управления во главе со Святейшим Патриархом все дела требуемые обстоятельствами, решать на месте теми способами или учреждениями, которые укажет Местный Областной Церковный Собор в составе епископов и представителей клипа и мирян. А до того времени вопросы, касающиеся Местной Церкви, относящиеся по положению к компетенции Святейшего Патриарха и Св. Синода, решаются Собором епископов, по единогласному решению последнего. В этот период времени не принимать никаких распоряжений от незаконно образовавшегося в Москве Церковного Комитета; 2. оставаться в подчинении Святейшему Патриарху и по вступлении Его вновь в управление Всероссийским Патриархатом доложить ему обо всем том, что было принято превышающего права автономной Православной Церкви в Польском Государстве, и испросить Его одобрения".

Здесь уместным будет попутно сказать несколько слов по возбужденному вопросу об Автокефалии. Вопрос этот превышает компетенцию епископов.

По историческому исследованию этого вопроса, даже польского ученого, автокефалия может быть осуществлена при наличии четырех условий: 1. Воля народа, создающего автокефалию Церкви, 2. согласие Церкви, из которой выделяется новая Церковь, 3. признание новой Церкви другими автокефальными Церквами и 4. согласие Правительства того Государства, в котором новая автокефальная Церковь учреждается (См. Варшавскую Польскую газету "Курьер Варшавский" от 5 февраля 1922 г.).

Отсюда следует, что первым и главным для автокефалии условием является воля народа, до выявления которой никакие последующие меры к осуществлению автокефалии приниматься не могут. С этим вполне согласуется § 6 "Положения об управлении Православной Церкви в Польском Государстве", утвержденного Святейшим Патриархом и Высшим Церковным Управлением, в каковом параграфе высшим органом управления местной Православной Церкви указан Церковный Собор, а не Собор только епископов.

И все же, это вполне канонически обоснованное заявление 2-х иерархов не было принято во внимание и Варшавский Собор епископов, голосами митрополита Георгия, архиепископа Дионисия и епископа Александра, вынес 14 июня 1922 года, такое постановление:

"Собор православных архиереев, вследствие церковной смуты и разрухи в России, ничего не имеет против автокефалии Православной Церкви в Польше и готов работать в Польше на началах автокефалии, уверенный в добром сотрудничестве с Польским Правительством на основах Конституции; однако с тем, что Польское Правительство получит на автокефалию благословение Константинопольского и других Патриархов, а равно Глав автокефальных Церквей — Греческой, Болгарской и Румынской, а также Патриарха Московского, если последний возвратится к власти и если Патриархат в России не будет упразднен".

Явно самочинные и антиканонические "деяния" созванных митрополитом Георгием "соборов" епископов, естественно, не могли не вызвать понятных протестов епископов, не согласившихся с принятыми на этих "соборах" решениями, как равно и протестов со стороны православно-верующего народа.

Еще 12 марта 1922 года архиепископом Елевферием и епископами Владимиром и Сергием был представлен Святейшему Патриарху Московскому Тихону обширный доклад, в котором говорилось:

"Главною целью состоявшегося в январе 1922 года Варшавского Собора епископов было проведение выработанного Высокопреосвященным Экзархом "Положения о Высшем Управлении Православной Церкви в пределах Польского Государства" и предложенного Правительством "конкордата", вводящего не названную лишь по имени, но все же фактическую автокефалию и полное порабощение местной Церкви светской властью. Для достижения этой цели допущен был искусственный подбор состава Собора.

Так, из 6-ти епископов, имевших каноническое право участия на Соборе, четыре не подавали надежд, что будут за принятие обоих названных законопроектов и потому к ним были применены следующие меры:

Епископ Бельский Сергий был совершенно устранен от участия в Соборе под тем, якобы, предлогом, что он, во-первых, викарий, а во-вторых, не признан Правительством, хотя на Соборах других областей, например Киевской, викарии призывались к участию, несмотря на более численный состав тамошней иерархии. Что же касается непризнания епископа Сергия Правительством, то в этом виноват исключительно сам Экзарх Георгий, отказавшийся хлопотать о сем вопреки указанию Вашего Святейшества и нарочитому ходатайству по сему делу Варшавской и Холмской духовных Консисторий. Архиепископ Елевферий не был допущен на Собор под тем предлогом, что он, якобы, заграничный, ибо имеет свою резиденцию в Средней Литве. На самом деле большая часть его епархии входит в состав Польского Государства и по управлению этой частью архиепископ находится в постоянных сношениях с представителями польской власти, признающими его юрисдикцию и оказывающими ему возможное содействие. Заявление о "заграничности" Виленского архиепископа впервые появилось в сентябре прошлого года из уст Экзарха Георгия, когда последний убеждал епископа Пантелеймона не ехать в Вильно на созываемый архиепископом Елевферием Собор. Это — точка зрения Экзарха. Само же Польское Правительство никогда подобных взглядов не высказывало, а наоборот, по вопросам общецерковным, как, например, об управлении епархиями Варшавской и Холмской, устроило совещание именно в Вильно, у Преосвященного Елевферия. А что и в данном случае недопущение к участию в Варшавском Соборе архиепископа Елевферия произошло не по инициативе Польского Правительства, а вследствие воздействия на него Экзарха Георгия, — видно из нижеследующего.

В день открытия Собора, при представлении епископов, прибывших на Собор, Президенту-Министру, когда епископ Пантелеймон высказал последнему сожаление о неполноте Собора вследствие не приглашения архиепископа Елевферия, Президент-Министр сему крайне изумился и распорядился — срочной телеграммой пригласить на Собор архиепископа Елевферия, что и было исполнено. При возвращении от Президента-Министра Экзарх Георгий, не стесняясь присутствием секретаря Министра, в самой резкой форме высказал свое негодование епископу Пантелеймону за проявленную им инициативу, а по прибытии Виленского архиепископа в Варшаву отказал ему в участии на Соборе, ссылаясь на другое, совершенно противоположное, распоряжение того же Министра, каковое распоряжение Экзарх, в ответ на постановление Собора о необходимости пригласить архиепископа Виленского, успел получить при посредстве своих "экспертов".

Устранением двух несогласных епископов Экзарх обессилил оппозицию так, что из 4-х участвовавших в заседаниях епископов 2 было за, 2 — против принятия законопроектов, с решающим голосом Председателя. Кроме того, Экзарх Георгий, несмотря на протест епископа Пантелеймона против допущения на епископский Собор лиц в пресвитерском сане все же оставил на Соборе Архимандрита Александра, протоиерея о. Громадского и священника о. Мартыша, как секретарей и экспертов, отвергнув сделанное в частном разговоре предложение епископа Владимира принять на себя обязанности секретаря.

Ни проект конкордата, полученный Экзархом от Правительства еще в начале декабря, ни проект выработанного им самим Положения о Высшем Церковном Управлении не были своевременно разосланы вызванным на Собор епископам для предварительного ознакомления, равно как и по прибытии на Собор не были даны им, несмотря на их неоднократные и настойчивые о том просьбы.

На полных заседаниях Собора проект конкордата был лишь два раза прочитан: первый раз — в осведомительном порядке, второй раз — в окончательной редакции. После чего Экзарх высказал уверенность, что все иерархи подпишут конкордат, т. к. иначе не подписание его будет сочтено за враждебный Правительству акт и причинит неисчислимый вред, вся ответственность за который падет на не подписавших.

Когда в заседании 15/28 января Преосвященный Владимир заявил, что все же предварительно подписания конкордата необходимо повнимательнее познакомиться с его содержанием и подвергнуть постатейному обсуждению в Соборе одних епископов, то Экзарх зачитал молитву и объявил заседание закрытым. А вслед затем послал не подписавшим епископам ультимативное требование сообщить к 6 часам вечера, согласны ли они подписать прочитанный им в окончательной редакции конкордат для сообщения их решения Премьер-министру?

В заключение Экзарх потребовал от несогласных подписать конкордат епископов еще какой-то необычайной расписки в объявлении им акта, что "все пагубные последствия отказа подписать конкордат лягут на них".

И действительно, тяжкие последствия за отказ подписать гибельный для местной Церкви конкордат не замедлили сказаться на не подписавших епископах и прежде всего на епископе Пантелеймоне. Положение его особенно трагично и насилия над ним крайне вопиющи. Как поляк по происхождению, возмущавшийся допускавшимися против поляков при старом режиме насилиями, он прибыл на свою родину с особенной жаждой послужить ей, не поступаясь, однако, своей верой и не допуская даже мысли, чтобы в Польше в XX веке повторялись те же ошибки и насилия, которые раньше так болезненно отзывались в его душе.

Так как на Варшавском Соборе после устранения 2-х несогласных епископов весь успех конкордата и его проведения зависел от приобретения на свою сторону голоса Преосвященного Пантелеймона, то последний взят был под особое попечение Экзарха и помещен в экзарших покоях под неослабное наблюдение и воздействие Преосвященного Дионисия, протоиерея о. Громадского и священника о, Мартыша, в то время как другим епископам предоставлено было самим озаботиться своим помещением и содержанием. Попытки Преосвященного Пантелеймона привлечь на Собор архиепископа Елевферия, как выше сказано, вызвали самое резкое порицание со стороны Экзарха и экстраординарные меры к парализованию сего шага. Равно и все попытки епископа Пантелеймона получить на руки обсуждаемые проекты встретили самый решительный отказ. Когда епископу Пантелеймону посчастливилось тайком списать часть конкордата и отдать его в печать, то Экзарх перестал даже секретарю о. Громадскому доверять дела и после заседания забирал их в свою комнату.

По окончании Собора к Преосвященному Пантелеймону применена была особая мера с целью все же добиться его согласия на конкордат. Ему было предложено через секретаря Министра задержаться в Варшаве. После отъезда других не согласившихся подписать конкордат епископов (о чем справлялись), епископа Пантелеймона 6 февраля н. с. пригласили к Премьер-министру, где Директор политического департамента в присутствии чиновника Департамента Исповеданий предъявил Владыке тот же конкордат, но изданный в виде "Временных Правил", подписанных Министром, и предложил дать подписку в точном проведении сих правил в жизнь управляемой им Пинско-Новогрудской епархии. Когда Преосвященный Пантелеймон отказался дать такую подписку и объявил принципиальные мотивы такового своего отказа, ему вручено было подписанное Министром еще 30 января сообщение об освобождении его, по соглашению с Экзархом Георгием, от управления Пинско-Новогрудской епархией.

В просьбе разрешить жить в Вильно или в Гродно Преосвященному Пантелеймону было отказано, а объявлено, что он будет отвезен в один из монастырей по соглашению с Экзархом.

Не менее чем епископа Пантелеймона, вопиющая судьба была назначенного во епископы архимандрита Смарагда (Латышенкова), который был известен, как твердый противник автокефальных тенденций и поборник единства Церкви. По непроверенному обвинению архимандрит Смарагд был запрещен в священнослужении.

Таковы освещения "деяний" Варшавского Собора епископов в январе 1922 года, но и до сих пор собственно остается неизвестным, был ли со стороны Польского Правительства какой-либо акт признания или непризнания полученного из Москвы "Положения".

Установленным, однако, фактом является уже то, что покойный митрополит Георгий присланный ему пока лишь к сведению проект "Положения" разослал всем епархиальным архиереям к исполнению и при том не в подлинном, а в искаженном виде, выбросив из него целый ряд статей и параграфов, ему не понравившихся (напр., 3, 6, 7 и др.), но имевших самое существенное значение (например, о зависимости — в сущности, только номинальной — от Московского Патриарха, о правах Собора и Соборных управлений) и потребовал от епархиальных епископов немедленного введения в жизнь этого "Положения" в искаженном виде.

Несогласие на это со стороны Виленского архиепископа Елевферия и Гродненского епископа Владимира повлекло за собой, как увидим ниже, лишение их одного за другим кафедр.

О том, каково было отношение Московской Патриархии к православно-верующему русскому народу, объединившемуся в "Союз Православных приходов в Польше", лучше всего свидетельствует следующее письмо Святейшего Патриарха Тихона, от 1/14 февраля 1922 года за № 134, на имя этого Союза:

"Ознакомившись с задачами и характером деятельности возникшего на территории Польского Государства Союза Православных приходов, преподаем Наше благословение на дальнейшие труды сего Союза и молим Всевышнего, чтобы Он споспешествовал деятельности Союза, направленной к благу Святой Православной Церкви".

Надо ли говорить о том, с каким негодованием встретило православное население Польши весть о стремлении предавшихся Польскому Правительству и отступивших от канонического общения с Матерью-Церковью Российской епископов ввести фактическую автокефалию Православной Церкви в возрожденном Польском Государстве.

Настроение православных русских людей нашло яркое свое отображение в постановлениях Виленского и Гродненского Епархиальных Собраний представителей клира и мирян.

Уже 30 июня 1922 года, т. е. через 2 недели после 3-го, происходившего в Варшаве, Собора епископов, на котором было принято постановление об отрыве от Московской Патриархии и, следовательно, фактически была провозглашена автокефалия, состоялся в городе Вильно Епархиальный Съезд представителей духовенства и мирян, вынесший нижеследующее постановление:

"С душевной горечью отмечая, что три иерарха Православной Церкви в Польше, в том числе и митрополит Варшавский Георгий, пользуясь теми потрясениями, которые в настоящее время переживает Церковь Всероссийская, употребляют все усилия, чтобы отделить себя и свои паствы путем, не предусмотренным никакими канонами, и, не имея на то соборного волеизъявления своего народа — паств от своей Матери-Церкви, Епархиальное Собрание духовенства и мирян Литовской епархии вынуждено заявить от лица всей Литовской паствы, что она по-прежнему, доколе этот вопрос не решился в каноническом порядке, считает себя нераздельной частью той Церкви, к которой она до сего времени принадлежала, что в этот час, когда Святейший Патриарх находится в заточении, она чувствует особенно тесную духовную связь с Ним; что она глубоко скорбит об отделяющихся и умоляет их во имя мира Христова не делать этого шага таким путем, а для решения этого вопроса, равно как и других дел, связанных с устройством церковного управления в Польше, созвать полный церковный Областной Собор, соответствующий канонам и практике Всероссийской Церкви и состоящий из клира и мирян. Доколе же этот Собор не состоится, доколе не будет восстановлено нарушенное "Положение о высшем церковном управлении в Польском Государстве", доколе откалывающиеся не воссоединятся и не восстановится единение, воздержаться от всяких распоряжений, связанных с провозглашением автокефалии.

Настоящее постановление сообщить: 1. Митрополиту Варшавскому Георгию, 2. Польскому Правительству, 3. всем Епархиальным архиереям, в том числе и епископу Пантелеймону Пинскому и Новогрудскому. 4. Русскому Церковному Управлению за границей, 5. всем автокефальным Церквам, 6. Святейшему Патриарху Тихону, если это окажется возможным.

Кроме того, Собрание от лица всей паствы заявляет, что оно в сем вопросе останется верным и в полном единении со своим каноническим главою и архипастырем, архиепископом Елевферием".

Тогда же Литовское Епархиальное Собрание поручило Епархиальному Совету "выразить от имени всей Православной духовной паствы Литовской епархии находящемуся в узах мученику Патриарху Всероссийскому Святейшему Тихону глубокое и сердечное сочувствие беззаветно преданных Его Святейшеству духовных Его сынов; доложить Ему, что вся Литовская Православная Церковь сострадает Его Святейшеству и молит Всевышнего об избавлении Его Святейшества от уз, скорбей и напастей и вместе с тем вопиет и твердо заявляет протест и свое глубокое возмущение перед всем культурным христианским миром против безбожных палачей-мучителей Его Святейшества и угнетателей Православной Церкви в России".

Так отнеслась к вопросу об автокефалии Православной Церкви в Польше Литовско-Виленская епархия, насчитывавшая в своем составе около 200 приходов.

Через 2 недели, а именно 14-15 июля 1922 года, состоялся Епархиальный Съезд представителей от духовенства и мирян Гродненской епархии и вынес такое постановление:

"Принимая во внимание, что согласно канонам Православной Церкви: 1. автокефалия дается только отдельным народам, но не государствам; 2. дается только в том случае, если о ней просит и добивается весь народ или по крайней мере — большая часть его; 3. что такой серьезный, коренной, чрезвычайной важности вопрос церковной жизни, как введение автокефалии, может быть разрешен только на правильно созванном Областном Церковном Соборе из епископов и представителей клира и мирян всей области; 4. что автокефалия становится законной формой церковной жизни только с момента получения на нее благословения всех Православных Патриархов и в первую очередь Патриарха Московского и согласия всех автокефальных Церквей и констатируя, что: 1. белорусы и украинцы современной Польши составляют только малую часть этих народов; 2. что они автокефалии никогда не просили; 3. что Областной Собор для выработки форм Высшего Управления Православной Церкви в Польше созван не был и 4. что благословения на автокефалию от Восточных Патриархов автокефальных Православных Церквей не получено, — Епархиальный Съезд усматривает в акте о введении автокефалии для Православной Церкви в Польше, подписанном только тремя епископами Польши, насилие над религиозным сознанием православного народа Польши, узурпацию его законных, 17 марта 1921 года, ему предоставленных прав, а также нарушение канонов Св. Церкви и от лица всего православного населения Епархии заявляет самый решительный протест против навязываемой ему автокефалии, выражает самую непоколебимую, непреклонную волю и впредь, доколе вопрос этот не будет разрешен на Областном Церковном Соборе, пребывать в братском единении и общении с Православной Российской Церковью, с которой связан неразрывными историческими узами в общецерковной жизни, в сыновнем послушании и каноническом подчинении Ее высшему руководителю и Отцу Патриарху Московскому Тихону, в законном избрании которого он участвовал через своих представителей на Московском Соборе в 1917 году.

Гродненская Епархия, убедившись, что во главе ее управления епископ Владимир в вопросе об автокефалии стоял на чисто канонической точке зрения, выражает ему за это свою сыновнюю признательность и почтительнейше просит и впредь в строительстве церковной жизни, осуществляя волю Епархии, идти этим путем в контакте со своею паствою.

Постановление это послать: 1. всем автокефальным Церквам; 2. Русскому Церковному Управлению за границей; 3. всем Св. Патриархам, в том числе и Московскому Тихону; 4. всем православным епископам в Польше; 5. Митрополиту Варшавскому Георгию и 6. Польскому Правительству.

Вышеприведенное постановление Епархиальным Съездом было принято единогласно".

Тогда же Гродненский Епархиальный Съезд представителей духовенства и мирян, — в виду распространившихся слухов и даже прямых утверждений в печати о том, что епископ Владимир будет насильственно удален от управления Гродненской епархией, а на его место будет назначен Настоятель Посольской церкви в Берлине Архимандрит Тихон (Лященко), вызванный специально для хиротонии митрополитом Георгием в Польшу, — заявил, что он — Съезд — "не мнит себе епархии иначе, как в тесном единении с непоколебимым защитником Православной Церкви Преосвященным Владимиром и будет всеми силами со своей стороны противиться всякому беззаконному насилию или действию, направленным против своего горячо всеми любимого и уважаемого Отца и Архипастыря".

Постановления Виленского и Гродненского Епархиальных Съездов представителей духовенства и мирян стоили архиепископу Елевферию и Владимиру их кафедр.

Уже в сентябре месяце 1922 года состоялось определение организованного митрополитом Георгием Священного Синода, коим — "в виду антиканонической, якобы документально доказанной, деятельности архиепископа Елевферия, служащей к развитию беспорядка и анархии в церковной жизни в Польше; деятельности, не только не изменяющейся в своем характере за последнее время, но принимающей угрожающий характер, — было ПОСТАНОВЛЕНО: для блага и пользы Православной Церкви в Польше уволить архиепископа Елевферия от управления Литовской и Виленской епархией в пределах Польши, считая его Архиепископом Литовским только в пределах Ковенской Литвы".

Тем же постановлением Синода временное управление Виленско-Литовской епархией, с названием ее только Виленской, было поручено самому митрополиту Георгию, а об увольнении архиепископа Елевферия было сообщено Польскому Правительству "для соответствующих с его стороны распоряжений".

В канун праздника Покрова Божией Матери (1-14 октября 1922 года) Правительство Польское привело в исполнение синодальное определение: архиепископ Елевферий был арестован у себя в покоях после Всенощного Бдения, которое он совершал в Храме Виленского Свято-Духова монастыря. В сопровождении административных и полицейских чиновников архиепископ Елевферий был из Вильно вывезен в городе Краков и заключен в римо-католическом монастыре о.о. камедулов. Там он пробыл четыре месяца, а затем был отправлен за границу, в столицу Литвы — город Ковно.

Во время заключения архиепископа Елевферия сын его (архиепископ Елевферий был из вдовых священников) хлопотал о разрешении свидания с отцом, но и в этом ему было отказано. Архиепископ Елевферий просил, чтобы было разрешено приехать в Краков, в монастырь, православному монаху, который смог бы его поисповедовать и приобщить Св. Тайн, но и в этом Правительство Польское отказало.

Тогда один молодой священник Виленской епархии (о. Анатолий Кирик) остриг волосы и бороду и в светском платье, спрятав под одеждою Св. Дары, приехал в монастырь, под видом обыкновенного паломника, и там обо всем рассказал о.о. Камедулам. Последние, как христиане, не могли не открыть врат своей обители пред Св. Тайнами.

В городе Ковно архиепископ Елевферий пробыл до второй мировой войны, будучи к тому времени награжден саном Митрополита. Из Ковно архиепископ Елевферий обратился с несколькими архипастырскими посланиями к своей Литовско-Виленской пастве, а когда город Вильно, в начале второй мировой войны, был передан Литве, митрополит Елевферий возвратился в свой епархиальный город и вступил вновь в управление Литовской епархией, во главе которой и оставался до своей кончины.

Архимандрит Антоний (Марценко) очень быстро "реорганизовал" Епархиальное Виленское управление, а вскоре была произведена и "реорганизация" Литовской (Виленской) духовной Семинарии, преподаватели которой отказались сотрудничать с новой церковной властью.

Наконец, был отстранен и Гродненский епископ Владимир. Долго не могли взять этого очень любимого народом архипастыря. Народ денно и нощно охранял архиерейскую резиденцию и посланные в Гродно, для приведения в исполнение определения Св. Синода, от 12 октября 1922 года, об увольнении епископа, чиновники Польского Правительства, не могли исполнить данного им поручения. И только, придя во второй раз, они —чиновники — выломали заднюю дверь архиерейской домовой церкви и через нее, тайком от народа, провели епископа из его покоев и вывезли из Гродно. Епископ Владимир был заточен в Дерманский монастырь, на Волыни.

Об этом вопиющем факте вспоминал Владыка Владимир в выпущенном им, совместно с архиепископом Елевферием и епископом Сергием, в мае 1926 года "Послании возлюбленным чадам нашим в Польском Государстве".

"Нельзя забыть того, — говорилось в этом "Послании", — как вы, Гродненские чада, узнав, что власти берут от вас в заточение вашего Архипастыря, собравшись в тысячах, день и ночь окружали то дом, то храм, где проводил последние часы будущий узник, не желая отпустить его от себя, и только уступили вооруженной силе и просьбе Архипастыря — предать его Воле Божией".

Более чем показательно, что уже само Польское Правительство назначило на место епископа Владимира управляющим Гродненской епархией епископа Алексия (Громадского). В Указе об отрешении епископа Владимира тогдашний министр исповеданий Польши Пониковский так и написал: "Управление Гродненской епархией поручаю епископу Алексию".

Епископ Алексий, до того разведенный протоиерей Александр Громадский, незадолго перед этим был хиротонисан в викарные епископы Волынской епархии.

В конце 1923 года Святейший Патриарх Московский Тихон наградил епископа Владимира саном архиепископа.

Как противника незаконно проведенной автокефалии, Польское Правительство решило выслать Владыку Владимира из Польши за границу.

Для получения визы в Чехословакию польские чиновники создали фикцию, будто архиепископ Владимир должен спешно выехать в Прагу для получения наследства от умершей там его бабушки. Владыка Владимир был вывезен из Дерманского монастыря обманным путем, без багажа, будто бы на епископское совещание по церковным вопросам. Это было в праздник Покрова Божией Матери — 1/14 октября 1924 года.

Из Варшавы архиепископа Владимира повезли "куда-то" на запад. Сопровождавший его чиновник был любезен и "искренно" озабочен "благополучием" поездки Владыки, ибо явно волновался: удастся ли подкуп пограничных властей и переброска нелегального иммигранта?

После томительной канители на границе и водворения в чехословацкий поезд, чиновник вручил Владыке Владимиру какую-то небольшую сумму денег на проезд до Праги, куда Владыка и прибыл к полуночи со 2 (15) на 3 (16) октября. Здесь он нашел приют у также высланного из Польши епископа Сергия, а в январе следующего 1925 года был митрополитом Евлогием, управлявшим Западно-Европейским митрополичьим Округом, назначен, на правах викария, в Ниццу. После смерти митрополита Евлогия Владыка Владимир занял его место.

Самочинное введение автокефалии Православной Церкви в Польше вызвало резкое осуждение и со стороны епископов Русской Зарубежной Церкви. Собор 12-ти православных епископов Российского Патриарха, пребывавших в Сремских Карловцах (Югославия), выпустил специальный меморандум, в котором осуждал действия Митрополита Георгия и епископов Православной Церкви в Польше.

В своем ответе на этот меморандум один из епископов Православной Церкви в Польше, а именно епископ Алексий (Громадский), назвал этот меморандум лживым и выражал уверенность в том, что "меморандум будет верно понят всеми членами нашей Церкви в Польше, как анархическое вторжение безответственных заграничных епископов в жизнь нашей Церкви, и не найдет никакого отклика ни в умах, ни в сердцах".

Между тем, меморандум этот был разослан в огромном количестве по всей Польше и получил самое широкое распространение.

Св. Синод Православной Церкви в Польше, опасаясь народного гнева и возможной смуты, в одном из своих заседаний вынес суровое определение — "Не считать себя находящимися в братском общении с заграничным русским эмигрантским епископатом ".

Итак, митрополит Георгий проводил все свои начинания, опираясь только на Польское Правительство, безо всякого обращения к голосу народа. Он окружил себя законопослушными епископами (в лице епископов Дионисия, Александра и Алексия) и удалил, при помощи того же Правительства, имевших свое суждение и отстаивавших Св. Каноны иерархов: архиепископа Елевферия и епископов Пантелеймона, Сергия и Владимира. Уже одним этим митрополит Георгий дал понять Кременецкому епископу Дионисию всю бесполезность и явную опасность какого-либо сопротивления.

Лично для самого митрополита Георгия все это не могло не закончиться очень печально. 8 февраля 1923 года митрополит Георгий был убит архимандритом Смарагдом (Латышенковым), бывшим Ректором Холмской Духовной Семинарии, явившимся мстителем за поруганную свободу Церкви.

Глава IV

Архимандрит Смарагд (Латышенков) происходил из духовной семьи. Окончив первым студентом Литовскую (в Вильно) Духовную Семинарию, он был отправлен на казенный счет для продолжения образования в С. Петербургскую Духовную Академию. По окончании Духовной Академии молодой, выдающийся богослов-историк Латышенков был оставлен при Академии в качестве профессорского стипендиата.

В стремлении послужить своему народу в тогдашнем Северо-Западном крае Латышенков отказывается от предстоящего назначения приват-доцентом Академии, принимает монашество и вскоре назначается первоначально Инспектором, а затем и Ректором Холмской Духовной Семинарии, каковые должности проходит до первой мировой войны 1914-1918 г. г. Приступил он и к восстановлению Холмской Семинарии уже по окончании войны в возрожденной Польской Республике.

Архимандрит Смарагд пользовался глубоким уважением православно-верующего народа и любовью своих воспитанников по Семинарии.

Выдающийся администратор, прекрасный проповедник, истовый священнослужитель, знаток истории края и истории Церкви Вселенской и Ее канонов, архимандрит Смарагд был известен, как твердый противник автокефальных тенденций и поборник единства Церкви. Он неоднократно принимал участие в совещаниях епископов — противников автокефалии, и с его авторитетом и мнением не могли не считаться. Знал об этом, конечно, и Варшавский митрополит Георгий.

Как патриарший экзарх, митрополит Георгий, приняв управление Холмской епархией, потребовал от архимандрита Смарагда сдачи, по должности Ректора Холмской духовной семинарии, имущества и документов.

Требование это, посланное в Холм, не было архимандритом Смарагдом получено. Он в это время проживал в доме своего отца, приходского священника, вблизи города Гродно.

За промедление в ответе и "пренебрежение распоряжениями" Экзарх Георгий наложил на архимандрита Смарагда запрещение в священнослужении.

Когда в Варшаве на Соборе епископов Гродненский епископ Владимир разъяснил всю несправедливость такой меры к человеку, не получившему даже письменного требования, и засвидетельствовал архиерейскою совестью, что требование это архимандритом Смарагдом действительно не было получено, то Экзарх Георгий не только не снял запрещения, но пригрозил еще и более "суровыми мерами прещения".

Между тем, архимандрит Смарагд, по определению Московской Патриархии, был назначен епископом Слуцким, викарием Минской епархии, и Святейший Патриарх Тихон поручил Виленскому архиепископу Елевферию, вместе с Собором епископов, хиротонисать архимандрита Смарагда во епископы.

Архиепископ Елевферий обратился к Экзарху Георгию с просьбой снять с архимандрита Смарагда запрещение в священнослужении, указывая при этом, что запрещение было наложено лишь 2 ноября 1922 года, а епископом Слуцким архимандрит Смарагд был назначен еще в сентябре того же года, о чем было хорошо известно Экзарху — митрополиту Георгию, который не мог не понимать, что при создаваемом положении архимандрит Смарагд выходил из юрисдикции епископа Холмского и подлежал юрисдикции епископа Минского.

Просьба архиепископа Елевферия не была уважена митрополитом Георгием, который ответил новым отказом отменить незаконно наложенное запрещение в священнослужении.

Опасаясь, что хиротония архимандрита Смарагда во епископы все же может состояться в Вильно, митрополит Георгий телеграфным распоряжением запретил епископам Владимиру и Сергию выехать первому из епархии, а второму из Яблочинского монастыря. Хиротония архимандрита Смарагда во епископы, таким образом, не могла состояться.

О действиях митрополита Георгия в отношении архимандрита Смарагда сообщалось в известном уже докладе Святейшему Патриарху Тихону 3-х иерархов — противников автокефальных устремлений митрополита Георгия.

"Необходимо немедленно разрешить архимандрита Смарагда от незаконного и пристрастно наложенного запрещения и подтвердить распоряжение об его хиротонии, — говорилось в этом докладе. — Считаем долгом предостеречь, как бы долгие и явно несправедливые неприятности не истощили терпения архимандрита Смарагда и он не сделал бы какого-либо рокового, непоправимого шага".

Доклад 3-х иерархов (архиепископа Елевферия, епископа Владимира и епископа Сергия) Патриарху-Тихону был датирован 23 февраля 1922 года, а через год — 8 февраля 1923 года произошла жуткая трагедия, редкая в жизни Православной Церкви.

Нервнобольной архимандрит Смарагд являлся несколько раз к митрополиту Георгию с бурными объяснениями в не каноничности и изменах, и наконец, потерял душевное равновесие окончательно. Он приобрел револьвер и, как уже потом выяснилось, тайно учился в лесу стрелять из него.

Явившись в 5 часов вечера 8 февраля 1923 года на прием к митрополиту, он в течение более двух часов вел с ним беседу, но, когда митрополит Георгий выразил сомнение в загробной жизни и уговаривал архимандрита "перейти в его лагерь", то архимандрит Смарагд выхватил револьвер и несколькими выстрелами убил митрополита со словами: — "вот тебе, палач Православия!"

Определением Церковной власти архимандрит Смарагд был лишен его духовного и монашеского звания и уже, как светское лицо (Павел Антонович Латышенков), был предан Суду Чрезвычайного Трибунала. Бывшему архимандриту Смарагду инкриминировалось убийство митрополита, как высокого "государственного чиновника" и ему грозил расстрел. Однако, благодаря прекрасно поставленной защите, дело перешло на рассмотрение Варшавского Окружного Суда, который приговорил обвиняемого к 12-тилетнему тюремному заключению, которое он и отбыл в Варшавской, Мокотовской, тюрьме.

Вскоре после трагического убийства митрополита Георгия был созван Собор епископов Православной Церкви в Польше, пополненный к тому времени новохиротонисанным епископом Антонием (Марценко), получившим назначение на должность викария Варшавско-Холмской епархии. На вдовствующую митрополичью кафедру Собор епископов единогласно избрал Кременецкого архиепископа Дионисия, причем за ним была оставлена в управлении и Волынская, самая многочисленная, епархия, как сказано в "Деянии Собора епископов", от 27 февраля 1923 года, — "по лично категорически выраженному желанию на то его Высокопреосвященства".

О состоявшемся избрании митрополита Дионисия было доведено до сведения Польского Правительства — "на предмет выражения им согласия на проведение в жизнь этого постановления, а также на предмет испрошения Правительством, в виду пребывания не у власти Святейшего Патриарха Московского, благословения Святейшего Вселенского Патриарха на бытие архиепископу Дионисию Митрополитом Православной Церкви в Польше".

Уже 13 марта того же 1923 года от Вселенского Патриарха Мелетия IV была получена телеграмма, в которой говорилось:

"В глубине сердца потрясенные горестным известием о трагической кончине митрополита Георгия, Мы с удовольствием узнали ныне из официального сообщения епископов о том, что Вы, Ваше Преосвященство, избраны преемником покойного.

На основании постановления здешнего Синода, Мы, вместе с Нашим благословением, препровождаем Вам все отличия, своевременно присвоенные Нашим братом во Христе Патриархом Тихоном Вашему предместнику, как митрополиту Варшавскому и всея Польши".

23 апреля того же 1923 года в городе Кременце, на Волыни, в присутствии всех членов Синода, состоялась интронизация нового митрополита. Митрополит возложил на себя знаки митрополичьего достоинства и вступил в управление Православной Церковью в Польше.

Приблизительно в то же время прибыл в Польшу из Советской России бывший Одесский (а до того Смоленский) архиепископ Феодосий (Федосьев) назначенный на Виленскую архиерейскую кафедру.

Виленская епархия, от управления которой еще так недавно был отстранен вывезенный в Краков, а оттуда высланный в Литву архиепископ Елевферий, и духовенство которой не прерывало того или иного общения с "опальным" иерархом, нуждалась в возглавлении ее архиереем, так сказать, "каноническим", почему Варшавский Синод и остановил свой выбор на архиепископе Феодосии, каноническое поставление которого не вызывало никаких сомнений и возражений.

Архиепископу Феодосию предстояла нелегкая и весьма ответственная задача по умиротворению Виленской епархии.

Виленская епархия была вообще "объектом" сугубого внимания со стороны тогдашнего Синода. Прежде всего, Вильно и Гродно были теми центрами, откуда исходили протесты против попыток ввести автокефалию. Далее, в Вильно же проживали известные церковно-общественные деятели, бывшие Члены Московского Поместного Собора, В. В. Богданович и В. К. Недельский, оба с высшим богословским образованием, ранее занимавшие должности Члена и Секретаря Литовского Епархиального Совета, разогнанного покойным митрополитом Георгием. В Вильно были еще живы "соборные традиции" и, наконец, Вильно являлась центром духовного просвещения, ибо там существовала Православная, 10-ти классная (объединенная с Духовным Училищем) Духовная Семинария и Женское Духовное Училище, впоследствии преобразованное в Женскую Гимназию.

Но, что самое главное — Вильно была и центром нарождавшегося уже тогда униатского движения.

Вот почему, повторяем, в Вильно и надлежало назначить епископа, безупречного во всех отношениях, которого могло бы с одинаковым доверием признать все православное население и церковная общественность.

Таким именно епископом и должен был быть, по мысли Варшавского Синода, прибывший из Советского Союза и перенесший гонения большевиков архиепископ Феодосий.

Однако архиепископу Феодосию было очень трудно привести Епархию к повиновению и уже на первом, при нем состоявшемся, Епархиальном Съезде духовенство Виленской епархии вынесло постановление о своей верности "каноническому Главе епархии архиепископу Елевферию".

Вскоре после этого Съезда состоялась высылка из Вильно бывшего Члена Епархиального Совета, преподавателя Духовной Семинарии и бывшего Члена Московского Поместного Собора В. К. Недельского, выступавшего на указанном Съезде с критикой деятельности покойного митрополита Георгия.

И хотя ни судебный следователь, ни прокурор не могли найти в речи В. К. Недельского ничего подлежащего наказанию, тем не менее, административные польские власти пытались выселить его в Советскую Россию. Полиция дала В. К. Неделъскому "на устройство дел" только полчаса времени и не разрешила уведомить об отъезде ни родных, ни знакомых.

Большие осложнения в церковную жизнь, особенно же на окраинах Восточной Польши, на так называемых "кресах", внес вопрос о введении нового стиля.

Еще в июле 1923 года Св. Синод Православной Церкви в Польше возбудил перед Польским Правительством ходатайство о том, чтобы служащие в правительственных учреждениях православного исповедания, а также состоящие на военной службе православные воины освобождались от службы в свои православные праздники. В ответ на это ходатайство Министерство Исповеданий предложило митрополиту Дионисию рассмотреть в Св. Синоде вообще вопрос о переходе на григорианское календарное летоисчисление. Св. Синод обратился по этому вопросу за указаниями к Вселенской Патриархии и Вселенский Патриарх Григорий VII, извещая о введении нового стиля в Константинопольской Церкви, благословил ввести в церковное употребление новый стиль и в Польше.

В виду несомненной важности вопроса митрополит Дионисий созвал для его решения всех епископов Митрополии, которые "деянием", от 12-го апреля 1924 года, и ввели новый стиль в жизнь Православной Церкви в Польше.

Приняв такое постановление, Собор епископов призывал клир и верных к выполнению этого постановления и довел о нем до сведения Правительства.

Это "деяние" Собора епископов, как громом, поразило всех православных, особенно же на восточных окраинах ("кресах") Польши. На местах сразу же создалось неопределенное настроение: миряне были определенно против нового стиля, мнения духовенства разделились. Некоторые приняли это постановление с великой сердечной болью.

Православное население перестало посещать храмы в те дни, когда священники совершали Богослужения по новому стилю, и упорно требовало праздновать праздники только по-старому. Духовенство, отказавшееся праздновать по-новому, было взято под подозрение и своею церковной властью, и властью административной.

"Согласно с рескриптом Министерства Исповеданий и Народного Просвещения, от 30.05.1924 г. № 3777, поручаю следить за тем, чтобы новое счисление времени православным населением было принято и исполняемо. О всех случаях неисполнения следует доносить соответствующему посту государственной полиции".

И полиция принялась за весьма ревностное исполнение этого приказа: она разгоняла народ, собиравшийся перед храмами в дни двунадесятых и больших праздников, составляла протоколы, направляла высшим властям доносы на священников, обвиняя их в неподчинении распоряжениям правительственной и церковной власти и в агитации в пользу старого стиля. В ряде местностей доходило даже до кровавых столкновений.

Против введения нового стиля выступили также и православные народные представители в лице депутатов Сейма и сенаторов. Они изготовили канонически и научно обоснованный меморандум против нового стиля и в десятках тысяч экземпляров распространяли его среди верующего народа. Вся печать, и русская, и украинская, и белорусская была переполнена статьями и протестами против насильственного введения нового стиля, в котором видели первый шаг к введению унии.

Православные иерархи Польши не могли не посчитаться с голосом народа, и митрополит Дионисий созвал в половине августа того же 1924 года в Почаевской Лавре Собор епископов.

На этом Соборе все без исключения епископы доложили о тех непредвиденных трудностях, коими сопровождалось в Митрополии введение нового стиля.

Приняв во внимание содержание архиерейских докладов, а также усмотрев в приверженности к старому стилю свойственную православному народу крепкую традиционную привязанность к веками установленным формам церковного быта, требующую бережного и заботливого отношения к ней, Собор епископов, во избежание ослабления народа к самой вере, вынес 16 августа 1924 года новое определение, которым, дополнительно к постановлению своему, от 12-го апреля 1924 года, благословил празднование в тех местах, где это требуется верующим народом, великих и местночтимых праздников по старому стилю и постановил об этом сообщить Вселенскому и Московскому Патриархам, а также и Польскому Правительству, с просьбой к последнему об ограждении вопроса о введении нового стиля в церковную жизнь, как чисто внутреннего дела Церкви, от полицейского вмешательства административных властей.

Таково было внутреннее состояние Православной Церкви в Польше к моменту установления в Ней автокефального управления и торжественного провозглашения этой автокефалии в Варшаве в 1925 году.

Глава V

Еще до убийства митрополита Георгия архимандритом Смарагдом, в Варшаве были получены сведения о том, что по делу дарования Православной Церкви в Польше автокефальных прав в Варшаву прибудет Особая Комиссия из Константинополя в составе: бывшего Местоблюстителя Вселенского Патриаршего Престола, митрополита Кесарийского Николая и Секретаря Патриархии Мандриноса. Покойный митрополит Георгий стал усиленно готовиться к приему этой Комиссии. Он доложил Св. Синоду о предполагаемом прибытии Комиссии, а Синод постановил ознакомить Комиссию с положением дела об автокефалии на месте, поводах к ее введению, историей всего вопроса и о необходимых данных, обеспечивающих самостоятельное существование Православной Церкви в Польше.

Убийство митрополита Георгия задержало прибытие Комиссии в Варшаву, но все же мысль о ней не была оставлена в Константинополе. По крайней мере, Патриарх Мелетий уведомлял в конце апреля того же года вновь избранного митрополита Дионисия о предстоящем прибытии в Варшаву Патриаршего представителя.

