Кто испишет имена ваша!
Кто поведует миру вся претерпенная вами!

(Из службы сев Новомученикам и Исповедникам Российским)

В Петербургской Свято-Троицкой Александро-Невской Лавре у раки с мощами святого благоверного великого князя Александра Невского находится икона "Спаситель в белом хитоне". Написана икона митрополитом Серафимом (Чичаговым). Святитель Серафим, в миру Леонид Михайлович Чичагов, - воин, награжденный при штурме Плевны золотым оружием; ученый, историк, писатель, живописец, музыкант; проповедник и монах; духовный сын о. Иоанна Кронштадтского; один из организаторов прославления Серафима Саровского, создавший "Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря"; родовитый русский аристократ, в числе предков которого знаменитый мореплаватель адмирал В.Я. Чичагов, похороненный тут же, рядом с Лаврой, в Пантеоне XVIII века; на надгробии его с одной стороны выгравированы слова Екатерины II, к нему обращенные, а с другой стороны такой текст: "Здесь погребено тело адмирала и кавалера Василия Яковлевича Чичагова. Родился 28 февраля 1726 года, умер 4 апреля 1789 года."

Святитель Серафим (Чичагов) родился 9 января 1856. Когда в 1929 в Ленинградской тюремной больнице скончался один из церковных иерархов XX века архиепископ Верейский Илларион (Троицкий), владыка Серафим, взявший на себя организацию отпевания и погребения, облачил святителя в собственные белые архиерейские ризы и водрузил на его главу свою митру, как бы провидя, что ему самому не суждено будет принять погребение по церковному чину. Когда в ноябре 1937 года владыку арестовали, сотрудники НКВД не смогли поместить прикованного к постели старца в «воронок». Это их не остановило. На машине «скорой помощи» владыку Серафима, которому в это время шел 82 год, доставили в Таганскую тюрьму.

Несколько недель физически беспомощный, умиравший старец с величием христианского первомученика противостоял новым гонителям Церкви: на допросах он не назвал ни одного имени и виновным себя не признал. 7 декабря 1937 года Тройка НКВД приняла постановление о расстреле митрополита Серафима. 11 декабря 1937 года владыка сподобился мученического венца. Одному Богу известно, каким образом старца доставили на Бутовский полигон.

23 февраля 1997 года на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви владыка Серафим (Чичагов) был причислен к лику святых.

Верный сын Святыя Церкви, богатыми даровании одаренный, всем житием своим ей послужив, за преклонность лет нечестивыми не пощажденный, на мраз и снег со страдальцами изведенный, пострадати до крови сподобился ecu и возглавил ecu сонм Бутовских мучеников.

(Из стихиры священномученику Серафиму)

«Сонм Бутовских мучеников»...

На месте Бутовского полигона располагалось раньше имение Космодемьянское-Дрожжино. Село Дрожжино впервые упоминается в 1568 году, позже оно стало именоваться по деревянной церкви, расположенной на погосте, Космодемьянским. В XIX веке хозяином имения Н.М. Соловьевым, человеком добросердечным и гостеприимным, здесь был основан конный завод. Последним владельцем имения стал И.И.Зимин, представитель купцов-промышленников, славившихся широкой благотворительностью. В 1918 году одна из родственниц Зиминых запишет в дневнике: «Слава Богу!.. Бутово. Милое, родное...» Последующая история этого места навсегда исключит возможность сочетания слова «Бутово» с определением «милое»...

В 20-х годах здесь разместится колония ОГПУ. В 30-х - все местные жители будут знать, что на территории усадьбы Бутово оборудован стрелковый полигон НКВД. Ограда из колючей проволоки перегородит тропинки, по которым все привыкли ходить за ягодами и грибами. Появятся посты с часовыми. Стрельба иногда будет продолжаться много часов подряд. По ночам все чаще прохожим будут попадаться «воронки». Но так силен будет страх, что люди не посмеют говорить о своих догадках, место это только станет называться «скверным». В середине 50-х «спецзона» будет ликвидирована, полигон обнесут деревянным забором, а вокруг возникнет дачный поселок НКВД. И до конца 80-х о Бутово нигде не будет сказано ни слова. Но в 1994 на этой многострадальной земле будет водружен большой Поклонный крест и составится община будущего храма Свв. Новомучеников и Исповедников Российских. Первая Божественная литургия в Бутово совершится 25 июня 1995 года в походном палаточном храме Всех Святых в земле Российской просиявших.

