* * * * *

Только в слезах, в одних почти слезах, находит для себя некоторую отраду и только они, и почти они одни, несколько облегчают тяжесть его сердца, потому что с ними только капля по капле вытекает вся жгучесть душевной скорби, весь яд сердечной болезни... Слышит он отовсюду: "не плачь, не будь малодушен". Но эти возгласы - не пластырь на раны, а часто наносят сердцу новые раны. - "Не будь малодушен". Но кто скажет, что Авраам был малодушен, а и он плакал, рыдал по жене своей Сарре, прожившей 127 лет1. Малодушен ли был Иосиф? А и он плакал об отце своем Иакове, и плакал не день, не два, а семьдесят дней2. Кто скажет, что малодушен был и св. царь Давид? А послушайте, как горько рыдает он при вести о смерти сына своего Авессалома: "Сыне мой, Авессаломе, сыне мой, сыне мой, Авессаломе: кто даст смерть мне вместо тебе? Аз вместо тебе, Авессаломе, сыне мой, сыне мой, сыне мой, Авессаломе."3 Нет, каждая могила достойного человека всегда орошается слезою горькой любви. И что говорить о людях, когда и Сам Спаситель, до конца потерпевший Свои неописанно-тяжкие страдания на кресте, над прахом друга своего Лазаря возмутился духом и прослезился?4 Он плакал, Владыка живота и смерти, плакал в то время, когда пришел ко гробу друга Своего с тою именно целью, чтобы воскресить его из мертвых... А нам, немощным людям, удержать слезы, при разлуке с милым сердцу, нам остановить вздохи в сжатой от скорби груди, - о, это невозможно, это противно нашей природе... Нет, дайте нам каменное сердце, - и слез тогда у нас не будет, - или не мешайте лить слезы!...

Все это - правда. И я не могу, не смею осуждать ваши слезы; я даже готов смешать свои слезы с вашими: я хорошо понимаю, что идеже сокровище ваше, ту и сердце ваше5; я знаю, по собственному опыту знаю, как тяжело, невыразимо тяжело поднять руку, чтобы бросить на прощанье горсть персти в могилу близкого, родного... Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть и вижу во гробех лежащую, по образу Божию созданную, нашу красоту, безобразну, бесславну, не имущую вида... Но как ни сродно нам плакать о близких нам усопших, однакож эта скорбь наша должна иметь свою меру. Иное дело - язычники: они плачут, и плачут иногда безутешно; потому что не имеют упования. Но христианин не язычник: ему и стыдно, и грешно плакать об умерших без всякой отрады и утешения.

Давно премудрый сказал: "Суета суетствий, всяческая суета. Кое изобилие человеку во всем труде его, им же трудится под солнцем?"2 Кто же это так невыгодно отозвался о здешней жизни? Уж не узник ли какой, который, сидя в душной темнице, не видит почти ничего, кроме тяжких цепей, раздирающих его тело? Такая жизнь кому приятна? И вот не он ли это оглашает своды темницы таким безотрадным воплем: "Суета сует, всяческая суета?..." Нет, не он. Так, может быть, богач, по непредвиденным обстоятельствам, ниспал в нищету, или бедняк, который при всех трудах и усилиях, чуть не умирает от холода и голода?... Нет, и не такой человек. Так видно, обманутый честолюбец, который всю жизнь свою посвящал на то, чтобы подняться в обществе на несколько ступеней выше, и, после бесполезных трудов и усилий, видит себя еще менее уважаемым, чем прежде, когда он стоял ниже, но действовал благороднее?...О, нет, нет; и не такой человек. Кто же этот несчастный с таким мрачным взглядом на мир?... Это - Соломон, это - царь, и какой царь!... Чего ему не доставало для счастливой жизни? Мудрости ли? Но кто мудрее был того, кому известны были и состав земли, и действия стихий, и течение времени, и расположение звезд, и свойства животных, и помышления человеков... и елика суть скрыта и явна?3 Богатства ли ? Но кто мог быть богаче того, кому целый свет, и земля и море, приносили все лучшие сокровища, у кого было и золото, и серебро, и имения царей и стран?4... Славы ли, или величия?... Но какое имя было громче имени царя израильского, обладавшего миллионами подданных? Наслаждения ли благами жизни? Но вот что сам он говорит о себе: "Все еже просиста очи мои, не отъях от них, и не возбраних сердцу моему от всякого веселия моего...5" Кому бы, казалось, могла прискучить такая счастливая, привольная жизнь; и, однакож, человек, которому суждено было обладать всеми благами земными и испытать все разнообразные наслаждения жизни, - человек этот, испытав все, сделал наконец такое заключение о жизни: "Суета суетствий, всяческая суета! Кое изобилие человеку во всем труде его, им же трудится под солнцем?..."

Или вот еще другой царь, св. Давид. Престол его сияет золотом, а он и среди блеска золота взывает: "Изсше сердце мое, яко забых снести хлеб мой... Зане пепел, яко хлеб ядях, и питие мое с плачем растворях".1 Царская диадима его сияет драгоценными камнями; а из груди его, покрытой блеском славы и величия, исторгается вопль: "Яко вода, излияхся, и рассыпашася вся кости моя: бысть сердце мое яко воск таяй посреде чрева моего: иссше, яко скудель, крепость моя".2 Дворец его из кедра и кипариса, но для грусти и туда открыты двери, и вот из глубины богатых чертогов слышатся вздохи: "Увы мне, яко пришелствие мое продолжися:3 утрудихся воздыханием моим, измыю на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу...4" Так вздыхали о тяжести жизни и счастливейшие из людей: что же сказать о тех, которым досталось во всю жизнь свою нести тяжкий крест испытания? Терпелив был Иеремия пророк среди гонений и обид, которые испытывал он отовсюду, как обличитель лжи и нечестия; а были, однакож, минуты, когда и этот терпеливый страдалец взывал: "Вскую оскорбляющии мя возмогают на мя? Язва моя тверда, откуда исцелюся? Горе мне, мати моя, вскую мя родила еси, мужа прительнаго и судимаго по всей земли? 5" А Иов, этот дивный пример твердости и великодушия в несчастии?... Невольно изумляешься, когда слышишь, как он благословляет Бога и в тот самый день, когда все стада его гибнут и все дети его кончают дни свои под развалинами дома... Какое несчастье и какое великодушие! Но для Иова как будто еще мало: вот покрывают его смрадные струпы от ног до головы; а тут является жена, подруга жизни, и учит его отчаянию; здесь являются его друзья как будто для того только, чтоб больше раздражать его... Боже мой, Боже мой! Сколько стрел в одну цель! Сколько бед на одну голову!... И Иов, однакож, все благословляет Бога... Какая необычайная сила духа! Какое изумительное терпение! Но человек - не камень: были минуты, когда и эта адамантовая душа разбивалась от скорби; были минуты, когда и сам Иов, покрытый струпами, сидя на гноище, горько взывал: "Да погибнет день, в оньже родихся, и нощь оная, в нюже реша: се мужеск пол. Почто во утробе (матери) не умрох? Из чрева же изшед, и абие не погибох.6 Аще усну, глаголю: когда день? Егда же востану, паки: когда вечер? Исполнен же бываю болезней от вечера до утра.7 Но к чему прислушиваться к воплям такой глубокой древности? Вот и мы живем и, взглянув беспристрастно на дни свои, не скажем ли иной раз с тем же Иовом: "Не искушение ли житие человеку на земли?"8 Вот рождается человек, - и в то время, как мать не помнит скорби от радости, яко человек родися в мир,9 первый привет земле этого нового гостя земного - горький вопль бессилия, как будто пророческий укор ей за те огорчения, какие она готовит ему... Вот приближается он к смерти, и что опять? Тяжким стоном изнеможения прощается с землею, как будто укоряя ее за минувшие бедствия... А по началу и концу легко уже судить и о продолжении жизни. И кто этого не испытал? Ибо кто жил и не скорбел, кто жил и не проливал слез?

Один теряет близких и любезных сердцу, у другого страдает честь и слава, у третьего много врагов и завистников, четвертый стонет от болезни, иной вздыхает от расстройства домашних обстоятельств, этот оплакивает бедность свою... И обойдите всю вселенную, но где вы найдете человека, который бы был счастлив вполне, во всех отношениях?... Ищите дни, ищите ночи, а его нигде не найдете. Если бы и нашелся такой человек: что же? Самое опасение, чтобы со временем не изменились счастливые его обстоятельства, уже не есть ли для сердца его червь кровожадный? А страх смерти, которая рано или поздно, а непременно пресечет земное его счастье?... А совесть, а внутренняя борьба со страстями?...

Итак, вот что значит жизнь наша на земле! Рассудите же теперь беспристрастно, о чем мы так безутешно плачем, при разлуке с близким нашему сердцу? О том, что он перестал жить на этом свете... А это что значит? То, что близкий нам уже окончил все суеты мирские, оставил все беды и огорчения, которые для нас еще остаются; то, что этот странник уже миновал страну пришельствия, этот воспитанник уже окончил лета воспитания, этот воин Христов уже оставил поле брани, этот путник достиг уже родины, этот плаватель уже проплыл бурное море и вошел в тихую пристань... Что же значат после этого слезы наши, когда смерть мужу покой,2 и на все наши вопли и рыдания не ответствует ли он нам своим мирным молчанием: не плачитеся о Мне, обаче себе плачите и чад ваших?3 И так над мертвым плачися: исчезе бо свет; но сладчае плачися над мертвым яко почил есть.4 Почил есть от суеты, трудов, огорчений. Вот мысль, на которой останавливались, хоть не к благоплодному утешению, при разлуке с близкими, многие язычники - люди, не имеющие упования, люди, которые верили и верят, что мертвии не суть ведущии ничтоже,5 что самослучайно рождени есмы, и по сем будем якоже не бывше... Угасшей (жизни) пепел будет тело, и дух наш разлиется, яко мягкий воздух и имя наше забвено будет во время и никтоже воспомянет дел наших.6 Так верят язычники и, по вере своей, весело празднуют на курганах родных и друзей. Благодарение Господу!... Мы не язычники и тем с большим уважением и усладою можем, взирая на смерть, как на конец всем бедствиям и горестям жизни, повторить то, что сказал Премудрый: "Похвалих аз всех умерших, иже умроша уже, паче живых, иже живи суть доселе",7 или то, что сказал Апостол Христов: "Блажени мертвии, умирающии о Господе. Ей глаголет Дух, да почиют от трудов своих."8 Но смерть не только есть конец нашей суетной жизни; она есть вместе и начало новой, несравненно лучшей жизни: смерть есть начало бессмертия, и вот новый для нас источник утешения при разлуке с близкими и родными, источник, из которого и Сам Спаситель почерпнул утешение для Марфы, оплакивавшей смерть брата своего Лазаря, когда сказал: воскреснет брат твой.9 Не место здесь подробно доказывать истину бессмертия нашей души и воскресения тела: какой христианин не исповедует священного догмата: чаю воскресения мертвых? Но мы только напоминаем здесь эту животворную и успокоительную истину: для человека, потерявшего кого-либо из близких сердцу, что может быть отраднее, как не убеждение, что человек, которого он оплакивает, не умер, а жив душою, и что будет время, когда он востанет не только с душою, но и с телом?... А эту истину, столь отрадную, каждый легко может видеть и в природе видимой, и в собственной душе, и в Слове Божием, и в истории.