Но уже в сентябре 1923 года, после вступления в Константинополь войск турецких националистов, Патриарх Мелетий должен был бежать на Афон, а Вселенским Патриархом был избран Халкидонский митрополит Григорий — под именем Григория VII.

Митрополит Дионисий информировал нового Патриарха о положении дела автокефалии Православной Церкви в Польше, представив ему подробную записку о состоянии церковной жизни.

В ответ на это Патриарх Григорий VII письмом, от 17 сентября 1924 года за № 3312, сообщил, что он с удовольствием прочитал подробные сообщения о Православной Церкви и нашел, что "состояние Ее в общем хорошее и полное надежд".

При этом дряхлом и безвольном Патриархе и состоялось определение Вселенской Патриархии о даровании Православной Церкви в Польше автокефалии.

За три дня до своей смерти, а именно — 13 ноября 1924 года, Патриарх Григорий VII подписал и утвердил, так называемый, "ПАТРИАРШИЙ И СИНОДАЛЬНО-КАНОНИЧЕСКИЙ ТОМОС Вселенской Константинопольской Патриархии, от 13 ноября 1924 года, о признании Православной Церкви в Польше Автокефальною".

В этом акте большого исторического значения, акте, полагающем начало самостоятельного существования Православной Церкви в Польше, указывалось, что "первое отделение от Нашего Престола Киевской Митрополии и Православных Митрополий Литвы и Польши, зависящих от нее, а также присоединение их к Святой Московской Церкви, произошло отнюдь не по предписанию канонических правил, а также не было соблюдено всего того, что было установлено относительно полной церковной автономии Киевского Митрополита, носящего титул Экзарха Вселенского Престола".

В основу "Патриаршего и Синодально-Канонического Томоса", от 13-го ноября 1924 года, Вселенский Патриарх Григорий VII положил утверждение, что "строй церковных дел должен следовать политическим и общественным формам", подкрепляя это свое утверждение ссылкой на 17-ое Правило IV Вселенского Собора и 38 Правило VI Вселенского Собора.

Этим путем Патриарх Григорий VII и состоящий при нем Синод не только утверждали автокефалию, но самопроизвольно и самовольно отнимали от Русской Церкви Киевскую Митрополию.

Вселенский Патриарх и состоящий при нем Синод, очевидно, забыли о том, что еще в XVII веке (1686 г.) Вселенская Патриархия дала свое согласие на включение в состав Русской Церкви той части Киевской Митрополии, которая до XVII века оставалась в руках Польши.

Здесь уместно будет вспомнить, что, согласно каноническим правилам, всякие споры между отдельными церковными округами по поводу границ погашаются 30-летней давностью, в данном случае, т. е. с момента присоединения Киевской Митрополии к Русской Церкви, прошло около двух с половиною веков.

Предоставляя Православной Церкви в Польше автокефальное устройство и давая благословение на то, чтобы Она управлялась отныне, как духовная Сестра, и решала свои дела независимо и автокефально, сообразно чину и неограниченным правам других православных церквей, Константинопольская Патриархия вместе с тем рекомендует в своем "Томосе", чтобы "в вопросах церковного порядка характера более общих, превосходящих границы юрисдикции каждой автокефальной Церкви, взятой в отдельности, Высокопреосвященнейший Митрополит Варшавский и всея Польши обращался к Нашему Святейшему Вселенскому Престолу, через который поддерживается общение со всякой Православной Церковью, "право правящей слово истины", и спрашивал также авторитетного мнения и содействия Церквей-Сестер.

Наконец, "Томос" обязывал митрополита Варшавского получать Святое Миро из Константинополя, извещать о своем избрании и возведении на митрополичий престол интронизационным письмом, поминать Вселенского Патриарха и Глав других автокефальных церквей и считать юрисдикцию Константинопольского Патриарха стоящей над юрисдикцией Поместной Церкви в Польше.

Таким образом, совершенно неожиданно, в попрание всяческих канонических правил, с полным забвением исторической правды, Православная Церковь в Польше становилась в ряды автокефальных церквей, оказывалась в церковной зависимости от Константинополя, а Польское Правительство, благодаря этому, получило возможность, минуя митрополита Варшавского, сноситься с Вселенским Патриархом, чем, как мы увидим ниже, оно и пользовалось.

Официальное сообщение о даровании Православной Церкви в Польше автокефалии было сделано уже после смерти Патриарха Григория VII, при его преемнике — Патриархе Константине VI и только 12 февраля 1925 года Св. Синод Православной Церкви в Польше вынес постановление, в котором благодарил Вселенского Патриарха и Его Св. Синод "за отеческие заботы об устройстве Православной Церкви в Польше" и обращался к Вселенской Патриархии с просьбой "о командировании в Варшаву представителей Вселенского Апостольского Патриаршего Престола, которые бы, при торжественной обстановке, передали Православной Церкви-Дочери в Польше благословение Церкви-Матери на независимое существование и автокефальное устройство и вручили "Томос", содержащий постановление об этой автокефалии".

Тогда же Св. Синод постановил "обратиться к Правительству с просьбой принять зависящие меры к тому, чтобы Делегация Вселенского Престола получила возможность выехать в столицу Польши с актом признания автокефалии Православной Церкви в Польше и могла пребывать в Варшаве сообразно своему достоинству и значению".

Так легко и безапелляционно Св. Синод Православной Церкви в Польше своим журнальным определением, от 12-го февраля 1925 года, порвал каноническую связь со своею Матерью — Церковью Российской — и признал Церковью-Матерью Константинопольскую Церковь.

А ведь, как было указано выше, получение благословения Церкви-Матери, в данном случае — Церкви Российской, являлось одним из необходимейших условий восприятия автокефалии.

Как видим, Св. Синод Православной Церкви в Польше и в этом вопросе "нашел выход из положения", признав Церковью-Матерью не Церковь Российскую, а Церковь Константинопольскую.

И это тем более непонятно, что еще полгода тому назад Православные епископы Польши направили из Почаевской Лавры на имя Главы Церкви-Матери, Святейшего Патриарха Московского ТИХОНА письмо "о состоянии Православной Церкви в Польше от восстановления последней до настоящего времени", в котором просили о преподании им первосвятительского благословения и указывали, что не они — епископы, а "жизнь настойчиво требует самостоятельного существования Православной Церкви в Польше".

Возможно, что, памятуя об этом письме, православные епископы Польши и не решились оповестить православно-верующий народ о принятии автокефалии до тех пор пока жил и действовал осиянный ярким ореолом исповедничества Святейший Московский Патриарх Тихон.

Полученную из Константинополя столь драгоценную "хартию своей вольности", исторический "Томос" от 13 ноября 1924 года, православные епископы Польши старались временно скрывать под спудом...

Но 8 апреля 1925 года Святейший Патриарх Тихон скончался и больше не было уже надобности скрытничать и говорить притворно о своем единстве с Всероссийской Православной Церковью.

15 апреля 1925 года, в Великий Понедельник на Страстной Неделе, когда все истинные сыны подъяремной и Зарубежной России в скорбной и благоговейной сосредоточенности окружали еще мысленно свежую могилу Святейшего Исповедника Патриарха Тихона в ограде Московского Донского монастыря, только накануне навсегда скрывшую в своих недрах останки Святейшего Патриарха, Св. Синод Православной Церкви в Польше в нарочитом заседании своем, с ничем не оправдываемой торопливостью, заслушивает "Томос" и все относящиеся к автокефалии акты и постановляет:

"О последовавшем в Святой Великой Константинопольской Христовой Церкви признании и провозглашении Православной Церкви в Польше автокефальною и самостоятельною, независимою в своем управлении и устройстве — объявить через напечатание актов поименованных в синодальных изданиях".

Однако официальное провозглашение автокефалии несколько задержалось, главным образом, из-за нестроений в самой Вселенской Патриархии.

Вселенский Патриарх Константин VI был выслан в конце января 1925 года турецкими властями из Константинополя и Патриарший Престол оставался некоторое время незамещенным.

Только в июле месяце митрополит Дионисий получил телеграфное извещение об избрании и вступлении на Патриарший Вселенский Престол нового Патриарха Василия III, который в письме, от 20 августа того же года, сообщал о прибытии в середине следующего месяца в Варшаву Патриаршей Делегации для вручения Патриаршего и Синодального "Томоса" об автокефалии Православной Церкви в Польше.

И действительно, 15 сентября 1925 года в Варшаву прибыли представители Вселенского Патриарха — Митрополит Халкидонский Иоаким, Митрополит Сардийский Герман и представитель Румынской Церкви — Буковинский митрополит Нектарий. В присутствии прибывших делегатов, а также всего епископата Польши, представителей всех православных епархий Польши, членов Правительства и значительного числа верующих, в митрополичьем храме Святой Марии Магдалины, на Праге, состоялось 17 сентября объявление Патриаршего "Томоса" о даровании Православной Церкви в Польше автокефалии.

Так, Министр Исповеданий и Народного Просвещения Станислав Грабский в своей речи указывал, что "во время религиозных войн, свирепствовавших почти во всей Европе, польские короли как раз клялись соблюдать свободу совести" и что "это отношение в такой же степени является нашей национальной традицией, как и диктуется нашим убеждением".

Развивая свою мысль, министр Грабский продолжал:

"Польское Правительство строит свои отношения к Церквам на трех главных принципах: полная свобода внутренней жизни всякой Церкви, совершенная лояльность каждой Церкви по отношению к Государству и полное уважение ко всем вероисповеданиям и организациям религиозной жизни...

Польское Правительство имеет твердое желание обеспечить Православной Церкви полную свободу устраивать свои внутренние дела, как равно свободу руководить духовной жизнью своих верующих в согласии со своими канонами, при единственном условии — лояльности по отношению к Государству и уважения законов и властей, установленных согласно Конституции Польской Республики".

Польское Правительство на память о торжестве провозглашения автокефалии Православной Церкви наградило орденами членов делегации и всех их спутников, а от Высшей Церковной Власти делегаты — Митрополиты получили драгоценные панагии, приобретенные на средства, ассигнованные тем же Польским Правительством. Получил также в дар от Правительства две драгоценных панагии и сам митрополит Дионисий.

Как уже было указано выше, Московская Патриархия не соглашалась на дарование Православной Церкви в Польше автокефалии, чем и объясняется тот факт, что епископы Польши и ее Правительство обратились к Константинопольскому Вселенскому Патриарху, который и благословил автокефальное устроение Православной Церкви в Польском государстве.

Святейший Московский Патриарх Тихон по вопросу об автокефалии имел случай высказаться три раза.

В первый раз на представление Польского посла в Москве о даровании автокефалии, о чем просили тогда еще архиепископ Георгий и викарный Кременецкий епископ Дионисий (было это осенью 1921 года) Святейший Патриарх Тихон ответил:

"Св. Каноны Нашей Церкви предусматривают автокефалию для отдельных самостоятельных народов. Если бы польский народ, получивший недавно суверенность, был православный и просил бы автокефалию для себя, Мы бы ему в этом не отказали, но давать автокефалию для разноплеменных православных, проживающих в пределах Польского государства на положении национальных и религиозных меньшинств, — Нам не позволяют ни здравый разум, ни священные каноны. Что возможно, то Мы уже дали православным в Польше — широкую поместно-церковную автономию".

Перед Генуэзской Конференцией полномочный министр по польским делам вновь явился к Патриарху узнать, как последний отнесется опять-таки к той же автокефалии, т. е. к отторжению православного населения Польши от Российской Церкви.

"А что, Ваше Святейшество, — спросил полномочный представитель, — что, если собирающиеся в Варшаве епископы объявят автокефалию?"

Наконец, 23 мая 1924 года, Патриархом Тихоном было отправлено на имя Варшавского Митрополита Дионисия пространное письмо, вполне выявлявшее точку зрения Московской Патриархии на вопрос автокефалии Православной Церкви в Польше.

"Нами только на днях, — писал Патриарх, — получено письмо Вашего Высокопреосвященства, от 18-5 ноября 1923 года, в котором Вы уведомляете нас, что после кончины Митрополита Георгия "восприяли достоинство Митрополита Варшавского и Волынского и всея Польши избранием боголюбивых епископов Православной Митрополии в Польше, с согласия Правительства Республики Польской и по утверждении и благословении Святейшего Мелетия IV, Патриарха Константинопольского и Вселенского" и просите Нас благословить самостоятельное существование Православной Церкви в Польском Государстве, покровительствующем Вашему Высокопреосвященству и оберегающем права свободного проявления и развития нашей Православной Церкви".

Это краткое обращение к Нам Вашего Высокопреосвященства возбуждает в Нас некоторое недоумение. В 1922 году, незадолго до Нашего временного устранения от власти, Нами велись переговоры с представителями Польского Правительства об устройстве Православной Церкви в Польше и об Ее отношении к Патриарху Всероссийскому, в результате которых Нами, в согласии с состоявшим при Нас Священным Синодом, был выработан "проект Положения об управлении Православной Церковью в Польском Государстве", посланный Митрополиту Варшавскому для получения согласия Польского Правительства.

Дальнейшие переговоры были прерваны вследствие Нашего ареста, и судьба выработанного Нами проекта для нас остается неизвестной. Письмо Вашего Высокопреосвященства не проливает света на этот предмет. Без изложения обстоятельств дела оно ставит Нас перед фактом полной независимости Православной Церкви в Польше от Патриарха Всероссийского и перехода Ее под юрисдикцию Патриарха Константинопольского, утверждающего, как видно из письма Вашего Высокопреосвященства, акт избрания Митрополита Варшавского и всея Польши.

Для Нас остается неясным, на основании каких канонических правил часть Всероссийской Православной Церкви без согласия Поместного Собора и благословения Ее предстоятеля могла стать независимой и какими каноническими правилами руководясь, Святейший Мелетий IV, бывший Патриарх Константинопольский, счел себя вправе простирать свою власть на часть Патриархата Российского.

Не имея об этом официального доклада Вашего Высокопреосвященства, Мы получаем много частных сообщений, которые рисуют в очень неблагоприятном свете историю перехода Православной Церкви в Польше к независимости и Ее положения в Польском Государстве. Нам сообщают о горячих протестах, которыми было встречено объявление независимости Православной Церкви в Польше со стороны православных епископов и верующих, о насилиях, которым подверглись возражавшие и о незаконном лишении кафедр четырех епископов — Преосвященных Пантелеймона, Сергия, Владимира и Елевферия.

Что касается благожелательного отношения Польского Правительства к Православной Церкви в пределах Польского Государства и покровительства, оказываемого им свободе и развитию Православия, то и в этом отношении Наши частные сведения, подтвержденные, однако, нотой нашего правительства, от 10 мая сего года, предъявленной Правительству Польской Республики, не согласуется с сообщениями Вашего Высокопреосвященства.

При такой неполноте и противоречивости полученных Нами сведений о происходящем в Польской Православной Митрополии Мы не можем благословить самостоятельного существования Православной Церкви в Польском Государстве до тех пор, пока все обстоятельства и канонические основания Ее перехода к независимому бытию не будут выяснены пред Собором Всероссийской Православной Церкви, созыв которого является предметом Наших постоянных молитв и забот.

Посему Мы просили бы Ваше Высокопреосвященство сообщить Нам о жизни и событиях Православной Церкви в Польше с мая месяца 1922 года".

Вышеприведенное письмо Святейшего Патриарха Тихона было получено в Варшаве только в конце июля месяца и, конечно, не могло не встревожить Митрополита Дионисия и состоящий при нем Св. Синод.

Ввиду чрезвычайной важности этого письма, Митрополит Дионисий созывает в Почаевской Лавре Собор епископов, на котором 16 августа того же 1924 года был заслушан и одобрен текст обширного ответа-письма Митрополита Дионисия и всего епископата Польской Православной Церкви Патриарху Тихону, в котором были изложены обстоятельства жизни Церкви за отчетное время и подчеркивалось (как мы отмечали выше), что "сама жизнь, а не иерархия, требует независимого существования Польской Православной Церкви".

Очень много места в письме отводилось вопросу так называемого "конкордата" Православной Церкви с Правительством Польским, вылившегося впоследствии во "Временные Правила" 1922 года, а также вопросу независимого, автокефального существования Церкви.

В письме указывалось, что "Св. Синод с начала своего бытия прилагает все усилия, чтобы сохранить в Польше красоту и благолепие церковное, истинную и неповрежденную веру, твердые устои благочестия, добрый порядок церковного управления и высокий авторитет духовенства".

Далее, в письме говорилось, что "к великому прискорбию, работы Св. Синода по устроению Православной Церкви в Польше тормозились настроением и противлением Преосвященных Елевферия и Владимира. Эти епископы не могли примириться с создавшимся положением в жизни Православной Церкви в Польше и всячески нарушали правильно организованный строй этой жизни.

Подписавшие письмо Патриарху митрополит и епископы безапелляционно утверждали, что "Преосвященные Елевферий, Владимир и Пантелеймон лишены своих кафедр по причине многих канонических правонарушений, и о незаконности лишения их кафедр не может быть и речи", — ибо, — как заключали подписавшие, — они вели церковную жизнь к анархии и Церковь к бесправию".

Однако обширнейший ответ Польских иерархов не произвел на Московскую Патриархию желательного впечатления и Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола Митрополит Нижегородский Сергий неоднократно писал митрополиту Дионисию о незаконности Польской автокефалии.

В своих письмах, от 4 января и 22 октября 1928 года, Митрополит Сергий убеждал митрополита Дионисия не настаивать на этой автокефалии, добытой незаконным путем, без благословения Московского Патриарха и Матери-Церкви. Митрополит Сергий напоминал митрополиту Дионисию, что и Святейший Патриарх Тихон не нашел возможным (без Поместного Собора Русской Церкви) одобрить этой автокефалии, когда она подготовлялась, что и законный преемник почившего Местоблюстителя Патриаршего Престола Митрополит Петр (Крутицкий) опротестовал эту автокефалию, когда она была провозглашена.

Митрополит Сергий указывал митрополиту Дионисию, что не было практической необходимости экстренно, не дожидаясь Поместного Собора Церкви Российской, вводить автокефалию, равно не было никакой крайности рисковать церковным единством и насильственно отрывать православную паству в Польше от ее исконного союза с русской Церковью.

На январское письмо Митрополита Сергия митрополит Дионисий отправил такой ответ:

"Письмо Ваше, от 4 января с. г., мною получено. Мне весьма прискорбно, что и Вы, при всей широте Вашего любвеобильного сердца, не смогли подойти к вопросу нашей автокефалии так, как это следовало бы. Вы отлично знаете, как тяжело править в настоящее время Церковью, в каких Она ныне отовсюду утеснениях и опасностях, как трудно теперь сохранять канонический строй церковного управления и христианской жизни. Это уразумели Восточные Церкви, лишь в Москве не хотят уразуметь многого и думают, что автокефалия Польской Православной Церкви — дело честолюбивых иерархов. Какое горькое и обидное заблуждение! Более смиренной, бескорыстной и невзыскательной иерархии, как Православная иерархия в Польше, наверное, не сыскать нигде. Все мы можем, положа руку на сердце, дерзновенно сказать: мы ежедневно умираем, чтобы жила Православная Церковь в Польше, а в Ваших глазах мы — изменники Матери-Церкви и жалкие честолюбцы. Что делать? Дела наши пойдут с нами, а Вам грешно— видеть везде разрушение и беспорядок у себя и не ценить того доброго, что осталось у нас. А как осталось оно и блюдется, — видит Бог, и Он будет Судьей между нами.

Содержание Вашего последнего письма таково, что я не вижу возможности официально отвечать на него".

Не дал ответа митрополит Дионисий и на письмо митрополита Сергея, от 22 октября, а самое письмо препроводил Вселенскому Патриарху, вместе со всей перепиской с митрополитом Сергием.

Константинополь не мог не одобрить ответа митрополита Дионисия и подтвердил незыблемость автокефалии Православной Церкви в Польше.

Действия польской православной иерархии в вопросе введения автокефалии, как уже указывалось выше, находили полную поддержку и со стороны Польского правительства, которое устами Министра Исповеданий (письмо, от 3 апреля 1928 года за № 7534) выражало даже благодарность Св. Синоду за "его благожелательное отношение к безосновательным претензиям представителя Московской Церкви".

Таким образом, инициатива автокефалии, вышедшая еще в 1920 году от Государственной власти, а затем с легким сердцем встреченная и воплощенная в жизнь законопослушными правительственной власти православными иерархами, привела, в конечном итоге, Православную Церковь в Польше в такую сильную зависимость Церкви от администрации, какой не знала Россия, и при той ощутительной разнице к худшему, поскольку администрация в Польше, по своему составу, была сплошь католическая и нередко враждебная Православию, как таковому.

Государственная Польская власть мыслила автокефальный строй Православной Церкви исключительно с точки зрения интересов Государства, т. е. как независимость Церкви в Польше от всякой иностранной церковной власти. А в то же время положение Церкви внутри Государства не было одновременно определено надлежащим законодательным актом, Ее свобода и независимость в отношении Государства были обеспечены только в самой общей форме декларативными заявлениями Польской Конституции, имевшими лишь относительно реальное значение. Наоборот, пресловутые "Временные Правила" 1922 года связывали Церковь и Ее власть по рукам и ногам, а административная и судебная практика первых лет существования восстановленной Польши еще более усилили зависимость Церкви от Государства.

В результате получилась односторонняя, однобокая автокефалия. Отягченная в своем происхождении, структуре и методе введения такими дефектами автокефалия Православной Церкви в Польше не проявляла и в дальнейшем здорового развития.

Три фактора воздействовали на устроение Автокефальной Православной Церкви в Польше, но каждый из них преследовал, особые, не согласуемые с другими, цели.

Польское Правительство, неизменно поддерживаемое Католической Церковью, а равно католическим общественным мнением страны, стремилось использовать оторванность Польского Православия от прочего православного мира в целях сугубого закрепления, путем законодательства и практики, своего преобладающего влияния во всех областях церковной жизни.

Высшая церковная иерархия, за которой автокефальный строй сохранял (формально) всю полноту власти в Церкви, использовала автокефалию для укрепления своих личных позиций и обеспечения личного своего положения.

Отсутствие какого бы то ни было внешнего и внутреннего церковного или светского контроля, отсутствие положительных норм церковного права и произвольное толкование канонических полномочий открыли перед отдельными польскими православными иерархами весьма широкие возможности, которые были ими использованы в особенности в области епархиальной администрации и епархиального хозяйства.

Наконец, третий фактор — миряне, или общество верующих, оказались в самом худшем положении. Не объединенные одной руководящей идеей, они разбились на группы и направления, пытаясь сделать Церковь орудием воинствующего национализма, очень скоро нашедшего свое отображение в требованиях украинизации, белоруссизации (в меньшей степени), а затем и полонизации Церкви.

А в конечном итоге верующие являлись той страдающей стороной, которая расплачивалась за ошибки и столкновения двух других факторов церковной жизни.

И к чести этой верующей массы надлежит сказать, что все же неоднократно своим сопротивлением и угрожающим настроением она очень часто влияла на события и даже (порой) направляла их по своему желанию, как было, например, с вопросом сохранения старого стиля.

Рядовое православное духовенство, вдумчивое к явлениям церковной жизни, и православно-верующий народ, составляющий, по учению Православной Церкви, Ее тело, всегда относились отрицательно к неканоническому акту автокефалии Православной Церкви в Польше, а потому совершенно неизбежным был и внутренний разрыв иерархии с низшим клиром и верующим народом.

В течение долгих лет на страницах периодической печати шла упорная борьба за восстановление в жизни Церкви соборного и выборного начал; борьба, закончившаяся историческим Декретом Президента Польской Республики, от 30 мая 1930 года, о созыве Поместного Собора Православной Церкви в Польше.

Обнародование Декрета Президента Речи Посполитой и предстоящий созыв Поместного Собора Православной Церкви в Польше, на каковом Соборе, без сомнения, был бы поднят вопрос и о не каноничности автокефалии, дали повод Московской Патриархии еще раз высказать свое отрицательное отношение к незаконной и неканонической автокефалии.

26 июня 1930 года Московский митрополит Сергий обратился к Митрополиту Дионисию с новым посланием, в котором, между прочим, писал:

"В № 147 газеты "За Свободу" напечатано о предстоящем созыве Первого Поместного Собора Православной Автокефальной Церкви в Польше и о том, что 29 сего июня назначено начало подготовительного к Собору Предсоборного Собрания.

Уже из названия Собора видно, что он имеет главной задачей практически осуществить и оформить автокефалию Православной Церкви в Польше".

И далее митрополит Сергий задает Митрополиту Дионисию вопрос:

"Что же принесет Вам незаконная Автокефалия, покупаемая такою ценою? Невольно вспоминается прежняя история Православия в Польше. Там всегда умели усыпить бдительность Православной иерархии разными личными правами и привилегиями. А низшее духовенство с православной паствой в это время влачили жалкое существование в постоянных тревогах за целость своих храмов, за неприкосновенность своих святынь, за самую сохранность святой веры. Не повторяется ли эта история и в наши дни?"

"Во имя возложенного на меня долга пещись о всей Православной пастве Московского Патриархата, — пишет митрополит Сергий, — я снова братски убеждаю Вас отказаться от Вашего губительного для Церкви начинания, не отрывать искусственно и насильственно Православной Паствы Вашей от ее векового союза с Церковью Русской и тем не подвергнуть свою паству всем невзгодам внутренне церковной анархии.

Ведь, если Вы отказываетесь подчиниться своему законному Кириарху — Московскому Патриарху или Его Местоблюстителю, то этим даете каноническую возможность каждому, служащему Вам в Польше Архипастырю, и каждому из подведомых Вам клирику и мирянину (и даже делаете это обязательным) отказать Вам в подчинении и искать себе окормления за границей.

Неужели же своими руками Вы будете способствовать повторению в Польше тех злосчастных времен, когда православная паства была покинута своими архиереями и должна была своими силами и на свой страх отстаивать свою веру и церковную независимость от Рима?..

Пусть предстоящий у Вас Собор обсудит вопрос и об автокефалии, пусть даже сделает заключение о правах на автокефалию и о желательности последней, но пусть он торжественно и мужественно откажется от автокефалии незаконной и пригласит Православную паству в Польше оставаться в каноническом общении с Московской Патриархией и от законного источника — от Поместного Собора Святой Православной Церкви Русской ожидать себе уже законной, а не самочинной, спасительной, а не губительной, автокефалии".

Но и это предостережение Матери-Церкви не было услышано самовольно отколовшейся от Нее Церковью-Дочерью.

Св. Синод Автокефальной Церкви в Польше принял письмо-послание Митрополита Сергия к сведению, как имеющее всего лишь информационное значение.

Глава VI

Автокефалия Православной Церкви в Польше, так торжественно провозглашенная в сентябре 1925 года в Варшаве, несмотря на протесты Церкви-Матери, Церкви Российской, не сразу встретила признание и со стороны других автокефальных Православных Церквей.

В ответ на эти письма поступили в октябре того же года от Элладского Первоиерарха — архиепископа Хризостома, а в декабре — от Сербского Патриарха Димитрия сообщения с признанием автокефального устройства и существования Православной Церкви в Польше и с указаниями на каноническое общение с новой автокефальной Церковью.

Только в июне 1926 года Православная Церковь в Польше вошла в каноническое общение с Александрийской Патриархией, да и то благодаря только тому, что на Александрийский Патриарший Престол был избран бывший Вселенский Патриарх Мелетий, содействовавший в свое время введению автокефалии в Польше.

В том же 1926 году митрополит Дионисий сообщил о провозглашении автокефалии в Польше Иерусалимскому и Антиохийскому Патриархам и Кипрскому архиепископу.

Однако долгое время не было официального признания автокефалии со стороны других православных Церквей Востока и это не могло не беспокоить не только Православных иерархов Польши, но и Польское Правительство, так настаивавшее на скорейшем введении автокефалии.

В начале 1927 года митрополит Дионисий, в согласии, а вернее, — по настоянию Польского Правительства, намечает длительную поездку на Восток, к Предстоятелям Поместных Церквей, дабы тем самым закрепить свое каноническое с ним общение и добиться и официального признания автокефалии, проведенной с такой поспешностью.

Польское Правительство постаралось обставить эту поездку особой торжественностью. Митрополит Дионисий возглавлял целую делегацию, в состав которой входили епископ Алексий (Гродненский), чиновники Министерства Иностранных Дел и Министерства Исповеданий, духовные лица и чиновники Священного Синода Православной Церкви в Польше.

Все средства на эту поездку были отпущены Польским Правительством, которое старалось придать всей поездке куртуазный характер.

Делегация, возглавлявшаяся митрополитом Дионисием, посетила Вселенскую Патриархию, Элладскую Архиепископию, Александрийскую Патриархию, Иерусалимскую Патриархию, Антиохийскую Патриархию, Югославянскую Патриархию, а равно Предстоятеля Болгарской Церкви. Всюду произносились соответствующие, заранее подготовленные речи, всюду подчеркивалась необходимость автокефалии Польской Церкви и только митрополит Болгарский Стефан открыто заявил, что "Православной Церкви в Польше остается сделать еще один мудрый шаг — получить на свое независимое существование благословение Матери-Церкви — Российской".

Не было в течение долгого времени признания автокефалии и со стороны Антиохийской Церкви, хотя Патриарх Антиохийский Григорий и заверял митрополита Дионисия в своем ответе на просьбу о признании, что "сие произошло не от отрицательного отношения к сему вопросу, а от абсолютной невозможности созвать Собор архиереев".

Сербский Патриарх Димитрий в своей речи также отметил, что для Сербской Церкви "будет великая радость, когда и Российская Церковь, уразумев исторические и божественные судьбы бывшей Дщери Ее — Церкви Польской, облобызает в Ней, совместно с прочими Божиими Церквами, свою возлюбленную о Господе Сестру".

Только 18 мая 1927 года возвратилась возглавлявшаяся митрополитом Дионисием делегация из своей поездки по Востоку, а в конце мая было получено препровожденное при письме Вселенского Патриарха "Патриаршее и Синодальное Деяние" Вселенской Патриархии, от 7 апреля 1927 года, присваивавшее Варшавскому митрополиту Дионисию и его преемникам Патриарший титул "Блаженнейшего".

Но и поездка митрополита Дионисия и епископа Алексия на Восток, в целях закрепления так поспешно введенной автокефалии Православной Церкви в Польше, не привела к желанной, конечной цели, ибо не было, как мы видели, единогласия в этом вопросе даже среди Глав автокефальных Церквей.

А что же сказать о самом православно-верующем народе? Он, по-прежнему, считал автокефалию величайшим несчастьем для Церкви; он видел, что автокефалия эта проведена в угоду светской власти, без надлежащего обеспечения со стороны Государства правового положения Церкви.

И в самом деле, Православная Церковь в Польше, искусственно оторванная от Церкви Российской, а затем и Церкви Вселенской, как таковой, стала объектом для всевозможных экспериментов не только со стороны правительственной власти, но даже и отдельных национальных меньшинств.

В этом отношении главная роль принадлежала украинцам, главным образом проживавшим на Волыни, пытавшимся сделать Церковь орудием национально-политической борьбы.

Начало всех бед в Церкви на Волыни положил Волынский Епархиальный Съезд, происходивший осенью 1921 года в Почаевской Лавре. На этом Съезде были заложены первые камни разделения Церкви, а именно — было признано своевременным украинизировать Церковь путем замены имевшего тысячелетнюю традицию церковно-славянского богослужебного языка языком разговорным — украинским. Затем последовало благословение на употребление в храмах неисследованных переводов Богослужений, с массой погрешностей, так что вскоре сам верующий народ начал обращаться к Церковной власти с просьбами об изъятии этих переводов из употребления.

В деле украинизации Богослужения не малую роль сыграл тот же митрополит Дионисий, тогда епископ Кременецкий. По свидетельству епископа Алексия, ближайшего сподвижника митрополита Дионисия: "Владыка Дионисий, будучи уроженцем коренной России, проявил всю ясность своего ума, когда отнесся к этому вопросу со всей широтой своего мировоззрения, решительно высказавшись за возможность, с благословения церковной власти, украинизации Богослужения там, где этого пожелают верующие. Он нередко обращался к своей пастве с посланиями (новогодними, пасхальными и по случаю особых обстоятельств, вызывавших необходимость архипастырского разъяснения) на украинском языке, он благословил издание на украинском языке Служебника в переводе проф. И. И. Огиенко, он допустил даже в своем кафедральном храме в Кременце Богослужение с украинской вымовой (произношением) и проповеди на украинском языке" (см. К Истории Православной Церкви в Польше за 10-летие пребывания во главе Ее Блаженнейшего Митрополита Дионисия. Варшава: Синодальная типография, 1937. С. 39-40).

Вопрос о Богослужебном языке и языке проповеди был предметом неоднократного обсуждения и в Священном Синоде Православной Церкви в Польше (16 июня и 14 декабря 1922 г., 3 сентября 1924 г. и др.).

Высшая Церковная Власть допустила употребление не только украинского, но также белорусского, польского и чешского языков в тех богослужебных чинах, текст коих одобрен Высшей Церковной Властью, и где к этому представится возможность по местным условиям. Кроме того, та же власть благословила произношение проповедей и церковных поучений на языке местного православного населения, а равно рекомендовала преподавание Закона Божия на родном языке.

Началось, так называемое, "размосковленье" Церкви. Над Церковью нависла грозная опасность. Однако духовенство, в своем подавляющем большинстве, и верующий, чуждый политике, народ осудил всякие нововведения, осудили украинизацию Богослужений и требовали совершения служб на церковно-славянском языке.

Тогда понадобилось создать искусственное украинское национально-церковное движение и придать ему вид протеста широких народных масс.

Руководители украинского движения остановились на мысли созвать в городе Луцке, на Волыни, Украинский Церковный Съезд из представителей духовенства и мирян. Был создан Особый Организационный Комитет, в состав которого вошли представители всех уездов Волыни, а во главе Комитета стал стяжавший себе большую, как украинизатор, известность д-р Арсений Речинский, редактор издававшегося в городе Владимире Волынском журнала "На Варти"; журнала, открыто призывавшего к разрыву с Московской иерархией и ее традициями.

Организаторы Съезда и Редакция журнала "На Варти" обратились к митрополиту Дионисию с ходатайством о разрешении всему духовенству Польши принять участие в вышеуказанном Съезде, а также об утверждении организационного Статута этого Съезда.

Однако Св. Синод Православной Церкви в Польше отнесся отрицательно к этим ходатайствам и определением своим, от 26 февраля 1927 года, признал вышеуказанный Съезд, с точки зрения интересов Церкви, бесцельным и ненужным и запретил духовенству Митрополии принимать в нем участие под страхом канонической ответственности за непослушание. Точно также было предложено и верующим воздержаться от участия в этом Съезде, как ведущем к разделению церковному, а не к объединению.

И все же, несмотря на наличие запрещения со стороны Высшей Церковной Власти, этот Съезд состоялся 5-6 июня 1927 года в городе Луцке и на нем присутствовало 524 делегата от православных приходов, некоторые депутаты Польского Сейма и Сенаторы, а всего, вместе с делегатами от общественных организаций и почетными гостями, на Съезде присутствовало до 800 человек.

На Луцком Украинском Съезде, происходившем с разрешения правительственных властей, были вынесены резкие резолюции, направленные против Высшей иерархии и против традиций Православной Церкви. Съезд санкционировал всю ту подрывную работу, которая велась доселе на местах, и рекомендовал проводить украинизацию Церкви самыми быстрыми темпами.

Ответом на Луцкий Украинский Съезд явилось Волынское Епархиальное Собрание представителей духовенства и мирян, созванное митрополитом Дионисием в Почаевской Лавре 15-17 того же июня.

Волынское Епархиальное Собрание духовенства и мирян осудило украинизацию Православной Церкви и внесло большое успокоение в церковную жизнь.

Однако и это успокоение было недолгим. Украинцы не могли примириться с таким положением и по-прежнему вели в широком масштабе агитацию за полную украинизацию Православной Церкви.

В результате, один из главных руководителей украинского движения д-р Арсений Речинский, по определению Св. Синода Православной Церкви в Польше, от 15 апреля 1929 года, был отлучен от Церкви и предан анафеме за его враждебную в отношении Церкви деятельность.

Но уже через год, а именно 22 марта 1930 года, тот же Св. Синод, "принимая во внимание, что врач Арсений Речинский весьма близко принимает к сердцу современные скорби Православной Церкви в Польше, хочет принять посильное участие в общей помощи церковной иерархии в деле защиты Церкви от натиска римо-католического клира и тем выявляет чувства своей любви и привязанности к Святому Православию, так и к обществу верующих, а также принимая во внимание и то, что согласие д-ра Речинского на опубликование его декларации с просьбой по-отечески простить его прежние выступления и вернуть его в лоно верных Православной Церкви свидетельствуют в значительной мере и об его покаянных переживаниях, —определил: предоставить митрополиту Дионисию принять врача Арсения Речинского в лоно Св. Православной Церкви, согласно его просьбе".

Особенно усилилась работа по украинизации Православной Церкви на Волыни с момента назначения туда в качестве викарного епископа видного украинского деятеля архимандрита Поликарпа (Сикорского), занимавшего одно время должность Настоятеля Владимиро-волынского Собора и связавшего свое имя с украинизацией Богослужений в этом Соборе.

При епископе Поликарпе на Волыни было украинизировано около 30% православных приходов. Большую помощь в деле украинизации Православной Церкви оказывали епископу Поликарпу т. н. "просвити" и "украинские хаты", где собственно и велась вся подготовительная по украинизации работа.

Большую роль в этой украинизации сыграли украинские депутаты и сенаторы, принадлежавшие к правительственному лагерю так называемого "Беспартийного Блока сотрудничества с Правительством".

При содействии этого "Блока", а вернее — входящих в него украинских депутатов Сейма и сенаторов, была организована осенью 1933 года в Почаевской Лавре демонстрация украинцев против "Московской" иерархии, возглавляемой митрополитом Дионисием.

И действительно, в Почаевской Лавре произошли 10 сентября 1933 года печальные события, болью отозвавшиеся в сердцах православно-верующих людей.

В этот день, по случаю праздника Преподобного Нова По-чаевского, в Лавре происходили церковные торжества, на которые прибыли православные епископы Польши, а также и митрополит Дионисий, которого на второй день собиралась чествовать православная Волынь, как своего правящего епископа, в связи с исполнившимся 10-летним юбилеем пребывания его на Волынской кафедре.

Чествование "москаля" митрополита было не по душе украинским сепаратистам, все время добивавшимся назначения на Волынь правящего епископа-украинца и украинизации Церкви.

Почти вся украинская печать повела кампанию против намеченного чествования митрополита Дионисия, обвиняя высшую иерархию и духовенство Волыни в крайней якобы русификаторской деятельности и призывая украинское население не принимать участия в юбилейных торжествах.

Однако агитация эта успеха не имела и в Почаевскую Лавру на праздник Преподобного Иова прибыло более 200 крестных ходов со своими приходскими священниками. Собралось в Лавру около 30 000 богомольцев-паломников.

Предчувствуя свой полный провал, украинские сепаратисты решили сорвать юбилей митрополита Дионисия, для чего мобилизовали индифферентную к Церкви и делам веры молодежь и устроили в стенах Почаевской Лавры безобразную демонстрацию.

К этому дню — 10 сентября 1933 года — в Почаевскую Лавру прибыли также представители Правительственной власти, а равно православные украинские депутаты Сейма Бура, Скрипник, Тележинский и сенатор Гловацкий, которые, собственно, и провели всю эту безобразную демонстрацию.

Когда из главного Лаврского Собора, где совершал Богослужение митрополит Дионисий с епископами и сослужащим духовенством, двинутся крестный ход с мощами Преподобного Иова Почаевского, украинцы выкинули на Лаврской колокольне свой национальный, желто-голубой флаг, развернули заранее заготовленные транспаранты и знамена и громкими криками стали требовать удаления с Волыни "москалей", московской иерархии и духовенства и назначения на Волынь правящего епископа-украинца, а также украинизации Церкви.

Всего было развернуто около 50-ти флагов-транспарантов и плакатов с самыми разнообразными надписями: "За украинский богослужебный язык", "За украинского Главу Церкви", "Довольно Московской политики на Волыни", "Украинскому народу — украинский епископат", "Для Волыни — правящий епископ-украинец", "Долой московщину в Церкви", "Домогайтесь в полной мере украинизации Церкви", "Долой русификаторов в Церкви", "Требуем украинских епископов и священников" и т. п.

Как выяснилось впоследствии, лаврский звонарь, препятствовавший водружению на верхушке лаврской колокольни украинского большого флага, был удален силою оттуда, а внизу колокольни была поставлена особая стража, которая никого на колокольню не допускала.

Высшей точки демонстрация достигла в тот момент, когда митрополит Дионисий, в предшествии епископов и духовенства, следовал из Собора "со славою" в архиерейский дом.

Снова посыпались оскорбительные возгласы по адресу "московской" иерархии, снова раздавались грозные окрики, снова возгласы, требовавшие украинизации Церкви и удаления ненавистных "москалей".

Народ, в подавляющем своем большинстве, не понимал, что же собственно происходит. Многие кричали "слава!", думая, что приветствуют митрополита и епископов.

С большим трудом иерархи и духовенство проследовали среди многотысячной толпы, запрудившей обширный лаврский двор, к архиерейскому дому.

После этого толпа в несколько тысяч человек, предводительствуемая теми же депутатами Сейма и сенатором в сопровождении оркестра, направилась из Лавры в местечко Почаев, к зданию почтовой конторы, где состоялся митинг, на котором выступали те же депутаты, требуя "размосковле-нья" Церкви.

Тут же участники митинга принесли "присягу" — обещание добиваться родного богослужебного языка родной иерархии и назначения на Волынь правящего епископа-украинца.