В настоящее время земля Бутовского полигона передана Русской Православной Церкви, и по проекту Д.М. Шаховского, сына расстрелянного в Бутово иерея Михаила Шика, здесь выстроен деревянный храм во имя Свв. Новомучеников и Исповедников Российских, освященный в день мученической кончины священномученика Серафима (Чичагова) -11 декабря 1996 года.

Я впервые посетила Бутовский полигон в 1999 году. Путь мой к этому месту был долог и начинался с года моего рождения - 1937-го. Для каждого человека, едва знакомого с историей СССР, число это звучит зловеще. Зловещим оказался тот год и для нашей семьи - мой отец, Вилли Робертович Генчке, немец, антифашист, бежавший из Берлина от гитлеровского расстрела в Советский Союз, был арестован, когда мне не было и четырех месяцев. Как и подавляющему большинству родственников «врагов народа», первые сведения маме удалось получить только после 1956 года. Вместе с документами о реабилитации было прислано и Свидетельство о смерти: «Генчке В.Р. умер 30 сентября 1942 года, причина смерти - язва желудка», место смерти не указано. Мама рассказала еще, что сначала она получила Свидетельство, где стояла дата 31 сентября, но потом этот документ был «отобран» и заменен новым. Меня не только удивляло это слово - «отобран», но поражала дата: я и сейчас, в году 2004 считаю, что эта описка являет собой своеобразную «черную дыру», служа символом всего того, что происходило в нашей многострадальной стране в этот период - миллионы людей уходили в небытие в несуществующий календарный срок! Я жалела, что эта дата, 31 сентября, сохранилась лишь как семейная легенда. Недавно в мамином архиве я нашла выцветший клочок желтоватой бумаги - копию справки, направленной в ЗАГС Новосибирска из Управления милиции Московской области: «...ранее высланное нами свид. о смерти вы отберите и вышлите в наш адрес т.к. дата смерти указана неправильно вместо 31/IX 42г. надо 30 сентября 1942». Рассказ документально подтвердился!

Мама моя, Лихачева Елена Андреевна, умерла в 1991, когда активно возрождалась русская Церковь. Я к тому времени приняла крещение и делала первые шаги в православной жизни, участвуя в делах нашего прихода. Ухаживая за парализованной мамой, я готовилась к очередному поэтическому вечеру в НГУ: Осип Мандельштам, «Я христианства пью холодный горный воздух...», и у меня, кроме книг литературоведческих, лежали на рабочем столе и книги по православию. Мама легко вздохнула, я поняла, что это - конец, подошла к ней, поцеловала и сразу нашла молитву на исход души. Я не знала, что эту молитву следует читать в таких случаях! Но у меня как бы само собой читалось то, что нужно, а в душе все пело: «Благодарю Тебя, Господи!» Это было так необычно - радость вместо скорби, и я попыталась проанализировать свое состояние. Я решила, что оно вызвано контрастностью с судьбой папы - мама умерла в чистоте, красоте (рядом с ее кроватью стоял букет роз, подаренный мне друзьями на день рождения), любви. Особенно благодатным мне представлялось то обстоятельство, что именно в это мгновение я была рядом, а не, скажем, на кухне, и что я сразу начала молитву. Все было даром Божиим! И отпета мама была отцом Борисом...