Всеблагий Бог единственно по благости Своей сотворил человека, украсив его Своим образом и подобием так, что человек только малым чим умален от Ангел1: но в чем бы отразилась благость Его, если бы человек прожил на земле пятьдесят, много сто лет, и то большею частью в борьбе с лишениями, скорбями, испытаниями, и потом со смертью потерял навсегда свое бытие?... Бог премудр: что же? Для того ли только Он украсил нас Богоподобными совершенствами и даровал нам вся, яже к животу и благочестию,2 чтобы это прекрасное создание после нескольких десятков лет вдруг уничтожить?... Бог правосуден: а на земле Его что такое?... Часто и часто здесь путь нечестивых спеется, праведницы же посекаются яко класы..., добродетель стонет от горя, порок ликует от радости... О, будет, несомненно будет время праведного суда и воздаяния, когда кийждо приимет, яже с телом содела, или блага, или зла!...3 Жив Бог, - жива душа моя! Эту отрадную истину с полной силой раскрывает слово Божие и подтверждает история. Вот пророк Даниил говорит: "Мнози от спящих в земней персти востанут, сии в жизнь вечную, а онии в укоризну и стыдение вечное."4 Вот Исаия взывает: "Воскреснут мертвии, и востанут, иже во гробех, и возрадуются, иже на земли."5 Вот Иов размышляет: "Аще умрет человек, жив будет, скончав дни живота своего;6 вем, яко присносущен есть, иже имать искупити мя и на земли воскресити кожу мою, терпящую сия."7 А вот и дивное свидетельство пророка Иезекииля: ему суждено было даже видеть образ сего воскресения. Среди поля, усеянного сухими костями человеческими, он видел, как, по слову Божию, кости эти пришли в движение и стали совокупляться одна к другой, каждая к своему составу, как потом появились на них жилы и выросла плоть, как покрылись они кожей, потом вошел в них дух жизни, и они жили и стали на ногах своих в великом множестве.1 Вслушайтесь еще в слова доблестной матери Маккавеев, исстрадавшейся страшными мучениями своих сыновей-мучеников, в слова, сказанные ею последнему, самому младшему своему сыну: "Умоляю тебя, дитя мое: будь достоин братьев твоих и прими смерть, чтоб я, по милости Божией, опять приобрела тебя с братьями твоими."2 И так, эта дивная мать, впоследствии, после мученической кончины семи сыновей своих, сама потерпевшая ту же кончину, только тем и утешалась, что по смерти своей опять будет неразлучно вместе со своими сыновьями-мучениками. Но эта утешительная истина, столь ясно открытая в Ветхом Завете, в полном уже свете является в Завете Новом. Ибо, что может быть яснее слов Апостола: "Якоже о Адаме вси умирают, такожде и о Христе вси оживут;3 мертвии о Христе воскреснут первее, потом же мы живущии оставшии купно с ними восхищени будем на облацех в сретение Господне на воздусе?"4 Или что может быть яснее слов Спасителя: "Грядет час, и ныне есть, егда мертвии услышат глас Сына Божия, и услышавше оживут, и изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшие злая в воскрешение суда.5 Се есть воля пославшаго Мя, да всяк видяй Сына, и веруяй в Него, имать живот вечный, и воскрешу его Аз в последний день."6 Но подобных мест так много, и все они так ясны, что и перечислять их нет надобности. И кто же это говорит? Это сын Божий, Которого слова и обетования так верны, что скорее прейдет небо и земля, нежели прейдет одна йота, или одна черта из закона Его.7 Это всемогущий Чудотворец, Который, во время земной жизни Своей, не только исцелял больных,8 укрощал бури и ветры,9 изгонял бесов,10 но и воскрешал мертвых.11 Это величайший Пророк, Который, что ни предсказал,12 все то исполнилось в свое время со всею точностью и полнотой: можно ли после этого даже подумать, чтобы только это одно пророчество Его, - пророчество о нашем воскресении, - не исполнилось? А если все еще не верно судится неверующими, яко Бог мертвыя восставляет:13 то пусть они спросят самих мертвецов, которые востали из гробов своих. Вот перед ними юный сын Сарептской вдовицы, воскрешенный пророком Илиею,14 вот сын вдовы Соманитянки, воскрешенный пророком Елисеем,15 вот юный сын вдовы Наинской,16 вот дочь Иаира,17 четверодневный Лазарь, уже смердевший,1 воскрешенные Спасителем, вот Евтих, воскрешенный Ап. Павлом,2 девица Тавифа, воставшая по слову Ап. Петра3: пусть спросят всех их, - и все они единогласно скажут: "Мы были мертвы, и вот, по слову Божию, мы ожили..." А сколько гробов отверзлось, сколько умерших восстало, когда Спаситель, возопив гласом велиим, испусти дух!...4 Сколько и по вознесении Иисуса Христа на небо и по кончине св. Апостолов было подобных явлений! Один еретик во дни препод. Макария проповедывал, что воскресения мертвых не будет. Преподобный повел еретика на кладбище и здесь воззвал по имени к одному брату, недавно погребенному, и почивший тотчас же отозвался на зов святого, и, по открытии могилы, нашли его ожившим. В его же время одна вдова безутешно плакала по смерти мужа своего, который умер, не сказав, куда он положил чужие деньги, которые у нее требовали. Преподобный спросил мертвеца, куда он положил чужие деньги, - и мертвец, дав ответ, как живой, опять уснул сном смерти.5 Вот еще что благочестивое предание расказывает о св. Донате: одна вдова жаловалась ему на то, что заимодавец, которому муж ее, уже умерший, был должен, и долг уже уплатил при жизни, только не взял от него расписки, не позволяет похоронить мужа, доказывая, будто долг им еще не уплачен. Святитель, коснувшийся мертвеца рукой, сказал: "Послушай", и мертвый, открыв глаза, сказал: "Вот я, владыко". Святитель рассказал ему о заимодавце. Мертвый сел и, грозно взглянув на лжеца, сказал, когда и где он отдал ему долг; потом потребовал от него записку, разодрал ее и сказал: "Хорошо, что ты, праведный муж, разбудил меня на обличение грешника; вели же мне опять уснуть", и по слову святого, опять лег и почил.6 Подобные сведения можно читать в жизни св. Севира пресвитера,7 преп. Патермуфия,8 преп. Марка и Феофила Печерских9 и проч. Итак, что же без меры плакать о разлуке с близкими и родными, видя, что тело их возвращается в землю, откуда оно взято, и там предается тлению? Пусть оно предается тлению, чтобы тленное сие облеклось в нетление, и мертвенное сие облеклось в бессмертие; пусть оно сеется не в честь, чтобы востало в славе; сеется в немощи, чтобы востало в силе; сеется тело душевное, чтобы востало телом духовным.10 Для нас, конечно, не понятно, как оно может воскреснуть, когда оно все превратилось в тление, или даже стало пищею червей. Но спрашивали об этом еще Апостола, и вот что он сказал на это: "Безумне, ты еже сееши, не оживет, аще не умрет; и еже сееши, не тело будущее сееши, но голо зерно... Бог же даст ему тепло, якоже восхощет, и коемуждо семени свое тепло."11 А плачет ли земледелец, когда бросает зерно в землю и видит, что оно там предается гниению? Нет. Он заплакал бы тогда, если бы зерно, брошенное им в землю, не согнило, заплакал бы потому, что аще зерно пшенично, пад на земли, не умрет, то едино пребывает. Нет, он радуется, когда брошенное им зерно предается гниению, радуется потому, что знает: аще умрет оно, многе плод сотворит.1 Зачем без меры плакать и о душе, когда она по разлучении с телом, возвращается к Богу, Иже даде ее?2 Худо ли ей у Бога? О, если и престолы царей земных окружают радость и блаженство, то чего не достает для счастья и блаженства подле престола Царя небесного?... Какая страна счастливее той, где не алчут, не жаждут,3 где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, а только жизнь бесконечная, жизнь, исполненная светлых радостей, высоких, чистых наслаждений? Что может быть лучше того града, который уготован так прекрасно, как невеста для мужа своего, где нет ни одной слезы, где не знают смерти, где не слышно ни плача, ни вопля, ни болезни,4 а напротив, везде только радости, и радости столь прочные, что их отнять никто не может,5 радости столь великие, что их же око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его.6 Понятны после этого воззвания св. Давида: "Коль возлюбленна селения твоя, Господи сил. Желает и скончавается душа моя во дворы Господни. Блажени живущии в дому Твоем.7 Возжада душа моя к Богу крепкому и живому: когда прииду и явлюся лицу Божию?" 8 Понятны воззвания Ап. Павла: "Окаянен аз человек: кто мя избавит от тела смерти сея?"9 Желание имый разрешитися и со Христом быти?10 Понятны слова и мужа апостольского, св. Игнатия Богоносца, осужденного на страдания: "Прекрасно мне закатиться от мира к Богу, чтобы в нем мне воссиять... Пустите меня к чистому свету: явившись туда, я буду человеком Божиим".11 Понятны та светлость лица, тот мирный, радостный взор, та сладкая, неземная улыбка, с которыми многие святые расставались со здешним миром. Весело было, например, преподобному Пафнутию Боровскому лежать на смертном одре и в ожидании блаженной кончины петь погребальные песни до той самой минуты, пока смерть не сомкнула уст его.12 Весело было Афанасию Афонскому сомкнуть глаза навеки с последними словами радости: "Слава Тебе, Боже, слава Тебе, Боже!"13 Весело было преподобному Даниилу Столпнику приветствовать пришедших за ним пророков, Апостолов, мучеников и других святых,14 и преподобному Нифонту зреть в минуту кончины не только всех небожителей, но и Самую Пречистую Матерь Божию.15 Весело было и преподобному Макарию Египетскому расстаться с жизнью в присутствии Ангелов и сказать: "Господи! В руце Твои предаю дух мой."16 Как им было не радоваться? Кончились для них дни в юдоли плача и воздыханий и открывается обитель света и радости; кончилось время, наступает вечность; кончились подвиги и труды, предлежат венцы и награды; кончилась брань, наступает мир...1 Но увы, увы!... Только что блеснула светлая радость при взгляде на смерть праведников и при воображении небесных радостей, а бедное сердце опять стесняется скорбью, а горькие слезы опять струятся из глаз... О, если бы за гробом был только рай со своими радостями!... Не о чем было бы плакать тогда, не о чем вздыхать. Но как не вздохнуть, как не выронить слезы при разлуке с близким, когда вспомнишь, что смерть грешника люта, что за гробом есть не только рай, но и ад со своими мучениями, есть место, где все темно, хоть и горит никогда несгораемый огонь для мучения грешников, где много слез, хоть они и не могут не только угасить, но и прохладить огня гееннского, где слышны только вопли отчаяния да скрежет зубов?... Что, если близкий мой там, где смерти ищут как отрады, и не находят!2 А мудрено ли это, когда в светлые обители Отца небесного не имать внити всяко скверно, и творяй мерзость и лжу, но только написанныя в книгах животных Агнца.3 А между тем никтоже чист от скверны, аще и един день жития его на земли.4 Мудрено ли это, когда там, на страшном суде, будут некоторые взывать: "Господи, Господи! Не в Твое ли имя пророчествовахом, и Твоим именем бесы изгонихом, и Твоим именем силы многи сотворихом", и, не смотря на то, услышать грозный ответ: "Николиже знах вас: отъидите от Мене делающии беззаконие, потому что не всяк глаголяй: Господи, Господи, внидет в царствие небесное, но только творяй волю Отца небеснаго!..."1 Ах!... Как не вздохнуть от сердца о судьбе родного, удалившегося туда, откуда никто не приходит с вестью, когда вспомнишь слова Апостола: "Аще праведник едва спасется, нечестивый и грешный где явится?" 2 Да, подобные мысли могут сильно возмутить душу при воспоминании об умерших, близких сердцу. Сами даже Апостолы, когда Господь сказал им: "Удобее есть велбуду сквозе иглины уши проити, неже богату в царствие Божие внити," сами даже Апостолы в недоумении спрашивали: "Кто убо может спасен быти ?"3 Но тут и ответ Господа, тут и отрада для сердца: "У человек сие невозможно, у Бога же вся возможна?..." 4 Итак, да не смущают сердце наше и эти горькие мысли! Приведем на память неизреченное милосердие Божие и дух наш успокоится; припомним некоторые черты из жизни усопшего, с которым мы расстаемся, и горесть наша усладится. Поясним состояние, в каком находятся почившие от минуты смерти до минуты страшного суда Божия, и вздохи наши будут легче... Кто измерит бездну милосердия Божия? Мы зли суще, и то умеем даяния блага даяти чадом нашим5: ибо есть ли между нами такой, который аще воспросить сын его хлеба, подал бы ему камень? Или аще рыбы просит, подал бы ему змею?...6 Что же сказать об Отце небесном, Который весь - любы есть?7 Какая любовь может быть горячее, как не любовь матери к своему детищу? Но любовь к нам Отца небесного еще выше, еще пламеннее материнской любви. Еда забудет жена отроча свое, еже не помиловати исчадия чрева своего? Аще и забудет сих жена, но аз не забуду тебе, глаголет Господь.8 Вот уже с лишком семь тысяч лет мир стоит, и семь тысяч лет ото дня падения Адама до наших дней неумолчно гремит над землею один глас небесной любви: "Не хощу смерти грешника, но еже обратитися нечестивому от пути своего и живу быти ему."9 С судом праведным является Бог в раю, по падении Адама: но и в самом суде правды Его не сияет ли во всем величии небесная любовь? Он с любовью вопрошает Адама и жену его о причине падения, и тогда уже, когда ни тот, ни другая не хотели вполне сознать пред Ним своей вины, тогда уже только определяет им суд и наказание, и притом как?... Это нежный Отец, сквозь слезы, так сказать, учащающий раны любимым детям своим; это Отец, который шуйцею своею бросает на землю проклятие, а десницею указывает уже на благословение.10 Гневен Бог в Содоме и Гоморре, но и здесь коль краты восхотел Он собрати чада Своя, якоже собирает кокош птенцы своя под криле, и не восхотели!11 Небесная любовь соглашается пощадить город сначала для пятидесяти праведников, потом для сорока пяти, потом для тридцати и, наконец, даже для десяти, - и , когда уже и десяти праведников не нашлось в целом городе, только тогда уже Господь одожди на Содом и Гоморр жупел и огнь.12 Ниневия оскорбила Бога: правда Божия хочет наказать грешный город, а любовь Божия хочет помиловать и посылает к грешникам пророка Иону, возвестить им, что через три дня Господь посетит Ниневию гневом Своим, если не покаются; но когда Ниневитяне покаялись, тогда и Бог раскаялся о зле, еже глаголаше сотворити им, и не сотвори.1 Но кто исчислит все милости Божии к человеку-грешнику?... Законы, пророки, знамения и чудеса, явления природы, и грозные и благодетельные, - что такое, как не выражения любви Его к человеку? И нужно ли все это исчислять, когда все знают, что тако возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единороднаго дал есть, да всяк веруяй в Он не погибнет, но имать живот вечный. Не посла Бог Сына Своего в мир, да судит мирови, но да спасется Им мир.2 И вся жизнь, все дела и слова Единородного Сына Божия суть непререкаемые доказательства бесконечной любви Его к роду человеческому. Прочитайте со вниманием притчу Его об одной из ста, потерянной овце, или об одной из десяти, потерянной драхме,3 или притчу о блудном сыне,4 и вы поймете, как дорог для Него человек, поймете, что точно не только душа, не только тело, но и самый волос на главе его в счету у Него...5 Вопросите смиренного мытаря, вопросите блудницу, омывшую ноги Спасителя миром и слезами, вопросите всех мытарей и грешников, с которыми Он делил и беседы, и пищу, и питье.6 Вопросите самарян, на которых Апостолы хотели низвести огонь с неба. И все они в один голос должны сказать: "Он благий, пришел призвати не праведных, но грешныя в покаяние,7 пришел, не да судить мирови, но да спасется Им мир.8" А взойдите еще на Голгофу, и там уже не будет вам никакой нужды спрашивать о величии любви Сына Божия к грешнику... Тут Сам Он самым делом оправдывает слова Свои: "Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положить за други своя."9 Тут каждая язва на теле Спасителя, каждая капля крови, каждый вздох, вылетевший из груди Его, - все, все говорит о бесконечной любви Его к грешнику... Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя... О, безмерная любовь Божия! Где-ж други твои, за которых Ты полагаешь душу Свою?... Какие друзья окружают Тебя? Это ли друг Твой, который дает Тебе святотатственное лобзание? Это ли друзья Твои, которые осыпают Тебя заплеваниями, заушениями, ранами, осуждают на смерть, распинают на кресте?... Это ли друзья Твои, на которых небо не может смотреть и закрывает ясные очи свои, которых земля не может держать, и трепещет от тяжести грехов их?... А Ты и за них, неизреченная Любовь, и за них взываешь со креста к Отцу Своему небесному: "Отче! Отпусти им: не ведят бо, что творят..."10 Кто же, повторяю, измерит бездну любви и милосердия Божия к человеку-грешнику?... Итак, опустив в землю родного, или близкого нам, прольем о нем слезы, как о грешнике, но, в то же время, вверим его милосердию Божию, вспомнив, что и этот грешник дорог был для Господа, что и за него принесена умилостивительная жертва на кресте, что и за него пролита на Голгофе бесценная кровь, и скажем с Апостолом: "Аще Бог по нас: кто на ны? Иже убо Своего Сына не пощаде, но за нас всех предал есть Его: како убо не и с Ним вся нам дарствует."11 Проливая слезы над прахом близкого нам, припомним некоторые черты из жизни его: Он был грешник, но он веровал в Сына Божия, пролившего кровь Свою для искупления мира, а веруяй в Он не будет осужден, и Бог послал в мир Сына Своего именно для того, да всяк веруяй в Он не погибнет, но имать живот вечный.1 Был грешник; но сподобился св. таинства крещения, а это таинство - дверь в Царствие Божие.2 Был грешник; но, может быть всегда твердо исповедывал имя Христово; может быть, не раз смеялись над ним, когда он, например, молился, издевались, когда посты соблюдал; ложно толковали о нем, когда он св. места посещал по чистому усердию благочестивого сердца, а он не переставал молиться и поститься, как бы не слыша никаких оскорблений, не видя никаких насмешек, - а таким обещана мзда многа на небесех.3 Был грешник; но, может быть, в жизни своей не раз удавалось ему прощать ближних своих, а сказано: аще отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш небесный.4 Был грешник; но, может быть, не любил фарисейской гордости, а лобызал мытарево смирение: а иже смирится яко отроча, есть болий в царствии небеснем.5 Был грешник; но, может быть, был незлобив и отличался боголюбезною кротостью: а кротцыи наследят землю.6 Был грешник; но, может быть, был милостив к бедным, а милостивии помиловани будут7; может быть, любил принимать к себе странников, навещать и назидать узников, посещать больных, а таких первее всех призовет Господь в царство Свое8; и чаша воды, поданная вовремя жаждущему во имя Христово, забыта у Него не будет.9 Был грешник; но, может быть, любил быть в мире со всеми, миротворить враждующих друг с другом, а такие миротворцы сынами Божиими нарекутся.10 Был грешник; но, конечно, не раз в жизни каялся и каялся с сокрушенным сердцем о грехах своих, и не раз служитель алтаря молился о прощении грехов его и разрешал от них по данной ему власти: елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси: и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех.11 О, невольно сердце забьется от радости, невольно взор увлажнится слезою умиления и благодарности, когда вспомнишь то преимущество христиан, по которому все грехи наши, если только они исповедуются с сокрушенным сердцем перед служителем алтаря Господня и разрешаются им, - изглаждаются и там на веки; и напротив, каждое доброе дело наше, каждая слеза молитвы, каждый вздох сокрушения, каждая добрая, благочестивая мысль - все это неизгладимо печатлеется в книге Судеб Божиих для нашего оправдания!...Вот что для нас приобрели бесценные заслуги Христовы! Без этого - как ни обширна геенна, а и она кажется, была бы тесна для всех...