В заключение была вынесена резолюция, в которой выражались те же требования.

Вслед за Почаевской демонстрацией начался ряд митингов по городам Волыни, на которых опять-таки принимались резолюции, в которых указывалось, что "над клиром и верующими тяготеет административный аппарат, построенный по образцу времен русского царизма", и что "церковные власти издают органы печати на русском языке".

Как конечное положение, снова выдвигалось требование о назначении на Волынь правящего епископа-украинца.

От имени участников этих митингов посылались телеграммы Министрам и даже Президенту Польской Республики.

В течение нескольких месяцев на страницах издававшейся в городе Луцке еженедельной газеты "Украиньска Нива", а также и на страницах польских газет, близких к правительственным кругам, появлялись обширные корреспонденции с фотоснимками о Почаевской демонстрации и происходивших на Волыни митингах. Все эти корреспонденции подчеркивали "возмущение украинского народа московской митрополией" и требовали ее "размосковленья" и назначения на Волынь правящего епископа, украинца по национальности.

Очень скоро сказались и результаты Почаевской демонстрации и происходивших по городам Волыни митингов.

В искусно разыгранном "Почаевском действе", а затем и в "организованно" проведенных митингах ответственные правительственные сферы усмотрели "глас народа" Волыни.

А 23-го сентября того же 1933 года тогдашний министр Исповеданий Польши, опираясь на "волю народа", потребовал официальным письмом на имя митрополита Дионисия освобождения им занимаемой доселе Волынской кафедры, созыва Св. Синода и назначения на Волынь другого епископа по соглашению с Польским Правительством (см. К. Н. Николаев. Восточный обряд. С. 245).

Митрополит Дионисий некоторое время колебался, но в конечном итоге созвал заседание Св. Синода, а последний принял вынужденную отставку митрополита и назначил на Волынь, в качестве правящего епископа, управлявшего доселе Гродненско-Новогрудской епархией архиепископа Алексия (Громадского).

Архиепископ Алексий, в миру Александр Громадский, сын псаломщика, уроженец Холмщины, окончил Киевскую Духовную Академию и до первой мировой войны был весьма деятельным сотрудником тогдашнего епископа Холмского Евлогия и по своим политическим убеждениям был крайне правым русским националистом. В возрожденной Польше он оказался в лагере националистов украинских.

Глава VII

В то время как на Волыни велась большая "работа" по украинизации Православной Церкви, на территории других епархий происходили также печальные события, связанные с дальнейшими преследованиями Православия.

Было бы ошибочным думать, что борьба с Православием, выражавшаяся в закрытии и даже в разрушении храмов, наблюдалась только в первые годы существования восстановленной Польши.

Нет, эта борьба велась на протяжении всех 20-ти лет существования Польши как суверенного государства. Правда, порой она несколько ослабевала с тем, чтобы вскоре проявиться в более широких размерах.

И характерно, что в этой борьбе принимало участия не столько само католическое население Польши, сколько его духовные руководители — католические ксендзы, поддерживаемые административными властями.

Здесь нельзя не остановиться на том печальном факте, что разрушению православных храмов, как это ни покажется удивительным, в некоторой степени содействовала сама Высшая Церковная Власть.

Сенатор Речи Посполитой Польской В. В. Богданович, о котором уже упоминалось выше, в своей речи, произнесенной на пленарном заседании Сената 9 марта 1929 года, сказал буквально следующее:

"Захотелось, например, Магистрату города Калиша разрушить Православный Собор в этом городе. Магистрат обратился к Воеводе, Воевода попросил Министра, Министр Митрополита. Положение Митрополита было в то время непрочно и, разумеется, он дал согласие... Как видно из документов, Митрополит этим согласием хотел обеспечить постройку новой церкви в Калише и потребовал соответствующих обязательств от Магистрата и обещаний от Министра. Но обязательств не дали, а Собор и так разрушили".

Еще в 1922 году римо-католиками был отобран у православных Собор в городе Плоцке. Собор был отобран вместе с землею и 5-ью домами. Два дома и храм оказались во владении Магистрата. В 1928 году местное православное население, по собственной инициативе, начало судебный процесс против Магистрата и Суд, в 2-х инстанциях, признал и Собор с землею, на которой он был выстроен, и дома собственностью прихода. Оставалось только получить эти недвижимости и вступить во владение ими, но судебные власти потребовали от прихожан представления удостоверения, что православный приход в Плоцке не закрыт, т. е. — существует как юридическое лицо. Министерство Исповеданий отказало в вьвдаче такого удостоверения, хотя в списках православных приходов, официально изданных тем же Министерством еще в 1920 году, этот приход был показан. Тогда прихожане обратились к Митрополиту Дионисию и Варшавской Духовной Консистории, но и здесь получили отказ. А тем временем Плоцкий Магистрат начал производить разборку Собора.

Подводя некоторые итоги разрушительной работы католического клира и поддерживавшего его Польского Правительства, можно смело утверждать, что только за первые 10-12 лет самостоятельного существования Польши православное население потеряло не менее 500 храмов. На одной только Холмщине и Подляшьи, как это было официально засвидетельствовано на происходившем в конце декабря 1933 года Епархиальном Собрании представителей духовенства и мирян Варшавско-Холмской епархии, было закрыто 104 храма, снесено 55 храмов, разбито и сожжено 35 храмов и переосвящено в католические костелы 137 храмов. На всей Холмщине оставалось около 60 храмов и православных приходов, причем не все они были признаны Правительством. Люди вынуждены были молиться в частных домах, в часовнях и даже под открытым небом.

Но еще более страшный удар бьш нанесен Холмщине и Подляшью весной и летом 1938 года, о чем будет рассказано в одной из следующих глав настоящего очерка.

Вот что поведал об отобрании этой церкви тот же сенатор В. В. Богданович:

"Не могу обойти молчанием и отобрания, так называемой, "Мурованки" в селе Маломожейкове, Лидского уезда, так как этот пример очень разителен и служит доказательством полной зависимости духовной власти от власти светской. Здесь все было проделано очень просто, обошлось даже без Митрополита. Лидский Уездный Староста (Начальник уезда) попросил к себе Православного Благочинного, усадил в свой автомобиль, привез к церкви, где уже были собраны представители Католического Костела, и приказал ему расписаться в принятии церковных вещей, после чего из церкви немедленно были вынесены иконы, а иконостас был сломан и выброшен, церковь же была переделана в костел".

"Вся вина церкви была в том, — продолжал сенатор В. В. Богданович, — что она когда-то находилось в руках униатов, хотя построена была до унии — в 1407 году, т. е. 500 с лишним лет тому назад, и являлась первой каменной (мурованной) церковью в Крае, а потому и одной из наиболее дорогих святынь и с точки зрения и религиозной и исторической".

Так, было забрано в Казну городское, весьма ценное, земельное имущество и 2 дома в городе Луцке, на Волыни, принадлежавшее Луцкому Крестовоздвиженскому Братству. То же происходило и в Вильно. В буквальном смысле было разграблено громадное имущество Острожского Кирилло-мефодиевского Братства в городе Остроге, на Волыни, дар графини Хлудовой. Разгром этот "оправдывался" тем, что якобы Кирилло-мефодиевское Братство занималось русской пропагандой на Волыни. Прекрасное новое здание Острожской Братской Гимназии было взято в казну, а Братский храм был передан католикам. (Ср. Доклад К. Н. Николаева на 2-ом Всезарубежном Соборе "Положение Православной Церкви после войны").

Как уже было указано, римо-католические духовные власти, при содействии администрации, разгромили всю православную церковную организацию на землях Холмщины и Подляшья, этих многострадальных землях, где веками велась борьба православными за сохранение хотя бы остатков церковного Состояния своих предков.

Римо-католическое духовенство решилось проделать то же самое и на других, населенных православными, землях возрожденной Польши.

И в этом отношении весьма показательным явилось предъявление судебных исков о так называемой "ревиндикации" православных святынь и церковного православного имущества, якобы, когда-то принадлежавшего Католической Церкви.

Летом 1929 года римо-католические духовные власти предъявили в Окружных Судах 724 иска об изъятии из рук православного населения храмов и имущества церковного. Римо-католические духовные власти требовали возврата всего того имущества, которое уже более 100 лет, как вернулось в руки своего первоначального обладателя — православного населения.

Указанные иски были предъявлены, с ведома Католических митрополитов Виленского и Львовского епископами Пинским и Луцким в Окружных Судах в городах Бресте, Белосто-ке, Вильно, Гродно, Луцке, Новогрудке, Ровне и Пинске.

Иски были предъявлены к Виленской, Волынской, Гродненской и Полесской духовным православным Консисториям, т. е. ко всем епархиальным властям Православной Церкви в Польше, за исключением Консистории Варшавско-Холмской.

В конце лета 1929 года стало известным, что к Волынской Православной Духовной Консистории было предъявлено 144 иска, к Виленской — 71, к Гродненской — 159 и к Полесской — 248. Наиболее угрожаемыми оказались Гродненская и Полесская епархии, в которых было — в первой 174 прихода и во второй — 320.

Под угрозой отобрания у православных оказались, в числе других святынь, кафедральные Соборы в Кременце, Луцке, Пинске, монастыри — Виленский, Дерманский, Жировицкий, Зимненский, Корецкий, Кременецкий, Мелецкий и даже величайшая святыня в Польше — Почаевская Св. Успенская Лавра.

Путем отнятия от Православной Церкви и православного населения его вековых святынь и церковного имущества Рим надеялся подготовить почву для введения на восточных землях пресловутой унии.

Нависшая над Православной Церковью в Польше угроза внесла совершенно исключительное замешательство в церковную жизнь Польши и произвела ошеломляюще-угрожающее впечатление на православное население Речи Посполитой.

Дело так называемой "ревиндикации" приняло такие угрожающие формы, которые носили вполне ярко выраженный характер уже боевого наступления Католичества на Православие в возрожденном Польском государстве. И это боевое наступление было поведено через Польский Государственный Суд, который, по воле римо-католической иерархии, должен был разрешить спор двух христианских исповеданий. Пред Польским Государственным Судом, в полном своем объеме, был поставлен не столько вопрос права, сколько вопрос оценки исторической борьбы Католичества и Православия, каковая борьба в XVI веке дала успех Католичеству, а в средине XIX века — Православию.

Предъявление этих массовых исков являлось катастрофой для Православной Церкви в Польше, если принять во внимание, что не только в польском обществе, но и в судебных сферах установились определенные, отрицательные взгляды на действия Русского Правительства за время так называемых "заборов" (захватов) — разделов Польши и присоединения некоторых земель Польши к Российской Империи.

Как один человек, встало православное население Польши на защиту своей веры, своих храмов; был создан "единый православный фронт", в Польском Сейме раздались громкие речи православных депутатов, в печати появились грозные предостерегающие статьи.

Высшая Церковная Власть, сознавая лежащую на ней ответственность за судьбы Православия в Польше, признала в экстренном порядке необходимым образовать при Св. Синоде, под непосредственным наблюдением его юрисконсульта присяжного поверенного К. Н. Николаева, Особую Комиссию по организации судебной защиты святынь и церковного имущества против покушений католического клира.

За подписью Митрополита Дионисия было выпущено специальное архипастырское послание, в котором прямо указывалось на нависшую над Православной Церковью угрозу.

"Если эти иски будут удовлетворены, — говорилось в послании Митрополита Дионисия, — то мы лишимся более чем трети своих духовных сокровищ, своих святынь, которые были основаны, построены и украшены нашими православными предками.

И куда мы пойдем, когда лишимся этих святынь? Где мы похороним своих престарелых родителей? Где окрестим своих детей? Где сочетаемся законным браком? Где совершим Тайную Вечерю со Христом? Где запоем "Христос Воскресе?"

А в своем Рождественском послании, разосланном в том же 1929 году Главам автокефальных Церквей, митрополит Дионисий, сравнивая нависшую угрозу отобрания православных святынь с избиением Вифлеемских младенцев по приказу Ирода, писал:

"Нашу Святую Православную Церковь в Польше посетил Господь в истекшем году бедствием, равным избиению Вифлеемских младенцев, ибо клир Римский хочет отнять от нас половину святых храмов наших и тем лишить более двух миллионов верующих младенцев наших духовного окормления и церковной жизни".

Польские католические епископы старались всячески оправдать свои выступления, утверждая, что они "не хотят ни одной святыни, выстроенной православными и предназначенной для православного культа".

Много внимания делу "ревиндикации" было уделено не только русской, украинской, белорусской и польской печатью, но и заграничными газетами.

Лучшие католические умы не скрывали, что процессы о "ревиндикации" были начаты не во благовремении и что, в конечном результате, они принесут непоправимый вред не только самой католической идее, но и интересам Польского государства.

Весьма благожелательную позицию в споре занял Глава греко-католической (униатской) Церкви, митрополит Андрей Щептицкий; лицо, казалось бы, наиболее заинтересованное в деле "ревиндикации".

В интервью, данном сотруднику газеты "День Польский", митрополит Андрей Щептицкий говорил:

"...Принимая во внимание различные обстоятельства, я не мог бы заявить о моем присоединении к искам... Я полагаю, что не следует даже внешне дать народу почувствовать, что над ним совершается новое насилие... Ибо, ведь, согласно восточному праву, эти деревенские церкви принадлежат именно этому народу. В них он крестился и молился. Около них хоронил своих умерших. В их стенах сосредоточено то, что в народе сильнее всего, а часто более всего спасительно пред лицом разнузданной агитации, "это вера отцов". Здоровое суждение народа, вера отцов, терпение Церкви... выведут его (народ) на лучшие пути, нежели всякие судебные иски, в которых он будет усматривать только враждебные по отношению к себе начинания. Я слышал уже, что он готов реагировать на них враждебно".

Закончил свое интервью митрополит Щептицкий следующими знаменательными словами:

"Греко-католические духовные круги не примут в этой ре-виндикации никакого участия. Я рад, что могу это сказать".

Поднятый не только в польской, но и в заграничной печати шум в связи с предъявленными исками о "ревиндикации", а также массовые протесты, обращенные в Лигу Наций из всех стран мира, против попыток римо-католиков отнять у православных в Польше большое количество их храмов и имущества, поставили одно время на очередь вопрос о возможности мирного соглашения между православными и ри-мо-католическими епископами. Последние обратились к посредничеству Польского Правительства, но оно дало понять, что такого посредничества на себя не примет.

Председатель Совета Министров даже обращался к митрополиту Дионисию с официальным запросом. Митрополит на это ответил, что "полюбовное разрешение вопроса об исках, предъявленных римо-католическими епископами, которые прежде не обращались совершенно по этому вопросу к православным епископам, возможно только при содействии и помощи Государственной власти, и именно с целью удовлетворения общественной жизни в Польше, потрясенной решительными мероприятиями римо-католического епископата в отношении прав и интересов православного населения, ибо православные епископы считают, что притязания римо-католического епископата на православные храмы и имущество Православной Церкви лишены как юридических, так и исторических оснований и только нарушают нормальное сожительство двух самых многочисленных христианских исповеданий на территории Польской Республики".

В дальнейшем, все же исходя из желания всеми возможными мерами, но без какого бы то ни бьцю нарушения интересов Православной Церкви, прекратить этот "соблазн". Высшая Церковная Власть, в лице своего представителя, Гродненского архиепископа Алексия (Громадского), имела предварительное суждение с представителем римо-католического епископата по вопросу о возможности постановки на реальную почву вопроса о соглашении. Из обмена мнениями выяснилось, что никакой почвы для такого соглашения не имеется и римо-католический епископат никаких конкретных предложений по сему вопросу не сделал.

Что же касается отношения самого Польского Правительства к спору двух христианских исповеданий, то скорее можно утверждать, что действия римо-католического епископата не находили поддержки в заявлениях Правительства. Скорее наблюдалось обратное, хотя и очень осторожное, течение. Так, вице министр Исповеданий и Народного Просвещения ксендз Жонголович в Комиссии Сейма, при рассмотрении бюджета указанного Министерства, 14 января 1931 года, заявил:

"В свое время я как-то высказывал мнение по вопросу о ревиндикации церквей в том смысле, что не должно быть это делом судов, но делом христианской любви и миролюбивого соглашения".

Однако, зная отношение Польского Правительства к Римо-Католической Церкви в Польше, нельзя было сомневаться в том, что требования Католической Церкви, как бы опасны они для церковного мира ни были, все же не встретят со стороны Польского Правительства того возражения, на которое можно бьшо бы рассчитывать, и что вряд ли Правительство вмешается в спор двух исповеданий, поскольку такое вмешательство будет носить хотя бы самый незначительный характер защиты законных интересов Православной Церкви.

Уже тот факт, что Рим приблизительно в то же время объявил Польшу "миссионерской территорией" и усилил свою работу на так называемых "кресах" — восточных окраинах Польши, убеждал в этом.

Все это вместе взятое и вынудило Высшую Церковную власть в Польше обратиться в этот трудный, исторический момент к голосу самого верующего православного народа и поставить на очередь вопрос о созыве Всепольского Поместного Собора, с привлечением к участию в нем представителей духовенства и мирян.

Наскоро были разработаны и утверждены Священным Синодом Положение о Соборе, Положение о выборах в приходских, благочиннических, уездных, миссионерских и епархиальных Собраниях, Устав Собора и Программа его работ, а открытие Собора было определением Св. Синода, от 12 декабря 1929 года, назначено на 12 февраля 1930 года.

В официальном извещении об этом указывалось, что "созыв Поместного Собора на столь сравнительно близкое время вызывается неотложной необходимостью соборного разрешения в ближайшее время некоторых вопросов жизненного для нашей Церкви и существенного значения. Особенно к этому побуждает та угроза, которая повисла над положением и состоянием Православной Церкви в Польше в связи с предъявлением римо-католическим клиром в 6-ти судах исков об отобрании свыше 600 храмов и монастырей и с усилением миссионерской деятельности высшей римо-католической духовной власти, объявившей Польшу "миссионерской территорией".

Так как на созыв Поместного Собора, согласно "Временным Правилам" об отношении Церкви к Государству, требовалось согласие Правительства, то митрополит Дионисий письмом от 22 ноября 1929 года обратился к Министру исповеданий и Народного Просвещения с изложением мотивов, побуждающих Высшее Церковное Управление к скорейшему созыву Собора, и с просьбой о выражении согласия на созыв Собора.

Однако до дня очередной синодальной сессии ответа по сему вопросу из Министерства Исповеданий не последовало, но 11 декабря того же 1929 года на личной аудиенции Митрополита Дионисия у Министра исповеданий последний заявил, что он не противится созыву Собора, но предварительно просит сообщить ему выработанные Положения о Соборе, программу Собора и Устав его работ.

Высшая Церковная Власть одобрила разработанное Положение о Соборе, Программу его работ и Устав и переслала все Министру 21 того же декабря.

Одновременно эти постановления Высшей Церковной Власти были опубликованы и было отдано распоряжение о производстве ряда подготовительных работ и выборных действий к созыву Поместного Собора.

Однако Министр Исповеданий отверг правомочия Св. Синода предпринимать без согласия Министерства подготовительные шаги к созыву Собора и запретил производство выборов на Собор, о чем и уведомил Митрополита Дионисия.

В своем ответе Министру Митрополит Дионисий держался той точки зрения, что Высшая Церковная Власть свободна в своих внутренних церковных действиях, а Митрополит Варшавский и всея Польши, как Глава Церкви, не является в этом отношении подчиненным Министра Исповеданий. Митрополит Дионисий еще раз просил Министра дать свое согласие на созыв Собора на началах и в срок, установленных Св. Синодом.

На это последнее письмо ответа со стороны Министерства не последовало. Зато из получаемых с мест сведений стало известным, что административные власти получили предписания не допускать избирательных собраний.

Словом, возник крупный конфликт между Высшей Церковной Властью и Властью Правительственной, потребовавший даже вмешательства Главы Польского Государства, к которому Митрополит Дионисий обратился с особым, представленным наличной аудиенции 10 января 1930 года, мемориалом.

Изложив историю возникшего конфликта, Митрополит Дионисий просил Президента Республики силою своего авторитета побудить Министра Исповеданий и Народного Просвещения дать согласие на созыв Поместного Собора, а также не вмешиваться в область внутренней жизни Церкви и, в частности, — не ставить препятствий подготовительным по созыву Собора работам.

Митрополит Дионисий заверял Президента Республики, что он, как Глава Православной Церкви, принимает на себя ответственность за подведомственное ему духовенство и верующих (в области церковных вопросов) как в настоящее время, так и на предстоящем Соборе.

И все же победившей стороной в этом конфликте оказалось Правительство, поддержанное к тому же и Польским Сеймом, а вернее, как это ни покажется удивительным, православными депутатами Сейма, входившими в так называемый "Беспартийный блок сотрудничества с Правительством". Эти православные депутаты также представили Правительству отдельный мемориал, в котором разделяли взгляды Министра Исповеданий на дело созыва Собора.

Правда, при обсуждении в Сейме бюджета Министерства Исповеданий и Народного Просвещения левые депутаты подвергли резкой критике деятельность Министра Исповеданий С. Червинского, которого украинский депутат Д. Па-лиев назвал "Патриархом Православной Церкви".

Депутат Палиев указывал, что министр Червинский довел до того, что "мир протестует против преследования религии в Советах, а одновременно протестует также против преследований Православной Церкви в Польше".

"Ведь это при г. Министре Червинском, — говорил депутат Палиев, — при хохоте безбожников в Москве и Киеве на развалинах церквей, здесь — в Польше, где Конституция гарантирует религиозные права населения, также разрушаются православные храмы под аккомпанемент громких восклицаний со стороны полицейских.

Еще никто из прежних министров Исповеданий и Народного Просвещения не разрушил столько православных храмов, сколько их было разрушено при одном министре Червинском.

Ведь это министр Червинский сделал невозможным созыв Собора и осуществление стремления к упорядочению отношений в Православной Церкви, он лишил Православную Церковь остатка прав, гарантированных Православной Церкви "Временными Правилами".

Этот министр присваивает себе даже компетенцию установления канонического права Православной Церкви, как об этом свидетельствует письмо г. Министра к Православному Митрополиту по делу о воспрещении созыва Собора".

Однако, повторяем, конечная победа осталась за министром Червинским, а митрополит Дионисий вынужден был капитулировать и объявил дальнейшие выборы на Поместный Собор (12 февраля) беспредметными, хотя на происходившем в митрополичьих покоях Совещании выборщиков на Собор и было выражено "общее пожелание о доведении выборов на Поместный Собор до конца".

В результате продолжительного конфликта Высшей Церковной Власти с властью Правительственной был найден "компромисс", а именно — Св. Синод пошел на уступки и образовал, по соглашению с Правительством, Особую Комиссию из числа выборщиков на Епархиальные Собрания всех епархий для технической подготовки к Собору, причем в состав этой Комиссии, под председательством Митрополита, входили Гродненский архиепископ Алексий, 4 члена (2 клирика и 2 мирянина) от выборщиков на Собор Варшавско-Холмской епархии и по 2 члена от епархиальных выборщиков прочих епархий, а также представители Правительства.

Польское Правительство согласилось с определением Высшей Церковной Власти и, придавая, видимо, большое значение работам проектированной Комиссии, назначило туда представителей из 3-х наиболее заинтересованных ведомств: Министерства Исповеданий и Народного Просвещения, Министерства Внутренних Дел и Министерства Иностранных дел.

Первое заседание Особой Комиссии должно было состояться 5 мая 1930 года, однако, в самый последний момент было отложено, а 7 мая Правительство официально объявило, что вместо Комиссии из 12 членов образуется так называемое Предсоборное Собрание в составе 30 человек из числа выборщиков на Всепольский Поместный Собор и опубликовало список членов этого Собрания. В состав Предсоборного Собрания вошли, по соглашению Власти Церковной и Власти Правительственной, следующие лица:

От духовенства: Протопресвитер Варшавской митрополичьей церкви Марии Магдалины Терентий Теододорович, Протоиерей Стефан Грушко — Член Варшавско-Холмской духовной Консистории, Холмский Благочинный и Настоятель Холмского прихода и от мирян: 1. Депутат Польского Сейма Сергей Хрупкий, 2. Прихожанин Львовского прихода Борис Лелявский и 3. Директор издательства "За Свободу" Александр Свитич.

От духовенства: Настоятель Гольшанского прихода, Виленской епархии, Владимир Юзьвюк и Настоятель Белосто-кского прихода. Гродненской епархии, митрофорный протоиерей Иосиф Гушкевич и от мирян: Присяжный поверенный Владимир Вишневский, проживающий в городе Вильно, преподаватель Виленской духовной Семинарии Аполлон Иосифович Сморжевский, Церковный староста Свенцицкой церкви Гродненской епархии Григорий Худзик, Инженер Леонид Радзишевский, прожив в городе Слониме, Гродненской епархии, и землевладелец Барановичского уезда той же епархии Георгий Моллер.

От духовенства: Митрофорный протоиерей Брестского уезда Стефан Жуковский и Благочинный из Острова протоиерей Александр Любич и от мирян: Лев Лыщинский-Троеку-ров, проживающий в Брестском уезде, землевладелец Дрогичинского уезда, юрист Иван Найденов и доктор Александр Велигоцкий, проживающий в городе Камень-Каширском.

От духовенства: Ровенский городской Благочинный и Настоятель Ровенского Собора Митрофорный протоиерей Николай Рогальский, Настоятель Братской Крестовоздвижен-ской церкви в городе Луцке митрофорный протоиерей Павел Пащевский, Настоятель Романовского прихода протоиерей Владимир Зах и Настоятель Свищевского прихода протоиерей Михаил Иваськов и от мирян: Преподаватель Волынской (в городе Кременце) духовной семинарии магистр богословия Михаил Кобрин, врач Ковельского уезда Николай Пирогов, землевладелец Кондрат Полищук и житель села Ровно, Любомльского уезда, Мелетий Бондаренко.

Кроме того, в состав Предсоборного Собрания вводились два профессора Богословского Отдела Варшавского Университета по выбору профессорской коллегии.

Сверх того, Совещание постановило, что процентное соотношение духовенства и мирян, как в Предсоборном Собрании, так и в самом Поместном Соборе, выразится в арифметическом отношении 2:3, т. е. на 2 духовных лица — 3 мирянина.

Члены Предсоборного Собрания имели право решающего голоса, представители же Правительства, а также представитель Синодальной Канцелярии Ю. Г. Рощицкий и Юрисконсульт Синода К. Н. Николаев вводились в состав Предсоборного Собрания с совещательным голосом.

Наряду с образованием Предсоборного Собрания продолжала свою работу и Смешанная Комиссия в составе Митрополита Дионисия, архиепископа Алексия — со стороны Высшей Церковной Власти и 3-х вышеуказанных представителей Власти Правительственной — с другой стороны.

Работы Смешанной Комиссии, в конечном своем результате, привели к обнародованию исторического рескрипта Президента Польской Республики, от 30-го мая 1930 года, о созыве Всепольского Поместного Собора и предваряющего его Предсоборного Собрания.

В этом рескрипте, обращенном к Главе Православной Церкви в Польше, Митрополиту Дионисию, говорилось, что "наступило время, чтобы пожелания высших руководителей Православной Церкви в Польше, как равно и всех граждан Польской Республики Православного исповедания, бьыи осуществлены и в Польше состоялся, согласно со святыми канонами. Поместный Собор". И чтобы "созыв Собора был предварен Собранием представителей духовенства, а также просвещенных и благочестивых мирян, которые, образуя собой Предсоборное Собрание, занялись бы надлежащей подготовкой и разработкой тех многочисленных вопросов и проектов, относительно которых должен высказаться предстоящий Собор". В начале рескрипта Президента отмечалось, что "15 июня 1791 года, попечением и стараниями Правительства Пресветлой Польской Республики, в городе Пинске был созван последний Собор Православной Церкви в Польше" и что "по воле Провидения, Автокефальная Православная Церковь в Польше может ныне восстановить свою связь с историческим прошлым".

Возвещая об этом чрезвычайном событии, имеющем для Православной Церкви в Польше громадное историческое значение, Митрополит Дионисий обратился ко всем верующим с особым архипастырским посланием, в котором указывал, что "открывается новая и светлая страница в жизни Нашей Святой Церкви" и что "отныне мы можем спокойно и мирно начать свою соборную работу над созиданием лучшего будущего Св. Православной Церкви в Польше". В послании Митрополита оттенялось, что "будут приложены все силы к тому, чтобы Святая Церковь Наша возможно скорее получила свое каноническое и юридическое в Государстве положение".

В том же послании Митрополит просил также и Членов Предсоборного Собрания, "дабы они своею тщательною подготовительною работой угладили пути к скорейшему созыву Собора".

Рескрипт Президента и архипастырское послание Митрополита Дионисия были оглашены при исключительно торжественной обстановке в митрополичьем Соборе на Праге, по окончании Божественной Литургии, за которой присутствовали все Члены Св. Синода, Министр Исповеданий и Народного Просвещения С. Червинский, Министр Внутренних Дел Г. Юзевский, Министр Юстиции С. Цар, Директор гражданской Канцелярии Президента Республики Лисевич и Члены Предсоборной Смешанной Комиссии — делегаты Правительства, а равно несколько высших чиновников Министерства Юстиции и Министерства Внутренних Дел.

Приблизительно через месяц, а именно 29 июня состоялось открытие Предсоборного Собрания.

Открытие Предсоборного Собрания состоялось, по окончании Божественной Литургии, в зале заседаний Св. Синода.

Министр Исповеданий и Народного Просвещения С. Червинский, в качестве представителя Правительства и ведомственного Министра, приветствовал Членов Предсоборного Собрания "как представителей и духовных избранников православного общества Нашего Государства".

"Приветствую Вас с тем глубоким чувством, — говорил Министр, — что Ваш состав призван для важной и ответственной работы — сосредоточенно и в заботе о благе своей веры сообща приступить к надлежащей подготовке и разрешению тех многочисленных вопросов и дел, по которым должен будет высказаться Поместный Собор Св. Автокефальной Православной Церкви, первый в возрожденном Государстве".

"Вы, господа, — продолжал Министр, — лучше всех знаете, сколько надежд возлагается на этот Собор. От этого Собора будет зависеть то, по каким путям пойдут дальнейшие судьбы Вашей Церкви. Чем лучше, чем точнее и старательнее Вы исполните "Вашу работу, тем более Вы усилите возможность того, что Собор выполнит свое великое задание".

Речь Министра была выслушана стоя. Вслед затем, митрополит, обратившись лицом к иконам и совершив крестное знамение, объявил об открытии Предсоборного Собрания, а затем, обращаясь к Министру и к Членам Правительства произнес по-польски ответную речь, в которой от себя лично и от имени всех Членов Православной Церкви в Польше благодарил за такое теплое и исполненное глубокой внутренней значимости приветствие г. Министра.

"Нас особенно трогают, — говорил Митрополит, — те слова Вашего, г. Министр, приветствия, в коих Вы отмечаете значение Св. Православной Церкви в экономии государственной жизни. Мы всегда разумели это значение и по мере сил своих и умения старались быть полезными. Польскому Государству — в воздаяние того мира и спокойствия, коими оно обеспечивает всею силою своею всех своих граждан... Мы усугубим наши старания на пользу Государства".

Сейчас же по окончании речи Митрополита Дионисия митрополичий хор спел "Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся"...

Далее митрополит обратился с пространной речью на русском языке к Членам Предсоборного Собрания. "Ныне великий и знаменательный день в жизни нашей Святой Церкви, — так начал свою речь Митрополит. — Исполнилось то, что было предметом мысли и мечты многих боголюбцев. Открыто сегодня Предсоборное Собрание, значит, с Божией помощью состоится и наш Поместный Собор!

И как радостно должно быть у всех нас на сердце, что с нами ныне и Правительство наше, что начало наших работ ничем не омрачается, что, при поддержке и сочувствии Государственных властей наших, мы можем работать спокойно и продуктивно!"

Воздав "хвалу" Правительству, с которым не так давно происходил острый конфликт в связи с созывом Собора, митрополит Дионисий не смог не обрушиться на повременную прессу, которая собственно и выдвинула идею соборности в Церкви. Он говорил:

"Мы были внимательны к тому, что печаталось в повременной прессе по поводу Собора и соборности. И признаемся, все печатанное не удовлетворяло нас. Одни, ведь, думали о поверхностном в соборности — о реформах, а другие боялись за результаты Собора, думая, очевидно, только о возможности современных результатов соборности...

Часто раздавались в печати голоса, что Высшая Церковная Власть в Польше не желает соборности и тормозила дело созыва Собора. Какой это неправильный взгляд! Во-первых эта власть стремилась к Собору с первых дней своего здесь существования, о чем свидетельствует целая серия постановлений и определений Св. Синода, а, во-вторых, Высшая Церковная Власть прекрасно понимает всю необходимость соборности в жизни Православной Церкви в Польше. Ведь, если где-либо в другом месте по нынешним временам и можно обходиться без соборности, то в Польше это отнюдь невозможно".

Закончил свою речь Митрополит Дионисий пожеланием успеха Предсоборному Собранию в его трудной работе, призвав Божие благословение на общие труды.

По окончании своей речи Митрополит объявил, что следующее заседание Предсоборного Собрания состоится на следующий день, в 10 часов утра.

В 2 часа дня все члены Предсоборного Собрания собрались в помещении отеля "Полония", где в их честь был устроен Министром Исповеданий завтрак. За завтраком присутствовали также члены Правительства и другие приглашенные лица.

Увы, как увидим далее, слова о стремлении повести Православную Церковь в Польше по пути соборности оказались только словами: работы Предсоборного Собрания замерли на мертвой точке, самый Собор так и не был созван, а Законы о внутреннем устроении Церкви и об Ее взаимоотношении с Государством были введены в жизнь Декретом Президента Республики.

Глава VIII

Деловая работа Предсоборного Собрания началась 30 июня 1930 года. Первое заседание было посвящено конструированию Президиума Предсоборного Собрания. Митрополит Дионисий, как Председатель Собрания, заявил, что на повестке дня заседания стоит единственный вопрос — выборы Заместителей Председателя, Генерального Секретаря и второго Секретаря. Член Собрания депутат Сейма, Сергей Хруцкий, просил объявить краткий перерыв для взаимного ознакомления членов и определения кандидатур в состав Президиума. Так как во время краткого перерыва не удалось достигнуть того или иного соглашения, то депутат Сейма Хруцкий просил отложить выборы до следующего дня.

Так как присутствовавшие на заседании представители Правительства возражали против предложения С. Хруцкого, то Митрополит Дионисий объявил перерыв Заседания на полчаса и по возобновлении заседания были розданы карточки для голосования. Член Собрания С. Хруцкий сделал формальное заявление-протест, в котором указал, что многие из членов Собрания полагали, что речь идет не о формальных выборах и что некоторых кандидатов даже не спрашивали о выражении согласия выставить их кандидатуры. Тем не менее, выборы состоялись и избранными в Президиум оказались:

в качестве Вице-председателей — протоиерей Владимир Юзь-вюк и профессор богословского факультета Варшавского Университета Иван Иванович Огиенко, в качестве Генерального Секретаря — Борис Николаевич Лелявский и Секретаря — магистр богословия М. Кобрин.

Вслед за тем Председатель Предсоборного Собрания объявил заседание закрытым, назначив следующее пленарное заседаний на 2 июля.

Вечером того же дня состоялось, под председательством архиепископа Алексия, частное совещание членов Предсоборного Собрания, на котором последние ознакомились с регламентом работ Предсоборного Собрания и обсуждали отдельные его статьи. На второй день — 1 июля вышеуказанное Совещание продолжалось.

Заседания как 2-го, так и 3-го июля были посвящены вопросам формального порядка, а в частности образования Комиссий Предсоборного Собрания.

Было образовано 6 Комиссий, а именно: Религиозная, Юридически организационная внутренняя, Юридическо-Организационная внешняя, Просветительная, Комиссия внутренней приходской и монастырской жизни и Комиссия по делам православного духовенства. Первое заседание всех шести Комиссий состоялось вечером 3 июля в помещении Министерства Исповеданий и Народного Просвещения, на котором Комиссии избрали свои Президиумы и распределили между собой доклады.

4 июля состоялось последнее пленарное заседание Предсоборного Собрания, на котором были заслушаны отчеты Председателей всех Комиссий о ходе и результатах их первых заседаний. Председатели Комиссий сообщили также мнения Комиссий относительно методов их работы.

На этом же заседании ряд Членов Предсоборного Собрания сделал заявление о том, что рескрипт г. Президента Республики о созыве Все польского Собора и предваряющего его Предсоборного Собрания был принят православным населением с искренним воодушевлением. Слова Главы Государства произвели повсюду благоприятное впечатление, свидетельствующее о благожелательном отношении властей Республики к делам и интересам Православной Церкви:

На этом же заседании Членом Предсоборного Собрания А. К. Свитичем от имени группы членов Собрания было оглашено нижеследующее декларативное заявление:

"Высокое Собрание! До сих пор приводились здесь чисто внешние причины и условия успешности наших работ в Предсоборных Комиссиях. Я же приемлю на себя смелость указать и на другие условия, но уже характера чисто внутреннего, кои, по нашему мнению, будут способствовать плодотворности наших работ.

Работа Предсоборного Собрания и его отдельных Комиссий не увенчается желанным успехом, если в основу ее не будут положены одинаковые, руководящие, проникнутые духом соборности, принципы.

Таковыми мы считаем:

1. Восстановление во всей широте соборного и выборного начал в жизни нашей Православной Церкви;

2. Соборное начало понимается нами не как посягательство на прерогативы епископской власти или власти Св. Синода, но как привлечение к делу соборного церковного строительства рядового духовенства и верующих мирян, а не одной только высшей иерархии;

3. Высшей Законодательной, административной, судебной и контролирующей властью Православной Церкви в Польше является Поместный Собор, в состав коего входят епископы, клирики и миряне;

4. Предстоящий Поместный Собор Православной Церкви в Польше, поскольку он должен восстановить канонические основания церковного строительства, будет Собором Учредительным;

5. Выборное начало простирается как на высшую иерархию, так и на все органы церковного управления: центрального, епархиального и благочиннического;

6. Во все органы церковного управления, особенно же характера административно-хозяйственного, должны входить по выбору и миряне;

7. Восстановление нормальной церковной жизни возможно лишь при создании условий, способствующих привлечению широких народных масс к делу церковного строительства;

8. Результатом восстановления в жизни Православной Церкви истинной соборности будет скрепление единства Православной Церкви в Польше, а это единство является одной из начальных идей нормальной церковной жизни.

Три вышеприведенных начала (соборность, выборность и единство в Церкви) и должны, по нашему мнению, служить руководящими идеями во всей предстоящей нам работе и, в частности, в работе Предсоборных Комиссий".

После прений Предсоборное Собрание приняло резолюцию, в которой высказывалась твердая вера в незыблемость начал, возвещенных г. Президентом Республики в историческом рескрипте о созыве Поместного Собора Православной Церкви в Польше, а равно выражалась глубокая признательность г. Президенту Республики и Польскому Правительству, благодаря благожелательности которых вопрос об устроении Православной Церкви в Польше встал на реальную почву.

В заключительной части резолюции заключалось обращение к Митрополиту Дионисию об исходатайствовании со стороны Правительства надлежащих мер по охранению нынешнего имущественного положения Церкви до момента окончательного урегулирования юридического положения Церкви.

Перед закрытием заседания Председатель Предсоборного Собрания заверил последнее, что все подведомственные Высшей Церковной Власти учреждения и должностные лица получат распоряжение предоставлять Комиссиям Предсоборного Собрания все необходимые информации, а также материалы и данные фактического характера.

Объявив первую сессию Предсоборного Собрания закрытой, митрополит Дионисий указал, что срок следующей сессии будет установлен Президиумом Собрания по соглашению с Министерством Исповеданий и Народного Просвещения, в зависимости от хода работ в отдельных Комиссиях.

Казалось, что после обнародования исторических актов — рескрипта Президента Республики и архипастырского послания Митрополита Дионисия в жизни Православной Церкви в Польше должна была действительно наступить та мирная и спокойная работа, о которой говорилось в этих исторических актах.

Между тем, живая действительность говорила совершенно о другом.

Приблизительно через 2 недели после торжественного открытия Предсоборного Собрания Митрополит Дионисий обращается к Председателю Совета Министров с официальными письмами, от 9 и 17 июля 1930 г. за № 4612 и 4930, в которых приводит целый ряд фактов, говорящих о нарушении правительственными органами прав собственности и владения Православной Церкви в Польше.

В частности, митрополит Дионисий указывал на незаконную ликвидацию имущества Кирилло-мефодиевского Братства в городе Остроге, на Волыни, и на закрытие церкви того же Братства (о чем мы упоминали уже выше), на отобрание у православных храма при Детском приюте в городе Лодзи и передачу его военному римо-католическому духовенству, на незаконную отдачу в аренду православному священнику в г. Люблине церковного же дома, принадлежащего приходу, на опечатание и закрытие православной церкви в городе Брянске, Белостокского воеводства, на отобрание у православных и передачу римо-католикам и униатам православных храмов, вместе со всем церковным и приходским имуществом в Цехове, Дубечне, Гумнищах, Жабче, Костомолотах и в других местностях.

Митрополит Дионисий сообщал Председателю Совета министров о целом ряде разборок православных святынь, имевших место в последнее время, главным образом, на территории Холмщины.

Митрополит писал Премьер-министру, что, как правило, разборки православных святынь производятся без согласия и даже без уведомления о том церковных властей под тем предлогом, что они, якобы, угрожают общественной безопасности. Святыни разбирались в тех местностях, где в большинстве проживало православное население, неоднократно просившее об открытии церкви.