Вскоре я поехала к маминым друзьям в Москву - утешить их, рассказав о ее «непостыдной, мирной» кончине. В Воскресенске - Московской области - мамина подруга помогла мне посетить КГБ, там я написала просьбу ознакомиться с папиным «Делом» (родители работали на Воскресенском химкомбинате, когда папа был арестован), потом я повторила просьбу в страшных стенах Лубянки. И вот мне читают «Дело» (в руки не дав): Генчке В.Р. расстрелян в ноябре 1937 года. Значит, через три месяца после ареста! А мама узнала, что его нет в живых, только через двадцать лет! Я задала вопрос о месте расстрела, ответ был: «Это нигде не фиксировано». Тогда я спросила о тюрьме - можно ли прикоснуться к тем стенам? Тот же ответ. Мне никогда не оплакать папину могилу!.. А вот уточнить дату, узнать число, я как бы не догадалась, а ведь мне казалось, что я держу себя в руках, - нет, выбита я была из колеи этим сообщением о столь быстром расстреле! Отдельная история, как я воспринимала ответы своего отца на допросах - я была уверена, что они обращены ко мне, чтобы именно я, его дочь, поняла все безумие и бессмыслицу процедуры...

В 1997 году впервые была опубликована книга стихов Гюнтера Тюрка «Тебе, моя звезда...» (Новосибирск, издательство НГУ). Перед этим ко мне обратились мои знакомые с просьбой помочь с публикацией произведений этого автора, и я, отказавшись сначала, потом согласилась, поскольку мне вдруг показалось, что если книга выйдет, то это будет как бы памятником и моему папе: очень многое в судьбе Тюрка переплеталось с судьбой моего отца. И только когда задача была выполнена (а занималась я ею около двух лет), я рассказала родственникам и друзьям, что делала это в память о своем отце. А вскоре я узнала точную дату его смерти, и обстоятельства, при которых это произошло, были достаточно необычны. Моя дочь Таисия, окончившая филологический факультет НГУ и владеющая японским языком, выиграла конкурс на место в Саппоро. Перед отъездом в Японию она была приглашена на домашний ужин к советнику японского посольства, где разговорилась с одним из гостей, отец которого, японец, женатый на русской, был арестован в 1937 году и вскоре расстрелян. Тася, пораженная сходством судеб, рассказала о дедушке, и господин Судо-сан предложил ей позвонить своему другу, имеющему недавно вышедшую книгу «Мартиролог»: «А вдруг там есть сведения о вашем дедушке?» Последовал ответ: «Да, Генчке В.Р. есть. И он действительно расстрелян в 1937 году. Третьего ноября». Я восприняла это сообщение как отклик на книгу. Но дары продолжались.

Во время поездки в Москву с докладом о творчестве Тюрка, я зашла в «Мемориал» в надежде отыскать ту книгу, о которой у нас не было никаких исходных данных. Первый же человек, к которому я обратилась, сказал: «Попробуем начать с этого...», и протянул мне 1-й том Книги памяти жертв политических репрессий - Бутовский полигон. К настоящему времени вышло 7 таких книг, и в каждой содержатся сведения примерно о трех тысячах расстрелянных. Имя своего отца я нашла в том самом первом томе, сразу.

Книга мне была подарена, а вот как добраться до Бутовского полигона, сотрудник Мемориала не знал. В самой книге адресов тоже не было, но в предисловии сообщалось о храме Свв. Новомучеников и Исповедников Российских в Бутово, и я решила добираться до церкви, просто спрашивая прохожих. Это было не просто, о церкви Новомучеников не знал никто в Бутово, но я нашла церковь Параскевы Пятницы, и мне объяснили, что я не попаду в храм Новомучеников, он открыт по субботам и воскресеньям : «А сейчас ты, милочка, к забору с колючей проволокой только доберешься, там и калиточка закрыта, так что подождать придется два денька...». Я не стала говорить, что сегодня уезжаю, решила доехать до «забора с колючей проволокой», поставить прямо в снег свечу и помолиться, благодаря Господа за то, что сподобил меня найти место упокоения моего папы. И свеча у меня была особая, Иерусалимская, подаренная мне не далее как вчера О. А. Седаковой (сейчас Ольга Александровна занимается, в частности, составлением Словаря паронимов церковно-славянского языка). Но существовало еще одно обстоятельство, вынуждавшее меня холодеть от внутренней боли и ужаса: тот человек из «Мемориала» сказал, что арестантов возили на расстрел голыми. К моему представлению о мученической смерти отца прибавилось определение «постыдная»... Я смогла справиться с этим, попытавшись выразить что-то словами.