Был грешник; но, конечно, не раз в жизни со страхом и верою приступал к принятию святых Таин Христовых; а ядый Мою плоть, сказал Спаситель, и пияй Мою кровь, имать живот вечный.1 Был грешник; но, может быть, в последний раз принес искреннее, чистосердечное покаяние во грехах, в последний раз с полною верою и несомненной надеждой приступил к Чаше Господней, в последний раз удостоился принять св. елеопомазание, - таинство, о котором св. Апостол так выразился:"Аще грехи сотворил есть, отпустятся ему."2 А как важны и дороги для нас последние минуты нашей жизни! Сам Господь обещал дать по пенязю и тем, которые придут не только в первый, а и в единодесятый час3; обещал и обещание Свое оправдал самым делом, когда даже разбойнику, висевшему на кресте и от сердца сказавшему Ему: "Помяни мя, Господи, егда приидеши, во царствии Твоем, - рек, - днесь со Мною будеши в раи."4 Все это столько проливает в сердце отрады и утешения!... А посмотрите еще внимательнее на трогательный обряд погребения, прислушайтесь к тем молитвам и песнопениям св. Церкви, с какими она провожает усопшего вашего в могилу... Она возлагает на чело усопшего венец с изображением Иисуса Христа, Пречистой Его Матери и св. Иоанна Предтечи, и с надписанием трисвятой песни, как знак того, что тут, во гробе, почивает воин Христов, оставивший поприще подвигов с честью,5 и за то предлежит ему венец правды по милосердию Божию, по ходатайству Пречистой Матери Божией и св. Иоанна Предтечи Христова.6 Она вокруг тела усопшего многократно совершает каждение фимиамом, как знак того, что душа усопшего, подобно фимиаму, восходит на небо, и что молитвы Церкви о нем приятны для Бога.7 Она оглашает гроб трисвятою песнею, в знак того, что усопший, исповедовавший Пресвятую Троицу, теперь переходит в царство духов, неумолчно воспевающих Богу трисвятую песнь.8 Она возжигает вокруг гроба свечи, как знак торжества и светлой радости о том, что усопший брат наш возвращается к Неприступному Свету. Она устами служителя своего читает разрешительную молитву, в которой просит у Господа усопшему отпущения всех грехов его, и влагает ее в руки ему, как знак того, что Церковь в мире с ним, влагает ту грамоту, которую с такою радостью св. благоверный великий князь Александр Невский, лежа во гробе бездыханный, взял, как живой, из рук архипастыря.