Такие разборки производились либо по поручению властей, даже при участии войска, либо "неизвестными лицами", преимущественно ночью, при чем виновники этих разборок обыкновенно оказывались необнаруженными.

Митрополит приводил разительные примеры таких разборок. Так, в селе Киевцы, на Холмщине, существовала великолепная каменная церковь, выстроенная за несколько лет перед мировой войной. Во время войны церковь была несколько повреждена снарядами. После войны местное население и церковные власти неоднократно заявляли о своем желании отремонтировать эту церковь, однако эти просьбы постоянно властями отклонялись. В марте месяце 1930 года в Киевцы прибыл отряд саперов, расквартированный в селении, причем населению было объявлено, что саперы прибыли, чтобы построить мост, разрушенный во время войны. На другой день православное население с возмущением констатировало, что отряд саперов разрушает храм, причем один из польских офицеров заявил, что делается это, якобы, с согласия церковной власти. В деревне Комарове, Томашевско-го уезда, еще с до-униатских времен существовала древняя православная церковь. В последнее время, по распоряжению административных властей, церковь эта была закрыта. 21 сентября, около 12 часов ночи, вокруг церкви собралась толпа приблизительно в 100 человек, прогнала церковного сторожа, разогнала православных и варварским путем разрушила местную православную святыню. Находившаяся по соседству польская полиция, за содействием к которой обратились православные, не явилась, а Прокурор Окружного Суда, к которому Митрополит обратился с просьбой привлечь виновных к ответственности, прекратил дело за не обнаружением виновных.

Варварским путем была разрушена церковь и в деревнях Уханях, Грубешовского уезда, где были выброшены церковные вещи и кресты, а иконостас и святые иконы в рамах были изломаны; купол не был разобран, а подпилен и стаскивался на железной проволоке вниз, пока не рухнул, а вместе с ним и кресты, развалившиеся на куски. Подобным образом, на глазах у населения, в присутствии представителя административной власти, разрушали церковь пьяные рабочие в дер. Павловичах, того же Грубешовского уезда.

В дер. Старом Павлове, Бельского уезда, существовала старая часовня, весьма почитаемая окрестным православным населением. С течением времени часовня постепенно разрушилась. Все просьбы населения и Церковных властей разрешить ремонт этой часовни отклонялись. В то же время, хотя в Старом Павлове не было униатов, власти разрешили прибывшему туда униатскому священнику построить недалеко от разваливавшейся часовни униатскую часовню и притом на земле, принадлежащей Православной церкви. Во время постройки униатской часовни, в ночь с 4 на 5 мая 1930 г. необнаруженные лица совершенно разрушили православную часовню. Протесты православного Благочинного и церковного Старосты, заявленные Уездному Старосте, остались неуваженными.

В своем письме Председателю Совета Министров митрополит Дионисий указывал, что обыкновенно все материалы, остававшиеся после разборки православных святынь, никогда не передавались православному населению или православному духовенству, а продавались или передавались духовенству католическому.

Митрополит Дионисий в своем письме привел и такой факт. В декабре месяце 1929 г. жители деревни Тарноватки, Томашевского уезда, перешедшие в так называемый Национальный Костел епископа Ходура, забрали из кладбищенской православной церкви в Тарноватке же свыше 10 святых икон, старый иконостас и выносной запрестольный крест и все это водворили в здании тамошнего Национального Костела.

Приведен был в том же письме и такой факт. В ночь с 9 на 10 апреля 1930 года те же последователи Национального Костела во главе со своим священником Шведко, бывшим православным диаконом, лишенным сана за неморальное поведение, войтом гмины Тарноватка и комендантом полицейского участка г. Кудыбой прибыли в дёр. Паньково, открыли запечатанную церковь и забрали св. Плащаницу и церковные книги. На вопросы присутствовавших при этом православных жителей дёр. Паньково, на каком основании они забирают из церкви не принадлежащие им вещи, комендант полицейского участка заявил, что эти вещи им (православным) не принадлежат, а последователи Национального Костела добавили, что эти вещи забираются с разрешения Уездного Старосты.

Необычайный факт нарушения прав Православной Церкви имел также место в дер. Бище, Белгорайского уезда. Там за несколько лет перед войной была выстроена великолепная православная церковь. В 1919 году церковь эта была захвачена римо-католическим духовенством и переосвящена в костел, несмотря на то, что в ближайших окрестностях имелись католические святыни. Неоднократные просьбы православных и церковной власти о возвращении этой святыни ее законным владельцам-православным оставлялись без внимания. Тогда православное население, достигавшее 1700 человек, устроило в сарае молитвенный дом, которым и пользовалось. В целях удовлетворения религиозной нужды православных церковные власти назначили в Бищу постоянного священника, но Министерство Исповеданий категорически потребовало отозвания этого священника, а местные административные власти закрыли молитвенный дом в Бище и запечатали вместе со всеми находившимися в этом доме церковно-богослужебными предметами и утварью.

К письму своему Митрополит Дионисий приложил копию принятой Предсоборным Собранием резолюции, добавляя, что все вышеприведенные факты подтверждают основания, изложенные в резолюции Предсоборного Собрания.

Все эти печальные события в жизни Православной Церкви в Польше происходили, образно выражаясь, на глазах того же Предсоборного Собрания, которое, по точному смыслу рескрипта Президента Республики, должно было заняться надлежащей подготовкой и разрешением многочисленных вопросов к предстоящему Поместному Собору.

Однако, Предсоборное Собрание было обречено на полное бездействие. Второй сессии Предсоборного Собрания его членам пришлось ожидать... пять лет.

Правда, в этот промежуток времени работали Предсобор-ные Комиссии, а именно: I, 4, 5 и 6, но наиболее ответственные Комиссии ~-2 и 3, которые должны были выработать так называемые Внешний и Внутренний Статуты Православной Церкви и вовсе не были допущены к своей работе. Но зато "Смешанная Комиссия", в состав которой входили только представители Высшей иерархии и Польского Правительства, работала весьма интенсивно. За период времени между двумя сессиями Предсоборного Собрания "Смешанная Комиссия" имела около 100 заседаний.

Вторая Сессия Предсоборного Собрания была созвана Митрополитом Дионисием на 13 и 14 мая 1935 года.

Сессия эта совпала со смертью и погребением первого маршала Польши Иосифа Пилсудского. Открывая заседание Предсоборного Собрания, Митрополит Дионисий обратился к Собранию со следующими словами:

"На Польское государство обрушился тяжелый удар: умер Великий Вождь народа и строитель Польского Государства.

Глубоко этим потрясенные, мы вознесли молитвы об упокоении души Великого Умершего. Почтив его память, мы должны считать нашей задачей ведение нашей работы согласно его указаниям. Энергично и в полном согласии должны мы продолжать наши предсоборные работы на пользу Святой Церкви и нашего Государства".

От имени Предсоборного Собрания митрополит отправил на имя Председателя Совета Министров телеграмму с выражением соболезнования по поводу кончины первого Маршала, для участия в погребении которого Предсоборное Собрание избрало особую делегацию, возложившую на гроб почившего Маршала крест из живых цветов.

В своей приветственной речи, обращенной к Членам Предсоборного Собрания, митрополит Дионисий пытался объяснить причины значительного по времени перерыва между 1 и 2 сессиями Собрания тем, что само Предсоборное Собрание, насчитывающее значительное количество членов, не может в полном: своем составе заниматься подготовительными к Собору работами, но это выполняют технически Комиссии, как органы, состоящие из меньшего числа членов. Митрополит подчеркнул, что созыв настоящей сессии Предсоборного Собрания был уже давно решен и только причины внешнего и случайного характера помешали реализации этого решения.

За эти пять лет бездействия Предсоборного Собрания произошли, конечно, также перемены в его личном составе. Так, по причине перевода на службу в другую епархию вышел из состава Предсоборного Собрания митрофорный протоиерей Волынской епархии Николай Рогальский, по такой же причине вышел из Предсоборного Собрания митрофорный протоиерей Стефан Грушко, представлявший Варшавско-Холм-скую епархию, в 1933 скончался протоиерей Александр Лю-бич, представитель Полесской епархии, выбыл также из состава Предсоборного Собрания профессор Богословского Отдела Варшавского Университета И. И. Огиенко, делегированный в Предсоборное Собрание профессорской коллегией означенного богословского отдела.

На место вышеуказанных лиц Митрополит Дионисий, по соглашению с министром Исповеданий и Народного Просвещения, ввел в Предсоборное Собрание в качестве его членов: 1) митрофорного протоиерея Волынской епархии Михаила Тучемского, 2) митрофорного протоиерея Варшавско-Холмской епархии Иоанна Коваленко, 3) протоиерея Полесской епархии Иоанна Бекиша и 4) профессора богословского отдела Варшавского университета Михаила Зызыкина.

Так как профессор И. И. Огиенко занимал и должность Вице-председателя Предсоборного Собрания, то на его место в закрытом голосовании на первом же заседании 2-й сессии был избран профессор богословского отдела Варшавского университета Александр Игнатьевич Лотоцкий.

На первом же заседании Митрополит Дионисий огласил в письменной форме свое обращение к Предсоборному Собранию, в котором указал, что еще 2 июня 1930 года, в связи с историческим рескриптом г. Президента Республики о предстоящем созыве Поместного Собора, он — Митрополит—послал главам Автокефальных Церквей братские письма, в которых извещал об этом исторического значения факте в жизни Православной Церкви в Польше. В ответ на свое обращение Митрополит получил от Глав Автокефальных Церквей приветственные письма, выражающие радость Церквей-Сестер.

На этом, собственно, и было закончено первое заседание 2-й сессии Предсоборного Собрания.

В начале 2-го заседания, состоявшегося 14-го того же мая, Генеральный Секретарь Предсоборного собрания Б. Н. Ле-лявский огласил доклад о работах I” 4, 5 и 6 Комиссий, заседавших в период времени между 1-й и 2-й сессиями Предсоборного Собрания.

По этим докладам Председатель Собрания открыл дискуссию, в которой приняли участие многие из членов Собрания.

Первым взял слово Член Предсоборного Собрания от Гродненской епархии Г. А. Моллер, заявивший, что в некоторых Воеводствах по требованию местных административных властей в школах Закон Божий преподается на польском языке, несмотря на то, что согласно с циркуляром Министерства Исповеданий и Народного Просвещения преподавание Закона Божия должно вестись на материнском языке учащихся. Это вызывает недовольство и приносит вред как Церкви, так и Государству.

Г. А. Моллер предложил Предсоборному Собранию вынести постановление о том, чтобы в будущем подобных правонарушений не повторялось и чтобы школьные власти строго придерживались распоряжения Министерства Исповеданий и Народного Просвещения в деле преподавания Закона Божия на материнском языке.

Предложение Г. А. Моллера Собрание приняло к сведению.

Затем, Член Собрания от Полесской епархии князь Лыщинский-Троекуров задал вопрос, почему не заседали 2 и 3 Комиссии и, вообще, почему работы Предсоборного Собрания идут так медленно?

Далее слово было предоставлено представителю от Волынской епархии М. Бондаренко, который напоминает Собранию, что еще на первой сессии Собрания было принято постановление о приостановлении украинизации Православной Церкви на Волыни. К настоящему времени ситуация на Волыни настолько изменилась, что принятая на первой сессии резолюция по делу украинизации Православной Церкви оказалась мертвым звуком. В подтверждение своих слов г. Бондаренко привел ряд фактов, а в частности указал, что в Ровенском Соборе путем принуждения было совершено архиерейским чином богослужение на украинском языке и что епископ Поликарп, викарий Волынской епархии, при содействии депутатов Сейма и сенаторов, украинизировал весь Луцкий уезд.

М. Бондаренко предложил подтвердить ранее принятое постановление и вынести решение о приостановлении акции украинизации Церкви на Волыни до созыва Собора, который окончательно это дело разрешит...

На это М. Бондаренко отвечал архиепископ Алексий, заявивший, что Волынь ни на йоту не нарушает постановлений Св. Синода от 1922 года, касающихся украинского вопроса и что все приведенные г. Бондаренко факты не отвечают действительности.

По вопросу об украинизации Церкви выступали также проф. А. И. Лотоцкий, протопресвитер П. Пащевский (украинец), магистр богословия М. Кобрин, князь Лыщинский-Троекуров, протопресвитер Т. Теодорович, преподаватель Виленской Духовной Семинарии А. И. Сморжевский, доктор М. Пирогов и генеральный секретарь Предсоборного Собрания Б. Н. Лелявский.

Князь Лыщинский-Троекуров огласил подписанную 8 членами Собрания Резолюцию по вопросу об украинизации церковных богослужений, в которой предлагается воздержаться от украинизации до решения предстоящего Собора. Генеральный Секретарь Собрания Б. И. Лелявский заявил, что, хотя вопрос об украинизации богослужения относится формально к компетенции 5-й Комиссии, однако же Предсо-борное Собрание должно возвысить свой голос в вопросе украинизации, которая проводится на Волыни поспешным, административным порядком.

В результате возникших по вопросу об украинизации горячих прений Митрополит Дионисий заявил, что этот вопрос не может быть в настоящее время разрешен, поскольку это зависит еще и от соглашения с Правительством.

Затем взял слово Генеральный Секретарь Предсоборного Собрания Б. Н. Лелявский, заявивший:

"Мы видим, в какой горячей атмосфере ведутся здесь дискуссии. Такими же горячими были и дискуссии в Комиссиях. Однако имеются вопросы, которые не были обсуждены, несмотря на то, что они (вопросы) были предусмотрены в программе работ Собора. Касается это 2 и 3 Комиссий Предсоборного Собрания, каковые Комиссии в течение пяти лет не имели ни одного заседания. Вопросы же, порученные рассмотрению этих Комиссий, имеют первостепенное значение для нашей Церкви. Я коснусь сейчас только двух моментов:

1) вопроса управления церковными имуществами и 2) вопроса назначения и перемещений духовенства по службе. Первый вопрос находится в весьма грозном положении. Общественное мнение требует урегулирования этого вопроса в спешном порядке, ибо может наступить такой момент, когда Православная Церковь не будет иметь в своем владении этих имуществ. Мы располагаем материалами по данному вопросу, но не хотим только тут их оглашать. Гораздо хуже тот факт, что этим вопросом уже занялись судебные и прокурорские власти.

Вопрос назначений и перемещений духовенства также находится в положении, достойном сожаления: известны случаи перемещений без достаточных к тому оснований, назначений нескольких священников на одну и ту же должность и т. п.

Поэтому мы просим Власти о наискорейшем созыве 2-й и 3-й Комиссий, которые приступят к разработке вышеуказанных, весьма серьезных, вопросов. Полагаю, что дискуссия над этими вопросами должна быть начата в настоящей сессии".

Выступление генерального секретаря Собрания Б. Н. Ле-лявского произвело сильное впечатление на участников Собрания и совершенно неожиданным было вслед за тем заявление Митрополита Дионисия, который сказал, что "затронутыми вопросами, помимо второй и третьей Комиссий, занимается Комиссия Представителей Иерархии и Правительства, которая разрабатывает проект специальной Главной Контрольной Комиссии, задачей которой будет надзор над имуществом Церкви, а также разрабатывает эта Смешанная Комиссия ряд других проектов, в том числе — Статут Духовных Консисторий, предусматривающий вопросы правового положения духовенства. Вопрос же созыва 2-й и 3-й Комиссий Предсоборного Собрания должен быть разрешен по соглашению с Министром Исповеданий и Народного Просвещения".

Заслуживают внимания выступления Членов Предсоборного Собрания присяжного поверенного из Вильно В. А. Вишневского и Г. А. Моллера, представителя Гродненской епархии. В. А. Вишневский заявил:

"Срок созыва Собора не указан. Известно только, что подготовительной работы много и что придется много потрудиться над вопросами входящими в программу деяний будущего Собора. Однако необходимо подчеркнуть, что наша Церковь должна быть построена на началах СОБОРНОСТИ. Однако эти начала СОБОРНОСТИ должны быть вводимы по мере возможности еще до созыва Собора. Право и юридические нормы всегда замыкают то, что создала жизнь. И поэтому и в жизнь нашей Церкви должны быть немедленно введены начала СОБОРНОСТИ, которые позже унормирует Собор. Всего того, о чем говорил г. Лелявский, не было бы, если бы начала СОБОРНОСТИ были введены; тем более, что и Правительство эти начала (соборности) поддерживает. Прежде всего начала СОБОРНОСТИ должны быть введены на Епархиальных Съездах путем участия в них представителей верующих, избранных приходами. Предсоборное Собрание не должно в данном деле принимать каких-либо обязующих постановлений, но может только просить Духовные Власти о введении в жизнь Церкви начал СОБОРНОСТИ как можно скорее".

Сторонником СОБОРНОСТИ выявил себя и представитель Гродненской епархии Г. А. Моллер, заявивший в своей речи:

"Все то, о чем говорил г. Лелявский, есть сущая правда и является достойной сожаления действительностью, замолчать которую мы не имеем права. И действительно, в некоторых епархиях священники не переводятся по службе на другие приходы, но, если можно так выразиться, перебрасываются с места на место. Часто на один и тот же приход назначается несколько священников. Православный священник совершенно бесправен. И это чрезвычайные недостатки организации нашей Церкви. Напомню, что в нашей Церкви существовала давняя традиция, по которой сын занимал по смерти отца его место, приход был наследственный и связь прихожан и священника была основана на долголетнем знакомстве пастыря и паствы. В настоящее время эта прекрасная традиция перестала существовать. Бывают часто неосновательные перемещения, разоряющие духовенство и дезорганизующие приходскую жизнь. Все это нас очень беспокоит.

Далее, — продолжал г. Моллер, — вынужден я коснуться имущественного вопроса. Собственно, не мы первые касаемся этого вопроса; увы, коснулись его судебные власти. И для предотвращения этого мы должны создать собственный орган, контролирующий денежное хозяйство в наших епархиях.

Мы — накануне Собора и поэтому необходимо здесь реализовать начала СОБОРНОСТИ. Прежде всего надлежащим образом должна быть организована информация общественности о жизни Церкви и эта информация должна быть правдивой. Тогда только можно будет сказать, что это есть правда, а то — вранье и неправда. В особенности мы, члены Предсо-борного Собрания, не должны молчать, так как речь идет о благе нашей Церкви и нашего Государства. Мы не должны забывать, что наши недостатки используются безбожниками и элементами антигосударственными ".

В ответ на речи вышеприведенных членов Собрания Митрополит Дионисий заявил, что все высказанные здесь пожелания будут в мере возможности уважены Св. Синодом, но что надлежит принять во внимание, что не все зависит только от Св. Синода. Мы живем на земле и должны принимать во внимание обязующие нас государственные и административные законы, в частности "Временные Правила", от 1922 года. В порядке этих "Правил", административные власти требуют и могут требовать перемещений духовенства. Нет такого государства, в котором не было бы подобной ситуации.

Что же касается немедленного введения в жизнь Церкви соборных начал, то этому препятствует в настоящее время отсутствие соответствующих Статутов и регламентов соборных институций. Вследствие этого и нет одинакового для всей Митрополии порядка. То же самое касается и церковного хозяйства.

Выступавший еще раз Член Предсоборного Собрания князь Лыщинский-Троекуров указал на то, что, предыдущие работы Предсоборного Собрания велись очень медленно, и высказал пожелание, чтобы в будущем заседания Комиссий Предсоборного Собрания были созываемы регулярнее и чаще.

Весьма характерным было последнее заявление Митрополита Дионисия, который сказал, что все предложения, внесенные на настоящей сессии Собрания, были рассмотрены в Президиуме в соответствии с §22 Регламента Предсоборного Собрания, и признаны не подлежащими рассмотрению на происходящей сессии, так как затронутые во внесенных предложениях вопросы еще не разработаны в соответствующих Комиссиях, куда и будут переданы.

Закрывая заседание. Митрополит Дионисий обратился к Членам Предсоборного Собрания со следующей речью:

"Закончили мы наши работы на настоящей сессии Предсоборного Собрания. Тяжелая печаль, которой преисполнены наши сердца с связи с тем ударом, который пал на Государство и народ — смерть великого человека — маршала Иосифа Пилсудского, придали нашим заседаниям особый характер серьезности и сосредоточенности. Неизменно следуя указаниям умершего гениального Вождя Народа, мы приложили все усилия к тому, чтобы наша работа преследовала одну цель —благо Государства и нашей Святой Православной Церкви. Мы сделали в этом направлении все, что было в наших силах и утверждаю, что на этом пути мы сделали дальнейший шаг на пути того задания” которое перед всеми нами стоит, созыва Первого Генерального Собора Автокефальной Православной Церкви в Польше.

С этой мыслью я благодарю всех присутствующих за их совместную плодотворную работу и объявляю вторую сессию Предсоборного Собрания закрытой".

Свободные речи Членов Предсоборного Собрания в защиту издревле присущих Православной Церкви соборного и выборного начал, выступления Высшей Церковной иерархии, в которых явно сквозили нотки недовольства этими речами, и стремление, ссылками на необходимость предварительного во всем соглашения с Правительством, лишний раз подчеркнули расхождения между верующим народом и его Высшей церковной иерархией, находящейся в полной зависимости от Государственной Правительственной Власти и слепо выполняющей пожелания последней.

Лучшим доказательством всего этого был тот факт, что в дальнейшем, не только сессии Предсоборного Собрания, но даже и заседания его Комиссий ни разу не были созваны, а все дело устроения Православной Церкви перешло к "Смешанной Комиссии", состоящей из представителей Высшей Церковной иерархии Польского Правительства.

СОБОРНОСТЬ и ВЫБОРНОЕ НАЧАЛО были отодвинуты, чтобы не сказать более, на долгий срок.

Заседавшие в "Смешанной Комиссии" польские чиновники стали широко и свободно толковать Апостольские Правила, Постановления Вселенских и Поместных Соборов, Правила Св. Отец и все каноническое православное право, опираясь в таком своем толковании на правительственную силу.

Силы, разумеется, были неравные и Высшая Церковная Власть безропотно принимала все то, что ей диктовалось Правительством.

Словом, Высшая Церковная иерархия окончательно утратила свою независимость даже в вопросах церковно-канони-ческого характера, отрешилась от внутренней свободы Церкви, а когда она — Высшая иерархия пыталась, было, робко сохранить остатки этой независимости, то Правительство перешло уже к прямому действию.

Глава IX

Рим никогда не останавливался перед одной из главных своих задач обратить в католичество Православный Восток, главным образом Россию, путем введения унии.

Рим избрал возрожденную Польшу тем плацдармом, тем перекидным мостом между католическим западом и православным востоком, где наиболее интенсивно можно было бы вести работу по насаждению унии. Польша была объявлена миссионерской территорией, на которой должна была повестись вся работа по насаждению новой унии — неоунии, при помощи, так называемого, "Восточного обряда.

Неоуниатское движение в Польше началось на Подляшьи и Холмщине и первым "апостолом" его явился Подляшский римо-католический епископ Пшездецкий, получивший 21 января 1924 года декрет Рима и особые полномочия на ведение унийной работы. Епископ "Пшездецкий, в свою очередь, издал Инструкцию о способах насаждения неоунии, в каковой инструкции говорилось, что "при совершении Богослужений и Таинств запрещается что-либо изменять, а лишь должно прибавлять молитву за Римского Папу и епископа".

Одновременно с изданием этой Инструкции в Польше появились иезуиты восточной ветви. Они открьыи в Гродненской епархии, вблизи православного Жировицкого монастыря свой монастырь в Альбертине; в имении, подаренном помещиком графом Пусловским. Вскоре в том же Альбертине был образован и приход восточного обряда. Альбертин был замечателен тем, что в ограде его монастыря одновременно были выстроены две церкви — западного и восточного обрядов, одна против другой.

Постепенно в Польше стали появляться и другие монашеские ордена в восточном обличий: редемптористы, капуцины и др. Они получали в свое распоряжение ранее закрытые и полуразрушенные монастыри, отстраивали их, сооружали небольшие униатские церкви, открывали даже гимназии (как например в г. Вильно) и другие школы и приюты. Словом, началась большая работа по уловлению православных душ. Работа эта значительно усилилась с момента назначения в Польшу особого епископа Восточного обряда Николая Чарнецко-го, который, в качестве Визитатора Апостольской столицы, стал воскрешать унию на Волыни. Епископу Чарнецкому была передана военным ведомством православная церковь в городе Ковеле и там же был организован монастырь. Вскоре в городе Дубно, так же на Волыни, была открыта Духовная Семинария Восточного обряда для подготовки будущих пастырей — "миссионеров" нового Восточного обряда.

Как сам епископ Чарнецкий, так и подведомственное ему духовенство, а равно и преподаватели Дубенской Духовной Семинарии имели внешний облик православных пастырей, ходили в рясах, облачались за Богослужениями в православные ризы, запускали длинные волосы, бороды, служили на церковнославянском языке, проповедовали на местных наречиях.

В Польше неоунийная работа, с сохранением Восточного обряда, была организована так: на Волыни работали возглавляемые епископом Чарнецким редомптористы со своим монастырем в Ковеле, на Полесьи — капуцины с центром в Любешове, в Виленском районе — иезуиты с монастырем в Альбертине. Помимо высшей духовной Семинарии в городе Дубно, существовала еще и низшая Семинария в Вильно.

Для подготовки будущих "миссионеров" в городе Люблине был основан Миссионерский Институт, которому Дюблинский римо-католический епископ предоставил дом с церковью и садом. В Институте преподавались Сравнительное Богословие, русский язык, русская литература и русская история.

Рим очень внимательно следил за неоунийной работой в Польше, поощрял и усиливал таковую. Папский Нунций в Польше весною 1925 года известил епископов Виленского, Пинского, Люблинского и Луцкого, что им даются такие же полномочия, какие даны Подляшскому епископу Пшездец-кому и предоставленной последнему Инструкцией из Рима. В этой Инструкции указывалось, что католические епископы могут освобождать от церковных наказаний священников, возвращающихся из Православия в Католичество, за исключением возвращающихся епископов.

Следуя этим указаниям, римо-католические епископы начали принимать в лоно Римо-католической Церкви православных ренегатов священников, запрещенных в священно-служении и расстриженных в их "сущем сане".

Обстановка для "миссионерской" работы неоуниатов в Польше была к тому времени весьма благоприятная. Православие в России было подорвано, в самой Польше шла глухая борьба за стиль Богослужений и возмущение насильственно введенной автокефалией Православной Церкви; на Волыни поспешно проводилась украинизация Церкви, в ряды духовенства просачивалось много недостойных лиц, а к тому же и само православное духовенство в Польше не было обеспечено ни в правовом, ни в материальном отношениях и испытывало на себе полное пренебрежение со стороны польских мелких чиновников и особенно низшей полиции. Для некоторых слабых душ казалось соблазнительным перейти в ограду римо-католической Церкви, благо, не требовалось ничего кроме молитвы за Папу Римского и местного епископа.

В неоунию шли просто авантюристы и влекли за собой морально ослабевшую крестьянскую массу, которая вслед за подачей заявления католическому епископу тем самым приобретала расположение полиции и мелких властей на местах, а иногда и некоторые материальные выгоды, так как в таких случаях возвращались отобранные приходские земли, открывались запечатанные храмы. При помощи неоунии сводились счеты с нежелательными настоятелями приходов.

Католические епископы с распростертыми объятиями принимали в неоунию "в сущем сане" православных расстриженных монахов, священников и даже архимандритов и митрофорных протоиереев. Этот авантюристический элемент, метко окрещенный на страницах Варшавской русской газеты публицистом Туберозовым именем "перелеты", очень скоро и без особого труда возвращался в Православие. Еще легче возвращались в Православие приходы, которые считали переход в неоунию только "комедией" и просили православное духовное начальство не придавать этому никакого значения.

Так было начато, при помощи "Восточного обряда", дело разложения Православной Церкви в Польше.

Однако и среди мелких авантюристов-перелетов" бьыи и выдающиеся лица.

К числу их надлежит отнести уволенных Св. Синодом от должностей Ректоров православных духовных семинарий: Ви-ленской — архимандрита Филиппа (Морозова) и Кременецкой (на Волыни) — протоиерея Петра Табинского. Оба они окончили Петербургскую Духовную Академию в 1914 году, занимали ответственные должности и, вполне естественно, переход их в унию не мог не возбудить тревог в православной среде.

Слухи о переходе архимандрита Филиппа (Морозова) в неоунию начали циркулировать по городе Вильно сразу же вслед за увольнением его от должности Ректора Духовной Семинарии, но архимандрит Филипп старался опровергать это и писал Виленскому Православному Архиепископу Феодосию, что "слухи об измене моей великой Православной Церкви ложны".

Это было 17 августа 1925 года, а на второй день в Вилен-ских польских газетах появилось "открытое письмо" архимандрита Филиппа, в котором говорилось:

В своем письме архимандрит Филипп уверял, что в его поступке "нет никакой измены тому, что всем нам должно быть дорого — подлинной вере и принадлежности к собственному народу". Письмо заканчивалось весьма патетически:

"Любя Христа и Его Святую Церковь, я и впредь буду в Нем любить вас, мои братья, и буду молиться о той для вас милости, которую Наивысший уделил мне, а именно, чтобы вас как можно больше пришло на ту высоту, на которой Избавитель наш построил Свою Церковь и на которой только и можно сохранить истинную Православную веру в настоящее время смуты и разъединения. Ищите опоры для вашей Церкви не в Москве, не в Константинополе и не у протестантов, а только в Риме, в этом центре христианского объединения".

Несомненным является, что, переходя в неоунию, архимандрит Филипп руководился соображениями отнюдь не идейного характера. Человек с высшим богословским образованием, прекрасный проповедник, внешне представительный, архимандрит Филипп мечтало блестящей карьере, но Высшая Церковная Власть его, якобы, не умела ценить. Он считал себя одним из первых кандидатов во епископы, однако, его почему-то обходили.

И архимандрит Филипп потянулся за епископской тиарой в Рим... Там его приняли и послали на миссионерскую работу в городе Вильно, но не в сане римо-католического епископа, а в том же сане архимандрита.

Такое положение длилось полтора года. В январе месяце 1927 года архимандрит Филипп обратился с прощальным письмом к Виленскому Римо-Католическому Митрополиту Рому-альду Яблжиковскому. В нем архимандрит Филипп писал:

"Время соединения Церквей еще не приспело. После моей полуторагодичной самоотверженной работы на пользу соединения Церквей для меня лично теперь совершенно ясно, что со стороны именно предстоятелей Западной Церкви нет Евангельской подготовки для этого соединения. У католической иерархии отсутствует истинно католическое отношение к Православию, т. е. в духе Вселенской Христовой Церкви и наоборот:

гордость, самомнение и недостаток христианской любви — характеризуют это отношение". Далее в письме говорилось:

" Пользование в деле католической пропаганды духовными лицами, изверженными из Православия, как отбросы, пользование ими только потому, что они на все согласны и с удовольствием могут грязнить Православие, ясно свидетельствует о том, что католические иерархи не только не хотят зарывать вырытой человеческими руками пропасти между Церквами, но с помощью наемных рабочих ее углубляют. Очевидно Провидению угодно, чтобы Православная Церковь пребывала и далее в отдалении от Католической и через это сохраняла свои вековые ценности до тех пор, пока Католическая Церковь не окажется способною к Евангельскому единению с Православною".

Митрополит Яблжиковский был вызван в Рим для объяснений, а 9 января 1927 года по ст. стилю, в день празднования памяти Св. Филиппа, митрополита Московского, небесного патрона архимандрита Филиппа, он был воссоединен с Православной Церковью Виленским архиепископом Феодосием в храме Св. Духова монастыря.

На Морозова была наложена епитимия, но он был принят в сущем сане Архимандрита.

Вскоре архимандрит Филипп Высшей Церковной Властью был назначен на должность Виленского православного епархиального миссионера.

Вслед за архимандритом Филиппом стали возвращаться в Православие и другие "перелеты" священнослужители со своими приходами, ранее перешедшими в неоунию.

Что же сказать о конечных результатах неоунийной акции на территории возрожденной Речи Посполитой Польской?

На Велиградском униатском Конгрессе в 1927 году епископ Пшездецкий насчитывал во всей Польше 20 000 обращенных в унию при 14 уже организованных приходах и 7 приходах, находящихся в стадии организации^ при 25 священниках, из коих 16 б православных. Истрачено же было на неоунийную акцию 150 000 польских злотых.

В 1929 году оказалось 26 приходов, обращенных в унию, 25 человек белого духовенства и 7 черного, монашествующего, а неоуниатов всего лишь только 16 500 человек, т. е. меньше чем их было в 1927 году (20 000 человек).

В то же самое время в самой Польше, на Лемковщине и в Галиции начался массовый переход униатов в Православие: с 1923 по 1929 число перешедших составляло около 30 000 человек, а к 1933 году цифра эта увеличилась до 60 000 человек.

Итак, как видим, насаждение неоунии в облике т. н. "Восточного обряда" потерпело в ультра католической Польше поражение.

Тогда Рим решил прибегнуть к другому, более действенному, способу обращения "схизматиков" — православных.

Началась, так называемая" "ревиндикация" православных святынь путем предъявления в Окружных Судах исков о возвращении католикам более 700 православных храмов, монастырей и церковного имущества.

Об этом подробно рассказывалось в одной из предыдущих глав настоящего краткого исторического исследования, а потому в данный момент скажем о том, чем закончилось это громкое дело "ревиндикации".

Благодаря блестяще поставленной защите и привлечению к работам организованной при Св. Синоде Особой Комиссии выдающихся юристов, не только православных, но и католиков (Варшавский адвокат и бывший Товарищ Министра Юстиции 3. Рымович, профессор Аллерданд, Штернберг — из Львова и другие дела о ревиндикации были доведены до Наивысшего Суда в Варшаве.

При очевидном неравенстве тяжущихся (православных и католиков), при вмешательстве в тяжбу Апостольской Столицы, трудно было рассчитывать на конечный успех.

Для юрисконсульта при Св. Синоде присяжного поверенного бывшей Киевской судебной Палаты К. Н. Николаева и др. выдающихся юристов было ясно, что ревиндикационные дела, связанные с ликвидацией унии митрополитом Иосифом Семашко, нельзя выиграть по существу, о чем давал понять и Председатель одного из Департаментов Наивысшего Суда в Польше.

Но, благодаря стараниям К. Н. Николаева, удалось разыскать распоряжение Генерального Комиссара Восточных Земель и фронта, от 22 октября 1919 года, никем не отмененное, в силу которого изъятие святынь от православного духовенства и передача их римо-католическому духовенству могло иметь место, в каждом отдельном случае, только на основании распоряжения Начальника Округа.

Это распоряжение и было тем юридическим основанием, которое легло в определение Наивысшего Суда в Польше. Последний, в открытом своем заседании 15 ноября 1933 года, признал, что вышеуказанное распоряжение Генерального Комиссара Восточных Земель Польши и фронта исключает право римо-католического костела добиваться судебным порядком признания права собственности спорных объектов (православных святынь и имущества).

Словом, Наивысший Суд в Варшаве, рассмотрев принципиальный вопрос о компетенции судов в ревиндикационных делах, признал эти дела не подлежащими ведению Судов.

Таким образом, Православная Церковь одержала крупный успех в защите своих жизненных интересов.

Наивысший Суд, умывая руки в споре двух христианских исповеданий, ликвидировал тот удар, который был занесен над Православной Церковью в 1929 году, а надежда "ревин-дицировать" православные храмы для неоунии и "Восточного обряда" была окончательно утрачена.

Но если в 1933 году, во всколыхнувшем весь цивилизованный мир споре Восточной Церкви с Церковью Западной, сила должна была уступить место праву, то как жестоко, спустя только пять лет, весной и летом 1938 года, накануне Второй мировой войны, это право было грубо — физически попрано силой во время варварского разрушения около 150 православных святынь на Холмщине и Подляшьи.

Глава Х

Польское Правительство никогда не могло отрешиться от мысли, что Православная Церковь в конечном итоге должна была стать одним из орудий осуществления польских националистических устремлений. Это была конечная цель, и к этой цели Польское Правительство стремилось неуклонно.

Невзирая на печальный опыт истории. Польша ничему не научилась и по-прежнему враждебно относилась к малейшему проявлению "русскости".

По мысли Польского Правительства, Православная Церковь должна была явиться средством денационализации русского православного населения в Польше, поскольку поляки считали православными украинцев и белорусов, но отнюдь не русских.

При помощи украинской демагогии, организованной и поддерживаемой Правительством, было разбито церковное единство и устранен из Богослужений церковно-славянский язык в большинстве украинских приходов на Волыни.

На этом Польское Правительство не остановилось. Дальнейшим шагом оказалась полонизация Богослужения и Церковного Управления.

Польское Правительство прекрасно сознавало, что ему необходимо иметь кадры своих, преданных польскому делу, священнослужителей, и потому планомерно проводило полонизацию духовного образования.

"К моменту провозглашения Автокефалии Церкви здесь существовали две духовных Семинарии (в Вильно и в Кременце), мужское духовное училище в Дермани, на Волыни, и там же Женское духовное училище. Верхом богословского просвещения и образования являлся богословский православный Отдел при Варшавском Университете, открытый весною 1924 года. Первым профессором этого Богословского Отдела и его Куратором был Митрополит Дионисий.

Построенные по типу русских духовных Семинарий довоенного времени Виленская и Кременецкая духовные Семинарии были бельмом в глазу Польского Правительства и еще при Министре Народного Просвещения Станиславе Грабском, т. е. до совершенного Маршалом Пилсудским "майского переворота" 1926 года, началась "реформа" этих Семинарий применительно к условиям бытия польской государственности.

Первой была "реформирована" Виленская Духовная Семинария, разбитая первоначально на общеобразовательные (8) классы и классы богословские, а затем преобразованная в Государственную девятиклассную Семинарию-Гимназию, получившую все права польских средних учебных заведений.

Несколько позднее была "реформирована" и Кременецкая Духовная Семинария, также обращенная в 9-тиклассную Гимназию со всеми правами польских средне учебных заведений.

И преподавательский персонал, и Правления обеих Семинарий решительно, в свое время, протестовали против этих насильственных "реформ", но голос их не был услышан, а реорганизация Семинарий была проведена в порядке соглашения Митрополита Дионисия с Министерством Исповеданий и Народного Просвещения.

Правление Кременецкой Духовной Семинарии в журнале одного из своих заседаний (от 19 июня 1926 г. за № 20) указывало, что "превращение современной Семинарии в девятиклассное учебное заведение является для нее смертельным ударом хотя бы потому, что вместо 100 часов, посвященных в современной десятиклассной Семинарии на богословские науки, в предполагаемой девятиклассной может быть уделено около 50-ти часов, т. е. богословское образование обречено будет на замирание. Нельзя будет ожидать и развития богословского факультета при Варшавском Университете, если поступать туда будут лица без достаточной общей подготовки в богословском отношении".

Когда русская общественность публично, на страницах Варшавской русской газеты "За Свободу" выступила против намечавшихся "реформ" и опубликованы были на страницах той же газеты выдержки из журнальных постановлений Кременецкой Семинарии, отстаивавшей прежний тип средней духовной школы, то Митрополит Дионисий объявил Ректору Семинарии — епископу Антонию строгий выговор, а Секретаря Правления Семинарии М. П. Кедрова уволил от занимаемой должности за разглашение служебной тайны. Через некоторое время Митрополит Дионисий отрешил от должности за те же "преступления" и Ректора Семинарии, епископа Антония.

"Демагогические выступления некоторой части прессы, — писал митрополит Ректору Семинарии, — и некоторых лиц, подкапывающие позицию Высшей Церковной Власти, отнюдь не способствуют успеху дела реформы Семинарии в духе, желательном для Православной Церкви. Необходимо также, чтобы всеми было усвоено, что реформа должна быть и будет проведена, если так решил Св. Синод".

В этом отношении митрополит Дионисий действовал вполне самостоятельно, сам договаривался с Министерством и лишь прикрывал свои действия синодальными определениями.

Как в духовных Семинариях, так и на Богословском Отделе Варшавского Университета, выработанная Польским Правительством и принятая к исполнению митрополитом Дионисием система духовного образования сводилась к тому, чтобы будущее православное духовенство было воспитано на началах польской культуры. Низшее, среднее и высшее образование было построено в Польше так, что, если и изучались те или другие явления западнорусской и русской жизни, то исключительно с точки зрения польского понимания.

Весь период, связанный с церковной унией, т. е. XVI и XVII вв., изучался с чисто польской точки зрения. Вся огромная богатейшая русская богословская литература оставалась в стороне, а при непосредственном участии Польского Правительства и на его субсидии издавались самые разнообразные псевдонаучные богословские "труды", касавшиеся положения Православной Церкви и русского народа в бывшем Польско-Литовском Государстве.

Через несколько лет после пресловутой "реформы" Духовных Семинарий в них вместо материнского языка преподавания бьы введен, как язык преподавания, и притом всех предметов, язык польский. Этот же язык был языком преподавания и на Богословском Отделе Варшавского Университета. Польским же языком должны были пользоваться воспитанники и студенты в сношениях с педагогическим персоналом и между собою. Последнее было особенно разительным для гимназистов, готовившихся к поступлению на Богословский Отдел Университета.

Когда в 30-х годах в Варшаве был открыт Гимназический Интернат, то Митрополит Дионисий воспел гимн польской культуре и выразил радость по поводу того, что православное будущее духовенство будет воспитываться в центре этой польской культуры.

Польское Правительство стремилось к одной цели — созданию и насаждению своего, так называемого, "польского Православия". И нужно откровенно признать, что в этом отношении оно имело некоторый успех.