Последняя фотография папы из следственного дела, незадолго до расстрела 3 ноября 1937года.

И вот я, наконец, иду по лесной тропе, вокруг никого, а впереди действительно забор с колючей проволокой. В руке у меня свеча, и я уже присматриваю сугроб, куда ее поставить. Вдруг откуда-то из-за поворота появляется машина, из нее выходит человек и быстро идет к калитке, открывает ее, и я успеваю пройти следом. Оказывается, Владимир приехал за сторожем Юрием, и Юрий открывает для меня замки, я вхожу в церковь и со слезами благодарности ставлю свечу к иконам, молюсь, а потом Юрий ведет меня к Поклонному кресту и рассказывает, рассказывает. Я спрашиваю, нельзя ли взять немного земли, чтобы отвезти на мамину могилку, но Юрий говорит, что снег большой, не докопаемся, и приглашает приехать на Радоницу, а потом опять ведет в церковь и со словами «батюшка меня простит!» дарит мне второй том «Бутовского полигона». А потом я выхожу на шоссе, ведущее в Москву, останавливаю первую машину, сажусь и только потом понимаю, что у меня нет денег, я все положила в церковный ящик. Водитель говорит, что ему все равно по дороге, ладно уж. Я прошу прощения за свое тяжелое молчание, объясняя, что впервые была на месте расстрела отца. Не знаю, как это получилось, но он довез меня до дома, где я остановилась, я спросила, как его зовут - Алексей, и расплакалась. А он: «Это вам подарок от московских водителей!» Храни тебя Господь, Алексей!

Каждая деталь открывавшихся мне подробностей истории Бутовского полигона требовала душевных сил и мужества. Начала я с тщательного рассмотрения таблицы, фиксирующей число расстрелянных по дням.

Третьего ноября 1937 года, в день смерти, мой папа был одним из 230 человек. Я решила отметить тех, кто был с ним рядом. Благоговение перед мученической кончиной каждого диктовало необходимость внимательного прочтения всех материалов, находящихся в тех двух томах, что оказались у меня дома. Можно открыть любую страницу и остановиться на любой фамилии. Сейчас, в момент написания данной статьи, я открыла наугад первый том и прочла: «Дубровский Виктор Владимирович, 1893 г.р., родился в г. Тбилиси (Грузия), русский, из дворян, б/п, образование среднее, заместитель начальника планового отдела 3-ей автобазы..., тройкой при УНКВД СССР от 8 октября 1937 года по обвинению в высказывании сожалений по адресу врагов народа... назначена высшая мера наказания -расстрел. Приговор приведен в исполнение 17 октября 1937 года». У меня тогда начались перебои с сердцем - судьба каждого пронзала его. Среди расстрелянных были офицеры и генералы царской армии, артисты и художники, дворяне и крестьяне, представители разных национальностей, включая армян и корейцев, греков и итальянцев, оказался даже один ассириец. Обращало на себя внимание большое количество людей, имеющих отношение к церкви - несмотря на безграмотность следователей, своеобразие определений, недосказанность, можно было понять, что число это огромно:

ЛЮБИМОВ КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ (архимандрит Кронид), 1858 г.р....священник, последний наместник бывшей Троице-Сергиевой Лавры...по обвинению в руководстве контрреволюционной монархической группой «монахов и духовенства» назначена высшая мера наказания - расстрел. Приговор приведен в исполнение 10 декабря 1937г.