Итак, что же бывает с душою после разлуки ее с телом? Об этом мог бы сказать Лазарь, или сын вдовы Наинской, или дочь Иаира, воскрешенные Спасителем. Могли бы сказать и другие мертвецы, воззванные опять от смерти к жизни. Мог бы, например, сказать препод. Афанасий Печерский, на третий день воставший из гроба4; но из них никто, никто о том ничего не сказал. Сколько ни просили препод. Афанасия открыть что-нибудь о жизни за гробом, он ничего не сказал, а заметил только: "Если я вам скажу, вы не поверите мне и не послушаете меня. Кайтесь каждый час, и молитесь... и больше не спрашивайте меня ни о чем... Простите меня", - заметил он, и затворился в пещере, где провел еще двенадцать лет. Итак, нет нам вести оттуда: небо высоко, оттуда не слышно; могила и близка, да молчалива. А как бы нам хотелось узнать что-нибудь о состоянии усопших, и как, может быть, и некоторые из них желали бы нам поведать о своей участи за гробом! Но пусть и мы хотим, пусть и они желают, но ни они передать нам, ни мы принять от них всех подробностей той жизни никак не можем, потому что мы живем под такими условиями, которые для них не существуют, каковы, например, время и место; а они живут под своими условиями, которые для нас непостижимы. Как вы объясните младенцу, едва умеющему различать шуйцу свою от десницы, как объясните ему, что такое, например, земля, что такое воздух и т. д.? Сколько ни объясняйте ему, он ничего не поймет, потому что все это пока выше его понятий, и вы сами, как ни хорошо знали бы то, что хотели бы сообщить ему, не в состоянии были бы высказать ему что-нибудь по его силам, ясно и вразумительно. Мы объясняем большей частью посредством примеров, сравнений и т.п. Но с чем вещественным сравнить духовное, с какими годами сравнить вечность?... Вот почему, между прочим, усопшие ничего не могут сообщить нам о себе! Они не могут передать нам вразумительно для наших понятий, да и мы, если бы они стали передавать нам, не могли бы понять того, что бы они нам сообщали.

Вот почему и св. Апостол Павел говорил о себе: "Знаю человека во Христе, который (в теле ли, не знаю, вне ли тела, не знаю, Бог знает) восхищен был в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать." Вот почему и Сам Христос сказал Никодиму: "Если Я сказал вам о земном, и вы не верите: как поверите, если Я буду говорить вам о небесном!"1 Впрочем, как ни непостижимы для нас тайны жизни загробной, но то, что нужно нам знать, то открыто для нас. Вместо усопших говорит нам о них св. Церковь, говорят о них св. отцы и учители Церкви; а были даже случаи, когда и сами усопшие отверзали уста свои, чтобы высказать нечто живым о себе и о своей участи за гробом. Итак, вот что говорит о жизни за гробом св. православная Церковь: "Души, исшедшие от телес человеков, при смерти покаявшихся, но не сотворивших плодов, достойных покаяния, удержаны бывают на мытарствах"2 Но прежде последнего суда ни праведные, ни грешные не получают совершенного воздаяния, хотя и не все души находятся в одинаковом состоянии и не в одно и то же место отсылаются3; души умерших блаженствуют или мучатся по своим делам. Разлучившись с телами они тотчас переходят или к радости, или к печали и скорби, впрочем, не чувствуют ни совершенного блаженства, ни совершенного мучения. Ибо совершенное блаженство или совершенное мучение каждый получит по общем воскресении, когда душа соединится с телом, в котором жила добродетельно или порочно.4 Вот что сказали о состоянии душ усопших ангелы преп. Макарию Александрийскому: "В продолжении двух дней по смерти тела, душе позволяется вместе с находящимися при ней ангелами оставаться на земле, где хочет. Почему душа, любящая свое тело, скитается иногда около дома, в котором разлучилась с телом, иногда около гроба, в котором положено тело, и так проводит два дня, как птица, ища гнезда себе. А добродетельная душа посещает те места, в которых имела обыкновение творить правду. В третий день Спаситель повелевает вознести ее на небеса для поклонения Богу. Вот почему в третий день Церковь совершает приношение и молитву за нее.

После вторичного поклонения Богу она, по повелению Божию, отводится в ад, чтобы видеть находящиеся там места мучения. По сим различным местам она носится тридцать дней, трепеща, чтобы и самой не подпасть осуждению на заключение в оных. В сороковой день она опять возносится на поклонение Богу, и тогда уже праведный Судия определяет ей соответственное делам ее место. Вот почему в сороковой день Церковь поминает усопших.5" Вот что сообщила о жизни загробной ученику препод. Василия Нового, Григорию, преп. Феодора, явившись ему по смерти своей в сонном видении: "Душа, разлучившись с телом, смотрит на него, как человек смотрит на сброшенную с себя одежду; потом она проходит различные мытарства, на которых истязаются различные грехи ее; таких мытарств число простирается до двадцати, по числу главных родов греха.1" А св. Кирилл Александрийский подробно описывает мытарства, или такое состояние в которое душа сразу по смерти тела вступает, и здесь задерживается и страдает, не зная, что с нею будет. Тот же св. отец подробно описывает и то живое участие, какое принимают в этом деле ангелы, добрые и злые.2 Преп. Зосима Соловецкий в десятый день после кончины своей явился ученику своему Даниилу и сказал, что он уже прошел мытарства и вошел в лик преподобных.3 А препод. Афанасия явилась вскоре после кончины своей в сонном видении настоятельнице монастыря, где и она подвизалась, и объявила ей: "Знай, что после сорока дней я получу уготованное место от Бога".4 Препод. Антоний Великий, будучи в духе, чувствовал себя как бы несомым по воздуху и видел, будто ангелы несли его по воздуху на небо, а демоны противились им, выдумывая на него различные клеветы; но когда их посрамили, путь на небо сделался свободен и Антоний пришел тогда в естественное состояние.5 Препод. Нифонт видел в духе, как души разлучаются с телами, как ангелы по воздуху несли душу праведную, как задерживали ее на пути силы темные, находившие в ней некоторые грехи: слышал, как ангелы спрашивали у ангела-хранителя души, точно ли она сделала те грехи, в которых обвиняли ее духи злобные, и как ангел отвечал, что она точно сделала эти грехи, но омыла их слезами покаяния, и тогда ангелы изрекли следующие, отрадные для кающихся грешников, слова: "Все грешники, исповедующие грехи свои со слезами, по милости Божией могут получить прощение, а без покаяния умерших судить будет Бог." Видел он также, с какой адской радостью нечистые духи влекли в геенну ожесточенного грешника, умершего без покаяния, и какими горькими при этом слезами обливался ангел-хранитель.6 Вот еще слова отцов Церкви: Св. Иринея: "Души умерших Христиан пребывают в невидимом месте до всеобщего воскресения; по воскресении же тела приступят к созерцанию лица Божия."7 Св. Григория Богослова: "Всякая душа добрая и боголюбивая, как скоро, по разрешении от сопряженного с нею тела, освободится отселе, - приходит в состояние чувствовать и созерцать ожидающее ее благо, а по очищении, или отложении (или еще не знаю, как и выразить) того, что ее омрачало, - услаждается чудным каким-то услаждением, веселится и радостно шествует к своему Владыке."8 Св. Афанасия Великого: "Самая радость, которую теперь ощущают души святых, есть наслаждение частное, как и печаль грешников есть наказание частное. И как, когда царь призывает друзей своих, чтобы разделить с ними трапезу, равно и осужденных, чтобы наказать их, званные на вечерю даже до часа вечери пребывают в радости пред домом царя, и осужденные, быв заключены в темнице, доколе не придет царь, предаются печали: так должно думать и о душах праведников и грешников, ныне переселившихся туда от нас."1 Св. Амвросия Медиоланского: "Пока ожидается исполнение времени, души (усопших) ожидают себе должного воздаяния. Одних ожидает наказание, других награда, и однако же ни те не остаются без страдания, ни эти без наслаждения."2 Если возьмем во внимание молитвы и песнопения св. Церкви, то также увидим в них подтверждение той мысли, что душа, тотчас по разлучении с телом, начинает проходить воздушные мытарства при живом участии ангелов, как добрых, так и злых. Вот, например, как она об этом говорит:

"Да покрыет срам и студ студная и мрачная лица вражия, егда смиренная моя душа от тела распрягается: туюжде да покрыют, наставниче мой, светлая твоя и пресвященная крила.3 Молю тя, хранителя моего, буди ми защитник и поборник непоборим, егда прехожду мытарства лютаго миродержца" и проч. Итак, сколь, повидимому, ни различны сказания о состоянии усопших, а все в них заключается одна главная мысль, та именно, что каждая душа по разлучении с телом тотчас истязуется или подвергается частному суду,4 проходя воздушное пространство, и потом уже, по определению Божию, получает приличное по своим заслугам место, где и остается до всеобщего, страшного суда, не слыша еще доселе решительного, неизменного для себя приговора, который бы навсегда определил участь ее. Следовательно, усопшие походят на узников, которые, содержась под стражею, ожидают себе решительного приговора. Что же у нас бывает на земле с людьми, содержащимися под стражей? Все ли они терпят одинаково горькую участь? О, нет... Сколько родов преступлений, столько же почти родов состояния преступников. Безотрадна участь уголовных и закоснелых преступников: они, терпя несравненно более других, нередко с отчаянием и ожесточением ждут себе смерти, которой угрожает им приговор. Не так безотрадна, не так горька участь других, менее виновных преступников, и чем меньше их вина, тем чище их совесть и тем лучше их положение: они живут уже не отчаянием, а сладкою надеждою на милость, которую и получают. Подобным образом и все усопшие там, в загробной жизни, как преступники, как бы содержатся под стражей до всеобщего суда и, смотря по степени преуспеяния их в добре или зле, и участь имеют более отрадную или более горькую. И там, как и здесь, для некоторых уже окончилась мера долготерпения и милосердия Божия; они, зная свою горькую участь и страдая, то от угрызения совести, то от страха предстоящих им страшных мучений, то от общения с ужасными силами адскими, блюдутся для вечного наказания; это нераскаянные, ожесточенные грешники, это люди, о которых Спаситель сказал: "Иже речет на Духа Святаго, не отпустится ему ни в сей век, ни в будущий" 5; это люди, неспособные даже к получению милости Божией; они еще в земной жизни погасили уже в себе дух Христов,6 и потому им и там не может быть части со Святыми;7 они подобны тому зерну, брошенному в землю, которое еще в житнице потеряло силу растительной жизни: орошайте его сколько угодно водою, открывайте влиянию животворного солнца, оно никогда не возникнет из земли, никогда не разовьется: оно умерло, и умерло навсегда.

Но есть там и другие узники, для которых милость Божия светит и за мраком могильным, это верующие в Иисуса Христа и умершие с покаянием; это люди, в душе которых, как на ниве, росли вместе и пшеница и плевелы. Они, чувствуя угрызения совести за свои грехи и страшась мучений, предлежащих за оные, в то же время услаждаются той отрадной мыслью, что Господь помог им во время земной жизни и добро творить, за которое они теперь с радостью ждут себе полной награды, утешаются и тем, что не так далеко от них светлые ангелы, и не так близко к ним мрачные демоны. Правда для них нет там таинства покаяния, которым заглаждаются грехи, и, следовательно, нет собственных способов смыть те греховные скверны, которые не могут быть терпимы в царстве чистоты и правды: но чего они не могут сделать для себя, то мы, живые, можем сделать для них; можем сделать, чтобы Господь простил им и остальные грехи и удостоил их вечного блаженства. Какие же для этого есть средства у нас? Это:

Во-первых, молитва о них, соединенная с верою. Сам Спаситель наш сказал: "Вся, елика аще воспросите в молитве верующе, приимете." 1 И чего он не делал одним по вере и молитве других? За что Он исцелил раба сотника, как не за веру его господина2, или дочь жены Хананейской освободил от мучений дьявола, как не за веру ее матери? 3 За что расслабленному отпустил грехи и исцелил, как не за веру тех, которые принесли его к Нему? 4 Так действовал Он во дни земной своей жизни; так действует и доселе: ибо Он вчера и днесь, тойже и во веки.5 Знали эту истину еще в Ветхом Завете, и живые молились об умерших.6 На молитву об умерших, как на благодетельное для них средство, указывали многие отцы и учители Церкви. "Когда в церкви произносят имена усопших, - говорит св. Епифаний Кипрский, - то что сего полезнее?... Молитвы, совершаемые об умерших, приносят им пользу, хотя и не заглаждают всех преступлений."7 "Как св. Церковь научает нас о путешествующих братиях молиться с верою и упованием, что совершаемые о них молитвы полезны им: так надобно разуметь и о молитвах, совершаемых об отшедших от мира сего." 8 "Для умерших благодетельны поминовения - говорит св. Ефрем Сирин. - Смотрите, вот и пример сему представляют некоторые творения Божии, как то виноград - его зреющие гроздья в поле и выдавленное вино в сосудах. Когда созреют ягоды на виноградной лозе, тогда вино, стоящее в доме неподвижно, начинает пениться и волноваться, как бы желая убежать. То же бывает, кажется, и с растением-луком, ибо как скоро начнет созревать лук, посаженный в поле, в то же время дает отпрыски и лук, находящийся в доме. И так, если и растения имеют между собою такое соощущение, то не более ли для умерших ощутительны молитвенные приношения." 9 Второе средство помогать усопшим состоит в подавании за упокой их милостыни и в различных пожертвованиях для храмов Божиих; первое - как потому, что милостыня, подаваемая бедным, приемлется Самим Спасителем,10 так и потому, что бедные, получив милостыню, без сомнения, не оставят в молитве помянуть того, в чью память они получили подаяние и помощь; второе - потому, что отдается в жертву непосредственно Самому Богу. Вот что говорил св. Иоанн Златоуст родителю богачу, потерявшему сына, единственного наследника имения своего: "Если варвары сожигают с умершими их имущество, то, тем более, ты должен отослать вместе с умершим принадлежащее ему имущество, дабы оно облекло умершего в большую славу, дабы, если он отошел отсюда грешным, разрешило его от грехов, а если праведным, увеличило его награду и воздаяние."1 "Если мы хотим облегчить мучения грешника, - говорит тот же св. отец, - то будем творить чистые о нем молитвы, будем давать милостыню, и, хотя он и не достоин, Господь сжалится над ним... Не о гробах, не о погребальных церемониях надо заботиться. Поставь вокруг гроба вдовиц, вот лучшее погребальное торжество! Поведай имя его, повели всем творить о нем мольбы и моления и сие умилостивит Бога " 2 "Кто творит приношение за умершего, - говорит св. Афанасий Великий, - тот ту же самую имеет цель, которую имеет и отец, у которого дитя юно и совершенно бессильно. Если дитяти случится страдать от болезни: то отец его с верою приносит в Божий храм свечи, ладан и елей для сожжения об исцелении дитяти от болезни. Дитя не сам оныя держит и приносит... Так должно думать и об умерших в Бозе и держать и приносить свечи и елей, и все то, что служит к его искуплению, и благодать Божия не отступит от намерения веры."3 Наконец, третье, самое важное и сильное средство облегчить участь усопших есть совершение за упокой их бескровной жертвы. Здесь частицы, взимаемые за упокой усопшего, погружаются в спасительную кровь Христову, а она, эта святейшая кровь, очищает нас от всякого греха.4 Здесь пред престолом милосердия Божия, в присутствии и при содействии архангелов и ангелов, херувимов и серафимов, служитель алтаря, облеченный силою свыше, просит милости Божией тем, за упокой которых приносится страшная Тайна. Здесь Сам Господь Иисус Христос, Который в это время есть приносяй и приносимый, таинственно нисходит с неба, закалается на св. жертвенник, и тем ходатайствует пред Отцем Своим о прощении грехов усопшему. О, что же может быть выше и могущественнее сего ходатайства! Вот почему с особенной силой указывают на средство это св. отцы и учители Церкви.