Вполне оправдались также и надежды Правительства на содействие воспитанного в польском духе нового православного духовенства. Еще будучи на школьной скамье, новые поло-низаторы Православия всячески поддерживались польским правительством: студентам, выступавшим с докладами и рефератами о польской культуре, ее значении, о победах польских войск над "москалями", выдавались единовременные пособия и даже стипендии, многие из них бесплатно содержались в правительственном интернате. По окончании Богословского Отдела Университета такие студенты сразу получали ответственные должности Благочинных, Членов Духовных Консисторий с определенными, конечно, заданиями полонизировать Православную Церковь.

Наиболее хорошо оплачиваемыми бьыи должности Законоучителей средних учебных правительственных заведений и должности военных священников и на эти должности, соревнуясь между собою, и стремились юные питомцы полонизированных православных духовных школ.

Надо ли говорить о том, какую "патриотическую" деятельность развивали на местах своего нового "служения" эти питомцы: преподавание Закона Божия велось ими, разумеется, только на государственном языке, языке польском; языком проповеди Слова Божия был язык польский, а впоследствии эти "новаторы" польского Православия пытались вводить польский язык и в Богослужение.

Для православных воинов Польской Армии Богослужение давно уже совершалось на польском языке. Здесь особое рвение проявлял Протопресвитер войск Польской Армии Симеон Федоронько, галичанин по происхождению, а также ближайшие его помощники Благочинные военных округов, также питомцы Богословского Отдела Варшавского Университета, протоиереи Виктор Романовский, Александр Калинович, Георгий Шретер и др.

Первое Богослужение на польском языке в Варшавской военной церкви на Праге было совершено II ноября 1935 года, в праздник восстановления Польской независимости, и было обставлено большой торжественностью. На этом Богослужении присутствовали представители Министерства Исповеданий, Военного Министерства, православные офицеры и солдаты Польской Армии. Весьма показательным было то, что на совершаемом в этот же день митрополичьем Богослужении в Соборе на Праге на церковнославянском языке представители Польского Правительства и Армии демонстративно отсутствовали. Но через год картина резко изменилась.

К празднованию дня восстановления Польской независимости в следующем году началась предварительная подготовка. В спешном порядке была организована, под председательством викарного Люблинского епископа Саввы (Советова), Комиссия по переводу Богослужебных текстов на польский язык. В состав этой Комиссии входили те же полонизаторы Православия, главным образом, военные священники и полонофилы — лекторы Православного Богословского Отдела Варшавского Университета. Комиссия эта за весьма короткий срок сумела изготовить переводы на польский язык Божественной Литургии Св. Иоанна Златоустого, Благодарственного молебна и Панихиды.

За несколько дней до созыва Синодальной сессии Митрополита Дионисия посетили Директор Департамента Исповеданий и Начальник Православного Отдела того же Департамента, а после Сессии Синода Митрополит совещался с самим Министром Исповеданий.

И действительно, только три дня, 15, 16, и 17 октября 1936 года, пришлось Св. Синоду посвятить на "детальное" рассмотрение, обсуждение и утверждение новых польских переводов текстов Божественной Литургии, благодарственного молебна и Панихиды. Св. Синод благословил напечатание этих текстов и применение их в тех местностях и святынях, где этого будет требовать необходимость.

Нетрудно догадаться, что такая чрезвычайная спешка в деле первостепенной церковной важности вызывалась исключительно тем обстоятельством, что приближался день Государственного праздника — 11 ноября — восстановления независимости Польши.

В этот день в Митрополичьем Соборе на Праге Митрополит Дионисий, в сослужении сонма столичного городского и военного духовенства, впервые совершил Благодарственный молебен на польском языке по тексту, одобренному и утвержденному Св. Синодом.

Канцелярия Св. Синода разослала на это "торжественное" Богослужение особые пригласительные билеты на польском языке, по предъявлении которых только и можно было иметь доступ на это "торжество".

Польское Правительство с своей стороны разработало даже специальную программу этого "торжества", в котором принимали участие также и войска, в виде "почетного караула", пред которым, под звуки генеральского марша, проходил Православный Первоиерарх, Митрополит Дионисий, следуя "со славою" в соборный храм.

За "торжественным" Богослужением присутствовали Члены Правительства, Члены Дипломатического Корпуса, делегации от воинских частей.

Пред началом Благодарственного молебна военный священник, в чине майора, протоиерей Виктор Романовский произнес поучение, выдержанное в патриотических тонах и, конечно, на польском языке.

Митрополичий хор исполнял все положенные песнопения также на польском языке, а по окончании положенных многолетий тем же хором был пропет польский патриотический гимн "Боже, цось Польскэн"...

Обратное шествие митрополита из Собора в митрополичьи покои также происходило под звуки генеральского марша и перед почетным караулом, бравшим "на караул".

Словом, все было выполнено в порядке "военного приказа".

Не приходится говорить о том, какое возмущение вызвала вся эта комедия, чтобы не сказать кощунство, среди православно-верующего народа. Да и не только православного. В католической польской печати появились статьи, в которых журналисты-поляки защищали... церковнославянский язык от посягательств на него со стороны... православных иерархов (!).

"Наши (католические) архипастыри, — писал в Виленской польской газете "Слово" известный польский журналист Цат-Мацкевич, — никогда бы не одобрили перевода католических Богослужебных книг на польский язык, даже в том случае, если бы это разрешалось сделать канонами. Не одобрили бы перевода ни в царское время с латинского на русский язык, ни после восстановления Польского независимого Государства с латинского языка на польский. Православные же архиереи согласились изменить свой Богослужебный язык" (!).

Но не только в самой Польше поспешная полонизация Православной Церкви вызвала решительные протесты русского православного населения. В далекой Америке, в Нью-Йорке, Обще-Русское Народное Собрание вынесло резолюцию, протестующую против гонений на Православную Церковь в Польше.

В этой резолюции, на основании сведений и сообщений, полученных от русских людей, проживавших на территории Польского Государства, говорилось о гонении, поднятом представителями польской администрации против Православной веры, которое свелось к уничтожению православных храмов, отобранию и эапечатанию целого ряда православных церквей (около половины ранее существовавших), введению польского языка в церковных проповедях и в преподавании Закона Божия, а также насильственной украинизации Православной Церкви, вопреки протестам русских людей, восстающих против этого, как пережитка средневекового варварства, и недопустимого в XX веке, как насилия над религиозной совестью.

Обще-Русское народное Собрание в Нью-Йорке вынесло следующее постановление:

"Обратиться через Лигу Наций к общественному мнению всего цивилизованного и культурного мира. Президенту Польской Республики, а также к Римскому Папе, как Главе и Первосвященнику Римско-Католической Церкви, дабы этим насилиям и гонениям положить предел.

Общее Собрание ставит также в известность Польское Правительство, что такая антиславянская и антибратская работа и политика чинов польской администрации в черную для России годину поведет в будущем к новой борьбе и ожесточению сердец польского и русского народов, что являлось тягостной ошибкой в прошлом и чего, конечно, всячески следует избегать в будущем".

Копии резолюции-протеста бьши направлены Президенту Польской Республики, Римскому Папе, Секретарю по иностранным делам Соединенных Штатов Америки Холлу, Сербскому Патриарху Варнаве, Митрополиту Православной Церкви в Америке Феофилу, а также Варшавскому Митрополиту Дионисию и украинским иерархам в Польше — архиепископу Водынскому и Кременецкому Алексию и Поликарпу, епископу Луцкому.

Как же реагировали на этот протест своих американских собратий по вере православные иерархи в Польше?

Возглавляющий Православную Церковь в Польше Митрополит Дионисий, получив копию резолюции-протеста русских людей в Америке, усмотрел в ней... провокацию (?) и осведомил о ней представителей Польского Правительства в лице Премьер-министра и Министра Исповеданий и Народного Просвещения, а также Министра Внутренних Дел, выразив в письме своем "негодование по поводу провокации и горячую привязанность Православной Церкви в Польше к Польскому Государству".

Вместе с тем Митрополит Дионисий заявил, что для рассмотрения Американского протеста-резолюции он созовет в ближайшее время сессию Св. Синода.

И действительно, в экстренном порядке была созвана синодальная сессия, которая в своем постановлении указывала, что "Правительство Польши, совместно с представителями Православной Церкви всемерно заботится о скорейшем упорядочении правового положения этой Церкви, что нормальная церковная жизнь в суверенном Государстве не может устрояться иначе, как в полном согласии с властью Предержащей, что действия Церковной иерархии Православной Церкви в Польше координированы с благожелательными взглядами правящих сфер на жизнь и устроение Православной Церкви в Польше, что эта Церковь постепенно, но твердо и неизменно, укрепляется на канонических началах, растет в своей силе и значимости и имеет такие достижения, о каких могут только мечтать другие Церкви" и т. д., и т. д.

"Что же касается полонизации Богослужения, — говорилось в синодальном определении, — то "допущение государственного языка в богослужебную практику является ныне только в исключительных случаях и может в будущем, при благоприятных условиях, сослужить огромную службу в деле расширения Св. Православия в Польском Государстве".

"Отсюда понятно, — заключало синодальное определение, — негодование по поводу этой резолюции Блаженнейшего Владыки Митрополита, который в письме своем к представителям Польской государственной власти по праву и достоинству заклеймил эту резолюцию наименованием "провокации".

Вероятно, и само Польское Правительство не рассчитывало, что высшие иерархи Православной Церкви дойдут в своем угодничестве до такого цинизма, чтобы не сказать более.

В то время как Св. Синод в своем определении выражал уверенность в том, что "допущение государственного языка в богослужебную практику может сослужить огромную службу в деле расширения Св. Православия в Польском Государстве", развивавшиеся события говорили о совершенно обратном.

Глава XI

Потерпев, поражение в деле так называемой ревиндикации Православных святынь, Рим измыслил новый способ "обращения" православных. Был всесторонне разработан широкий план наступления на Православие. Тревожные симптомы предполагаемого наступления можно было наблюдать уже в конце 1936 года.

В связи с 300-летием смерти униатского митрополита В. Рутского, состоялся в городе Львове Съезд униатского духовенства под почетным председательством Греко-католического митрополита Андрея Щептицкого. На этом Съезде было решено, что украинскому народу уния с Римом является наиболее отвечающей формой церковности и что Галиций-ское униатское духовенство должно получить право свободной миссионерской работы на русских землях, присоединенных к восстановленной Версальским договором 1919 года Польше.

В январе месяце 1937 года состоялся первый в возрожденной Польше Генеральный Синод римо-католической иерархии, на котором присутствовали все польские католические епископы. Синод заседал на Ясной горе в городе Ченстохове. Постановления Синода были утверждены Римом и были частично опубликованы. Они касались и Православной Церкви,

25 мая того же 1937 года была опубликована новая Инструкция по осуществлению "Восточного обряда" в Польше.

В этой Инструкции подчеркивалось, что Ватикан придает особое значение делу совращения православных в Польше, а между тем итога этого совращения за 15 лет весьма ничтожны. Совращено около 20 000 душ и образовано 15-20 приходов так называемого "восточного обряда". Стало ясным, что работу надлежит сделать более интенсивной и более плодотворной.

Таким образом, сам собой намечался натиск на Православие с двух сторон: со стороны и латинского, и восточного обрядов.

Работа эта, несмотря на некоторые принципиальные расхождения внутри католического клира, все же велась согласованно, так как ввиду огромной массы православного населения в Польше, и уже по одному этому требовала большого напряжения.

И натиск на Православие начался с Волыни, где проживало самое значительное число православных и где было более всего православных храмов и монастырей, во главе с Почаевской Лаврой.

С православной Волыни началось "обращение" православных и на Волыни впервые был применен этот "новый способ обращения".

Постепенное развитие всего движения "по возвращению православных к вере отцов", начатого католическим духовенством в пограничных с СССР селах и деревнях Волыни, а именно в волостях Лановцы и Белозерка, происходило таким образом.

В октябре месяце 1937 года в селе Гринки, Лановецкой волости, польская пограничная стража организовала свой праздник. Пред иконою Божией Матери, помещенной на наружной стене школьного здания, вместе с портретами государственных лиц, православным местным священником в сослужении диакона, было совершено Богослужение. Вечером в школьном помещении был устроен праздник, а портреты оставались до утра на наружной стене школьного здания. Утром была обнаружена гнусная профанация помещенных и оставленных на ночь портретов.

В связи с этой профанацией было арестовано несколько лиц среди молодежи, а на всей деревне Гринки в повседневной жизни болезненно отразились последствия этой профанации. От крестьян деревни Гринки были отобраны паспорта, без которых нельзя было передвигаться в по граничной полосе. Разрешалось только один раз в неделю выезжать в соседнее местечко Лановцы, запрещено было пользоваться в помещениях светом, выходить из домов с наступлением сумерок. Бывали часто случаи, что польская пограничная стража выбивала окна в домах, где не был погашен свет. Различные агитаторы стали распространять по деревне слухи, что всех православных выселят из пограничной полосы и что, таким образом, они будут лишены земли и имущества. Внушалось, что единственным спасением для православных будет их переход в католичество и что тогда они станут поляками.

После того, как православное население было терроризовано и создано паническое настроение, административные власти, католическое духовенство и войска пограничной стражи начали уговаривать тех православных, фамилии которых оканчивались на "ский", "ич" и. т. п., что их предки были поляками и католиками, и потому они должны вернуться к вере своих отцов.

Главную "миссионерскую работу" по возвращению православных в лоно католической Церкви вели Настоятель римо-католического костела ксендз Ярошевич, войт (старшина) гмины (волости) Ян Стадницкий, а также капитан пограничной стражи Абрамик с подчиненными ему офицерами и унтер-офицерами.

Когда новые "поляки" подписали заявления о своем переходе в католичество, то вслед за ними пошли и те, кому более других угрожали выселением из пограничной полосы, из земли их дедов и отцов.

Таким путем, 19 декабря 1937 года в Лановецком римо-католическом костеле была принята в католичество первая группа в составе 116 лиц.

В католическом приходском доме был для "новообращенных" устроен торжественный прием с речами. Первым говорил, в качестве хозяина гмины (волости), войт (старшина) Ян Стадницкий, указавший на громадное значение возвращения в Католическую Церковь и к польскому народу этой первой группы денационализированных доселе семейств, за которыми пойдут и другие.

Командир батальона пограничной стражи прислал письмо, прочитанное одним из польских офицеров. В этом письме командир батальона указывал, что историческая справедливость получила свое удовлетворение, что своим поступком "новообращенные" свидетельствуют о том, что они отдают Польше свои горячие сердца и жертвенные руки и что они — "новообращенные" намерены воспитывать своих сыновей, дочерей и внуков на славу и пользу Пресветлой Польской Республики.

Польская печать захлебывалась от восторгов, указывая, что деревня Гринки, примеру которой последуют и другие села в окрестностях Лановцев, является лучшим доказательством и подтверждением того, что "при усиленной работе польской общественности, ксендзов-законоучителей и не считающейся с трудами и жертвами работе офицеров и солдат пограничной стражи, вопреки тому, что говорят и пишут о Волынских селах, в них найдется значительный процент бывших поляков, которые с легкостью возвратятся к вере своих отцов и к польскому народу".

Когда Волынские православные епархиальные власти командировали на место для ознакомления с положением вещей Члена Волынской Духовной Консистории протоиерея Бриныха и Епархиального Миссионера священника Казно-вецкого, которые 1-3 января 1938 года посетили православные приходы Грибов, Лановцы и Ненадовку, а также намеревались выехать и в село Гринки, то административные власти и пограничная стража их туда не допустили. От Епархиального Миссионера священника Казновецкого было отобрано разрешение на право пребывания в пограничной полосе, выданное Кременецким Уездным Старостой. Это разрешение местные власти признали, якобы, подложным и священнику Казновецкому было приказано возвратиться в Кременец и не разрешено было даже переночевать в Лановцах.

Волынская Епархиальная Власть сделала распоряжение о присоединении села Гринки к Лановецкому приходу. 30 декабря того же года Настоятель Лановецкого прихода и местный Благочинный священник Н. Малюжинский совершил в церкви в селе Гринки Богослужение и произнес проповедь. Церковь была переполнена, главным образом, молодежью и "новокатоликами", которые в течение всей Божественной Литургии стояли на коленях и плакали.

По окончании Богослужения капрал пограничной стражи объявил священнику Малюжинскому, чтобы его в течение пяти минут не было в Гринках, а если и в другой раз произойдет что-либо подобное, то он его отправит в Дедеркал.

5-го января нового 1938 года, во время обхода священником Малюжинским села Гринки с Крещенской молитвой, его сопровождал капрал пограничной стражи.

В этот же самый день в Гринки прибыл депутат Сейма православный инженер Сергей Тимошенко, принадлежащий к так называемому Волынскому парламентскому Украинскому Представительству, близкому к Правительственной Сеймовой Фракции "О зон", но пограничные власти по телефону распорядились отобрать от него — Тимошенки — пропуск, выданный для пограничной полосы, и предложили немедленно покинуть Гринки.

Вскоре Волынские Епархиальные Власти получили требование Волынского Воеводского Управления удалить священника Малюжинского из Лановцев. За Гринками пришел черед и других сел с православным населением.

Так, 28 декабря 1937 года солтыс (сельский староста) села Юшковцы созвал в свой дом православных хозяев и обратился к ним с речью, заявляя, что государственная польза требует от них "возвращения" в католичество, а в случае невыполнения этого пригрозил им удалением из пограничной полосы на 25 километров.

Тогда 15 лиц из числа 38 семей, намеченных к выселению, отправились в Лановецкое Волостное Правление, где войт (волостной старшина) обратился к ним с речью, полной инсинуаций по адресу православного духовенства.

В тот же день в самом селе Юшковцы состоялось сельское собрание, на котором говорил капитан Абрамик, уговаривая возвратиться в веру отцов, но когда был устроен "плебисцит", то из числа 150 собравшихся в зале осталось только 13 человек. Им было сказано, что они являются хорошими гражданами Польши. В Юшковцах перешло в католичество около 40 человек.

Из деревни Краснолука на гминное собрание в Лановцах пришло около 70 человек, к которым держал речь тот же войт Стадницкий, уговаривая их, как потомков'"поляков и католиков", перейти в католичество,

В Белозерке "миссионерскую работу" среди православных вели унтер-офицеры Пограничной стражи Дурава и Мураковский, которые обходили дома с "польскими фамилиями" и уговаривали отказаться от Православия, "навязанного бывшим Московским правительством", обещая при этом, за переход в католичество, землю, освобождение от натуральных повинностей и прочие льготы, а в случае непослушания — угрожали выселением и другими репрессиями.

Кандидатами в католичество в Велозерке намечалось свыше 250 православных и над их "обращением" трудилась, кроме указанных унтер-офицеров, почти вся местная католическая интеллигенция. Агитацией занимались учителя, чиновники Волостного Правления, осадники и даже полиция.

Когда настоятель православного прихода Осник, Св. Волоцкой, произнес в храме проповедь на тему о сохранении и защите Православной веры, то капитан пограничной стражи в Белозерке пригласил о. Волоцкого к себе и объявил ему, что до сих пор он считал его человеком интеллигентным, но что "ему, невидимому, кажется неприятным запах Украины". Когда о. Волоцкой стал оправдываться, капитан заявил, что дело расследует полевая жандармерия.

Военные и административные власти всячески запугивали православных пастырей и убеждали их держаться в стороне отдела "возвращения бывших поляков в веру отцов".

В конце января 1938 года в село Гринки прибыл Волынский архиепископ Алексий, совершивший там Богослужение и выяснивший в своей проповеди, что "в делах веры не может быть в нашем государстве какого-либо принуждения, потому что свобода веры обеспечена основным Законом-Конституцией Речи Посполитой" и чтобы "народ не верил, если будут говорить иначе".

Во время своей проповеди Архиепископ спросил: — "Быть может, есть тут кто-либо из обращенных?"

В ответ на это громко раздалось: — "Нас таких тут много".

Дело с "обращением" села Гдинки доходило до Польского Парламента, 24-го января 1938 года украинский депутат Сейма инженер С. Тимошенко сделал в Бюджетной Комиссии Польского Сейма запрос по поводу событии в Гринках. Депутат Тимошенко указал на распространившиеся слухи о том, что в пограничной полосе могут жить только поляки и католики, и отметил, что, когда в Гринки приезжал священник Малюжинский, то все село, перешедшее до того в католичество, прибыло в Православную церковь, а крестьяне говорили: — "хотя бы нас в метрику гнали прикладами, мы все же остаемся православными".

1-го февраля 1938 года депутат Сейма, украинец Стефан Скрипник, сделал запрос в пленарном заседании Сейма. Описывая происшедшее, депутат Скрипник сказал, что распространяются слухи, что все население пограничной полосы должно перейти в католичество и что при предстоящей земельной реформе православные будут совершенно лишены земли и выселены, или же получат худшую землю.

Слухи эти распространялись систематически и упорно и потому принимали характер достоверности.

Депутат Скрипник удостоверил, что принимаются самые строгие меры изоляции местного населения от православных священников и храмов.

Отвечая на запрос депутата Скрипника, Польский Премьер-министр, он же и Министр Внутренних Дел, генерал Славой-Складковский заявил, что "население переходит в католичество добровольно и что никаких насилий административные власти не совершают".

Размах намеченного "обращения" православных в католичество был весьма значителен. Первоначально предполагалось в самый кратчайший срок перевести в католичество 350 тысяч человек. Для этой цели Воеводские власти расширили пограничную полосу, включив в нее ряд новых уездов Волынского Воеводства.

Однако вскоре выяснилось, что намеченный план не по силам и не по средствам. Тогда цифру эту сократили до 140 тысяч, но фактически в первый год она едва достигла 4 тысяч, да и те "обращенные" при всякой возможности продолжали ходить в православные храмы и исповедываться у православных священников. (Ср. К. Н. Николаев. "Восточный обряд" и "Гонения на Православие в Польше".)

Тогда в качестве одного из важнейших и более совершенных способов "обращения" был призван новоявленный католический святой Андрей Бобола, канонизированный римо-католической Церковью в день католической Пасхи — 17 апреля 1938 года. Гроб новоявленного католического святого находился в Советской России, был получен от большевиков, перевезен первоначально в Рим, а уже оттуда в Польшу, в Варшаву.

Насильственное обращение в католичество православного населения Волыни совпало с подготовкой торжеств по канонизации новоявленного святого римо-католической Церкви и это дало основание польской ультра-католической прессе писать:

"Мы, католики, не можем иметь ни малейшего сомнения, что это чудесное явление (обращение православных при помощи солдат и полиции! — А. С.) происходит по Божьему велению, что это чудо Св. Андрея Боболы, одно из самых величайших его чудес, совершаемых на наших глазах... Он, как и три века тому назад, идет через Полесские болота и Волынские степи и призывает народ, который в течение стольких веков пребывает в отступничестве от веры предков" ("Малы Дзенник", 1938 г.).

Ту же мысль проводила и другая католическая газета на Волыни, орган Луцкого римо-католического епископа, "Католическая жизнь", которая писала:

"Мы наблюдаем такое дивное стечение обстоятельств, что не можем не сказать — перст Божий есть в этом. Нынешний год канонизации Св. Андрея Боболы это год, когда у нас, на Волыни, начались массовые переходы в католицизм. Думал ли кто-нибудь из тех, кто поддается обращению, почтить таким способом Св. Андрея? Наверное, никто. Не мысль ли это Божия? Не сделали ли этого молитвы Св. Андрея?"

Православные крестьяне Волыни в отношении насильственного их обращения в Католичество заняли позицию, по-видимому, совершенно неожиданную для Правительства и католического клира. Они приходили в костелы, совершали католические обряды, их имена записывались в метрические книги, католическое духовенство воспевало "Тебе, Бога хвалим"..., а православные крестьяне возвращались домой, приносили раскаяние своим православным пастырям и при всяческой возможности посещали православные храмы.

Тогда административные гражданские власти начали удалять с приходов православных священников, но и это не всегда удавалось и оказывалось не достигающим конечной цели, поскольку православные приходы существовали совершенно законно и администрация могла лишь требовать удаления того или иного священника, но не могла помешать пребыванию священника на приходе вообще.

К тому же вековая история Волынских крестьян, полная трагических столкновений религиозного и политического характера, выработала в народе особый род скептицизма. Народ Волыни, сопротивляясь, как возможно, понимал, что Правительства приходят и уходят, а народ все же остается, и потому, претерпевая творимые насилия, жил в уверенности, что всякая власть вообще преходяща. (Ср. К. Н. Николаев. "Восточный обряд").

Власть понимала прекрасно все это и потому, идя на крайности, ничем не оправдываемые, продолжала стремиться к своей конечной цели — окатоличиванию православного населения.

Глава XII

Не успело еще пройти изумление и остыть возбуждение в связи с неожиданным насильственным обращением в католичество православного населения Волыни, как над Православной Церковью в Польше нависла новая угроза, едва ли не самая страшная за все годы автокефального существования этой Церкви.

Польское Правительство, поддерживаемое католическим клиром, упорно отказывало в расширении сети православных приходов на Холмщине и вне малочисленных, признанных властью, православных приходов существовали Общины, которые обслуживались только терпимым Правительством православным духовенством.

Последнее содержалось исключительно на средства самого населения и вело скитальческий образ жизни миссионеров. Население Холмщины совершенно примирилось с мыслью, что православные храмы, выстроенные для него и на его средства, утрачены навсегда.

И вот в апреле месяце 1938 года, приблизительно в период Страстной и Пасхальной Недель, начали поступать к Епархиальным властям сведения о насилиях над православным населением.

Уже первые действия властей указывали на то, что и здесь будет вестись планомерное наступление на Православие.

Такая предварительная подготовка наступления на православное население бьыа начата на страницах польской печати, главным образом, в издающейся в Кракове очень распространенной газете "Иллюстрированном Ежедневном Курьере". В газете этой был напечатан ряд возбуждающих статей, в которых было выдвинуто обвинение в том, что Православная Церковь украинизирует население Холмщины.

Кроме того, в целом ряде городов и селений Холмщины состоялись, так называемые "веча протестов", организованные "Обществом развития восточных земель ("кресов") Польши. На этих "вечах" принимались резолюции, осуждавшие деятельность православных священников на Холмщине и требовавшие контроля над этой деятельностью, а равно домогавшиеся введения преподавания Закона Божия и проповеди на польском языке.

Наконец, в тех же резолюциях содержалось требование "ликвидации закрытых церквей, которые самым фактом своего существования портят добрые отношения между католическим и православным населением".

После такой подготовки началось и самое наступление на Православие на Холмщине.

В апреле месяце 1938 года, по распоряжению административных властей, были закрыты храмы и молитвенные дома в следующих местностях: 21 апреля в селе Могильнице и Серебрищах, открытые, после усиленных ходатайств, в 1927 году; 15 апреля бьыи закрыты молитвенный дом в селе Шевно и часовня в селе Юрове, Томашевского уезда. 30 апреля — опечатана церковь в селе Верещицах того же уезда, существовавшая свыше 200 лет; 21 апреля были закрыты церкви в селе Ратькове и в селе Новоселках; последние были открыты в 1935 году в благодарность за то, что там было установлено 40-дневное поминовение памяти покойного маршала Пилсудского; 26 апреля была закрыта церковь в селах Гусинном, в Виткове и часовня в Хориваницах. В Белго-райском уезде были закрыты молитвенные дома в селах Бища, Липины, Княжиполь, Хмелек, Замха, Орша. В Холмском уезде в селах Сверже, Депултычи, Лежан, Ростоки, Березно, Черниев. Всего было закрыто 23 храма. Проделано это было накануне праздника Св. Пасхи и население было вынуждено в эти святые дни молиться под открытым небом.

Но в скором времени православное население было лишено возможности молиться даже и под открытым небом. События развивались с головокружительной быстротой, а разрушительная волна с западных уездов перекатилась в уезды восточные. Там также опечатывались церкви и молитвенные дома, а священникам предлагалось оставить приходы в ряде сел и деревень, а именно: в Вольском уезде — селах Киевец, Междулесье, Коетомолоты, Загоров, Кодень, Бубель, во Владавском уезде — селах Королеве, Головно, Любень, Гола, Угнин, Цытыч-но; в Грубешовском уезде — селах Гродло, Неледва, Буско.

Далее, была разобрана церковь в Ошове, отдано было распоряжение разобрать храмы в Копылове, Коснове и Ласкове. В Томашовском уезде были закрыты храмы в Тарнаватке, Преорске, Реплине и Вакиюве.

С каждой неделей трагические события принимали все более и более грозный характер. 18 июня были разобраны две церкви в посаде Тышовцах, Томашовского уезда, построенные в 1559 году ив 1571 году. В день праздника Вознесения Господня были разрушены храмы в с. с. Голубы и Заборцы, Грубешовского уезда, 22 июня — в Панкове, 23 июня — в Юрове, 24 июня — в селах Клятке и Микуличах, Томашовского уезда и в селе Копылове, Грубешовского уезда.

Разборка повсюду производилась под руководством войтов (волостных старшин) и полицейских властей особыми отрядами рабочих, при участии католического населения.

Помощник Томашовского Уездного Старосты объявил местному Православному Благочинному, что все закрытые в уезде православные храмы и молитвенные дома будут разобраны, чтобы "они своим видом не напоминали населению Советской России".

Материалы, полученные от разборки храмов, церковным властям не передавались, а поступали в распоряжение гражданских и военных властей и польского населения.

Православные кладбища возле разобранных церквей, а также не разобранные еще церкви переосвящались католическими ксендзами, разъезжавшими по селениям в сопровождении чинов полиции.

19 июня 1938 года в с. Жерники, где имелось всего лишь 7 католических семейств, прибыли с крестным ходом 3 католических ксендза с тем, чтобы освятить то место, на котором стояла сожженная на днях Православная церковь, и поставить там католический крест. Православные, узнав об этом намерении, явились со своим священником о. Хоменко на площадь и молились там с 8 часов утра до 7 часов вечера, дабы не допустить захвата. Православные воздвигли на месте алтарной части сожженного храма крест и 50 женщин вызвались добровольно стеречь его и днем и ночью. Поздним вечером 23 июня священник о. Хоменко получил повестку о вызове на 24 июня в Тышовецкий Суд. Там он был допрошен следователем, а затем арестован и, в сопровождении полицейского, был отправлен к Прокурору в городе Замостье. В тот же день в Жерники прибыл отряд в составе 60-ти полицейских и произвел в селе массовые аресты за недопущение поставления ксендзами памятника на месте сожженной православной церкви.

Священник села Могильницы, Холмского уезда, о. Радзиво-ник бьы разбужен в 2 часа ночи с 19 на 20 июня полицией и должен был немедленно отправиться на полицейский пост в местечко Седлище, а оттуда, после допроса, был, в сопровождении полицейского, отправлен в городе Холм, в Комиссариат полиции, где его задержали до 11 часов утра. Затем священника доставили в Уездное Староство, где Заместитель Старосты потребовал, чтобы он покинул село Могильницу.

Такие же требования, под угрозой наказания, предъявлялись и другим священникам, исполнявшим пастырские обязанности в так называемых нештатных приходах.

Священник села Угнина, Влодавского уезда, о. Кошевой был оштрафован на 500 злотых, с заменой месячным арестом, за совершение треб без особого на то разрешения гражданских властей.

Некоторым священникам Грубешовский Староста имел смелость предложить перейти в Католичество, обещая предоставить должности.

Вообще же, православные священники на Холмщине находились под постоянным террором, и к ним применялся метод самого унизительного отношения.

18 июня вечером был подожжен дом священника в селе Новоселках, а когда, спасаясь от пожара, священник открыл двери, из-за угла раздалось несколько выстрелов. Следствие не обнаружило ни виновников, ни поджигателей.

Многие священники подвергались обыскам, по распоряжению судебных властей, на основании заявления властей гражданских, под предлогом, что "возникает необходимость отсекания и отобрания актов гражданского состояния", как улик преступления.

В конце июня 1938 года к Высшей Церковной Власти поступило из прихода Королевки такое донесение:

"Наша церковь была опечатана 19 июня, в Неделю Всех Святых, в 7 часов утра. 28 июня, в 6 часов утра, приехал полицейский комендант и назначил разборку церкви на 2 июля. 1 июля утром, когда крестьяне были на полевых работах, прибыл тот же Шпилевич — комендант полицейского поста, чиновник уездного Староства и несколько подвод с рабочими. Со всего села сбежались женщины, плакали, протестовали и просили задержаться с ломкой церкви. Священнику было предложено забрать церковные вещи. Он заплакал и сказал: — "Вы же христиане, что Вы делаете?"

Власти приступили к разборке храма, вынесли Св. Престол, Царские Врата, иконы; все это погрузили на подводы и отправили в город Влодаву. После этого начали ломать колокольню, и в 4 часа колокольня упала на землю. Все присутствовавшие заплакали. Разборку на этом прекратили, возобновили в 7 часов вечера 2 июля. Затем собрали сельский сход и потребовали, чтобы само общество окончило разборку церкви, но все единодушно отказались".

Таким образом, варварским способом уже к 12 июля 1938 года было разобрано до 60 православных церквей, а к 18-му июля того же года число уничтоженных храмов достигло внушительной цифры — 108.

15 июля, в Турковицах, на Холмщине, происходили, как это бывало ежегодно, большие церковные торжества в честь Иконы Турковицкой Божьей Матери. Обыкновенно на эти торжества собиралось до 15-20 тысяч паломников и в том же 1938 году, невзирая на все внешние препятствия, в Туркови-цы собралось очень много молящихся и праздник прошел с большим религиозным подъемом. Но не успели еще паломники разъехаться по домам, как приехавшие на другой день, в сопровождении полицейских, рабочие разобрали единственную маленькую церковь до основания. (Ср. Доклад К. Н. Николаева на 2-ом Всезарубежном Соборе — "Гонение на Православие в Польше").

Печальные события на Холмщине не могли не вызвать у каждого христианина чувства глубокого возмущения и потому, вероятно, высшие правительственные власти сделали секретное распоряжение о том, чтобы об этих событиях ничего не появлялось в печати. За самые невинные заметки чисто информационного характера газеты конфисковывались, а редакторы их вызывались в Министерство Внутренних Дел для соответствующих внушений.

Совершенно растерялась и Высшая Церковная Власть. Митрополит Дионисий тщетно обращался к властям за содействием. Он посылал телеграммы Министру Юстиции, как Генеральному Прокурору Польской Республики, Премьер-министру, посещал последнего лично, прося о прекращении разборки храмов, и даже добился аудиенции у Президента Республики, к которому выезжал в его летнюю резиденцию, в Спаду. В течение 2-х часов вел Митрополит разговор с Президентом, но разговор этот не дал никаких результатов. Телеграфировал Митрополит Дионисий и Маршалу Польши Рыдз-Смиглому, умоляя его "во имя справедливости и христианской любви дать распоряжение о прекращении разрушения Божиих домов". Телеграммы остались даже без ответа.

Разрушение православных храмов на Холмщине нашло отклики и в Законодательных Палатах Польши. Так, украинский депутат Сейма, греко-католик по исповеданию, д-р Баран, внес Председателю Сейма мотивированную интерпелляцию о положении Церкви на Холмщине. Интерпелляция эта заключала в себе 41 страницу писанного на машине текста. — Другой украинский депутат Сейма, православный священник Волков, внес в Сейм предложение организовать Особую Сеймовую Комиссию, которая рассмотрела бы проблему положения Православной Церкви в Польше во всем ее объеме.

Это предложение о. Волкова не было даже поставлено на голосование, "как не отвечающее требованиям Конституции".

6 июля 1938 г. на пленарном заседании Сейма, с речами о насилиях в отношении Православной Церкви, выступали депутаты д-р Баран, священнике. Волков, Стефан Скрипник и Г. Гофман.

Несколько раз в Варшаву приезжали делегаты от православного населения Холмщины, добивались приема у высших представителей православных властей, в чем им отказывалось, без объяснения причин такого отказа.

Тогда прибывшие в столицу Польши делегаты представили Высшим государственным властям и в обе Законодательные Палаты обширный мемориал по поводу последних событий в жизни Православной Церкви на Холмщине.

Все эти, достойные всяческого сожаления, события на Холмщине, заставили Митрополита Дионисия, в конечном итоге, обратиться к соборному голосу, если не всей Церкви, то к голосу Православных иерархов.

Митрополит Дионисий созвал Собор епископов, который и состоялся в Варшаве 16 июля 1938 года.

В день открытия Собора епископов Старейший пастырь в Варшаве, Член Предсоборного Собрания, Протопресвитер Митрополичьей церкви на Праге, ныне покойный о. Терентий Теодорович передал Митрополиту Дионисию свое "скорбное обращение", в котором писал: "...Пришла тяжкая година для нашей Церкви в Польше. Година испытаний, для иных — искушений, а для всех, кто не способен "искуситься", — ИСПОВЕДНИЧЕСТВА. Народ уже являет это исповедничество. Он борется за веру, за свои святыни, самоотверженно защищает свои храмы и за это выселяется из своих родных мест, подвергается штрафу, арестам, тюремному заключению и даже телесному наказанию. Эти неустанные "хождения" по всяким властям, это море слез, которые видимо и невидимо льются этим простым, но глубоко привязанным к своей вере, народом, свидетельствуют о преданности его Церкви и готовности страдать за Нее.

Рядовое духовенство в большинстве, если не считать Гродненских случаев, стойко до поры, а в иных случаях явило и исповедничество. Исключаю военное духовенство, которое, надев мундиры, сразу показало, по какой дороге оно пойдет.

Но теперь очередь исповедничества за Иерархией, без которой нет Церкви, но которая в исторической перспективе нашей Православной Церкви в Польше (разумею XVI и XVII в. в.) себя не оправдала, создав унию.

Время говорить правду уже открыто, ибо все равно ее скажет (и уже говорит) церковный народ и история".

Далее в "скорбном обращении" о. Протопресвитера констатируется, что "мы сами в достаточной степени своими "уступками" во многом подготовили то, что с нами творят".

"... Наша Иерархия и Церковь, — писал о. Теодорович, — вообще подвергались за все минувшие годы испытанию Со стороны надзирающих за нами: что "мы" такое церковно и на что способны? и "они" убедились, что мы способны на всякие уступки и в своей традиционной церковности. Нужно изменить вид священника, надеть даже воинский мундир (а мундир — большой символ!), — мы согласны, ибо восточный облик священника... не культурен (!). Язык Богослужения? На всех языках, сколько угодно! Новый стиль? Пожалуйста!

Автокефалия без всяких прав, без согласия церковного народа и своей Матери-Церкви? Готовы! Забыть свой национальный язык в проповеди, в общении с народом и даже в домашней обстановке? И на это согласны! Только бы свое положение, свои привилегии, удобства, власть сохранить...

Если бы Иерархия при решении всех этих важных вопросов привлекала к ним, к участию в разрешении, духовенство и народ, — этого бы, конечно, не было.

Даже уничтожить "Митрополитальный Совет" — единственный проводник соборного голоса — легко согласились. Советниками избирались чиновники — печальной памяти Голубовские, Сухенеки, запятнавшие церковное управление. Не называю одиозные для всей Церкви имена иереев. Объединенное Варшавское духовенство в 1936 году заявило свой голос против полонизации Богослужения, чем окончилось? Протест Американский, который можно было использовать во благо Церкви, если бы был выслушан голос всей Церкви, а не только Иерархии. Чем окончился? — "Все у нас прекрасно"... "Зависть"...

Все сие пишу не в осуждение — суд будет Божий и истории, а потому, что ставится, ведь, вопрос, — быть или не быть Церкви — Православию на Холмщине? Там только начало, все остальное пойдет повсюду.

В этот грозный час надо явить ИСПОВЕДНИЧЕСТВО всей Иерархии. Судьба как бы избрала этот момент временем окончательного испытания нашей преданности Церкви, Православию.

На нас будет смотреть, — уже смотрит, — весь Православный мир и даже неправославный: на что мы способны".

Старейший священник рекомендует в своем "скорбном обращении":

"заявить открыто предержащей власти, что Иерархия, при таком положении Церкви в Государстве, не может управлять Ею и отвечать, как перед Властью, так и перед всей Вселенской Церковью, за возможные последствия, хотя бы со стороны оскорбляемого в своих святых чувствах народа; и заявить это в самых решительных словах, и оповестить об этом открыто всей Своей Церкви в своем, послании — ярком и решительном, не уснащая его бесконечными текстами, которые в таких случаях лишь затемняют мысль и, как громко говорят, не достигают цели.

Надо, не откладывая, оповестить все Церкви Автокефальные о положении Церкви в Польше, прося молитв и моральной поддержки, что постановлено и на Холмском Собрании.

Надобно, действительно, показать своим и чужим, что у нас церковный траур, и потому, хотя бы на месяц, не одевать в Богослужениях иных риз, а только траурные, черные, и не только духовенству, но и Архиереям. Провести установленные тем же Собранием три дня строгого поста с торжественными Богослужениями в городах, а в кафедральных городах — архиерейскими служениями".

Собор епископов внял голосу старейшего пастыря: был единодушен в своих решениях, и, как официально было оповещено на страницах Синодальной печати, — об этих решениях было составлено особое Соборное "деяние", в котором, в выражениях трогательного единодушия, заключалась готовность Православной Иерархии сплотиться возле своего Первоиерарха и быть верным Ему до Его смерти в общем служении Православной Церкви в Польше.

Собором епископов было также постановлено обратиться к пастве с особым посланием, установить в знак печали о разрушении свыше ста храмов на Холмщине и Подляшьи строгий трехдневный пост с молитвою во всей Митрополии и представить Президенту Республики, Маршалу Рыдз-Смиглому и Правительству соответствующий меморандум.

После Собора епископов у митрополита Дионисия состоялся прием и "чашка чая", на которых присутствовали все епископы, представители духовенства, а также некоторые Члены Законодательных Палат и церковно-общественньге деятели, прибывшие в числе 22 человек в Варшаву из разных епархий Митрополии.