ЛЮБИМОВ МИХАИЛ ИВАНОВИЧ, 1897 г.р....образование среднее духовное , бывший обновленческий « епископ Лазарь»...по обвинению в организации контрреволюционной монархической группы и распространении провокационных слухов назначена высшая мера наказания - расстрел. Приговор приведен в исполнение 20 декабря 1937г.

ЛЮБИМОВ ПЕТР ПАВЛОВИЧ, 1867 г.р....священник села Кишкино Московской области...по обвинению в систематической контрреволюционной агитации назначена высшая мера наказания - расстрел. Приговор приведен в исполнение 14 марта 1938г.

Приведу и материалы, относящиеся к святому имени митрополита Серафима (Чичагова).

ЧИЧАГОВ ЛЕОНИД МИХАЙЛОВИЧ; митрополит Серафим

1856 г. р., родился в Ленинграде (Санкт-Петербурге), русский, б/п, из дворян, образование высшее (духовное) митрополит Ленинградский и Новгородский. Проживал: Московская обл., пос. при ст. Удельная Ленинской ж. д., ул. Песчаная, д. 8. Арестован 30 ноября 1937 г

Тройкой при УНКВД СССР по МО от 7 декабря 1937 г по обвинению в контрреволюционной монархической агитации назначена высшая мера наказания — расстрел Приговор приведен в исполнение 11 декабря 1937 г Реабилитирован 10 ноября 1988 г.

Я поехала в Колывань, в Покровский Александро-Невский женский монастырь, к матушке Надежде, за благословением: мне хотелось записать имена монахов, священников, дьяконов, псаломщиков... Получив благословение, я стала относиться к работе как к послушанию, и это помогло мне довести дело до конца. О том, чтобы ехать на Радоницу в Бутово, я даже не думала: важно было не попасть в больницу - мне уже назначили капельницы. И вдруг я осознаю, что Пасха в 1999 году (как и в 2004, сейчас!) приходится на 11 апреля, через 3 дня -мой день рождения 14 апреля, через следующие 3 дня - день смерти мамы 17 апреля, а следующие 3 дня завершаются Радоницей - 20 апреля! И такая четкая последовательность воспринимается мной как указание на необходимость быть в эти знаменательные для меня даты там, на Бутовском полигоне. Но где остановиться в Москве? Я чувствую значительность событий, меня ожидающих, и это исключает какое бы то ни было светское общение. Понимаю, что смогу только трудиться в монастыре, посещая в указанные дни Бутово, но как же мне объяснить такие особенности паломничества? И я выбираю Новодевичий монастырь, настоятельницей которого является внучка митрополита Серафима, матушка Серафима (Черная) - фотография матушки на фоне Поклонного креста Бутовского полигона есть в моей книге, следовательно, мне не придется вдаваться в объяснения. Я успеваю съездить к матушке Надежде за благословением и сразу после Пасхальной службы в храме Всех Святых в земле Российской просиявших сажусь в поезд. И вот я в ожидании благочинной два часа стою у иконной лавки Новодевичьего монастыря. Наконец, после трех моих фраз, матушка Татиана произносит: «Оставайтесь. Есть для вас место».

В свой день рождения я хожу по свежей травке полигона, цветет черемуха, поют птицы, по всей территории идет уборка мусора, и я уже встретила узнавшего меня Юрия, и солнышко светит ярко и радостно. Только каждый шаг осторожен и робок, только каждую секунду ты ощущаешь, что под твоими ногами в несколько рядов лежат сотни, тысячи, десятки тысяч!.. Ведь за один год здесь было расстреляно около двадцати одной тысячи человек. И храм здесь особенный - без фундамента - даже на две лопаты копать нельзя!.. Недалеко от Поклонного креста я наклоняюсь и беру горстку земли - благодарю Тебя, Господи, это самый горестный и самый драгоценный подарок за всю мою жизнь...