"Если бы какой царь послал досадивших ему в ссылку, - говорит св. Кирилл Иерусалимский, - а их ближние потом сплетши венец, принесли ему оный за терпящих наказание, то не сделал ли бы он им облегчение наказания? Таким образом и мы за усопших, если они и грешники, принося Богу молитвы, не венец сплетаем, но Христа, закланного за наши согрешения, приносим, умилостивляя за них и за нас человеколюбца Бога. Величайшая будет польза душам тех, о ком возносится моление в то время, когда предлежит святая и страшная жертва." 5 "Не напрасно узаконено Апостолами, - говорит св. Иоанн Златоуст, - творить пред страшными Тайнами поминовение об усопших: они знали, что великая бывает от сего польза для усопших, великое благодеяние. Когда весь народ и священный собор стоят с простертыми к небу руками и когда предлежит страшная жертва, то как не умилостивим мы Бога? Но это о тех только, которые в вере умерли." 6 "Как бывает, - говорит св. Афанасий, - с заключенным в сосуде вином, которое, когда цветет виноград в поле, слышит запах, и цветет вместе с ним, так думай и о душах грешников: они получают некоторое благодеяние от приносимой за них бескровной жертвы и благотворения, как знает и повелевает единый Владыка живых и мертвых, Бог наш." 7 Но не исчисляя всех свидетельств св. отцов и учителей Церкви о том, какую пользу приносят усопшим молитвы, литургии и милостыни, (потому что их слишком много), не скроем, однако же, и тех возражений, какие обыкновенно делают касательно молитв за усопших. Например, говорят: если молитвы за усопших так полезны для них, то от чего же в священном Писании нет прямого указания на то, что должно молиться за усопших? Но разве можно требовать от св. Писания, чтобы оно непременно давало нам правило на всякий случай, на всякое доброе дело? Вспомним слова апостольские: аще бы по единому писана быша, ни самому, мню, всему миру вместити пишемых книг.1 И если нет в священном Писании прямой, решительной заповеди молиться за умерших, то нет ведь там и запрещения на то, а этого уже и довольно для нас, чтобы молиться за них. А, впрочем, вот что говорит Апостол Иаков: "Молитеся друг за друга, яко да исцелеете".2 Тут не обозначает он ни места, ни времени, ни других обстоятельств молитвы, и тем самым, очевидно, вменяет нам в непременную обязанность молиться за ближних вообще, не только за тех, которые живут с нами на земле, но и за тех, которые переселились отсюда в другой мир, мир загробный, тем более, что не только мы, живущие, но и все умершие для Бога живы суть.3 Вот что говорит и Сам Спаситель: "Иже речет (хулу) на Духа Святаго, не отпустится ему ни в сей век, ни в будущий." 4 Значит, есть грехи такие, которые отпускаются не только в здешней, но и в будущей жизни, а есть и такие грехи, которые не прощаются ни здесь, ни там. Понятны способы, по которым здесь отпускаются нам грехи, это - горячая молитва, соединенная с верою, глубокое раскаяние, добрые дела, некоторые таинства, и преимущественно таинство покаяния: но какие способы для прощения грехов там, за гробом? Там нет никаких таинств, которыми здесь очищается и освящается наша душа, там нет места ни покаянию, ни подвигам нашим, потому что здесь сеяние, а там жатва, и если при всем том для умерших возможно отпущение грехов, то как же оно возможно, если не по молитвам Церкви? Другого способа и представить нельзя. И мы уже видели прежде, что Иуда Маккавей приносил жертву за умерших воинов, и приносил с тою именно целью, да от греха очистятся.5 Но, - продолжают пытливые умы, - что же значит евангельская притча о богатом и Лазаре? Тут праведный Авраам прямо и решительно сказал грешному богачу: "между нами и вами пропасть велика утвердися, яко да хотящии прейти отсюда к вам не возмогут, ни иже оттуду к нам преходят." 6 Не следует ли отсюда, что напрасны и молитвы наши за усопших, когда для грешника не возможен там переход из ада в рай, когда ни иже оттуду к нам преходятят?...Нет, не следует, и вот почему:

Прежде всего, мы знаем, что Сам Спаситель, по смерти Своей, нисходил душою Своею во ад, яко Бог, чтобы там возвестить победу над грехом и смертью7 и вывести оттуда ветхозаветных праведников и других, умерших с верою в Него. И потому, если уже был переход из ада в рай, - он, без сомнения, возможен, и возможен особенно стал после того, когда Господь Своею смертью и воскресением разрушил твердыни ада и извел оттуда многих. А невозможен он будет только после всеобщего воскресения и всемирного суда Христова, - Потом, кто услышал от Авраама решительный отказ в переходе из ада в рай? Великий грешник, может быть, такой грешник, которому никакая молитва не в состоянии помочь, как не могут помочь и наши молитвы, например, самоубийцам, упорным, нераскаянным еретикам и т.п. - Если на небе обители многи суть,1 соответственно нравственному состоянию праведников, - то, без сомнения, и в аде есть также свои различные обители, затворы и хранилища душ,2 тоже в соответствие различному нравственному состоянию грешников. В одних из этих мрачных обителей люди страдают в пламени без всякой надежды на лучшую будущность, как страдают в наших темницах такие преступники, для которых по законам уже невозможно помилование, и которым уже решительно назначена смертная казнь. Но в других обитают люди, хоть и грешные, но умершие с верою и покаянием, как и ветхозаветные праведники, и вот для таких-то людей, как и для ветхозаветных праведников, переход из ада в рай, без сомнения, возможен и возможен конечно, не по их каким-нибудь подвигам в жизни загробной, они там невозможны, а, единственно, в силу заслуг Христа Спасителя, и в силу права, дарованного Им Церкви, - права отпускать людям грехи.

Наконец, кто в евангельской притче просит об улучшении жалкой участи бедного богача? Из нее не видно, чтобы молились за него живые, с которыми он некогда веселился на вся дни светло: таким людям, видно, не по сердцу тихая молитва; - шумное, буйное веселье - вот чего жаждет их сердце! Нет, не они, а он сам молился за себя, сам за себя ходатайствовал, а мы так и веруем, что там за гробом, могут улучшить участь нашего близкого не его собственные там заслуги, не его молитвы, а наши молитвы и милостыни, - и вот еще причина, почему евангельский богач не получил себе удовлетворения. Значит, эта притча вовсе не может служить опровержением православного учения о молитве за умерших: что не возможно было для богача, то возможно для других.

Но что же значат, - еще предлагают вопрос, - слова Апостола, что Бог воздаст коемуждо по делом его,3 и что на суде Христовом приимет кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла? 4 Не значат ли они то, что в загробной жизни каждый должен получить себе награду единственно по собственным личным заслугам, какие кто успел оказать на земле, а отнюдь не по молитвам Церкви? На этот вопрос не труден ответ. Никто не спорит и спорить не станет, что собственные подвиги в жизни земной для каждого имеют значение в жизни загробной, но никто не в праве утверждать и того, будто собственные подвиги земные служат единственным средством для получения венцов небесных, иначе что же будут значить заслуги Христа Спасителя, что ходатайства святых и молитвы Церкви как о живых, так и о умерших?... Нет, если мы молимся об усопшем, то молимся потому, что Церковь не только разрешает, но и повелевает за него молиться, как за доброго, верного сына ее, и вот это и составляет уже его заслугу перед Церковью! Молимся потому, что он заслужил нашу любовь, которая собственно и движет наше сердце и уста на молитву за него, и вот это и составляет уже его заслугу перед нами!... Значит и молитва Церкви за усопшего, и молитва за него каждого верующего, все это - его собственная заслуга, которая и дает ему право ожидать улучшения своей участи от наших молитв. Вот как нужно понимать приведенные слова Апостола, иначе, как объяснить, например, то, что Спаситель во дни земной жизни Своей делал добро одним не только по их собственным заслугам или молитвам, а также и по мере веры и молитвы других? Вот слуга сотника болен, и он не просит себе исцеления у Спасителя, а просит за него об этом господин его, и просит, без сомнения, потому, что слуга умел заслужить его любовь своей жизнью; и что же? Милосердный Господь, принимая в уважение как добрую жизнь слуги сотникова, так и горячую веру и молитву господина его, исполняет желание сотника, - и вот слуга выздоравливает. Подобным образом Господь внемлет и нашим молитвам об усопших, хоть они там и не могут за себя молиться, и по мере веры нашей и молитвы исполняет наше прошение: Он вчера и днесь, тойже и во веки.1 Наконец, еще одно слово пытливой души: вы молитесь об усопших, но кто знает?... быть может, один из них уже в раю, и потому не нуждается в вашей молитве; другой - в такой обители ада, где уже не поможет ему никакая молитва. Итак, не напрасны ли ваши молитвы, когда вы не знаете о действенности и успехе ваших молитв? Что можно на это сказать? Можно и должно сказать вот что: молись о каждом усопшем, кто бы он ни был, праведный или грешный; молись, если только Церковь не запрещает тебе о нем молиться; молись, хоть бы ты и ничего не знал об успехе и действенности твоей молитвы; молись потому, что это - святая заповедь матери твоей Церкви, это - священная, насущная потребность твоего собственного сердца... Если усопший, о котором ты молишься, уже в раю и потому не нуждается в твоей молитве - что за беда? Твоя молитва, конечно, там не повредит ему; напротив, она порадует его и подвигнет его самого ходатайствовать за тебя пред престолом милосердия Божия. Если же усопший, о котором ты молишься, в такой обители ада, где уже невозможно улучшение его участи, то опять - что за беда? Молитва твоя никак повредить ему не может, а, между тем, он там ее слышит и чувствует, и, может быть, мысль, что есть еще существа, помнящие его, что не всеми еще оставлен он, - эта мысль то же для него в безотрадном положении, что для евангельского богача - капля воды, которой просил он себе, мучась во пламени. Твою молитву слышит и Сам Бог, и если по этой молитве Он не облегчит тяжкой участи твоего усопшего, то, по крайней мере, наградит тебя самого, наградит непременно. Он видит, Он знает, что в молитве твоим сердцем и устами движет единственно любовь твоя к ближнему, и какая любовь! Не земная, можно сказать, к которой больше или меньше примешивается какая-нибудь корысть, а чисто христианская, бескорыстная любовь к ближнему, потому что кто же от усопшего станет ожидать себе корысти? А такая ли высокая любовь не заслужит тебе награды от Того, Кто Сам - любы есть2?... Ей, заслужит!... Вот и все главнейшие вопросы и недоумения, которые или сами собою возникают в душе при мысли о молитве за усопших, или высказываются неправомыслящими. Здесь уместно представить несколько примеров таких, из которых бы видно было, что и сами умершие свидетельствовали иногда живым, как полезны для них молитвы верующих. Вот что расказывает, например, св. Григорий Двоеслов: Один пресвитер, имевший обыкновение мыться в теплицах, однажды там нашел незнакомого мужа, который и служил ему там. Так как потом это повторялось несколько раз, то пресвитер, чтобы поблагодарить этого незнакомца за его усердие в теплицах, принес туда две просфоры и предложил ему, но вот что услышал от него: "Отче, это святый хлеб. Для чего даешь мне это? Я есть не могу. Я, которого ты видешь, был некогда господином места сего, но за грехи мои здесь осужден. Если желаешь сделать для меня что-нибудь, то принеси вместо меня хлеб Всемогущему Богу и молись о грехах моих и знай, что ты услышан, когда, пришедши мыться, меня более не найдешь здесь." Сказав это, он сделался невидим. Пресвитер в течение целой недели приносил Богу каждый день за упокой его бескровную жертву и, пришедши после того в теплицы, уже не нашел там более незнакомца.