В возникшей по поводу печальных событий на Холмщине беседе всеми без.исключения выступавшими лицами было установлено, что "в настоящее тяжелое время, имея в виду основную задачу — защиту прав Православной Церкви, — необходимо избегать всего, что могло бы вносить разъединение в среду верующих, а потому нужно предать забвению национальные и политические расхождения и всем верным сынам Православной Церкви объединиться, под руководством Его Блаженства, Владыки Митрополита, вокруг своей Иерархии".

В "Послании" Святого и Св. Собора епископов, от 16 июля 1938 года, говорилось:

"Всем ведомо, что случилось в последние дни на Холмщине и Подляшьи (в Люблинском Воеводстве), где искони процветала Святая Вера Православная и где издавна славились твердостью Веры Православной предки наши.

И ныне на этих многострадальных землях пребывает около 250 тысяч православных людей, которые удивляют ныне мир своею верою и преданностью родной Православной Церкви.

Свыше 100 храмов разрушено у них, но не слышно, чтобы кто-либо поколебался из них и отошел "на страну далече". Уже то одно, что понадобилась такая мера к достижению известных целей, как жестокое разрушение храмов Божиих и поругание православных святынь, ясно свидетельствует о твердости и непоколебимости православного духа Холмщан и Подлясяков.

Воздаем Вам похвалу и удивление от всей Святой Православной Церкви в Польше и свидетельствуем пред Вами нашу общую скорбь по поводу Ваших утрат. Верим, что с нами разделяют скорбь Вашу и благочестивые предки Ваши, которые находили, что единственное утешение среди жизненных тягот — это те церковки, которые ныне так жестоко и бессердечно разрушены.

Понимаем, как тяжело Вам ныне, ибо ничего на земле нет такого тяжелого, как собственными очами видеть разрушение и поругание не только своей, но и прадедовской святыни.

Но зато, как чисто и спокойно сознание Ваше христианское, что пострадали Вы не как убийцы, воры, злодеи и посягающие на чужое, а как верные своему доброму исповеданию христиане".

В заключительной части "Послания" подчеркивалось:

"Не верьте тем слухам, какие распускают среди Вас злонамеренные люди. Они готовы клеветать и на нас. Архипастырей Ваших, будто Мы изменили истине и уклонились во иное исповедание. Это ложь и гнусная клевета... Мы не только непреклонны в исповедании Святого Православия, но и все готовы перенести за благо Церкви Православной и за Ваше спасение.

В знак единения с Вами в великом горе, постигшем всех нас, устанавливаем по поводу недавно случившегося трехдневный пост с молитвою — 19, 20 и 21 июля (1, 2 и 3 августа нового стиля) сего года, как это научили нас делать и благочестивые иудеи ветхозаветные, и первые христиане".

"Послание" это должно было быть прочитано во всех православных храмах Митрополии. Однако Правительство не допустило до этого, конфисковав "Послание" Собора епископов "вследствие тенденциозного и не отвечающего фактическому положению вещей, — как говорилось в официальном правительственном сообщении, — освещения в этом "Послании" дела ликвидации излишних православных объектов в некоторых уездах Люблинского Воеводства".

Польская печать не преминула, со своей стороны, дать желательное Правительству освещение небывалого факта конфискации "Послания" православных епископов и уже на второй день после опубликования официального сообщения об этой конфискации в Варшавских газетах появились заметки, в которых протест православного епископата против разрушения храмов рассматривался как "некая попытка защищать политические приобретения, достигнутые путем насилия захватническим Правительством". Упоминалось также и о том, что "в Послании есть, якобы, аргументация, не согласующаяся с государственной точкой зрения и правильно понимаемыми интересами Церкви", а равно заявлялось, что "Православие на этой территории было искусственно создано".

Канцелярия Св. Синода, в свою очередь, поместила на страницах митрополичьей прессы сообщение, в котором указывалось, что "в течение 3-х последних недель в восточных уездах Люблинского Воеводства по распоряжению властей разрушено 114 православных святынь, в том числе 58 закрытых и 56 нормально действующих. Последние обслуживали нештатные православные приходы, созданные духовными властями вследствие неоднократных и горячих просьб православного населения. Все разрушенные православные святыни насчитывали значительное количество верующих, и только 5 имело менее 1000 прихожан".

Помимо Архипастырского "Послания" к верующим, Собор епископов Православной Церкви в Польше изготовил обширный меморандум по поводу разрушения православных святынь и направил таковой на имя Президента Республики, Маршала Польши Рыдза-Смиглого и Премьер-министра генерала Славой-Складковского.

Меморандум этот, подписанный 16 июля 1938 года всеми епископами, был вручен 1-го августа Секретарем Св. Синода по принадлежности, а также бьы сообщен Поместным Церквам и бьы напечатан в некоторых заграничных газетах.

В своем меморандуме православные иерархи Польши писали:

"Страшное событие, которое произошло на этих днях в Люблинском Воеводстве, вызвало ужас среди православных христиан в Польше. За короткое время уничтожено свыше 100 православных храмов, из коих некоторые существовали еще во времена Речи Посполитой.

В течение многих веков трудолюбивое и всегда исключительно лояльное население находило в этих храмах единственное утешение в. своей тяжелой жизни, полной бедствий и нужды. И эти храмы, дававшие поддержку и утешение людям, во все времена пользовались неприкосновенностью и уважением со стороны всех без исключения вероисповеданий.

Польша, восстановленная после Великой войны, всегда черпала в религиозном воодушевлении утешение в переживаемых скорбях и надежду на лучшее будущее...

До сих пор и в голову никому не могло придти, что приближается такое жестокое, несправедливое отношение к христианским храмам в христианском государстве, какое свойственно лишь тем государствам, где религия не признается положительным фактором народной жизни.

За что и во имя чего у нас допущена такая жестокость и несправедливость?

В Люблинском Воеводстве живет около 250 тысяч самых мирных православных граждан Польши, чьи предки всегда были православными, а сами они в своей лояльности и в сознании, что нужно жить в согласии с остальными гражданами Польши без различия их веры, заслуживают лучшей участи и большего внимания к своим насущным и прежде всего духовным потребностям.

История всех народов, а особенно польского, убедительно свидетельствует, что насилием и жестокостью не достигаются цели, которые поставили себе люди, не обладающие чувством правды.

Господь дал каждому народу талант, свойства которого должны развиваться в исторической жизни не иначе, как путями, свойственными этому таланту. И нет большего греха перед Богом, как добровольное и насильственное зарыгие этого таланта в землю путем угнетения или уничтожения всего того, чем живет душа человеческая.

Мы видим силу духа православных христиан Люблинщины, которые, лишившись храма Бога Живого, сами не перестали быть храмами Духа Божьего. Однако мы боимся духа нашего времени, заставляющего людей служить не Богу, а князю мира сего (Иоанна 12, 31; 14, 30), который царит в нем и наполняет его сатанинской ненавистью.

Учинена великая несправедливость. Никакие просьбы не могли изменить этих жестоких приказов и действий властей.

Стоны и горькие слезы несчастного народа, который своими глазами видел разрушение и осквернение (кощунство) своих святынь, как несущиеся волны, готовые нас потопить.

Разделяя великие страдания наших верных, Мы, архипастыри Православной Церкви в Польше, соединяем сегодня и наши стоны, и нашу боль с болью нашего народа, которые войдут в историю несчастного 1938 года, — юбилейного года нашего крещения, каковой должен был бы быть счастливым и радостным.

Господь ниспослал нам именно в этом году огненное искушение (1 Петр. 4, 12), чтобы все православные еще больше окрепли в своем исповедании и стали еще более непоколебимы в вере.

Мы так и принимаем наше горе, как Божие искушение для нашего совершенствования, ибо мы страдаем не как убийцы, грабители или преступники, но как христиане, и прославляем Бога за ниспосланное испытание (1 Петр. 4, 15-16).

И ныне мы высказываем пред лицом представителей высшей власти христианской Польши наше горе, что такая несправедливость, соединенная с попранием Христовой Правды и Любви, могла быть допущена над христианами в христианском государстве".

Меморандум Православных епископов не нашел, увы, отклика и в сердцах высших представителей Государственной власти "христианской" Польши.

И только весьма незначительная часть благоразумного польского общества с недоумением, ужасом и страхом за будущее Польши остановилась перед этими действиями Польского правительства в отношении Православной Церкви и Ее последователей, насчитывавших свыше 4-х миллионов граждан Речи Посполитой.

В этом отношении особенно показательными были статьи известного польского публициста Станислава Мацкевича, главного Редактора Виленской польской газеты "Слово".

Целый ряд статей этого журналиста, осуждавшего действия административных властей в деле разрушения православных храмов, подвергся конфискациям, что в конце концов заставило редактора Мацкевича кратко, но вразумительно пророчески написать на страницах того же "Слова":

Тот же публицист в одной из своих статей вызывал на откровенность и римо-католический епископат, но тщетно: католические епископы промолчали. Зато с обширным архипастырским "посланием", осуждающим действия Правительства в деле разрушения храмов, выступил греко-католический (униатский) митрополит Андрей Щептицкий.

"Послание" митрополита Щептицкого было помещено во Львовской украинской газете "Дело" и, разумеется, также было конфисковано, а "Польское Телеграфное Агентство" (РАТ) по поводу этой конфискации выпустило следующее сообщение:

"Административные власти во Львове конфисковали украинскую газету "Дело", от 23 августа с. г., поместившую на своих страницах Архипастырское послание Львовского Греко-Католического Митрополита А. Щептицкого, которое тенденциозно и несогласно с действительным положением вещей освещает дело ликвидации излишних православных храмов на территории некоторых уездов Люблинского Воеводства".

Правительственная и католическая пресса обрушились на митрополита Щептицкого за его смелое выступление в защиту "схизматиков", а газета "Гонец Варшавский" (№ от 24 августа 1938 г.), что называется, "открьша все карты", написав, что "этот вопрос (разрушение храмов) тянется несколько месяцев. Дело было согласовано между Польским Правительством и Польским епископатом, а также Папским Нунцием в Варшаве, который был обо всем уведомлен. Естественно, о намеченной акции и о соглашении между властями, и административными и костельными, должен был знать и митрополит Щептицкий...

Щептицкий, усматривая во всем этом деле масонское предприятие, стремится парализовать религиозную акцию, совершаемую по соглашению с польским епископатом и с ведома Нунция Кортези, и выступает в защиту украинского движения".

Чтобы хоть чем-либо оправдать свои действия, Польское правительство инспирировало близкую к нему печать и последняя в сентябре месяце того же 1938 года начала помещать "сенсационные сообщения" о том, что, якобы, при разборке православных святынь на Холмщине находили там оружие и склады коммунистической литературы ("Добрый Вечер", от 1-го сентября 1938 г.) и что "враждебные Польше влияния идут из Чехословакии и из Берлина, где в последнее время создана автокефальная Церковь, которая, не имея достаточного количества последователей на территории Германии, простирает свою заинтересованность на православных в Польше" (там же).

Разумеется, русские газеты, издававшиеся в Польше, а их было очень немного (всего лишь три), не могли ничего писать о гонении на Православную Церковь в Польше: им просто было запрещено это делать. Но заграничные русские газеты были полны воплями и призывом о помощи "в гонении сущим". Много было также сведений о гонении на Православную Церковь в Польше и в иностранной печати. Так, "Тайме" (в номере, от 26 сентября 1938 года) поместил письмо В. К. Киселевского под заглавием "Вандализм в Польше", в котором сообщалось о массовом уничтожении православных церквей, в том числе одной конца XII века (на Холмщине).

Особенно много сведений появлялось в свободной американской печати. Американская Русь энергично взялась задело защиты Православия в Польше. Так, Русское Православное Общество Взаимопомощи в Северной Америке (большая и влиятельная организация) на своей 16-й конвенции, вместе с Православными Русскими Клубами, вынесло 17 сентября 1938 года очень сильную резолюцию, в которой протестовало против гонений на Православие в Польши и апеллировало ко всему культурному христианскому миру возвысить голос в защиту угнетаемых в Польше православных.

Резолюция эта призывала митрополита Феофила, возглавлявшего Русскую Православную Церковь, принять меры для защиты гонимых и преследуемых и призывала всю Американскую Православную Русь самым энергичным способом протестовать против этих притеснений и преследований. Общество поручило своему Правлению переслать эту резолюцию Государственному Департаменту Соединенных Штатов, Польскому Послу в Вашингтоне, Президенту Польской Республики, Митрополиту Дионисию, Римскому Папе, Лиге Наций, а равно поместить ее в русской православной и национальной прессе и в сочувствующих русскому православному делу иностранных газетах.

Митрополит Феофил обратился, 26 сентября 1938 года, к своей Северо-Американской пастве с архипастырским посланием, в котором писал:

"Истину Православия, Правду Вселенской Церкви думают заглушить тюрьмами и ножами. Поистине в Польше "плач и рыдание, и вопль мног". Плачут и взывают о помощи православные архиереи, плачут и вопиют об избавлении пастыри со своими верными чадами, но в Польше нет ни страха Божия, ни чести, ни суда над душегубами православных людей. Истина Православия смущает и тревожит слуг Ватиканского Короля, ему приносят в жертву русские души".

В целом ряде городов и селений Америки состоялись многочисленные собрания, нередко сопровождавшиеся демонстрациями протеста. Под главенством митрополита Феофила и под председательством протоиерея А. Кукулевского, был создан Главный Комитет по защите Православия и Русского народа в Польше.

На сей раз ни Митрополит Дионисий, ни Священный Синод Православной Церкви в Польше не сочли американский протест провокацией и не выражали в синодальном определении горячих чувств привязанности к Польше...

Но помощи со стороны русских русским в Польше было мало. Мог бы помочь Румынский Патриарх Мирон, являвшийся вместе и Главою Румынского Правительства. Однако Его Святейшество, в бытность свою в Польше, нашел, что Православная Церковь там "отлично устроена и хорошо себя чувствует", хотя покидал Патриарх Польскую Республику как раз в самый разгар разрушения в Польше православных храмов.

Иначе поступил Глава Болгарской Православной Церкви, митрополит Стефан: он возвратил Польскому Правительству пожалованные ему в разное время польские ордена, протестуя тем самым против преследования Православия в Речи Посполитой Польской.

Глава XII

Разрушение православных святынь в 1938 году происходило не только на Холмщине и Подляшьи. В том же году, по распоряжению Польского Правительства, была разрушена военная гарнизонная церковь в городе Гродно и недостроенный величественный православный Собор в городе Белостоке.

Александро-Невская гарнизонная церковь построена была еще до первой мировой войны на добровольные пожертвования, была передана военному ведомству, затем была обращена в приходский храм и снова передана военному ведомству после первой мировой войны. Церковь эта находилась не в центре города Гродно, а вдалеке от него, посреди обширной площади, бьыа в прекрасном состоянии, так как несколько лет тому назад была капитально отремонтирована.

На разрушении этой церкви особенно настаивало Гродненское Городское Самоуправление, вынесшее постановление о разборке этого храма. В постановлении Городского Самоуправления говорилось, что православная церковь мешает правильному движению и что площадь, на которой церковь выстроена, необходима городу для парадов и других торжественных церемоний.

Весьма показательно, что против предложения Городского Совета о разборке Александре-Невской церкви в Гродно голосовали даже евреи, не говоря уже о православных гласных.

И Высшая Церковная Власть, и власть Епархиальная предпринимали все меры к сохранению Св. Александро-Невской церкви от разборки. На постановление Гродненского Городского Совета была в установленном порядке принесена жалоба в Воеводское Управление в Белостоке, Митрополит Дионисий вошел с ходатайством к центральным правительственным властям о недопущении разборки этой святыни;

Гродненский епископ Савва несколько раз посетил штаб военного округа в Гродно, а также специально выезжал в Варшаву, где в Военном Министерстве и в Министерстве Исповеданий тщетно добивался недопущения разборки, указывая на пагубные последствия, которые может повлечь за собой приведение в исполнение постановления Гродненского Городского Совета.

Православное население города Гродно и его окрестностей обращалось с особой петицией, покрытой 2023 подписями, к Главе Государства, Президенту Республики Речи По-сполитой Польской, проф. Игнатию Мостицкому, в которой говорилось:

"Православное население города Гродно и всей Гродненщины потрясено и страшно обеспокоено фактом принятия Гродненским Городским Самоуправлением постановления о разрушении одной из нескольких в нашем городе святынь — Св. Александро-Невской церкви. Обращение по этому вопросу к местным гражданским властям не дало до сих пор результатов, что еще более обеспокоило православное население города Гродно, но и других местностей".

В петиции была изложена история построения церкви, а затем указывалось:

"Лица, которые хотят разрушить Александре-Невскую церковь в Гродно, руководствуются какими то непонятными взглядами, совершенно не считаясь с религиозными чувствами православного населения города и его окрестностей, которого (населения) три поколения, а равно несколько десятков тысяч солдат, рассеянных уже по всей Польше, а перед тем отбывавших военную службу в Гродненском гарнизоне, возносили в этой церкви молитвы за благоденствие Речи Посполитой Польской...

Православное население городов Гродно и Гродненщины, — так заканчивалась петиция, — твердо верит и глубоко убеждено в том, что Правительство Пресветлой Республики Польской не допустит до того, чтобы нанесена была такая обида и чтобы после двадцати лет со дня воскрешения Польши бьыа разрушена христианская святыня, которая уцелела от немецких снарядов во время мировой войны и при нашествии большевиков; и обращается к Тебе, достойнейший господин Президент, как к Главе Государства и Отцу всех граждан, — дабы Ты охранил нашу святыню православную в Гродно и чтобы и в дальнейшем мы, наши дети и наши внуки, имели бы возможность возносить молитвы в этой церкви за благоденствие Польского Государства".

Первым подписал петицию Гродненский епископ Савва, а за ним городское духовенство. И только 2 православных священника — законоучители Гродненских учебных заведений, "страха ради иудейска", боясь лишиться хорошо оплачиваемых правительством своих должностей, не подписали этой невинной петиции, забыв, что, помимо суда человеческого, есть еще Суд Божий, Суд Истории и Суд собственной иерейской совести.

Ни Глава Государства, ни Польское Правительство не вняли просьбам православных и 12 мая 1938 года приступили к разборке православной святыни, "мешавшей якобы правильному движению по городу и безобразящей (?) своим московским внешним видом столицу (некогда) польского короля Стефана Батория".

Нашелся среди православного духовенства и еще один недостойный православный священник, магистр богословия Александр Калинович, который, невзирая на категорическое запрещение своего епископа, вынес из разрушаемого храма Св. Антиминс и Св. Дары и предал дом Божий поруганию. Этот священник занимал должность Окружного военного Благочинного 3-го Военного Округа и гарнизонного священника города Гродно.

Почти одновременно с разрушением гарнизонной церкви в Гродно было, по распоряжению Польских административных властей, произведено разрушение недостроенного величественного православного Собора в городе Белостоке. Постройка этого Собора была начата еще до первой мировой войны и уже была доведена до куполов.

Тянувшийся в течение нескольких лет в судебных и административных установлениях спор между Белостокским Городским Самоуправлением, Государственной Казной и Гродненской Православной Духовной Консисторией спор о праве собственности на здание Белостокского Собора и площадь, на которой Собор был построен, был... прекращен постановлением Белостокской Городской Думы, от 29 марта 1938 года за №7, о разборке Православного Собора, причем на связанные с разборкой работы Городская Дума ассигновала в чрезвычайном порядке 20 000 польских злотых.

Характерно, что одним из мотивов разборки, как это указывалось в предложении Магистрата Белостока, послужило то обстоятельство, что "под влиянием атмосферических явлений здание Собора подверглось разрушению до такой степени, что угрожает общественной безопасности".

Тем не менее и здесь, как и при разрушении Варшавского Собора, потребовался динамит для разрушения "подвергшихся разрушению" стен Собора.

Позорную роль в деле разрушения Св. Александре-Невской гарнизонной церкви и Белостокского Собора сыграли, так называемые, "поляки православного Исповедания". В 1935 году, при явной поддержке Польского Правительства, возглавляемая неким А. Савицким, небольшая группа православных города Белостока торжественно декларировала свою принадлежность к "великому польскому народу" и основала "Общество имени маршала Пилсудского" и особый "Дом" при нем. В состав этого Общества вошло несколько человек из числа бывших русских чиновников и местных белорусов православного вероисповедания. Общество "православных поляков" повело энергичную работу по полонизации Богослужения, добиваясь совершения Богослужений и произношения проповедей на польском языке не только в храмах города Белостока, но и в других местностях Белостокского Воеводства. Общество это устраивало свои "торжественные" собрания, постоянно и всюду подчеркивая свою "польскость".

Нельзя сказать, чтобы эта "работа" не увенчалась некоторым успехом: и власти гражданские, и даже власти церковные, пошли навстречу пожеланиям "православных поляков" и в Белосток был назначен православный молодой священник из числа окончивших Богословский Отдел Варшавского Университета Ростислав Олехнович, который и начал совершать Богослужения и произносить проповеди на польском языке. Вскоре был назначен и второй молодой священник — питомец того же Богословского Отдела Димитрий Кость, которому поручено было обслуживать Белостокскую тюрьму и духовно окормлять содержавшихся в ней православных заключенных. Священник Д. Кость, как и священник Р. Олехнович, совершал Богослужения и произносил поучения на польском языке, несмотря на предостережения своих старых сослуживцев. Для школьной молодежи в Белостокском храме были отведены для Богослужений специальные утренние часы. Правда, за этими Богослужениями никого, кроме учащихся, не было, но все же нездоровый фермент разложения был в церковную жизнь внесен.

Как Православное духовенство старшего поколения, так и коренное православное население резко осуждало деятельность нового "Общества" и всячески от него отмежевывалось. Глухая молва не без оснований приписывала "православным полякам" Белостока "миссионерскую работу" если не в пользу чистого католичества, то в пользу "восточного обряда", что и подтвердилось, когда 28 сентября 1936 года город Белосток посетил визитатор Апостольской Столицы епископ Николай Чарнецкий.

За Богослужением, совершенным епископом Николаем Чарнецким в Белостокском католическом костеле, присутствовали, а затем принимали участие в чествовании епископа, и Белостокские "православные поляки", возглавляемые Председателем "Общества" Александром Савицким.

Примеру Белостока последовала и Гродно. Через год-два и там организовалось "Общество" под названием "Дом православных поляков имени короля Стефана Батория". До тех пор никто в Гродно не знал ничего о поляках православного вероисповедания. Многим казалось, что основателями этого Общества являются чиновники, прибывшие в Гродно из центральных воеводств Польши и принадлежавшие к так называемому "Польскому Национальному Костелу".

Однако оказалось, что инициаторами создания Общества были жители города Гродно, известные там доселе, как русские и белорусы по национальности, а именно: сын Гродненского (дореволюционного времени) Уездного Исправника Иван Марцинкевич, бывший офицер Белорусской Армии Аркадий Артишевич, житель города Бреста на Буге Александр Ананченко и сын станового пристава Борис Смольский. Некоторые из этих лиц имели уголовное прошлое. Эти-то лица и повели вербовку членов нового "Общества", делая это преимущественно среди чиновников государственных учреждений, железнодорожных служащих и служащих в органах Городского Самоуправления. Вербовщики предлагали или записаться в члены нового "Общества" или считаться с возможностью увольнения со службы.

Подобно Белостокскому "Обществу православных поляков" и "Дом православных поляков имени короля Стефана Батория" в Гродно находил полную поддержку у правительственных властей. Но тем губительнее была роль "православных поляков" в деле подтачивания устоев Православия. Гродненские "православные поляки" в деле разрушения Православной Церкви в Гродно сыграли не последнюю роль, а когда это злое дело было уже сделано, взяли на себя инициативу постройки в Гродно же новой церкви к двадцатилетию восстановления независимости Польши.

Однако дальше закладки церкви дело не двинулось. Закладка новой церкви была совершена в день Польского Национального Праздника — 3-го мая 1938 года. Президент города Гродно в своей речи, произнесенной на закладке новой церкви в честь Воскресения Христова, отметил, что "закладывается фундамент под новый мощный плацдарм польскости и польской культуры", а Председатель Общества "православных поляков" Ананченко открыто в своей речи заявил, что "заложенный сегодня под новую церковь камень не является камнем в физическом значении этого слова, но это есть гранит польскости, гранит национального польского духа, заложенный в жизнь православных".

Совершавший закладку новой церкви для православных поляков Гродненский правящий епископ Савва (Советов), совершенно открыто к тому времени перекинувшийся в польский лагерь, выразил в своей речи радость, что новопостроенная церковь, "как символ Воскресения Христа Спасителя, явится и символом возрождения Государства".

Епископ Савва призывал православных к оказанию материальной помощи в деле постройки новой церкви и благодарил "всех тех, кто приложил много стараний в этом деле, а равно присутствовавших на этом торжестве".

В "Акте" закладки, замурованном под водруженным крестом, отмечалось, что новая святыня "сооружается, как благодарность за возрождение Пресветлой Польской Республики, старанием "Общества поляков православного исповедания в Гродно". Однако далее слов дело не двинулось: Александро-Невская церковь в Гродно была разрушена, а новая, Воскресенская, даже не была начата постройкой.

Тем не менее "поляки православного исповедания" не переставали говорить о своей деятельности по насаждению польской культуры и польского национального духа среди православного духовенства и православного населения восточных окраин (кресов) Польши и от слов переходили к делу.

В конце 1938 г. и в начале 1939 г. были открыты подобные "Общества православных поляков" в целом ряде городов восточных окраин Польши, как например: в Новогрудке, в Слониме, в Волковысске. В состав новых обществ входили преимущественно молодые священники—магистры богословия Варшавского Университета и военные священники, старое же духовенство по-прежнему держалось в стороне, вызывая понятное возмущение административных властей, вымещавших свою злобу на нем в частых перемещениях и даже в увольнениях с приходов, а ровно в высылках из пределов тех или иных воеводств, как опасного "руссификаторского элемента".

Когда кадры молодого "польского" рядового духовенства были достаточно подготовлены. Польское правительство решилось на поставление и высшей иерархии, в лице епископов, из числа священнослужителей, признававших себя поляками по национальности.

Выбор Польского Правительства остановился на более всего склонных к компромиссу военных священниках. Двое из них, вдовые протоиереи, Георгий Шреттер и Константин Семашко занимали должности Благочинных военных округов: первый — в Люблине, а второй — во Львове. Протоиерей Георгий Шреттер окончил Богословский Отдел Варшавского Университета, а протоиерей Константин Семашко — Холмскую (довоенную) Духовную Семинарию. До первой мировой войны и революции в России Константин Семашко был ярым русофилом, теперь же — не менее ярым полонофилом.

После предварительных переговоров с Высшей Церковной Властью, Польское Правительство выставило кандидатуру обоих военных Благочинных во епископы. Новые кандидаты уже и ранее заявляли себя "поляками православного исповедания".

Высшая Церковная Власть ошибочно полагала, что ценою своего согласия на выставленные Правительством кандидатуры во епископы протоиереев Шреттера и Семашко она добьется скорейшего утверждения законов, регулирующих правовое положение Церкви в Государстве и ее внутреннюю жизнь.

Здесь уместным будет вспомнить, что именно в момент обсуждения кандидатур военных священников в православные епископы Митрополит Дионисий отправил 5 ноября 1938 года на имя Военного Министра (по случаю двадцатилетия независимости Польского государства) генерала Каспшицкого письмо, в котором отмечал выдающуюся роль православного военного духовенства в деле воспитания польского солдата и выражал уверенность в том, что "все духовные руководители польского православного солдата приложат и в дальнейшем все старания к тому, чтобы православные солдаты никогда не нарушили высокого доверия Вождя и всегда выполняли свои обязанности в отношении Бога и Родины".

Скоро забыл митрополит Дионисий и о массовых разрушениях православных храмов на Холмщине и Подляшьи весною и летом 1938 года и в своем архипастырском послании, по случаю двадцатилетия независимости Польского Государства, писал:

"Вознесем хвалу и благодарность Всемогущему за те благодеяния, которые Он ниспослал нашему Отечеству, коленопреклоненно просим Его об опеке и дальнейших благодеяниях и о ниспослании благословения великим и мудрым руководителям нашего Государства (!)".

Вопрос о возведении протоиереев Шреттера и Семашко в епископский сан был окончательно разрешен на Синодальной сессии, происходившей в Варшаве 7 и 8 ноября 1938 года, а уже 12-го того же ноября в Почаевской Св. Успенской Лавре Волынский архиепископ Алексий, по поручению Митрополита Дионисия, совершил пострижение обоих вдовых протоиереев в монашество. Протоиерей Георгий Шреттер был наречен в монашестве именем Тимофея, а протоиерей Константин Семашко — именем Матфия.

На второй день, в воскресенье — 13 ноября, оба новых инока в той же Почаевской Лавре, за Божественной Литургией, были возведены в сан архимандритов, с зачислением в состав братии Лавры.

Недолго, однако, продолжался монашеский искус новых иноков. 26 того же ноября состоялось наречение архимандрита Тимофея во епископы Люблинские, викария Варшав-ско-Холмской епархии, а на второй день — 27 ноября в Соборе Лавры состоялась и самая хиротония во епископы, которую совершал Митрополит Дионисий совместно с архиепископами Александром Полесским и Алексием Волынским и епископом Саввою Гродненским.

Еще через день — 28 ноября состоялось наречение во епископа Браславского, викария Виленской епархии, архимандрита Матфия, а на следующий день состоялась и его хиротония в том же Соборе Лавры. Хиротонию совершали те же иерархи. Наречения и хиротонии новых епископов были обставлены исключительной торжественностью. В Лавру прибыли не только представители тех епархий, в которые получили назначения новые епископы, но и представители Правительственных и военных властей. На чин наречения и на хиротонию своих бывших собратий прибыли все военные священники Польши во главе с протопресвитером военного духовенства Симеоном Федоронько.

Оба епископа, пред наречением, произнесли на польском языке установленные речи, в которых отмечали свою преданность Польскому Государству, которое "одинаково относится ко всем своим гражданам без различия исповеданий, благожелательное же такое отношение имеет все признали исторической традиции" (из речи епископа Матфия).

На польском же языке говорил и митрополит Дионисий, вручая новохиротонисанным епископам архиерейские жезлы, как символ епископской власти. Наречение и хиротонии обоих "польских епископов" сопровождались торжественными обедами и приемами, в которых принимало участие до 50 человек приглашенных представителей правительственных, административных и военных властей, а равно духовенства.

На второй день после хиротонии епископа Матфия Митрополит Дионисий, архиепископы Александр и Алексий и епископ Савва покинули Лавру, а новые епископы остались на несколько дней в Почаеве, после чего также выехали в свои епархии.

Совершенно иначе отнеслось к новопоставленным "епископам-полякам" православное население Полыни. За первым Богослужением, которое совершал епископ Тимофей (Шреттер) в Варшавским митрополичьем Соборе почти не было молящихся и только несколько лиц подошли под благословение к новому иерарху. Еще резче встретило своего нового викария православное население города Вильно. Собравшиеся для встречи "поляка-епископа" Матфия в Виленском издревле-православном Св. Духовом монастыре молящиеся освистали нового иерарха и не дали ему говорить, когда он начал свою первую приветственную речь на польском языке, И только тогда, когда епископ перешел на русский язык, демонстрация прекратилась.

Государственные и административные власти усмотрели в этом антиправительственное выступление, и политическая полиция произвела аресты среди православного населения Вильно, главным образом, среди студенческой молодежи.

Глава XIV

Оба новых "епископа-поляка" начали свою усиленную деятельность полонизацией Православной Церкви. Не только в официальных (на бумаге) сношениях, но ив разговорах с духовенством и мирянами оба "епископа-поляка" пользовались исключительно польским языком, проповеди за Богослужениями произносили также только по-польски.

Широкие пути к полонизации открывали обнародованные перед этим Декрет Президента Польской Республики, от 18 ноября 1938 года, об отношении Церкви к Государству и проведенный в порядке определения Совета Министров "Внутренний Статут Польской Автокефальной Православной Церкви". Оба этих "Статута" — Внешний (об отношении Церкви к Государству) и Внутренний явились заключительным аккордом той работы по устроению Православной Церкви в Польше, о которой восемь с половиной лет тому назад было возвещено особым Декретом-рескриптом Президента Республики, от 30 мая 1930 года, о созыве Первого Собора Православной Церкви в Польше и предваряющего этот Собор Предсоборного Собрания.

Предсоборное Собрание, за 8 лет своего существования, было созвано только на 2 пленарных заседания, а всю подготовительную работу по изданию законов, охватывающих всю жизнь Православной Церкви в Польше, с ее более чем четырехмиллионным православным населением, вела, так называемая, Смешанная Комиссия в составе представителей Высшей Церковной Иерархии и Польского Правительства.

18 ноября 1938 года, после роспуска Польского Сейма последнего созыва, а равно до созыва нового Сейма, в числе других правительственных декретов, был издан и Декрет Президента Республики "Об отношении Государства к Польской Православной Церкви".

Этот декрет регулировал правовое положение Церкви, определявшееся до его издания, так называемыми, "Временными Правилами" 1922 года. Декрет состоит из 85 параграфов и касается тех сторон и моментов жизни Православной Церкви, где эта жизнь входит в соприкосновение с интересами Государства и где Государство предоставляет Церкви известные, некоторые права и ставит свои ограничения.

Но уже при самом беглом чтении как Декрета Президента, от 18 ноября 1938 года, так и особенно "Внутреннего Статута" Православной Церкви не трудно заметить, что Православная Церковь в своем не только внешнем, но и во внутреннем устроении поставлена в полную зависимость от власти государственной.

Чрезвычайная опека власти административной простирается на все стороны жизни Православной Церкви в Польше. Ни одно назначение на ту или иную иерархически-церковную должность, будь то епископ, член Консистории, настоятель прихода и даже псаломщик; ни одно перемещение сельского священника из захолустного прихода или назначение и увольнение консисторского служащего не может обойтись без той или иной санкции со стороны власти гражданской.

По смыслу Декрета (§1) Православная Церковь в Польше является независимой от какой бы то ни было заграничной власти — духовной или светской, свободной в своей внутренней жизни и в своем внутреннем управлении в пределах Государственных законов и данного Декрета и имеет право свободного сношения в вопросах религии и морали с другими Православными Церквами. Однако эта внутренняя "свобода" сразу же ограничивается в последующих параграфах Декрета. Так, §7 Декрета говорит, что официальным языком церковных властей и учреждений является язык польский, а §8— обязывает духовенство Православной Церкви возносить во время Богослужения молитвы за благополучие Польской Республики и Ее Президента по тексту, указанному во "Внутреннем статуте". В дни Государственных праздников должны совершаться торжественные Богослужения с молениями о благоденствии Государства и благополучии Президента Республики, Правительства и воинства, с пением после Богослужения, в присутствии совершавшего Богослужение духовенства, гимна "Боже, цось Польскэн"...

Хотя согласно Декрету выборное начало распространяется на епископов и даже на Митрополита, тем не менее, на выставленные кандидатуры должно быть получено согласие Высших Государственных властей. Этим путем вся сила влияния Государства на течение церковной жизни проявляется прежде всего в сохранении за Государством возможности известного давления на выборы и назначения желательных Правительству лиц. В частности, при избрании Митрополита влияние Государства при таком избрании усиливается еще и привлечением к участию в выборах делегатов от военнослужащих.

Далее, все церковные должности, духовные и светские, учреждаются только с предварительного согласия Министра Исповеданий, а назначение, перемещение или служебная командировка могут быть сделаны на должность, учрежденную этим путем. Точно также требует согласия Министра Исповеданий и образование благочинии и приходов, как равно и определение их границ и местожительства настоятелей. Лица, не имеющие польского гражданства, не могут занимать или исполнять никаких церковных должностей. Это относится также и к монастырям.

Рукоположение в священный сан, согласно Декрету, может быть совершено только над лицами, окончившими Государственный Православный Богословский Лицей, или имеющими степень магистра богословия Варшавского Университета. В случае обнаружения вредной деятельности для Государства духовного лица, Воевода может обратиться к епископу с требованием об удалении такого лица от занимаемой должности. Словом, Декрет, отдает Православную Церковь в полное подчинение и полную зависимость государственной, административной власти, сама же Церковь тем самым, теряет свой нравственный авторитет в глазах верующих, теряет свою внутреннюю свободу и независимость и тем самым из силы духовной, нравственной, христианской превращается в силу материальную, земную и даже политическую.

И тем не менее. Глава Польской Автокефальной Православной Церкви, митрополит Дионисий, тотчас же после обнародования этого Декрета, закрепощающего Православную Церковь, обратился с телеграммами к Президенту Республики. Председателю Совета Министров, Министру Исповеданий и Председателю правительственной делегации, в так называемой, Смешанной Комиссии, Волынскому Воеводе;

Митрополит Дионисий выражал Президенту Республики и Министрам благодарность за "новое доказательство заботы о пользе Православной Церкви" и заверял "в готовности жертвенной работы для величия и славы Родины".

Через несколько дней митрополит Дионисий наградил бриллиантовым крестом для ношения на клобуке Полесского архиепископа Александра и Волынского архиепископа Алексия за их участие в работах по унормированию положения Православной Церкви в Польше.

Новые законоположения, касающиеся Православной Церкви в Польше, имеющие своей конечной целью полонизацию этой Церкви, очень быстро стали воплощаться в жизнь. Центром, откуда исходили руководственные указания в данном деле, явился город Гродно, где был основан даже особый "Научный Институт", во главе которого был поставлен новохиротонисанный "епископ-поляк" Матфий (Семашко). В Правление Института входили: военный протопресвитер Симеон Федоронько, магистр богословия Леонид Касперский, являвшийся одновременно и Директором этого Института, священник Ростислав Олехнович (из Белостока), лектор Богословского Отдела Варшавского Университета д-р Александр Лапинский и др.

Институт этот начал развивать широкую издательскую деятельность и имел свой печатный орган. Активную поддержку Институту оказывал Гродненский православный епископ Савва (Советов), избранный его почетным членом. Наконец, сам митрополит Дионисий является почетным председателем этого "научного" учреждения. Новому Почетному Председателю Особая делегация вручила художественно выполненный диплом, заключавший в себе постановление Общего Собрания действительных членов этого "Института", от 7 декабря 1938 года, об избрании митрополита почетным Председателем.

В другом крупном православном центре — городе Вильно, где к тому времени также было организовано "Общество православных поляков", начале января 1939 года выходить на польском языке журнал "Двутыгодник Православия" ("Двухнедельник Православия), в котором широко пропагандировалась идея "польского православия".

Произошли крупные перемены и в составе профессорской коллегии Православного Богословского Отдела Варшавского Университета. В новом академическом году(1938-1939) были освобождены от занимаемых должностей русский профессор Николай Сергеевич Арсеньев, профессор с мировым именем, и профессор Владимир Николаевич Кулаков. На их места были назначены новохиротонисанный "поляк-епископ" Тимофей (Шреттер), которому предоставлена была кафедра по Гомилетике, протоиерей Виктор Романовский (Военный Благочинный в Варшаве), занявший кафедру профессора Основного Богословия; протоиерей Александр Калинович (бывший военный священник и Благочинный в Гродно, вынесший Святой Антиминс и Святые Дары из разрушенной Св. Александре-Невской гарнизонной церкви в Гродно) — в качестве профессора Нравственного Богословия; д-р Александр Лапинский — в качестве профессора Сравнительного Богословия. Кафедра профессора Священного Писания была предоставлена д-ру Иустину Моисеску, румыну по национальности, окончившему Православный богословский факультет Афинского Университета, а затем совершенствовавшемуся в богословских науках на католическом богословском факультете Страссбургского Университета.

Произошли также перемены и на ответственных постах Высшей Церковной администрации. Так, в начале мая 1939 года был уволен от должности Директор Митрополичьей Канцелярии Ю. Г. Рощицкий, занимавший эту должность 15 лет, а на его место был совершенно неожиданно назначен все тот же "поляк-епископ" Тимофей (Шреттер). Затем, был уволен от должности и архимандрит Феофан (Протасевич), организовавший Православный митрополичий Интернат и Богословский Лицей в Варшаве и стоявший во главе их в течение нескольких лет. Место его занял военный протоиерей Александр Калинович. Был уволен от должности долголетний Протопресвитер Митрополичьей церкви на Праге, стойкий защитник Православия и сторонник церковно-славянского богослужебного языка, член Московского Поместного Собора 1917-1918 г. г. и член Предсоборного Собрания, о. Терентий Теодорович, лицо с высшим богословским образованием и выдающийся проповедник.

Наконец, была широко задумана акция по переводу на польский язык Богослужебных книг, книг Св. Писания и Творений Св. Отцов Церкви. 9 июня 1939 года, под председательством митрополита Дионисия, состоялось в Варшаве заседание "Научной Комиссии по переводу на польский язык Св. Писания. Творений Св. Отцов и научных произведений из области догматики и др. православных дисциплин". В своей вступительной речи митрополит Дионисий подчеркнул, что Православная Церковь в Польше до настоящего времени не имела собственного польского перевода Св. Писания, который отвечал бы греческому и церковно-славянскому текстам; что Православная Церковь обязана широко распространять Евангельские истины среди народных масс и потому необходимо заняться переводом Св. Писания и Творений Св. Отцов также и на польский язык. Митрополит Дионисий заключил, что он счастлив, что перевод на польский язык будет произведен при помощи его питомцев — бывших студентов Православного богословского отдела Варшавского Университета.