А в монастыре я тружусь, помогая инокине Нине чистить подсвечники и пол, подметать, мыть, нагревая воду ведрами тут же на плите - работа, совершенно непосильная для меня в миру, а здесь с Божией помощью справляюсь. День памяти мамы приходится как раз на субботу, службу ведет иерей Кирилл Коледа, настоятель храма Свв. Новомучеников и Исповедников Российских, внук расстрелянного тут же, на Бутовском полигоне, иерея Владимира Амбарцумова. Радоница собирает десяток священнослужителей и сотни прихожан разных храмов из разных городов. После службы в храме - Панихида у Поклонного креста. Воск с моей свечи нечаянно попадает на пальто молящейся рядом со мной женщины, мы знакомимся, и в результате я участвую в трапезе, где отец Кирилл, его мама Лидия Николаевна, студенты Свято-Тихоновского Богословского института, прихожане рассказывают о восстановлении имен погибших, о строительстве этого уникального Храма на крови.

В течение нескольких лет на Бутовском полигоне велись комплексные работы с целью определения местоположения погребальных рвов, по благословлению Святейшего Патриарха были выполнены частичные археологические исследования. После вскрытия одного из погребальных рвов на площади 12 кв. метров обнаружено захоронение в пять слоев, останки 149 человек. Были выявлены и нанесены на карту 13 погребальных рвов.

На юбилейном Освященном Архиерейском соборе Русской Православной Церкви 13-16 августа 2000 года было прославлено в лике святых свыше тысячи мучеников, пострадавших в безбожное советское время. Среди них - 128 представителей Церкви, убиенных на Бутовском полигоне. За прошедшие после Собора годы число новопреставленных святых, в Бутово пострадавших, возросло до 255. Эта цифра по мере изучения материалов об убиенных будет расти. Возглавляют сонм бутовских мучеников митрополит Ленинградский Серафим (Чичагов), архиепископы Димитрий (Добросердов) и Николай (Добронравов), епископы Аркадий (Остальский), Никита (Делекторский), Иона (Лазарев), последний наместник Троицко-Сергиевой Лавры архимандрит Кронид (Любимов).

В рождественские дни 2004 года Господь сподобил меня посетить и храм Свв. Новомучеников и Исповедников Российских в Бутово, и Новодевичий монастырь. В монастыре инокиня Тамара с благоговением провела меня в мемориальную комнату матушки Серафимы (Черной), где перед портретом игумений стоял огромный букет свежих роз. а на столах и стенах лежали и висели фотографии и документы о житии священномученика митрополита Серафима (Чичагова). Была там и икона Спасителя в белом хитоне, исполненная митрополитом в иной цветовой гамме, нежели находящаяся в Александро-Невской Лавре. Поклонилась я могилке матушки Серафимы, перед Успенской Церковью Новодевичьего монастыря в Москве. Отошла ко Господу игумения в декабре 1999, простудившись во время работ на монастырском подворье, на 86-м году жизни. Горит лампадка на могиле, и каждый проходящий богомолец возносит благодарность Господу -внучка одного из известнейших иерархов XX века митрополита Серафима (Чичагова), священномученика, - мирно упокоилась в стенах своей любимой обители.

А над погребальными рвами Бутовского полигона ежегодно в одну из Пасхальных суббот совершаются богослужения под открытым небом. Возглавляет эти богослужения Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, назвавший Бутово «Русской Голгофой».

Храм Свв. Новомучеников и Исповедников Российских. Адрес: Москва, поселок Бутово, ул.Юбилейная, д.2. Проезд: от станции метро «Бульвар Дмитрия Донского» автобусом 18 до остановки «Бутовский полигон».

В будние дни в храме Свв. Новомучеников и Исповедников Российских звучат молитвы «о всех в годину лютую на месте сем и в иных местах умученных и убиенных» и молитвы к тем, кто «воистину есте слава Церкве».

Раба Божия Иулия (Юлия Виллиевна Лихачева), прихожанка Храма Всех Святых в земле Российской Просиявших, Новосибирск.

11 апреля 2004 года, Светлое Христово Воскресение, ПАСХА