Инок, именем Иуст, живя в монастыре, где братья имели все общее и ничего собственого, скрыл у себя три золотые монеты, и за то после смерти брошен был в помойную яму и зарыт в ней с найденными у него монетами. Но спустя тридцать дней после его смерти, братья, сжалившись над ним, начали совершать за упокой его литургию и совершали тридцать дней. В последний из этих дней умерший Иуст явился родному брату своему Копиозу, даже не во сне. Копиоз с любопытством спросил его: "Что, брат? Каково тебе?" "Доселе худо было мне, но теперь хорошо", - отвечал умерший.1 Препод. Афанасия, когда, в сороковой день по кончине ее, сестры, обсчитавшись днями, забыли попросить священника совершить за упокой ее литургию, вечером того же дня явилась в сонном видении игуменьи и обличила ее, как за то, что она забыла сороковой день по смерти ее, так и за то, что она раздавала милостыню за упокой ее не сорок дней, как она завещала, а только девять. И в заключение сказала: "Да будет вам известно, что творимая за душу милостыня и иерейские молитвы умилостивляют Бога: если души усопших грешны, то через это они получают от Бога прощение грехов, а если чисты и праведны, то творящие поминовение сами на себя через это низводят милости Божии." 2 Две благочестивые девственницы имели несчастную привычку осуждать других. Сколько ни убеждал их препод. Венедикт оставить эту привычку, угрожая даже в случае упорства отлучением их от приобщения Св. Таин, все было напрасно: с этой привычкой они и скончались. Что же после того? По смерти их многие стали видеть их в Церкви, где они стояли до тех пор, пока дьякон не возглашал: елицы оглашеннии, изыдите. После этого возглашения они тотчас выходили из храма. Преподобный Венедикт, узнав об этом, велел совершить за упокой их литургию, и после того никто уже не видал их ни входившими, ни выходившими из храма, - знак, что грех был уже прощен.3 На востоке в одном месте стали рыть землю для основания монастыря и нашли в земле двадцать тел, черных как уголь, но ни мало не тронутых тлением. Святитель, иноки и народ, желая узнать, чьи это тела, стали со слезами молиться Богу, и, по их молитве, один из этих несчастных востал и сказал, что тут был некогда монастырь, что он и девятнадцать его товарищей, не смотря ни на какие убеждения и угрозы настоятеля, жили развратно, и вслед за тем просил, чтобы двадцать иноков обещались перед Богом в течение двадцати лет, проведенных усопшими в иночестве, молиться за них Богу с приношением бескровной жертвы. Когда же святитель с иноками изъявил на то свое согласие, - усопший оградил себя крестным знамением и опять уснул сном смерти, - и сразу же тело его и тела его товарищей превратились в прах, так что святитель тогда же велел ссыпать по обычаю все кости их в общую усыпальницу.4 Какие все отрадные примеры, отрадные как для живых, так и для умерших! И это отнюдь не все. Их несравненно больше... Но вот в слезящемся взоре вашем я читаю вопрос: все это было давно, отчего же теперь не бывает подобных чудесных явлений?... Знаю, верю, что этот вопрос не плод вашего неверия: как не верить тому, что несомненно было, как не верить, например, явлениям ангелов людям, о которых так часто упоминает Писание и Ветхого и Нового Завета? Нет, не плод вашего неверия этот вопрос, он плод вашей горячей любви к вашему близкому усопшему, такой любви, которая хотела бы, может быть, чтобы близкий вам усопший являлся каждый день к вам с вестью о себе, его свидание с вами слишком дорого, неоцененно для вас. И вот вы спрашиваете: отчего же теперь не бывает подобных чудесных видений? А я вас спрошу: почему же вы знаете, что теперь не бывают подобные явления? Нет, они и теперь бываюь. И вот не угодно ли вам выслушать об одном из них:

"И не много думая, видишь, что пользы от сообщения живых с умершими было бы мало, а вред мог бы выходить великий. Какая польза? Утешение в разлуке, успокоение сетующих, несколько менее слез на могилу, несколько тише вздохов... Скажите сами, стоит ли из-за этого поднимать завесу вечности и нарушать безмолвие гробов? И кто еще знает? Утешило ли бы нас это свидание с умершим? Не облились ли бы мы еще горьчайшими слезами, узнав о его состоянии? Не отравило ли бы это всей жизни нашей? Но положим, что свидания с умершими всегда доставляли бы некоторое утешение, думаете ли однако же, чтобы они были безвредны? Я опасаюсь в сем случае за многое, опасаюсь за живых и за умерших.

Во-вторых, на что обратилось бы сношение живых с мертвыми? Думаете ли, что предметом его была бы вера святая, любовь христианская, усовершенствование себя в терпении, в смирении, в кротости? Увы, и без сообщения с миром духов можно быть заранее увереным, что все это сообщение обращалось бы большей частью около предметов недушеполезных: и у одних оно истощилось бы в суетном любопытстве о тайнах мира духовного, знание которых нисколько не назидает душу; у других излилось бы в жалобах на свои обстоятельства, на свои недостатки, огорчения, земные неудачи; иные потребовали бы от умерших совета, как вести свои дела, выполнить то или другое свое предприятие. А как исправить свое сердце, как освободиться от страстей, как приготовиться к вечной жизни на небе - об этом, вероятно, спросили бы немногие, да и для чего спросили бы? Тоже, может быть, более из любопытства, с тем, чтобы завтра забыть то, о чем спрашивали ныне. Таким образом, нравственной пользы от сообщения с миром духов мы приобрели бы мало, а между тем, возможность сообщения с другим миром непрестанно возмущала бы порядок нашего мира, нарушала бы правильное течение наших дел и занятий, наших мыслей и желаний. Задумали бы, например, какое-нибудь предприятие. Ждали бы, пока можно получить о нем мнение из другого мира. И кто знает, какое мнение? Мертвые не всеведущи, нередко мог бы быть подан совет не благой, а мы увлеклись бы им.

Скажите, неужели же эти тысячелетние молитвы Церкви об усопших останутся бесплодны? О, нет! Быть этого не может. Не Сам ли Сын Божий сказал: "Еже аще что просите во имя Мое, то сотворю;2 просите и дастся вам; ищите, и обрящете; толцыте и отверзется вам?"3 И если человек, которого друг будет беспокоить просьбой о подаянии хлеба, даже неблаговременно, не откажет ему, если не по дружбе, то по неотступности просителя1: то не более ли Бог милосердный? Сын Божий оставил небо и пришел на землю, да всяк веруяй в Он не погибнет, но имать живот вечный2: а для чего Он оставил опять землю и вознесся на небо? Послушайте, что Сам Он, прощаясь с Апостолами, сказал им, а в лице их и всем верующим: "Иду уготовати вам место; и аще уготовлю место вам, паки прииду, и поиму вы к Себе, да идеже есмь Аз, и вы будете.3" Послушайте, как в последние минуты жизни земной беседует Он с Отцом Своим небесным: "Не о сих же (Апостолах) молю токмо, но и о верующих словесе их ради в Мя; да вси едино будут; якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в нас едино будут. Отче, ихже дал еси Мне, хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною; да видят славу Мою, юже дал еси Мне.4" Что может быть слаще и отраднее для нас этой молитвенной беседы Спасителя?... Итак, да не смущается сердце ваше; только веруйте в Бога, и в Сына Божия веруйте... В дому Отца Его обители многи суть.5 Обратите слезящий взор ваш на небо: сколько горит там светил небесных! Не менее их уготовано и обителей для верующих во Иисуса Христа. Не все одинакового достоинства светила небесные - иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд. И звезда от звезды разнится в достоинстве.6 Так и обители небесные не все одинакового достоинства - одни более, другие менее светлы... О, если бы Господь сподобил нас хоть последней из обителей Отца Небесного!... Первые, лучшие обители, конечно для пророков, Апостолов, мучеников, преподобных... Кто же займет другие, меньшего достоинства обители? Милосердие Божие отверзло путь к небу и кающимся грешникам. И св. Апостол и Евангелист Иоанн видел духом, что тмы тем и тысячи тысяч там славословят Господа7... Впрочем, не место здесь думать о своих заслугах и о своем как бы праве на наследие той или другой обители небесной, праве, основанном только на том, что мы верующие, мы христиане. Нет, не уповай на имения души твоей и не рцы, довольны ми суть для того, чтобы получить Царство Небесное; не рцы: согреших, и что ми бысть? Господь бо есть долготерпелив. Не рцы: щедрота Его многа есть, множество грехов моих очистит.8 Правда, милосердие Божие так велико, что оно готово бы и самую геенну уничтожить. Но что же делать и милосердию Божию, когда еще остается дьявол со всеми слугами своими? Они так укоренились во зле, что и раскаяться не могут. Для них нужна геенна. Что делать милосердию Божию, когда были, есть и будут люди на земле, которые служат усердно дьяволу, а о Боге и не думают, и живут так до самой смерти!... И для них нужна геенна. А мало ли было и есть лжеименных христиан, которые называются верующими, и ничему почти не веруют. Им ли обольщаться мыслью, что они христиане и потому имеют полное право, по самому званию своему, на наследие царствия Божия? Что за христианин без веры, без любви, без покаяния во грехах? Не гроб ли это, окрашенный, который снаружи кажется красивым, а внутри полон костей мертвых и всяких нечистот?9 Годится ли эта храмина гнилая служить украшением для светлого чертога Божия?... Что за христианин, когда не видно на нем ни золота любви, ни серебра надежды, ни драгоценного камня веры, а весь обременен только дровами, сеном и тростием грехов и страстей?1 Золото, серебро и драгоценные камни горят и сияют в обителях небесных, а дрова, сено и солома - куда годятся?... Куда, как не в жертву пламени гееннскому?... И многочисленные опыты показали, что люди, которые живут в крайней беспечности о своем спасении, не думая ни о Боге, ни о тяжести грехов своих, ни об ответственности за грехи, - и умирают большею частью или с неполным покаянием, или даже вовсе без покаяния. Те же опыты показывают, что за таких людей, по смерти их, и молитвенников слишком мало. Да иначе и быть не может, ибо кто за усопшего молится? Конечно друзья его и близкие ему. Кто же мог пользоваться дружбой и любовью того, кто так беспечен был о своем спасении, как не люди, подобные ему во всем, люди также крайне рассеянные и равнодушные к своему спасению? А станут ли они молиться о нем? О, им ли молиться за другого, когда и за себя им недосуг открыть уста свои на молитву?...