В состав Президиума новой Переводческой Комиссии вошли снова "епископы-поляки" Тимофей и Матфий, военный протопресвитер Симеон Федоронько, несколько военных священников и несколько молодых богословов. По предложению Митрополита было постановлено пригласить в состав означенной Комиссии всех архиепископов и епископов Православной Церкви в Польше, а также профессоров и магистров Православного Богословия. Таким образом полонизация Православной Церкви в Польше намечалась в самых грандиозных размерах, и, конечно, была бы очень скоро осуществлена, если бы не начавшаяся 1 сентября 1939 года Польско-Немецкая война, положившая конец этой полонизации.

Глава XV

В первый же день начала Польско-Немецкой войны (1 сентября 1939 года) Митрополит Дионисий выпустил Первосвя-тительское послание, в котором писал:

"Соизволением Божественного Провидения принуждены мы снова стать на защиту нашего величайшего сокровища, наивысшего блага, — на защиту нашего Отечества, двадцать лет тому назад освобожденного жертвенной кровию своих наилучших сынов.

Мы начинаем борьбу во имя правды и справедливости...

В этой борьбе служить нам должен пример отважных и преданных сынов Речи Посполитой, наших предков — победоносного Гетмана Константина Острожского, доблестного Воеводы Киселя и др., совершивших для Отечества великие и памятные подвиги. Нерушимо верю, что Православные граждане Речи Посполитой ревностно исполнят этот святой и почетный долг, что станут все они в первых рядах нашей доблестной Армии. Те же, кто не удостоится этой великой чести и не будет призван непосредственно к пролитию своей жертвенной крови, могут быть также полезны Отечеству в сие время тяжких испытаний своей службой и гражданским трудом и тем посодействуют общей победе.

Православные граждане! Любовь к Отечеству и преданность правому делу да будут тем крепчайшим звеном, которое объединит нас всех вокруг Вождя и направит нас на путь победы.

С нами Бог! Призываю благословение Господне на Вас и на Ваши жертвенные подвиги и труды Отечеству на пользу.

Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победы благоверным на сопротивные даруяй, и Твое сохраняяй крестом Твоим жительство. Аминь.

В результате раздела Польши между Германией и Советским Союзом на польских землях было образовано, так называемое, Генерал-Губернаторство, а Автокефальная Церковь в Польше, возглавляемая митрополитом Дионисием, потеряла Волынскую, Виленскую, Полесскую и большую часть Гродненской епархии. После разгрома Польши все православное ее население, вошедшее в состав новообразованного Генерал-Губернаторства, сошлось в одном пожелании — как можно скорее ликвидировать незаконно проведенную автокефалию Церкви, причинившую так много вреда Православной Церкви в Польском Государстве.

Православная Церковь той части оккупированной Польши, которая была под оккупацией СССР, вошла в каноническое подчинение Московской Патриархии, а в части, которая отошла к Германии, естественно, должна была обратиться к Архиепископу Берлинскому и Германскому Серафиму. Представители самых разнообразных церковно-общественных кругов обратились к архиепископу Серафиму с просьбой прибыть в Варшаву, взять на себя управление Варшавской епархией и тем спасти Церковь в этой части Польши от возможной анархии.

10 ноября 1939 года архиепископ Серафим прибыл в Варшаву и был встречен населением города с чувством горячей симпатии. Однако митрополит Дионисий первоначально не пожелал отказаться от автокефалии и от своих прав на управление Варшавской епархией. Наоборот, он предложил архиепископу Серафиму присоединить Германскую епархию к Польской Автокефальной Церкви. Это обстоятельство заставило архиепископа Серафима выехать обратно в Берлин, ограничиваясь обещанием моральной поддержки церковно-общественным кругам Варшавской епархии. Тогда эти круги сами оказали известное давление на митрополита Дионисия и убедили его в том, что ликвидация автокефалии и устранения от управления Церковью его — митрополита является единодушным желанием верующих епархии.

По настоянию этих кругов митрополит Дионисий написал архиепископу Серафиму следующее письмо:

"Ваше Высокопреосвященство, Возлюбленный во Христе Брат! Прекращение существования независимого Польского Государства, с существованием которого было связано существование независимой автокефальной Церкви в Польше, лишает эту Церковь возможности дальнейшего автокефального существования. Новый государственный порядок, установленный на бывшей Польской территории, ныне включенной в область германских государственных интересов, вызывает необходимость соединения бывшей Автокефальной Православной Церкви в Польше с церковной организацией, представленной Вашим Высокопреосвященством.

В связи с этим прошу Ваше Высокопреосвященство в возможно кратчайший срок прибыть в Варшаву, дабы принять в свое ведение и управление ту часть бывшей Автокефальной Православной Церкви в Польше, которая находится на территории, включенной в область Германских государственных интересов.

В связи с вышеизложенным, я сообщаю Вам, что со дня вступления Вашего в управление, я отказываюсь от дальнейшего управления названной Церковью.

Вашего Высокопоеосвяшенства любящий Брат во Христе — Митрополит Дионисий.

Варшава, 23 ноября 1939 года".

Отправив это письмо, митрополит Дионисий покинул Варшаву и снова выехал на свою дачу в Отвоцк. Получив от митрополита Дионисия указанное письмо, архиепископ Серафим вторично прибыл в Варшаву и вступил в управление Варшавско-Холмской епархией. Это управление носило скорее характер временного администрирования, так как официальной отмены автокефалии не последовало и митрополит Дионисий по-прежнему почитался Главою Церкви, а имя его возносилось за всеми Богослужениями.

Архиепископу Серафиму уже с первых шагов его деятельности по управлению новой епархией пришлось столкнуться с целым рядом трудностей, вызываемых чрезвычайной сложностью обстановки и противоречивостью столкнувшихся там интересов. На Холмщине, где большинство населения причисляло себя к украинцам, образовалась, так называемая, "Церковная Рада", во главе с протоиереем Иоанном Левчуком, которого митрополит Дионисий возвел в сан Протопресвитера, с правом благословлять дикирием и трикирием. Сделано было это уже после того, как митрополит Дионисий передал управление епархией архиепископу Серафиму.

Холмская "Церковная Рада" являлась выразительницей пожеланий украинских националистов, ставших тогда сторонниками автокефалии, ибо видели в ней гарантию того, что Церковь в бывшей Польше не подчинится Священному Синоду Русской Православной Церкви за границей. Украинцы настаивали или на сохранении за митрополитом Дионисием прав автокефального митрополита, или на посвящении в сан митрополита профессора И. И. Огиенко, или, наконец, на присоединении Холмщины к Берлинской епархии на правах автономной единицы, но при непременном, в таком случае, условии выхода архиепископа Серафима из подчинения Св. Синоду Русской Православной Церкви за границей и образования автокефальной Церкви в Германии.

"Церковная Рада" развила широкую деятельность и получила от правительственных (немецких) властей заверение в том, что автокефалия за Православной Церковью на территории бывшей Польши будет сохранена и что она ни в коем случае не будет подчинена Русскому Зарубежному Синоду.

Все это чрезвычайно затрудняло работу архиепископа Серафима, но все же им был произведен целый ряд мероприятий, клонившихся к установлению мира церковного. Так, архиепископ Серафим прежде всего отменил новый стиль в церковной жизни и запретил духовенству бриться и стричься. Благодаря ходатайству архиепископа Серафима перед немецкими властями, на территории бывшей Польши было восстановлено свыше 75 церквей, отобранных ранее у православных, и восстановлен ликвидированный поляками Турковицкий женский монастырь. Архиепископ Серафим с первых же шагов своей деятельности в Варшаве вошел в тесное общение с церковной общественностью и организовал Св. Владимирское Братство, отделения которого должны были существовать во всех православных приходах. На Холмщине Владыка Серафим восстановил древнее Холмское Рождество-Богородичное Братство. Наконец, было реорганизовано и Церковное Управление: была упразднена Варшавско-Холмская духовная Консистория и вместо нее был создан Епархиальный Совет при Епископе.

Между тем, митрополит Дионисий никак не хотел примириться со своим, как ему казалось, вынужденным отречением от возглавления Варшавско-Холмской епархии и в феврале месяце 1940 года обратился к архиепископу Серафиму с письмом, в котором настаивал на возвращении ему — митрополиту — прежних прав. Архиепископ Серафим тотчас же предложил митрополиту Дионисию принять от него все дела по управлению Церковью, но митрополит Дионисий, не встречая сочувствия в церковном народе, не приехал в Варшаву для принятия дела, по-прежнему оставался в Отвоцке и оттуда вел двойную игру, в которой помогали ему украинские националисты. Последние повели усиленную агитацию за возвращение митрополита Дионисия к управлению Церковью и добились в этом крупнейшего успеха. Митрополит Дионисий действительно был возвращен к власти.

23 сентября 1940 года в городе Коакове Генерал-Губернатор д-р Франк принял в торжественной аудиенции, в Вавельском Замке, митрополита, который прибыл туда в сопровождении профессора И. И Огиенко, протоиерея Малюжинско-го и представителей Украинского Центрального Комитета во главе с профессором Кубиовичем. Здесь Генерал-Губернатором было заявлено митрополиту Дионисию, что он возвращается к управлению Православной Церковью на территории Генерал-Губернаторства, а митрополит Дионисий, принимая это утверждение, с своей стороны заявил, что он установит каноническую иерархию на территории Генерал-Губернаторства и возведет в епископский сан профессора И. Огиенко. Затем, митрополит Дионисий сделал Генерал-губернатору следующее торжественное декларативное заявление:

На следующий день митрополит Дионисий прибыл в Варшаву и принял от архиепископа Серафима управление Варшавско-Холмской епархией. С момента возвращения к власти митрополита Дионисия возглавляемая им Православная Церковь в оккупированной немцами Западной части Польши получила наименование "Автокефальная Православная Церковь в Генерал-Губернаторстве". Очень быстро в жизни этой Церкви стал выявляться украинский характер. Верхняя Свято-Мария-Магдалинская митрополичья церковь в Варшаве была передана в исключительное распоряжение украинцев, для русского же населения Варшавы была предоставлена нижняя, пещерная церковь, в том же митрополичьем храме, во имя Страстей Господних. В верхней части этого храма Богослужения стали совершаться на украинском языке, и в них неоднократно принимал участие и сам митрополит Дионисий.

Настоятелем новоукраинизированной церкви в Варшаве был назначен известный церковный украинский деятель протопресвитер Павел Пащевский, ранее бывший главный священник войск атамана Симона Петлюры, а затем Настоятель Украинской Крестовоздвиженской церкви в городе Луцке, на Волыни.

Украинизирована была и Варшавская Духовная Консистория, членами которой митрополит Дионисий назначил священнослужителей-украинцев. Делопроизводство в этой Консистории велось на украинском языке, а Синодальная Типография начала печатание также на украинском языке Богослужебных книг и религиозной литературы. Уже в октябре месяце того же 1940 года в городе Холме состоялась торжественная хиротония во епископы известного украинского деятеля и ученого профессора Ивана Ивановича Огиенко, принявшего незадолго до этого монашеский постриг с именем Иларион. Хиротонию эту совершали митрополит Дионисий, епископ Тимофей и архиепископ Пражский и Чешский Савватий, нарочито для сего прибывший в Холм.

В тот же самый день хиротонии епископ Иларион был сразу же возведен в сан архиепископа.

Новый архиепископ Холмщины сразу же начал проводить украинизацию вверенной ему епархии. В самом Холме была организована Духовная Консистория, исключительно из украинцев, в Богослужения была введена, так называемая, "украинская вымова", в переданной в пользование украинцев конфискованной ранее немецкими властями одной из типографий начинается печатание на украинском языке Богослужебных книг, популярной религиозной литературы и сочинений самого архиепископа Илариона. Украинцам теми же немецкими властями был передан древний Пречистенский Собор в Холме, на горе короля Даниила, захваченный поляками в первые годы восстановления независимой Польши. В непродолжительном времени в городе Холме открылась и Православная украинская духовная Семинария, во главе которой был поставлен известный украинский церковно-общественный деятель протоиерей Евгений Барщевский.

Но не только на Холмщине проводится быстрым темпом украинизация церковной жизни. Не прошло и полгода со дня возвращения к власти митрополита Дионисия, как в феврале месяце 1941 года поставляется во епископы также известный украинский церковный деятель архимандрит Палладий (Видыбида-Руденко). Хиротония нового украинского епископа была совершена в Варшаве, в верхней церкви Св. Марии Магдалины на Праге, митрополитом Дионисием, архиепископом Иларионом и епископом Тимофеем, причем и новохиротонисанный иерарх в тот же самый день хиротонии, как и в свое время — епископ Иларион, был возведен в сан архиепископа.

Архиепископ Палладий был назначен на кафедру Краковско-Лемковскую, а впоследствии и к его епархии были присоединены и приходы Львовской области. Как и архиепископ Иларион на Холмщине, так и архиепископ Палладий в порученной его управлению новообразованной епархии начал проводить украинизацию Богослужений и церковной жизни, назначая настоятелями приходов украинских священнослужителей и вводя украинский язык в Богослужения.

После хиротонии архиепископа Палладия высшим церковным органом в Генерал-Губернаторстве становится Св. Синод, в состав которого входят: митрополит Дионисий, как его председатель, архиепископ Иларион, как его заместитель, и архиепископ Палладий, как секретарь Синода. Здесь уместным будет вспомнить, что на Синодальной сессии, происходившей в начале 1944 года, по предложению архиепископа Палладия был возведен в митрополичий сан Холмский архиепископ Иларион. Тот же Св. Синод несколько раз отклонял ходатайства русского православного населения Генерал-Губернаторства о возведении в епископский сан Настоятеля Православной Кладбищенской церкви в Варшаве, на Воле, архимандрита Феофана (Протасевича), лица с высшим богословским образованием, несмотря даже на то, что на хиротонию соглашались и немецкие оккупационные власти. Архимандрит Феофан в первые дни Варшавского восстания (в августе 1944 г.) был расстрелян, в числе других жертв Вольской трагедии, озверелыми немецкими жандармами.

Как уже выше отмечалось, в результате раздела Польши между Германией и Советским Союзом, возглавлявшаяся митрополитом Дионисием Автокефальная Православная Церковь в Польше лишилась Волынской, Виленской, Полесской и большей части Гродненской епархий.

По оккупации в сентябре 1939 г. Западной Украины и Западной Белоруссии советскими войсками вышеуказанные епархии вошли в состав Московской Патриархии. По присоединении города Вильно к Литве возвратился в Вильно и высланный в свое время из Польши в Ковну Митрополит Елевферий (Богоявленский), принявший от архиепископа Феодосия (Федосьева) управление Литовско-Виленской епархией.

Архиепископ Феодосии обратился с прошением в Московскую Патриархию, в котором указывал, что, призыв в Польшу в 1923 году, он не уяснил себе отношений между Польской автокефальной Церковью и Церковью-Матерью в лице Московской Патриархии и потому принял от автокефального управления назначение на Виленскую кафедру, каковую и занимал до последнего времени. Видя в разрушении Польского государства суд Божий и над разрушенной вместе с ним (государством) Польской автокефалией, архиепископ Феодосии из бесед с митрополитом Елевферием уразумел незаконность Польской автокефалии и свой грех отпадения от Матери-Церкви Российской и просил простить ему невольный его грех и принять в молитвенное общение с Церковью Российской.

Определением Московской Патриархии, от 20 декабря 1939 года за №36, было постановлено: "Преосвященного Феодосия Федосьева, по принесении им должного покаяния перед духовником, принять в общение с Православной Патриаршей Церковью в сущем сане Архиепископа бывшего Смоленского, в состоянии на покое, впредь до новых распоряжений, с обращением его в ведение Преосвященного митрополита, Литовского и Виленского и с разрешением ему священнослужения по соглашению с местным Епархиальным архиереем на общем основании". (См. "Церковное Обозрение", Белград, Югославия, № 3 — март 1940 г., стр. 5).

Волынская епархия полностью вошла в состав Московской Патриархии. Архиепископ Волынский и Кременецкий Алексий (Громадский) ездил в Москву, в Москве же был хиротонисан во епископы Львовские Наместник Св. Почаевской Лавры архимандрит Пантелеймон (Рудык).

Назначенный Московской Патриархией Экзархом Западной Украины архиепископ (впоследствии митрополит) Николай (Ярушевич) посетил, как архиепископа Алексия (Громадского), так равно и архиепископа Полесского Александра (Иноземцева) и викарных епископов — Луцкого Поликарпа (Сикорского), Острожского — Симона (Ивановского) и Камень-Каширского епископа Антония (Марценко). Все они принесли раскаяние "в грехе автокефалии" и были приняты в состав Московской Патриархии.

Что касается оккупированной советскими войсками Западной Белоруссии, то здесь церковное управление первоначально возглавил находившийся на покое в Жировицком монастыре архиепископ Пантелеймон (Рожновский).

Гродненский епископ Савва (Советов), бежавший пред вступлением советских войск из своего епархиального города в Литву, поручил управление Гродненской епархией местной духовной Консистории, которую возглавил Настоятель Гродненского кафедрального Собора митрофорный протоиерей Георгий Боришкевич.

Архиепископ Пантелеймон (Рожновский) выслал в Московскую Патриархию донесение-рапорт, прося принять его и возглавляемые им приходы вместе с духовенством в юрисдикцию Московской Патриархии и назначить правящим архиереем Пинско-Новогрудской епархии. Одновременно архиепископ Пантелеймон сообщал в своем донесении в Москву, что Гродненская епархия, после бегства епископа Саввы (Советова), осталась без епископа и что он — архиепископ Пантелеймон — принимает эту епархию под свое архипастырское окормление.

Московская Патриархия в ответ на рапорт архиепископа Пантелеймона, назначила его правящим епископом Пинско-Новогрудской епархии.

Указом Московской Патриархии, от 17 октября 1939 г. за № 613, одновременно с назначением архиепископа Пантелеймона на Пинско-Новогрудскую кафедру, ему был пожалован бриллиантовый крест для ношения на клобуке, а также дан титул Экзарха Московской Патриархии.

Вслед за тем, архиепископ Пантелеймон разослал всем архиереям оккупированной советскими войсками Западной Белоруссии и Западной Украины письма, в которых извещал о своем назначении Экзархом Московской Патриархии и предлагал прислать на его имя декларативные заявления о признании Московской Патриархии своей канонической церковной властью. Только епископ Симон Острожский отозвался на письмо архиепископа Пантелеймона, остальные же иерархи отослали свои декларативные заявления непосредственно в Москву.

Летом 1940 года все иерархи Западной Белоруссии и Западной Украины были вызваны в Москву для оформления их присоединения к Московской Патриархии.

25 июня 1940 г. были приняты в состав Российской Церкви архиепископ Волынский и Кременецкий Алексий (Громадский) и епископ Камень-Каширский Антоний (Марценко), 10 июля — архиепископ Пантелеймон (Рожновский) и 21 августа — епископ Острожский Симон (Ивановский).

Акт присоединения заключал в себе чтение соответствующей молитвы над присоединяемым, исповедь и совместное участие в Божественной Литургии.

После этого присоединенные становились полноправными епископами Московской Патриархии.

Архиепископы — Феодосии (Виленский) и Александр (Полесский), а также епископ Луцкий Поликарп (Сикорский) в Москву не поехали.

Отказ епископа Поликарпа (Сикорского) выехать в Москву для оформления своего присоединения к Московской Патриархии все же не помещал ему неоднократно сослужить Экзарху Московской Патриархии Архиепископу Николаю (Ярушевичу) и вместе с ним хиротонисать в Луцком Соборе во епископы архимандрита Вениамина (Новицкого), исполнявшего доселе обязанности Секретаря Духовного Собора Почаевской Свято-Успенской Лавры.

Патриарший Экзарх Николай (Ярушевич) одновременно стоял также и во главе новообразованной Луцкой епархии, выделенной Московской Патриархией из Волынской епархии, возглавлявшейся архиепископом Алексием (Громадским), которому было оставлено незначительное количество приходов, главным образом, в пределах Кременецкого уезда.

В июле 1940 г. Экзарх Украины Западной архиепископ Николай (Ярушевич) был также назначен и Экзархом Западной Белоруссии вместо архиепископа Пантелеймона (Рожновского), который был назначен правящим архиереем новосозданной Гродненско-Виленской епархии, насчитывавшей свыше 300 приходов.

Когда в декабре 1940 года в Вильно скончался митрополит Елевферий (Богоявленский), то на его место был Московской Патриархией назначен митрополит Сергий (Воскресенский), которому был присвоен титул "Митрополита Литовского и Виленского и Экзарха Прибалтики", к тому времени также оккупированной СССР. Начавшаяся в июне 1941 года Германо-Советская война в корне все изменила. Западная Белоруссия и Западная Украина снова были заняты немецкими армиями. Экзарх Украины Западной Николай (Ярушевич), возведенный к тому времени уже в митрополичий сан, был заблаговременно эвакуирован в Советскую Россию, Экзарх же Прибалтики и Митрополит Литовский и Виленский Сергий (Воскресенский) остался на месте. При приближении немцев советские власти, по-видимому, получили распоряжение эвакуировать и митрополита Сергия, но Патриарший Экзарх спрятался в подвале Рижского кафедрального Собора и не был найден его личным секретарем, повсюду разыскивавшим своего епископа.

28 апреля 1944 года митрополит Сергий был убит. Многие предполагали, что убийство было делом коммунистов; однако, были данные и за то, что Экзарха убили сами немцы. Во всяком случае, следствие об этом таинственном убийстве было быстро прекращено.

Своевременно эвакуированный в СССР митрополит Николай (Ярушевич) Указом Московской Патриархии, от 15 июля 1941 года за № 610, был назначен на кафедру Митрополита Киевского и Галицкого, Экзарха всея Украины, а экзаршеские обязанности по епархиям западных областей Белоруссии, тем же Указом, были переданы старейшему из наличных там управляющих епархиями архипастырей.

Перед самой Германо-Советской войной архиепископ Алексий (Громадский) был арестован советскими властями и едва сохранил свою жизнь.

Когда Волынь была занята немцами, архиепископ Алексий принялся за организацию там церковной жизни. Образовалась, так называемая. Украинская Автономная Православная Церковь, во главе с архиепископом Алексием, который на происходившем 19 июля 1941 года в Почаевской Свято-Успенской Лавре Соборе епископов был возведен в сан митрополита.

К тому времени Варшавский митрополит Дионисий разошелся с новым митрополитом Волыни Алексием (Громадским) и, не имея возможности самому возглавить Церковь на Волыни, возвел викария Волынской епархии, епископа Поликарпа (Сикорского) в сан архиепископа Луцкого и Ковельского, поручив ему управление Луцкой епархией, выделенной из состава Волынской епархии.

Митрополит Дионисий, ссылаясь на "Томос" Вселенской Патриархии, от 1924 года, о даровании Православной Церкви в Польше прав автокефалии, полагал, что Православная Церковь в Польше является правоприемницей давнишней Киевской Митрополии (до 1685-86 г.г.), а потому намеревался непосредственно организовать церковную жизнь и на освобожденных от большевиков землях Волыни и Восточной Украины. Он имел намерение прибыть в сентябре месяце 1941 года в Почаевскую Лавру на праздник Преподобного Иова Почаевского, созвать туда же Собор православных епископов освобожденных земель Украины и положить основание Украинской Автокефальной Церкви.

Однако этому воспротивились немецкие оккупационные власти, которые категорически запретили митрополиту Дионисию вмешиваться в церковную жизнь на Украине.

Тогда, внимая просьбам украинских политических и церковно-общественных деятелей. Митрополит Дионисий, декретом своим, от 24 декабря 1941 года, назначил архиепископа Поликарпа (Сикорского) "Временным администратором Православной Автокефальной Церкви на освобожденных землях Украины".

Новый администратор Православной Церкви на Украине, архиепископ Поликарп, в начале февраля 1942 года приехал в город Пинск к архиепископу Александру (Иноземцеву) со словесным благословением и разрешением митрополита Дионисия на хиротонию двух протоиереев Волыни Никанора Абрамовича и Иоанна Губы во епископов.

9 февраля 1942 года протоиерей Никанор Абрамович, сохранивший при пострижении в монашество свое мирское имя, был Архиепископами Александром (Иноземцевым) и Поликарпом (Сикорским) и епископом Брестским Георгием (Коренистовым) хиротонисан во епископа Чигиринского. На второй день — 10 того же февраля был теми же иерархами хиротонисан во епископа Уманского и протоиерей Иоанн Губа, получивший при монашеском постриге имя Игоря.

Все эти иерархи образовали Собор украинских епископов, на котором архиепископы Александр и Поликарп были возведены в сан митрополитов.

Этот же Пинский Собор положил начало так называемой "неолипковщине".

Пинский Собор вынес постановление о принятии кающихся священников и диаконов Украинской Автокефальной Церкви, рукоположенных иерархией 1921 года ("митрополита" Василия Липковского), в "сущем сане". Епископов к тому времени принадлежавших к "Липковщине" на Украине уже не было.

Митрополит Поликарп и новые украинские епископы Ни-канор и Игорь стали хиротонисать новых епископов и, таким образом, на освобожденных от большевиков землях Украины образовались две украинских церкви: Автокефальная, возглавляемая митрополитом Поликарпом (Сикорским), и Автономная,-возглавляемая митрополитом Алексием (Громадским). Как в Киеве, так и в других главнейших епархиальных центрах Украины, пребывали епископы обеих украинских церквей— Автокефальной и Автономной. Епископы Автономной церкви и подведомственное им духовенство совершали Богослужения на церковно-славянском языке, иногда с т. н. "украинской вымовой", тогда как Автокефальная Украинская церковь пользовалась богослужебным языком украинским.

Наряду с освобождением от большевиков земель Украины, митрополит Варшавский Дионисий и Белорусский Национальный Комитет в Варшаве считали Западную Белоруссию и Ее Православную Церковь по-прежнему состоящей в юрисдикции митрополита Дионисия и лишь временно, в силу военных обстоятельств, отделенной от нее в 1939 году. В Варшаве, под председательством митрополита Дионисия, была создана, так называемая, "Белорусская Церковная Рада", на первом заседании которой — 9 сентября 1941 года — был разработан и переслан центральным немецким властям особый меморандум, в котором были выдвинуты пожелания в церковной области для Белоруссии и выставлены в качестве кандидатов на епископские кафедры проживавшие в Польше архимандриты Феофан (Протасевич), Филофей (Парко) и Афанасий (Мартос). Два последних и были хиротонисаны в епископский сан:

Филофей — 23 ноября 1941 года, в Жировицком монастыре, и Афанасий—8 марта 1942 года в городе Минске.

В своих стремлениях сохранить за собой власть на оккупированных немцами землях Белоруссии и Украины, Митрополит Дионисий обратился к центральным германским властям с обширным меморандумом, от 15 июля 1942 года, в котором писал:

"Я никак не могу согласиться с утверждением, что будто бы то обстоятельство, что я принес присягу и был признан г. Генерал-Губернатором Франком главой Автокефальной Церкви в Генерал-Губернаторстве, уменьшает границы моей церковной юрисдикции только до границ этой области. Такое утверждение я считаю канонически совершенно неоправданным. Здесь смешивается понятие канонической юрисдикции с понятием гражданской компетенции. В момент моей присяги у генерал-губернатора, ныне освобожденные восточные земли, что входят в мою митрополию, еще не находились в сфере немецких интересов... Я никак не могу признать правильным тот взгляд, что я не имею канонических и церковно-практических оснований совершать те или иные действия за границами Генерал-Губернаторства в вопросах моей церковной юрисдикции и соединенных с ней прерогатив и полномочий, которые мною, как Главой Поместной Автокефальной Церкви, понимаются и которые вытекают из тех обязанностей, которые возлагает на меня достоинство, которое я несу".

Обращение митрополита Дионисия к центральным властям успеха не имело, а сам он был вызван к Варшавскому немецкому Губернатору Фишеру, который, отобрал от него — митрополита — подписку о полном невмешательстве в церковные дела на освобожденных землях Белоруссии и Украины.

Как уже указывалось, на Украине оказалось две церковных организации — правильно канонически образованная Автономная Украинская Церковь, которую возглавлял митрополит Алексий (Громадский) и Автокефальная Украинская Церковь, возглавлявшаяся митрополитом Поликарпом (Сикорским). Обе эти церковные организации были признаны немецкими оккупационными властями; однако, Автокефальная Украинская Церковь очень скоро подпала под политическое влияние Украинского Национального Объединения, руководимого так называемыми "бандеровцами", и оказалась орудием сложной политической игры. Против митрополита Алексия (Громадского) все время велась усиленная агитация, как против врага Украины, и в результате больших церковных осложнений, митрополит Алексий был 7 мая 1943 года убит из засады по пути из Почаевской Лавры в город Кременец. Вместе с митрополитом Алексием были убиты сопровождавшие его протоиерей о. Федор Юркевич, служащий Епархиального Управления Канаренко и шофер Марк Жихарев. Виновники этого злодеяния не были обнаружены. После убийства митрополита Алексия Автономную Украинскую Церковь фактически возглавил старейший по хиротонии Киевский епископ Пантелеймон (Рудык).

Спустя некоторое время, а именно в августе того же 1943 года, ночью неизвестные лица забрали из соборного дома в городе Владимире Волынском епископа Мануила (Тарновского), принадлежавшего к иерархии Украинской Автономной Церкви, вывели его в лес и там повесили. В выпущенной "бандеровцами" листовке указывалось, что епископ Мануил казнен за измену своему народу.

Когда в 1943-1944 г. г. началось отступление немецких Армий из России, были эвакуированы оттуда и православные епископы, как Украинских Церквей, Автономной и Автокефальной, так и Церкви Белорусской.

Уже осенью 1943 года в Варшаву начали прибывать первые епископы из Украины. В то время как епископы, принадлежавшие к Автономной Церкви, должны были помещаться в номерах Варшавских гостиниц и в частных домах, епископат Украинской Автокефальной Церкви воспользовался широким гостеприимством митрополита Дионисия.

Митрополит Поликарп был помещен в Митрополичьих покоях Главы Православной Церкви в Генерал-Губернаторстве митр. Дионисия, а остальным епископам были отведены отдельные комнаты в помещении бывшего Государственного Интерната для студентов-богословов.

Епископы Украинской Автокефальной Церкви совершали Богослужения в верхнем храме Митрополичьей церкви Св. Марии Магдалины, на Праге, в то время как епископам Украинской Автономной Церкви для совершения Богослужений митрополитом Дионисем была предоставлена пещерная, подвальная церковь на Православном кладбище, в предместьи Варшавы — Воле.

В Вербное воскресенье 1944 года Украинская Автокефальная иерархия поднесла митрополиту Дионисию, как создателю неоавтокефальной Церкви на Украине, титул "Патриарха всея Украины". Вручение особой грамоты о даровании митрополиту Дионисию столь редкого и высокого титула происходило в зале заседаний Св. Синода, в митрополичьих покоях. Принимая грамоту и новый титул, митрополит Дионисий произнес на украинском языке благодарственную по адресу автокефалистов речь. Имя митрополита Дионисия, как "патриарха всея Украины", возносилось за Богослужениями в украинских автокефальных храмах.

Пред праздником Св. Пасхи того же 1944 года в Варшаве же состоялся Собор епископов Украинской Автономной Церкви, который возвел в сан архиепископа управлявшего Киевской епархией епископа Пантелеймона (Рудыка), а также принял ряд решений общецерковного значения.

Епископы Украинской Автономной Церкви не возносили имени митрополита Дионисия за совершаемыми ими в Варшаве Богослужениями.

Быстрое приближение Красной Армии летом 1944 года к Варшаве и отступление немецких войск из Польши вызвало столь же быструю эвакуацию вглубь Германии всего пребывавшего в Варшаве епископата.

В последних числах июля 1944 года Варшаву покинули митрополиты Дионисий, Поликарп, Иларион, а равно епископат как Украинской Автокефальной церкви, так и Церкви Автономной.

Глава XVI

В отсутствие митрополита Дионисия, до окончания второй мировой войны. Православная Церковь в Польше управлялась Варшавской Духовной Консисторией и назначенным митрополитом Дионисием, пред его эвакуацией из Варшавы, особым Администратором в лице Протопресвитера Иоанна Коваленко, Настоятеля митрополичьей церкви Св. Марии Магдалины на Праге.

Вскоре по окончании второй мировой войны и образовании так называемой свободной, "Людовой" (народной) Польши, возглавляемой созданным в Люблине Правительством и "Краевой Национальной Радой" (Советом), Президентом которой был возвратившийся из Москвы в Польшу Берут, возвратился из эмиграции в Варшаву и митрополит Дионисий. Он был признан тогдашним новым Правительством Польши и допущен к управлению Православною Церковью. В пределах Польши в то время находились также епископы Тимофей (Шреттер) и Георгий (Коренистов).

Одними из первых шагов деятельности митрополита Дионисия в "свободной", демократической Польше были применение в управлении Церковью и в Ее внутренней жизни так называемого Внешнего и Внутреннего Статутов, утвержденных в конце 1938 года.

Уже в сентябре месяце 1946 года Варшавская Духовная Консистория в своем циркуляре за № 1708 предлагает духовенству возносить за Богослужениями моления за "Господина нашего. Блаженнейшего Дионисия, митрополита Варшавского и всея Польши", а также за "Пресветлую Республику Польскую, Высокое Правительство и Христолюбивое воинство Ее".

Тем же циркуляром предложено было духовенству во время благодарственных молебнов в дни Национальных и Государственных праздников прочитывать особую молитву о благоденствии "Пресветлой Речи Посполитой, Президента Краевой Национальной Рады (Совета), Высокого Правительства и Христолюбивого Польского воинства".

На первых порах такая "патриотическая" деятельность митрополита Дионисия встречала даже некоторую поддержку со стороны тогдашних польских правительственных властей, с одобрения которых митрополит Дионисий отказался поехать в Москву по вызову патриарха Алексия.

Между тем, со стороны православного духовенства и верующего народа все более и более выявлялось отрицательное отношение как к митрополиту, так, главным образом, к Автокефалии Православной Церкви в Польше, провозглашенной в 1924 году.

В конечном итоге Особая делегация Польской Православной Церкви отправилась в Москву, к Патриарху Алексию, чтобы испросить у него благословение на автокефальное бытие Православной Церкви в Польше. Делегация заявила, что Польская Церковь признает неканоничной и недействительной ту автокефалию, какая была дана Ей Константинопольским Патриархом в 1924 году, и просит Русскую Церковь о даровании Ей канонической автокефалии.

Делегация представила Патриарху Алексию и письменное обращение, в котором говорилось:

1. Польская автономная Церковь признает неканонической и недействительной автокефалию Польской Церкви, провозглашенную Томосом Константинопольского Патриарха Григория VII, от 13. XI 1924 года (№ 4588) и испрашивает благословение Матери-Русской Церкви на каноническую автокефалию.

2. Ввиду того, что Митрополит Польской Церкви Дионисий пребывает в отдалении от Матери-Русской Православной Церкви, причем он не раз в письмах Патриарху Московскому утверждал, что Польская Церковь получила от Церкви Константинопольской каноническую автокефалию, — Польская Церковь не может продолжать с ним молитвенного и литургического общения и не будет возносить впредь его имя за богослужением, как имя своего Предстоятеля.

3. Равным образом. Польская Церковь прекращает молитвенное общение со всеми священнослужителями и мирянами Польской Церкви, разделяющими упомянутое заблуждение Митрополита Дионисия, впредь до их раскаяния".

В ответ на это обращение последовало нижеследующее постановление Патриарха Алексия и состоящего при нем Св. Синода:

"1. Принимая во внимание отказ Польской Церкви от ее неканонической автокефалии, Святейший Патриарх и Св. Синод ныне же восстанавливают с ней каноническое молитвенное и литургическое общение и дают ей право на полное самостоятельное управление.

2. По утверждении Собором епископов Православной Русской Церкви автокефалии Польской Церкви, Польская Церковь избирает Главу своей Церкви. К этому времени Польская Церковь получает устройство, требуемое канонами для автокефалии.

Обо всем вышеизложенном был составлен особый акт, от 22 июня 1948 года, в который были включены, как Обращение Делегации Польской Православной Церкви, так и Постановление Московского Патриарха и Св. при нем Синода.

Акт этот подписан: со стороны Московской Патриархии — Алексием, Патриархом Московским и всея Руси, Николаем, митрополитом Крутицким и Коломенским, Виталием, архиепископом Дмитревским, Нестором, епископом Курским и Белгородским, Никоном, епископом Донецким и Ворошиловоградским и Макарием, епископом Можайским, а со стороны Польской Церкви — Тимофеем, архиепископом Белосто-кским и Вольским, Георгием, епископом Лодзинским, протоиереем Михаилом Кедровым, протоиереем Евгением Наумовым и представителем от мирян Николаем Семеновичем Серебренниковым.

Правящие архиереи Русской Православной Церкви телеграфными своими уведомлениями присоединились к акту, от 22 июня 1948 года, о воссоединении Польской Православной Церкви и о даровании ей Автокефалии.

Временно возглавлявший Польскую Православную Церковь архиепископ Тимофей, Белостокский и Вольский, выразил от лица всей Польской Церкви благодарность Московскому Патриарху Алексию и всему Освященному Собору епископов.

"Верю, — писал архиепископ Тимофей 4 декабря 1948 г., — что юная автокефальная Православная Польская Церковь, пребывая в тесном молитвенном общении со старейшей Сестрой-Церковью Русской и укрепляемая ее святыми молитвами, преодолеет все невзгоды и трудности, благоустроит свою внутреннюю жизнь и будет вносить свой посильный вклад в спасительный труд по водворению мира, добра и справедливости на земле".

Покинутый своею паствой и даже поставленным им же епископом Тимофеем (Шреттером), поляком по национальности, митрополит Дионисий, через два месяца после состоявшегося в Москве воссоединения Польской Церкви с Церковью Российской, направил, 22 августа того же 1948 года. Московскому Патриарху Алексию нижеследующее собственноручное покаянное письмо;

"Ваше Святейшество, Святейший Владыка Патриарх Алексий!

"У Бога нашего милосердие и прощение" — этими словами святого ветхозаветного пророка, исполненный уничижения, скорби и сокрушения о грехах своих, обращаюсь к Вашему Святейшеству и молю Вас быть моим Предстателем и Ходатаем перед Великой Матерью-Церковью.

Тяготы прещения, постигшие меня от Вашего Святейшества купно со Св. Синодом, не в состоянии вынести душа моя, и по долгу совести я умоляю Вас принять мое, хотя и запоздалое, но искреннее покаяние во всех содеянных мною по отношению к Матери-Церкви прегрешениях.

Сознавая временность и каноническую неполноту автокефалии, дарованной Святейшим Константинопольским Патриархом в 1924 г., я признаю и исповедую святую необходимость благословения Великой Матери — Церкви Российской на автокефальное бытие Ею юнейшей дщери — Польской Православной Церкви.

Я сыновне молю Ваше Святейшество не лишать меня в дальнейшем литургического и канонического общения с Великой Матерью — Церковью Российской, которая меня воспитала и вознесла на высоту Епископства; ни с ее вернейшей Дщерью — Церковью Польской, с которой связывает меня двадцатипятилетняя страда святительского служения и труда.

Устами Псалмопевца взываю к Вашему Святейшеству:

"Господи! Услыши глас мой, вонми гласу моления моего. У Тебе бо прощение, да благоговеют пред Тобою!"

Теми же мыслями и чувствами преисполнен и я, грешный, в настоящее время и жестоко терзаюсь и страдаю. Все же я не теряю надежды и твердо уповаю и верю во всепрощающую любовь Вашего Святейшества и Великой Матери — Церкви Российской: "Надеюсь на Господа, надеется душа моя, на слово Его уповаю".

Вашего Святейшества нижайший послушник Митрополит Дионисии".

Покаянное письмо митрополита Дионисия было заслушано в заседании Св. Синода Московской Патриархии, от 9 ноября 1948 года, и Патриарх Алексий и состоящий при нем Св. Синод, выслушав принесенное митрополитом бывшим Варшавским Дионисием "искреннее покаяние во всех содеянных по отношению к Матери-Церкви прегрешениях" и его ходатайство о снятии с него тяготеющего на нем прещения Матери-Церкви и о принятии его в каноническое общение, постановили:

"1. Удовлетворить ходатайство Митрополита Дионисия, и ради искреннего его раскаяния, считать каноническое общение его с Матерью — Русской Церковью восстановленным.

2. Считать возможным оставление за ним, в виду исполнившегося 35-летия его служения в епископском сане, — сана Митрополита, но без присвоенного ему в период его выхода из юрисдикции Московской Патриархии титула "Блаженнейший".

3. Сообщить Преосвященному Митрополиту Дионисию о состоявшемся 22 июня 1948 г. постановлении Патриарха Московского и Епископата Русской Православной Церкви о даровании Православной Церкви в Польше прав автокефалии".

Таким образом, принимая покаяние Митрополита Дионисия "в грехе автокефалии", отказ его от незаконной автокефалии, дарованной Патриархом Григорием VII и, в частности, от титула "Блаженнейший", Московская Патриархия не нашла возможным оставить его во главе Польской Православной Церкви, которой была дарована законная автокефалия, в силу которой избрание Главы Церкви стало ее внутренним делом.

Трудно сказать, по просьбе ли Варшавы или по личной инициативе, но факт тот, что, спустя полтора года, Константинопольский Патриарх Афинагор обратился к Московскому Патриарху Алексию с Пространным посланием, от 23-го февраля 1950 года, в котором ходатайствовал об оставлении Митрополита Дионисия в Польской Православной Церкви.

В частности. Патриарх Афинагор в своем послании говорил:

"...Блаженнейший Архиепископ Варшавский и всей Польши и возлюбленный во Христе брат Дионисий уже 25 лет тому назад признан всеми патриаршими и автокефальными Сестрами-Церквами как канонический Глава Польской Православной автокефальной Церкви. Он верно совершал святое свое служение, борясь за сохранение христианской своей паствы в православной вере и добродетели среди окружающих ее различных опасностей и вообще за преуспеяние церковных дел в ней.

Мы верим, — заканчивалось послание Патриарха Афинагора, — что, принимая во внимание канонический строй, присоедините и Вы братскую свою любовь к Его Блаженству и приложите с своей стороны все силы, чтобы Его Блаженство мог продолжать плодотворное свое служение в Святейшей Сестре — Польской Церкви, число лет которой равно числу лет его архиепископства".

На это послание Патриарха Афинагора последовало ответное послание Московского Патриарха Алексия, от 3-го июля 1950 года, в котором говорилось:

"...Письмо Вашего Святейшества от 23 февраля с. г. нами получено. Мы усмотрели из него, что недавние события в Польской Православной Церкви Вам полностью неизвестны.

Польская Православная-Церковь сама отказалась от неполной автокефалии, которая ей дана была в 1924 г. Константинопольской Церковью, признав ее, по акту воссоединения ее с Русской Православной Церковью и дарования ей автокефалии от 22 июня 1948 г., "неканонической и незаконной". "И наша Церковь сочла по праву Церкви-Матери согласно канонам, даровать Польской Православной Церкви Автокефалию, с предоставлением ей вытекающего из автокефалии права на полную самостоятельность: в выборе Главы Церкви, во всем внутреннем церковном распорядке, в праве освящения миро и т. д.

Вследствие этого, наша Церковь не считает канонически правильными возможным после дарования автокефалии вмешиваться во внутренние дела Польской Православной Церкви и указывать ей кандидата на пост ее Главы".

В заключительной части своего ответного послания Патриарх Алексий привел также и выдержки из письма Митрополита Дионисия, от 22 августа 1948 года, на имя Патриарха Алексия, в котором митрополит Дионисий заявлял, что "Сознавая временность и каноническую неполноту автокефалии, дарованной Святейшим Константинопольским Патриархом в 1924 г., я признаю и исповедую святую необходимость благословения великой Матери — Церкви Российской на автокефальное бытие ее юнейшей дщери —Польской Православной Церкви".

Между тем, Православная Автокефальная Церковь в Польше управлялась Собором епископов, в составе: Тимофея, архиепископа Белостокского и Бельского, как Председателя Собора, Георгия, епископа Лодзинского, как Члена Собора, и Михаила, епископа Вроцлавского, как Члена-Карцлера Собора. Последний был возведен в епископский сан уже после дарования Московской Патриархией автокефалии Польской Православной Церкви и входил, тогда еще как протоиерей, в состав делегации Польской Церкви, выезжавшей в Москву в июне 1948 года.

Собор епископов Польской Церкви, определением своим, от 31 января 1951 года за № 15, постановил образовать в Варшавской Митрополии четвертую епархию ~ Гданьске-Ште-тинскую, с тем, чтобы каждый из епископов имел свою паству и окормлял таковую под общим руководством Митрополита и Главы Церкви.

19-го апреля того же 1951 года состоялся новый Собор Епископов Польской православной Автокефальной. Церкви, посвященный делу окончательного урегулирования канонического устройства этой Церкви, а именно, замещения вдовствующей в течение 3-х лет митрополичьей кафедры Первого епископа и Главы Церкви.

Собор епископов пришел к заключению, что "Члены его, в сознании особой важности переживаемого момента и Ответственности пред Богом, Церковью и Родиной, не чувствуют себя в силах нести тяжелые обязанности, какие ожидают будущего Митрополита и кормчего корабля Православной Церкви в Польше, и не находят ни в своей среде, ни среди духовенства и верующих Польской Автокефальной Православной Церкви достойного кандидата на столь ответственный пост".

В своем определении Собор епископов Польской Церкви подчеркивал, что "История Церкви свидетельствует, что в подобного рода нуждах поместные Церкви обращались с просьбой о помощи к братским Церквам" и что "Наша (Польская) Церковь, являющаяся плотью от плоти и костью от кости Церкви Русской, в настоящей своей нужде естественно, должна обратиться за помощью к Церкви-Матери, в уверенности, что Св. Автокефальная Русская Церковь не откажет в удовлетворении просьбы нашей Церкви и окажет ей помощь".

На основании вышеизложенного, Св. Собор Епископов Св. Автокефальной Польской Православной Церкви, определением своим, от 19 апреля 1951 года за №16, постановил:

"1. Обратиться к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси с просьбой о предоставлений канонического разрешения лицу, состоящему в духовном сане, достойному занятия митрополичьей кафедры и поста Первого Епископа и Главы Церкви, на переход в юрисдикцию Польской Автокефальной Православной Церкви, — лицу, в меру возможности, хорошо знакомому с своеобразным укладом церковно-религиозной жизни в Польше (с традициями, обычаями), к которому православный на — род нашего края привык в течение веков.

2. С этой целью направить в Московскую Патриархию в ближайшее время специальную делегацию, во главе с Председателем Собора — Высокопреосвященнейшим Архиепископом Тимофеем, в составе: Преосвященнейшего Епископа Михаила и протоиерея Владимира Вежанского.

3. Уполномочить Заместителя Митрополита Польской Автокефальной Православной Церкви Высокопреосвящен-нейшего Архиепископа Тимофея предпринять необходимые шаги к соорганизованию выезда делегации 10 мая 1951 года".

Несмотря на поставленный срок. Делегация эта прибыла в Москву только 13 июня 1951 года, а наследующий день вручила Московскому Патриарху Алексию вышеприведенное определение Собора Епископов Польской Церкви, от 19-го апреля того же 1951 года.

Через день состоялось постановление Московского Патриарха и Св. при нем Синода, от 15-го июня 1951 года за № 3, гласившее:

"Во внимание к ходатайству Собора Епископов Братской Польской Церкви, отпустить в юрисдикцию Польской Автокефальной Православной Церкви Преосвященного Архиепископа Львовского и Тарнопольского Макария.

Постановление это подписано: Патриархом Московским и всея Руси Алексием, Митрополитом Крутицким и Коломенским Николаем, Митрополитом Пражским и Чешским, Экзархом Московской Патриархии в Чехословакии Елевферием, Митрополитом Новосибирским и Барнаульским Варфоломеем, Архиепископом Можайским Макарием и епископом Германским и Берлинским Борисом.

Делегация Польской Автокефальной Церкви покинула Москву 20 того же июня, а вскоре в Варшаву прибыл и вновь назначенный Глава этой Церкви митрополит Макарий, вступивший в управление Церковью.

Новый Варшавский митрополит Макарий, в миру Михаил Федорович Оксиюк, окончил в 1911 г. Киевскую Духовную Академию и вскоре защитил магистерскую диссертацию. После революции в России в 1917 г. и до 1945 г. работал в качестве научного сотрудника Библиотеки Украинской Академии Наук. Во епископы был хиротонисан 20 апреля 1945 г. и назначен на Львовскую кафедру, в Галиции, откуда и получил ответственный пост — Главы Польской Автокефальной Церкви.

В настоящее время в состав последней входят четыре епархии: Варшавско-Бельская, возглавляемая салим митрополитом Макарием, Белостокско-Гданская, во главе которой стоит архиепископ Тимофей (Шреттер), Познанско-Лодзинская, которой управляет архиепископ Георгий (Коренистов) и Вроцлавско-Штетинская, которую возглавляет епископ Стефан (Рудык).

Все четыре епархии насчитывают в своем составе 166 приходов и 2 монастыря: Яблочинский (мужской) и Семятичский (женский).

Для подготовки будущих православных пастырей несколько лет тому назад открыта в Варшаве Духовная Семинария.

Эпилог

Без малого только четверть века насчитывала своего автокефального бытия Православная Церковь в Польше, но сколько глубоко-горестных событий в Ее жизни произошло за этот короткий промежуток времени.

И все это случилось потому, что уже с самого начала жизни Православной Церкви в восстановленной Польше в церковные дела была привнесена какая-то фальшь, ставшая органическим пороком всей церковной жизни и мешавшая, как какое-то роковое заклятие, вывести Церковь на свободный и светлый путь.

Главным недостатком, главным пороком православно-церковной жизни в Польше, резче всего выступавшим наружу, являлся разлад между правящей церковной иерархией и верующим народом.

Но даже и в среде самой высшей иерархии, в первые годы устроения церковной жизни в возрожденной Польше, не было того единодушия и той гармонии церковной, которые являются необходимым условием нормальной церковной жизни.

Достаточно вспомнить крупные расхождения между первым митрополитом Православной Церкви в Польше Георгием (Ярошевским) и архиепископом Елевферием (Богоявленским) Литовским и Виленским и епископами Владимиром (Тихоницким) Гродненским, Пантелеймоном (Рожновским) Пийским и Новогрудским и Сергием (Королевым) Вольским, стоявшими "на божественной стражи" соблюдения канонов Православной Церкви и издревле пасущих последней Соборного я Выборного начал и за это лишившихся своих кафедр.

Этот разлад и эти расхождения как бы наглядно иллюстрировали известную Евангельскую притчу о "двери во двор овчий".

Началось с так называемых "Временных Правил" 1922 года, так легко принятых, по предложению Польского Правительства, законопослушной Высшей иерархией и обязывавших Православную Церковь в Польше до опубликованных только в конце 1938 года Правительством "Внешнего" и "Внутреннего" Статутов, регулировавших жизнь Православной Церкви и Ее взаимоотношения с Государством.

Эти "Внутренний" и "Внешний" Статуты навсегда похоронили Рескрипт Президента Польской Республики, от 30 мая 1930 года, так громко возвещавший, что "наступило время, чтобы пожелания Св. Собора епископов и всех граждан Польской Республики православного исповедания были осуществлены и в Польше состоялся, согласно со св. канонами, Поместный Собор".

Возглавлявший Православную Церковь в Польше митрополит Дионисий запамятовал не только этот исторический рескрипт, но и свое архипастырское послание, от 1-го июня того же 1930 года, в котором писал, что "открывается новая и светлая страница в жизни нашей Святой Церкви" и что "отныне мы можем спокойно и мирно начать свою соборную работу над созиданием лучшего будущего Святой Православной Церкви в Польше".

Отвергнув соборную работу, митрополит Дионисий предпочел ей работу в "Смешанной Комиссии", состоявшей только из представителей Высшей церковной иерархии и Польского Правительства, приведшей, в конечном итоге, к опубликованию созданных этой же Комиссией "Внешнего" и "Внутреннего" Статутов.

А между тем, сколько надежд возлагали и на Рескрипт Президента Республики, и на Архипастырское послание митрополита Дионисия рядовое духовенство и православно-верующий народ!

Высшая церковная иерархия в Польше уже с первых шагов своей деятельности отказалась от самой идеи соборности в жизни Церкви и возвратилась к худшим временам сино-дадьно-консисторского строя, осужденного, как антиканонический. Московским Поместным Собором 1917-1918 гг.

Постановления Московского Поместного Собора имели сугубо важное значение в деле правового устройства внутренней жизни Православной Церкви в Польше, если бы их строго придерживались высшая церковная иерархия.

Московский Собор 1917-1918 г. г. был созван еще тогда, когда епархии, входившие в состав возрожденного Польского Государства, были в полном и бесспорном каноническом единении со всею Всероссийскою Церковью. Делегаты от этих епархий входили в состав Московского Собора, и при их участии был избран и Св. Патриарх Тихон. Следовательно, постановления этого Собора являлись ближайшим действовавшим каноном и для Православной Церкви в Польше.

Уместным будет вспомнить, какое значение в Церкви Христовой имеет каноническое преемство. Преемством от Апостолов, например, определяется прежде всего каноническое достоинство иерархии. Преемством также определяется и каноническая зависимость одной Церкви от другой и, наконец, правильная преемственность кладется в основание церковных законов, а отсюда уже проистекает и их церковно-юридическое значение.

Юридическое же положение Церкви в Государстве всегда определялось и определяется двоякого рода законами:

1. чисто церковными или канонами, определяющими внутреннюю жизнь Церкви, и принципами отношений Церкви к государственной власти и 2. Государственными законами, определяющими внешнее положение Церкви в Государстве и касающимися тех сторон жизни Церкви, в которых последняя (Церковь) и Ее жизнь, в силу сложившихся условий и отношений, тесно соприкасается с Государством.

Иногда бывают и акты двухстороннего значения, как например: конкордаты, церковные акты, признанные Государством (браки, разводы и проч.) и наоборот.

Но все же в основе положения Церкви в Государстве всегда лежат Ее "собственные" законы, ибо Церковь, по своим сверхпространственным и сверхвременным целям, стоит выше Государства, а потому не может и не должна поступаться ни этими целями, ни теми средствами, которые по Ее верованию служат достижению этих целей, а в числе этих средств находятся и церковные каноны. Христианская государственная власть обычно всегда понимала это и не стесняла Церковь в осуществлении Ее целей.

Во имя этого принципа и Польская Конституция признавала внутренние законы религиозных исповеданий. Другой вопрос, насколько незыблемость этих конституционных установлении соблюдалась в жизни.

Нельзя забывать и того, что Государство, как таковое, не обязано блюсти чистоту канонов и заботиться о внутренней церковной свободе более, чем об этом заботится сама Церковь в лице Ее официальных представителей.

Поэтому, всегда и везде утрата канонического строя и внутренней свободы церковной являлась в большей степени виной церковной власти, нежели власти государственной.

То же случилось и в Польше. На первых порах Государственная власть и в Польше относилась лояльно к церковным канонам, но только к тем и тогда, которые и когда признавали для себя безусловно обязательными официальные представители самой Церкви. Но как только эти представители Церкви начинали по своему произволу и усмотрению распоряжаться канонами, одно принимая, а другое отвергая, одно считая обязательным, другое необязательным; как только важнейшие церковные вопросы разрешались в келейных предварительных разговорах высших Представителей церковной власти с правительственными чиновниками, то, разумеется, и Правительство переставало считаться не только с такими представителями, но и с самыми церковными канонами.

Достаточно вспомнить о так называемых "Временных Правилах" 1922 года. Сколько об их вреде было написано статей в повременных изданиях, сколько было говорено и в Польском Сейме, и в Сенате, и на разных церковно-общественных собраниях! А ведь, эти пресловутые "Временные Правила", тяготевшие над Православной Церковью в Польше более пятнадцати лет (!) являлись ничем иным, как текстом конкордата, т. е. соглашения, которое митрополит Георгий хотел заключить с Правительством без Собора, вопреки протестам других иерархов, и, когда последние отказались подписать этот конкордат, найдя в нем канонические правонарушения, то текст конкордата был издан Польским Правительством, в виде "Временных Правил", как акт односторонний, но опять-таки с согласия митрополита Георгия.

Этим конкордатом и всеми последующими своими неканоническими постановлениями и действиями, вплоть до проведения автокефалии без Поместного Собора и без согласия Матери-Церкви, Высшая Церковная Иерархия в Польше уничтожила все канонические основы и порвала каноническую и преемственную связь с Матерью-Церковью.

А как легко было, еще при жизни Патриарха Тихона, получить благословение Святейшего и Матери-Церкви на автокефальное бытие этой Церкви в Польше. Этого не было сделано по вине Высшей иерархии этой Церкви, ибо Высшая иерархия сама первая подала пример произвольного и даже пренебрежительного отношения к канонам, сама искала больше опоры то в правительственных кругах, то в националистических организациях, то в политических партиях, но только не в "своих собственных законах" и не в своем собственном народе. Построенная на песке автокефалия Православной Церкви в Польше, при изменившейся политической обстановке, так же быстро пала, как и быстро она была создана.

Автокефалию осудили и от нее отреклись прежде всего сами иерархи Православной Церкви в Польше во главе с митрополитом Дионисием.

Более чем трагической была и судьба творцов и поборников этой неканонической и беззаконной автокефалии. Так, митрополит Георгий (Ярошевский) был убит 8 февраля 1923 года архимандритом Смарагдом, (Латышенковым), бывшим Ректором Холмской Духовной Семинарии, мстителем за поруганную свободу Церкви, архиепископ Александр (впоследствии митрополит) Иноземцев вошел в "каноническое общение" с неолипковцами (самосвятами) и под его, архиепископа Александра, председательством состоялся 8-10 февраля 1942 года в городе Пинске, на Полесьи, "Собор украинских автокефальных епископов", положивший начало существованию "неолипковцев". Архиепископ Александр и архиепископ Поликарп (Сикорский) впоследствии также митрополит, хиротонисали во епископов Украинской автокефальной Церкви ("неолипковцев") протоиерея Н. Абрамовича, протоиерея И. Губу и архимандрита Георгия (Коренистова).

Возведенный тем же Пинским Собором в сан митрополита архиепископ Александр (Иноземцев) погиб в феврале месяце 1948 года, при весьма загадочных и трагических обстоятельствах, в городе Мюнхене, в Германии. Архиепископ Алексий (Громадский) Волынский, правая рука Варшавского митрополита Дионисия, после занятия Волыни Красной Армией перешел в юрисдикцию Московской Патриархии, возглавил, в противовес Украинской Автокефальной Церкви, Украинскую Автономную Церковь и Собором епископов последней также был возведен в митрополичий сан. За свое сотрудничество с "москалями" митрополит Алексий был 7 мая 1943 года убит украинскими партизанами — "бандеровцами". Виленский архиепископ Феодосии (Федосьев) прислал покаянное письмо Московскому Патриарху, в котором осудил Варшавскую автокефалию, заявляя, что он к моменту провозглашения автокефалии только что прибыл в Польшу и не мог вполне разобраться в создавшейся тогда церковно-политической обстановке. Архиепископы Антоний (Мар-ценко) и Иоанн (Лавриненко), находившиеся к концу Второй мировой войны в Чехословакии, обратились к Московскому Патриарху Алексию также с покаянными просьбами, осуждающими автокефалию, и получили назначения на архиерейские кафедры в Советском Союзе.

Наконец, и сам бывший Глава Автокефальной Православной Церкви в Польше, митрополит Дионисий (Валединский) в письме своем, от 22 августа 1948 года, умолял Московского Патриарха Алексия принять его, хотя и запоздалое, но искреннее покаяние во всех, содеянных по отношению к Матери-Церкви прегрешениях.

Едва ли не самой трагической была судьба возглавлявшего Украинскую Автокефальную Церковь митрополита Поликарпа (Сикорского). Местоблюстителем Московского Патриаршего Престола, митрополитом Московским и Коломенским Сергием митрополит Поликарп был запрещен в свя-щеннослужении, а затем, определением Патриаршего Местоблюстителя и Собором Русских архиереев, от 28 марта 1942 года, был предан суду Собора русских архиереев. В определении этом указывалось, что "если епископ Поликарп пренебрежет запрещением", то "признать епископа Поликарпа лишившим себя сана и монашества и всякого духовного звания"... Московская Патриархия в своем решении по делу епископа Поликарпа была поддержана также и некоторыми Восточными Патриархами.

Еще печальнее была судьба Митрополита Поликарпа в дальнейшем. Оказавшись в эмиграции, в Германии, митрополит Поликарп и епископат Украинской Автокефальной Церкви перессорились и разделились. Митрополит Поликарп лишал сана, отлучал от Церкви не только духовенство и верующих, но даже и епископов. Последние также разбились на враждующие между собою группы, а в результате архиепископы Никанор (Абрамович) и Игорь (Губа) и епископы Сильвестр (Гаевский) и Григорий (Огийчук) создали отдельный Синод, отмежевались от митрополита Поликарпа, по-числили его за штат и запретили поминать за Богослужениями. Все, якобы, самочинные, незаконные и антиканоничные действия митрополита Поликарпа этим новым Синодом епископов Украинской Автокефальной Церкви были признаны недействительными, а сам он — митрополит Поликарп был лишен титулов Главы Собора епископов, Председателя Св. Синода, Местоблюстителя Киевского Митрополичьего Престола. (См. протокол № 5 заседания епископов Украинской Автокефальной Церкви, от 4 апреля 1946 г., в Германии).

Еще больше раскол между епископатом Украинской Автокефальной Церкви углубился после происходившего в городе Ашафенбурге (Американская оккупационная зона) Собора епископов Украинской Автокефальной Церкви. Собор этот происходил в октябре месяце 1947 года, а ему предшествовал Собор епископов той же Украинской Церкви, состоявшийся в мае месяце того же 1947 г. в городе Мюнхене (Бавария). Майский Собор решительно отмежевался от так называемых "липковцев-самосвятов" и вынес постановление о принятии в каноническое общение пребывавшего в Америке архиепископа Иоанна (Теодоровича) и всех им рукоположенных клириков при условии новой хиротония.

Такое определение встретило оппозицию среди некоторых священников "липковского посвящения", не желавших принять новой хиротонии. Священники эти нашли поддержку в среде некоторых мирян, организовали группу в 67 человек и подали митрополиту Поликарпу мотивированный протест против соборного определения, требуя его пересмотра. К этой группе присоединился и один из украинских епископов, именно епископ Григорий (Огийчук) Винницкий, также нуждавшийся в новой хиротонии. В своем заявлении митрополиту Поликарпу протестовавшие указывали, что если не будет отменено постановление майского Собора о необходимости новой хиротонии епископа Григория и других клириков, то все они выходят из подчинения Собору Украинской Автокефальной Церкви, признают своим главою епископа Григория и пребывающего в Америке архиепископа Иоанна (Теодоровича). Заседания октябрьского Собора продолжались два дня, и в нем участвовало, во главе с митрополитом Поликарпом, 9 епископов. Участники Собора старались склонить епископа Григория, а вернее — его группу (сам епископ Григорий на Соборе не присутствовал), подчиниться майскому определению Собора и не вносить раскола в жизнь Украинской Автокефальной Церкви. Однако протестовавшие остались непреклонными и отказались признать майское "деяние" Собора украинских епископов.

Собор принял решительные меры против новых "раскольников" и вынес единогласное определение о лишении епископа Григория (Огийчука) монашеского звания, епископского сана и исключении его из состава Украинской Автокефальной Церкви, а мирян (в числе 67 человек) отлучил от Церкви и предал анафеме. Примкнувших к этой группе священников "липковского посвящения" Собор также лишил священного сана, указав, что, если они принесут покаяние, то могут быть оставлены в лоне Украинской Церкви, но только как верующие миряне.

В состав Русской Православной Церкви за границей вошли также и белорусские православные епископы во главе с митрополитом Пантелеймоном (Рожновским). Как епископы Украинской Автономной Церкви, так и епископы Церкви Белорусской, имели своих представителей в Архиерейском Синоде Русской Православной Церкви за границей и были назначены на архиерейские кафедры как в Старом, так и в Новом Свете.

Источники

Алексеев Василий. — Русский Православный епископат в Советском Союзе, 1941-1953 гг. — Нью-Йорк, 1954. (Ротаторное издание).

Антонович В. — Монографии по истории Западной и Юго-Запад-ной России. — Киев, 1885.

Архиепископ Алексий. — К истории Православной Церкви в Польше за десятилетнее пребывание во главе Ее Блаженнейшего Митрополита Дионисия (1923-1933), — Варшава, Синодальная Типография, 1937.

Бантыш-Каменский Н. — Историческое исследование о возникшей в Польше унии. — Вильно, 1886. Типография Сыркина, с издания 1805г.

Бедное В. — Православная Церковь в Польше и Литве. — Екате-ринослав, 1908т. Бюллетень Благовеснитства и Краевой Рады УАПЦ в Западной Германии, август-сентябрь 1966. (На украинском языке).

Виляновский, профессор Канонического Права Виленского Университета. — "Право костельне", из лекций (ротаторное издание).

"В ограде церковной", издававшийся в Варшаве еженедельник, посвященный церковным вопросам. (Отдельные номера за 1930 и 1933 гг.).

"Воскресное чтение", еженедельный журнал, издававшийся при Варшавской Митрополии в Польше (Отдельные номера за разные годы).

"Вестник Православной Митрополии в Польше", №35, 1924 г.

Деяния Второго Всезарубежного Собора Русской Православной Церкви за границей с участием представителей клира и мирян, состоявшегося 1/14 — 11/24 августа 1938 года в Сремских Карловцах в Югославии. — Белград, 1939 г.. Типография "Меркур", Топличин Венац, 10. — (Доклады К. Н. Николаева: 1. "Положение Православной Церкви после войны", 2. "Восточный обряд" и 3. "Гонение на Православие в Польше".)

"Журнал Московской Патриархии", №№12 — 1949 г., 2, 8 и 10— 1950 г. И 7 и 8— 1951 г. "За свободу", издававшаяся в Варшаве газета на русском языке (отдельные номера за 1930 г.).

КарташевА. В. — Жизненный путь Митрополита-Экзарха Владимира. К пятидесятилетию архиерейской хиротонии. — Издание Юбилейного Комитета, Париж, 1957 г.

Касяк. И.—К. истории Православной Церкви Белорусского народа. — Издание Белорусской Центральной Рады, Нью-Йорк, 1956. (На белорусском языке).

Косоноцкий Владимир. — "Процесс за православные церкви", Варшава, 1930. Издание Украинского Парламентского Представительства.

Коялович М„ профессор. — Чтения по истории Западной России, СПБ. 1884 г. "Наше время", издававшаяся в Вильно ежедневная газета на русском языке (отдельные номера за 1938 „.)

Николаев К. Н. — "Восточный обряд", УМСА-РКЕ88, Париж, 1950г.

Николаев К. Н. — "Судьбы Православия". Белград, 1939„.

Письмо Митрополита Дионисия, от 17 июля 1930 за № 4930, на имя Председателя Совета Министров Польши.

Попов Александр. — Гонение на Православие и русских в Польше в XX веке. Белград, 1937 г.. Типография "Меркур", Топличин Венац, 10. "Правда о религии в России", Издание Московской Патриархии, 1942 г.

"Правовое положение Св. Автокефальной Православной Церкви в Польше". Доклад 1-му Поместному Собору Православной Церкви в Польше. — Варшава, Синодальная Типография, 1931 г.

Протоколы пленарных заседаний Предсоборного Собрания в Варшаве, от 13 и 14 мая 1935 г. за № 4 и 5.

Раневский С. — Украинская Автокефальная Церковь Джорданвилль, США, 1948 г.

"Русское Слово", издававшаяся в Вильно газета на русском языке (отдельные номера за 1935 и 1938 гг.).

Сенекс. — Украинская Православная Церковь во время 2-й мировой войны 1939-1945. — Мюнхен, 1946. (Ротаторное издание на украинском языке).

"Слово", издававшийся при Варшавской Митрополии еженедельник (отдельные номера за 1930 — 1938 гг.)

Сообщения, №.№1 и 2 Президиума Предсоборного Собрания Первого Собора Православной Церкви в Польше. — Варшава, 1930 г.

Титов И., профессор. — Русская Православная Церковь в Польско-Литовском Государстве в ХУП-ХУШ в. в. (1654-1795). Том 1-й, Западная Русь в борьбе за веру и народность в ХУИ-ХУШ в.в. — Опыт церковно-исторического исследования. — Киев, 1905 г.

"Украинский вестник". № 4 — 1949 г. Нью-Йорк (На украинском языке).

Украинский Православный Церковный Календарь на 1948 г. — Штутгардт-Мюнхен, Германия. (Издание Св. Синода УАПЦ в эмиграции). "Украинское Православное Слово", № 11 — 1953 г., ежемесячник Украинской Православной Церкви в США, Саут-Боунд Брук, Нью-Джерси (на украинском языке).

Чистович И. — Очерк истории Западно-Русской Церкви. — СПБ. 1884г.

И. Соловьев. Предисловие к российскому изданию

Прот. К. Фотиев. Попытки украинской церковной автокефалии в XX в.

А. В. Карташев. Вступительные замечания

Прот. К. Фотиев. Вводные замечания

Православная Церковь в России после Поместного Собора

Первые попытки автокефалии

Подготовка к “Всеукраинскому Церковному Собору”

Состав и деятельность “Всеукраинского Церковного Собора”

“Хиротония” Липковского и других “иерархов”

Постановления “Всеукраинского Церковного Собора”

Судьба “Всеукраинской Православной Церкви” в Советской России

“Автокефалия” 1942 г.

Ересь о церкви

А. Свитич. Православная Церковь в Польше и ее автокефалия

Введение

Глава 1. Православная Церковь в Польше после первой мировой войны 1914-1918 г. г. Ревиндикации храмов, сокращение приходов, отобрание церковных имуществ, запрещение преподавания Закона Божия. — Разрушение Православного Собора в Варшаве и в других городах Польши. — Инициатива Польского правительства в деле автокефалии Церкви

Глава II. Сношения Польского Правительства с Патриархом Тихоном по вопросу об управлении Православной Церковью в Польше. — Каноническая преемственность от власти Московского Патриарха. — Варшавский Собор епископов в январе 1922 года. —"Временные Правила" об отношении Церкви к Государству. --Устранение епископа Пантелеймона. — Высылка за границу епископа Сергия. — Второй Собор епископов в Почаевской Лавре в мае 1922 года. — Третий Собор епископов в Варшаве в июне 1922 года. —Доклад архиепископа Елевферия и епископов Владимира и Сергия Московскому Патриарху

Глава III. Отрицательное отношение к автокефалии православного населения Польши. Епархиальные Собрания представителей духовенства и мирян в Вильно и Гродно. — Лишение епископских кафедр Виленского архиепископа Елевферия и Гродненского епископа Владимира. — Арест и вывоз архиепископа Елевферия в Краков и заключение в римо-католическом монастыре. — Арест и вывоз из Гродно епископа Владимира. — Меморандум Православных епископов Русской зарубежной Церкви, порицавших действия митрополита Георгия, и реакция на него Священного Синода Православной Церкви в Польше

Глава IV. Убийство митрополита Георгия архимандритом Смарагдом. — Лишение последнего духовного и монашеского звания. — Суд над ним в Варшаве. —Избрание на митрополичью кафедру архиепископа Кременецкого и благословение Вселенского Патриарха на это избрание. — Прибытие в Польшу из Советской России архиепископа Феодосия (Федосьева) и назначение его на Виленскую кафедру. — Введение нового стиля и его отмена

Глава V. Дарование Вселенской Патриархией автокефалии Православной Церкви в Польше и ее торжественное провозглашение в Варшаве. — Доклад Собора епископов Православной Церкви в Польше Московскому Патриарху о введении автокефалии и вообще о жизни Православной Церкви в Польше. — Отрицательное отношение Московской Патриархии к автокефалии

Глава VI. Путешествие Митрополита Дионисия и епископа Гродненского на Восток. — Внутренние несогласия "в ограде церковной". — Украинизация Церкви и Луцкий Украинский Съезд в 1927 году. — Почаевская демонстрация в 1933 году. —Лишение митрополита Дионисия Волынской кафедры

Глава VII. Новая волна религиозных преследований в Польше закрытие и дальнейшее разрушение православных святынь. —Предъявление католическим епископатом судебных исков о так называемой ревиндикации храмов. — Высшая Церковная Власть обращается к соборному голосу православно-верующего народа. —Декрет Президента Республики о созыве Всепольского Поместного Собора и предваряющего его Предсоборного Собрания

Глава VIII. Работа Предсоборного Собрания и его Комиссий. — Декларативное заявление Члена Предсоборного Собрания А. К. Свитича от имени группы Членов Собрания — сторонников соборного и выборного начал в жизни Церкви. "Соборный" строй в жизни Православной Церкви в Польше и живая действительность. — Письма Митрополита Дионисия на имя Премьер-министра о печальных событиях в жизни Церкви. — Вторая сессия Предсоборного Собрания, созванная через 5 лет после первой сессии. — Выступление Членов Предсоборного Собрания в защиту Соборного начала в жизни Церкви

Глава IX. Неоуния в Польше и, так называемый, "Восточный обряд". — Инструкция Рима по ведению унийной работы. — Появление в Польше отцов — иезуитов "восточной ветви" и монахов других католических орденов. — Прибытие на Волынь епископа "Восточного обряд Николая Чарнецкого. — Так называемые, "перелеты" из одного исповедания в другое. — Переход в неоунию архимандрита Филиппа (Морозова). — Решение наивысшего Суда по ревиндикационным делам

Глава XI. Широкий план наступления на Православие. — "Обращение" православных в католичество на Волыни. — Печальные события в Кремснецком уезде (село Гринки и др.). — Запросы в Польском Парламенте. — Канонизация Римом Андрея Боболы и использование нового святого в качестве средства к "обращению" православных

Глава XII. Грозные события на Холмщине и на Подляшьи — разрушение около 150 православных святынь. Тщетные обращения Митрополита Дионисия к властям за содействием. — Отклики в Законодательных Палатах Польши. — Собор епископов в Варшаве в июле 1938 г.— Скорбное обращение Протопресвитера Т. Теодорови-ча. — Послание Собора епископов Польши и его конфискация Польским Правительством. — Меморандумы Собора епископов на имя Президента Республики, Маршала Польши и Премьер-министра. — Отклики польской печати. — Выступление в защиту православных Греко-Католического Митрополита Андрея Щептицкого и конфискация его Послания. -- Отклики за границы на гонения Православной Церкви в Польше

Глава XIII. Разрушение военной гарнизонной церкви в городе Гродно и недостроенного Православного Собора в городе Белостоке. —-"Поляки православного исповедания" и их разрушительная работа. — Закладка новой церкви в Гродно. — Назначение новых епископов, поляков по национальности, и их торжественная хиротония в Почаевской Св. Успенской Лавре. — Отрицательное отношение православных к новопосвященным "епископам-полякам". — Демонстрация в Виленском Св. Духовом монастыре

Глава XIV. Работа по полонизации Православной Церкви новопоставленных "епископов-поляков". — Издание правительственных законоположений о внешнем и внутреннем устроении Православной Церкви. — Крупные перемены в составе профессорской коллегии Православного Богословского Отдела Варшавского Университета. — Перемены на постах Высшей Церковной Администрации. — Создание "Научной Комиссии по переводу на польский язык Св. Писания, Творений Св. Отцов и научных произведений из области догматики и др. православных дисциплин

Глава XV. Польско-Немецкая война 1939 года и включение Православной Церкви в сферу государственных интересов Германии. — Отказ Митрополита Дионисия от управления бывшей Автокефальной Церковью в Польше. — Период управления Церковью архиепископом Берлинским Серафимом (Ляде). — Возвращение к власти Митрополита Дионисия. — Усиленная украинизация Православной Церкви в так называемом Генерал-губернаторстве. — Поставле-ние новых украинских епископов ~ Илариона (Огненно) и Палладия (Видыбиды-Руденко). — Церковное управление на отшедших к СССР епархиях Западной Украины и Западной Белоруссии. — Эвакуация из Восточной Украины епископов украинских автономной и автокефальных Церквей и их взаимоотношения с митрополитом Дионисием

Глава XVI. Православная Церковь в Польше по окончании Второй мировой войны и создание т. н. свободной "Людовой" (народной) Польши. —Возвращение митрополита Дионисия в Варшаву и вступление в управление Церковью. — Отрицательное к нему отношение со стороны епископата, духовенства и мирян. — Обращение делегации Польской Православной Церкви к Московскому Патриарху и состоящему при нем Св. Синоду о даровании Польской Церкви канонической автокефалии. — Дарование таковой автокефалии Московским Патриархом и Св. Синодом при нем. — Новая попытка митрополита Дионисия удержать за собой власть. — Его "покаянное" письмо Патриарху Московскому Алексию. — Выступление в защиту митрополита Дионисия Константинопольского Вселенского Патриарха Афинагора. — Московский Патриарх Алексий отвергает просьбу Вселенского Патриарха. — Назначение Варшавским митрополитом бывшего Львовского архиепископа Макария

Работа над серией начата в 1991 году, первая книга выпущена в 1992 году.

На основании многочисленных источников, исторических свидетельств и ряда архивных материалов автор рассказывает об истории Христианства на Северном Кавказе, охватывая период с первых веков от Рождества Христова до начала XX века.

Кн. 2. Протоиерей Сергей Гаккель “Мать Мария”. Простой и правдивый рассказ о жизни и деятельности выдающейся подвижницы современности — монахини Марии (Е. Ю. Скобцовой), мученически погибшей в фашистском концентрационном лагере Ра-венсбрюк в 1945 г., за несколько дней до освобождения узников. Светлый образ, подвижническая жизнь и праведная смерть м. Марии свидетельствуют не только о подлинной святости, самоотверженной любви к Богу и человеку, но и о красоте и величии нашей Церкви. Переиздание книги о. Сергия Гаккеля, до этого дважды выходившей в Парижском издательстве “ИМКА-ПРЕСС”, было посвящено мученикам и исповедникам Российским XX столетия.

Кн. 3. Митрополит Евлогий (Георгиевский) “Путь моей жизни”. Уникальный источник, свидетельствующий о целом ряде важнейших событий и церковной истории России конца XIX - нач. XX столетий. Речь идет о системе дореволюционного духовного образования, быте и нравах духовенства той поры, революциях 1905 и 1917 гг., Японской, Первой мировой и гражданской войнах, о деятельности церковной организации на территориях, контролируемых Белой армией, о церковных и государственных событиях на Украине, в Польше и Западной Европе, куда вместе с остатками разгромленных белогвардейских соединений эмигрировал Владыка-Митрополит. Много внимания уделяется в книге деятельности Государственной Думы, работам Предсоборного присутствия, заседаниям Поместного Собора 1917—1918 гг., а также др. историческим событиям и фактам.

Кн. 4. Протоиерей Петр Смирнов “История Христианской Православной Церкви”. Учебное и справочное пособие, охватывающее период от Сошествия Св. Духа на апостолов до второй половины XIX в. Отличительная особенность труда, выдержавшего свыше 30 изданий — краткость и доступность изложения. В приложении к книге дано краткое историческое описание Крутицкого Патриаршего Подворья в г. Москве. Книга выпущена летом 1994 г.

Кн. 5. “Из истории Христианской Церкви на Родине и за рубежом в XX столетии”. В нее вошли работы А. В. Карташева “Временное Правительство и Русская Церковь”, проф. И. А. Страто-нова “Русская церковная смута (1921—1931)” и Митрополита Елевферия (Богоявленского) “Неделя в Патриархии”. Впечатления и наблюдения от поездки в Москву.

Кн. 6. Протопресвитер Василий Зеньковский “Пять месяцев у власти”. Воспоминания. Автор рассказывает о своей деятельности на посту Министра Исповеданий в правительстве гетмана Скоро падского на Украине в 1918 г., о церковной жизни этого времени, русско украинских взаимоотношениях, дает характеристику некоторым по видным иерархам.

Кн. 7. Митр. Нестор (Анисимов) “Мои воспоминания”. Материалы к биографии, письма. Живой и увлекательный рассказ миссионера о просвещении народов Камчатки светом Христова учения и о жизни Церкви в конце XIX — начале XX столетий.

Кн. 8. Российская Церковь в годы революции (1917—1918 гг.). Сборник. Впервые опубликованы дневники протопресвитера Н. А. Любимова “О заседаниях вновь сформированного синода. 12 апреля — 12 июня 1917 г.” и прот. Г. Голубцова “Поездка на Всероссийский Церковный Собор. 29 января—18 апреля 1918 г.”. Документальные свидетельства современников о жизни Церкви в условиях государственного переворота.

Кн. 9. А. Левитин-Краснов, В. Шавров “Очерки по истории русской церковной смуты”. Уникальное исследование по истории Русской Церкви в период с 1917 г. до конца 1940-х годов. В книге содержатся подробные материалы по истории “обновленческого” раскола, малоизвестные документы.

Кн. 10. Проф. П. В. Знаменский “История русской Церкви” (Учебное руководство). Рекомендуется для учащихся духовных школ, православных гимназий, а также светских учебных заведений в качестве первоклассного пособия по истории Церкви (выходит из печати).

Кн. 11-12. Протопресвитер Георгий Шавельский “Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота”. Свидетельства очевидца о жизни Российской Церкви накануне свержения монархии, о деятельности Св. Синода, важнейших государственных и церковных событиях этого времени. Автор дает правдивые пространные характеристики императора Николая II и его супруги, виднейших военноначальников, принимавших участие в боевых действиях в годы Первой мировой войны. Анализируются причины поражения русской армии, рассказывается о деятельности церковной организации на территориях, контролируемых белым движением, о работе Ставропольского церковного Собора (1919 г.) и созданном на нем Высшем Церковном управлении. Живое и увлекательное повествование, книга рекомендуется широкому кругу читателей.

Кн. 14. Архимандрит Феодосии (Алмазов) “Мои воспоминания”. Рассказ священника о церковной жизни в России после революции 1917 г., об изъятии церковных ценностей в Петрограде, о начале обновленческой смуты, о заключении в советских тюрьмах и пребывании в Соловецком концентрационном лагере. Публикуется впервые по авторской рукописи (выходит из печати).

Кн. 15. Регельсон Л. Л. “Трагедия Русской Церкви”. Одна из первых попыток в отечественной историографии проследить трагический путь Русской Церкви в годы большевистских гонений от октябрьской революции до Второй мировой войны. В России публикуется впервые.

Готовятся к изданию в серии “Материалы по истории Церкви”:

Кн. 20. “Академик Е. Е. Голубинский. Жизнь и труды”. В книге рассказывается о жизненном пути академика Е. Е. Голубин-ского, дается характеристика основных его сочинений, а также печатаются его мемуары и избранные статьи целого ряда русских историков и богословов, посвященные его памяти.

Кн. 21. Архимандрит Киприан (Керн) “Отец Антонин Капустин, начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме”. Документальное исследование русского церковного историка и богослова архим. Киприана (Керна) рассказывает о жизненном пути о. Антонина (Капустина) — замечательного русского пастыря-миссионера и ученого. Издание книги посвящено 150 летию со дня основания Русской Духовной Миссии в Иерусалиме.