Раскройте, например, книгу пророка Исайи. Там пророк, описав судьбу Вавилонского царя, говорит, что души, находившиеся в аду, увидев среди себя этого гордого владыку, (который мечтал на небо взойти и поставить престол свой выше звезд небесных и быть подобным Вышнему), изумились и восклицали: "И ты пленен еси, якоже и мы; и в нас вменен еси. Сниде слава твоя во ад, многое веселие твое; под тобой постелют гнилость и покров твой червь" и пр.2 Итак, там и грешники видятся с грешниками. Раскройте книгу Бытия и там прочитайте слова патриарха Иакова: "сниду к сыну моему сетуя во ад.3" Так говорил Иаков в скорби при вести, что сын его Иосиф растерзан зверями, говорил в то время, когда все дети старались утешить его. Итак, и праведный Иаков надеялся на свидание с сыном своим за гробом. Раскройте книгу Царств, и там найдете, что св. царь и пророк Давид горько плакал, когда сын его от жены Урииной сделался болен; а когда скончался, Давид сказал: "Ныне умре... Еда возмогу возвратити е ктому? Аз имам идти к нему; той же не возвратится ко мне.1" Итак, и Давид надеялся видеться с сыном своим за гробом. Раскройте св. Евангелие и прочитайте там притчу о богатом и Лазаре. Здесь говорится, что богач, который всю жизнь свою одевался в порфиру и виссон, и каждый день веселился, а на бедного Лазаря, лежавшего у ворот дома его и покрытого струпами, и взглянуть не хотел, - по смерти своей снисшел во ад, и хотя между ним и Авраамом и Лазарем пропасть велика утвердися, так что и перейти ему к ним было нельзя, - однако же и этот грешник мог там, хоть и издали, видеть праведных Авраама и Лазаря, и не только видеть, но и беседовать с ними.2 Итак, там за гробом даже величайшие грешники могут не только видеться, но и беседовать с величайшими праведниками. После этого нет уже нужды говорить, что там праведники видятся с праведниками, благочестивые с благочестивыми. "Отче, - молился Сын Божий Отцу Своему, - Отче, их же дал еси Мне, хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною.3" Как же благочестивым не иметь там друг с другом свидания и общения, когда все они там около Спасителя, как дети около отца? Там ли, например, не видеть друг друга тем, которых видел в духе св. Апостол Иоанн около престола Бога вышнего, а число их тмы тем и тысячи тысяч?4 Там ли не видеть друг друга св. мученикам, которых видел тот же Апостол там всех вместе под алтарем?5 И что могло бы быть препятствием к взаимному свиданию и общению за гробом? То ли, что там до всеобщего суда и воскресения обитают одни только души без тел? Но здесь на земле каким образом мы имеем свидание и общение друг с другом? Глаз ли наш, например, собственно видит человека? Не глаз, а душа через глаз. Ухо ли наше перенимает беседу другого? Не ухо, а душа через слуховой орган. Язык ли наш передает мысли другим? Не язык, а душа через язык... Ни глаз, ни ухо, ни язык сами по себе без души не имеют никакого значения: мертвые не видят, не слышат, не говорят, хотя и имеют все нужные для этого орудия. Значит душа, собственно, есть действующая причина, а тело только орудие. И здесь для души это орудие необходимо, потому что она и сама обложена телом, без чего и существовать здесь не может, и действовать должна на душу, обложенную также телом. Но коль скоро этого тела не будет, а останется только одна душа, то что ей может препятствовать прямо и непосредственно действовать на душу! Препятствия никакого нет, а напротив, открывается через то для души легчайший способ действия, так как тело тленное отягощает душу и земное жилище обременяет ум.6 Не понятно, скажут, как душа может видеть душу непосредственно? Но все ли для нас бывает понятно и то, что с нами бывает ежедневно, и в чем потому мы не имеем ни малейшего сомнения? Понятно ли для нас, как душа наша через глаз видит другого человека? Еще более, понятно ли для нас, как душа наша может представить себе образ другого человека так, как будто он стоит перед нами, тогда как он в отсутствии, и даже в то время, когда все орудия наши телесные остаются в бездействии, например, во время сновидений?... Все это мы обыкновенно приписываем силе воображения и тем как-будто удовлетворительно решаем вопрос, который все однако же остается неразгаданным.

Итак, то обстоятельство, что там души до всеобщего суда и воскресения обитают без тел, отнюдь не препятствует взаимному их свиданию и общению. Что же еще могло бы препятствовать взаимному свиданию и общению усопших? То ли, что после всеобщего суда и воскресения души усопших опять соединятся с телом? Но по собственному опыту мы знаем, что это ни мало не может служить к тому препятствием: из нас нет такого бесплотного, а все мы видим друг друга, все можем иметь взаимное общение. Правда тела наши тогда изменятся.5 Но каково бы ни было это изменение, все, однако же, то же самое тело востанет из гроба, которое положено было в гроб, а не другое какое: Бог даст ему (зерну) тело, - говорит Апостол, - якоже восхощет, и коемуждо семени свое тело,6 что посеяно, то и вырастет: от пшеницы - пшеница; от плевела - плевел. В чем же будет состоять эта перемена? Апостол говорит, что Господь преобразит тело смирения нашего, яко быти сему сообразну телу славы Его.7 Следовательно, каково было тело Иисуса Христа по воскресении, таково или, по крайней мере, подобно ему будет и наше тело после воскресения. Тело Спасителя после воскресения Его было так тонко и духовно, что могло пройти сквозь затворенные двери,8 и наши тела будут так тонки и духовны, что способны будут носиться по воздуху.9 На теле Господа остались язвы от гвоздей на руках и рана в ребре.10 И на наших телах по воскресении останутся признаки, свидетельствующие или о подвигах веры и благочестия, или о неисправимых пороках, так что в теле праведников будут отражаться, при свете благодати Божией, как в зеркале, все добрые дела их, коими угодили они Господу во дни земной жизни, от того они будут светлы и прекрасны,11 а в теле грешников будут отражаться, как в зеркале, все грехи их, сделанные во время земной жизни и неочищенные покаянием и молитвами Церкви, оттого они будут мрачны и безобразны. Тело Иисуса Христа по воскресении Его так изменилось, что Мария и Апостолы сначала даже не узнали Его,12 хотя и беседовали с Ним. Но после, однако же, все они убедились, что это не призрак, не дух, ибо дух плоти и костей не имеет, а Он не только имел и плоть и кости,1 но и разделял с ними трапезу.2 Все они нашли в Нем что-то знакомое им и с радостью узнали своего Господа, и даже сам Апостол Фома, говоривший Апостолам, что он дотоле не поверит им в том, будто они видели воскресшего Господа, пока сам не увидит на руках Его ран от гвоздей и не вложит перста своего в раны от гвоздей и не вложит руки своей в ребро Его. Но когда Господь явился и показал ему и руки, и ноги, и ребра Свои, сам Фома с радостью тогда сказал: "Господь мой и Бог мой.3" Итак, как ни изменилось тело Спасителя по воскресении, однако же все видевшие Его находили в Нем многое такое, что прежде видели в Нем и узнавали Его в то время, когда собственные тела их самих еще не были прославлены и не имели никакой перемены, тогда как для созерцания тела прославленного нужны были, без сомнения, и орудия более тонкие и духовные, нежели какие мы теперь имеем и какие они имели тогда. Что же может препятствовать нам по воскресении иметь взаимное свидание и общение, тогда как наши тела и тела всех усопших получат уже свое изменение? Значит, эти слезы наши, слезы о том, что мы, расставшись с близкими, не увидимся с ними никогда, походят на слезы младенца, от которого мать удаляется на некоторое время, а он горько плачет, думая, что она оставляет его навсегда. Нет, приникните ближе к останкам вашего усопшего и с верою припомните утешительное слово Христово: "Вмале, и к тому не видите Мене, и паки вмале, и узрите мя; яко иду ко Отцу. И вы печаль имате ныне: паки же узрю вы, и возрадуется сердце ваше, и радости вашея никтоже возьмет от вас.4" Дай только Бог, чтобы там, за гробом свидание наше с родными и близкими было радостное, а не печальное. А это будет тогда, когда мы будем молиться за них и за себя. Если усопший наш скончался с верою и покаянием, то будем молиться Господу, чтобы Он простил и все остальные грехи его, и упокоил его в месте светлом * и покойном, а между тем будем и сами благоугождать Богу своей жизнью, чтобы Он сподобил и нас мирной, христианской кончины с верою и покаянием. Будем служить и добро творить и ближним, чтобы они по смерти нашей не забывали нас в своих молитвах, и тогда - надежда на радостное свидание с усопшими для нас несомненна.

Все это - общие источники утешения. Но есть еще особенные причины, заставляющие лить слезы на могиле. Их так много, что почти каждый имеет свои причины плакать. Так, различие лет людей усопших исторгает из груди нашей различные вздохи и стоны. Не так горько расставаться с человеком, который сходит во гроб, якоже пшеница созрелая, во время пожатая,5 не так горько, ибо такой человек уже отжил свой век: за семьдесят или восемьдесят лет, что такое жизнь, как не труд и болезнь?6 И земля менее бы кропилась слезами, если бы недра ее для них только разверзались. Но сколько умирает детей, которые едва успели взглянуть на свет с радостной улыбкой, - и он для них сокрылся! Зачем они родились? Затем ли только, чтобы причинить матери болезни во время рождения, потом потерпеть самим немало болезней, потом порадовать отца и мать, потом поселить в них сладкую надежду, и, наконец, сладкую надежду сменить горькой слезой?... Сколько людей умирает в нежной юности, которые, подобно цветку, только что начали распускаться и благоухать и под влиянием хладной смерти должны вдруг засохнуть и завять! Для того ли они расцветали, чтобы не принести никакого плода?... В подобных случаях люди нередко дерзают роптать на самое Провидение, которое, по их рассчетам, неблаговременно отнимает у них лучшие сокровища. Ропщут часто и на самих себя, укоряя за то, что не могли предпринять заранее всех мер для спасения близких. Не щадят упреков иногда и для врачей, которые пользовали усопшего и не могли спасти его от смерти. Но этот ропот недостоин человека. Эти слезы преступны. Эти вздохи ненавидит Бог. Вы ропщете на Провидение за то, будто оно так неблаговременно потребовало от вас жертвы. Неблаговременно?... Что вы!... Только у нас на земле то или другое бывает не в пору, не вовремя. На небе - не так! Там нет слов "рано" или "поздно", там всему свое время!

Часто смерть похищает невинных детей. Но вы знаете, что им принадлежит царствие Божие,1 и, между тем, плачете, что они так рано отходят от вас к Отцу Небесному, не испытав горестей земной жизни, и считаете исход их неблаговременным... Подумайте сами: отцовские ли это вздохи, материнские ли слезы?... Знаю, что в ваших слезах не та блестит мысль, что они отходят от вас к Отцу Небесному; нет, ваши слезы о том, что вы теряете в них ваши светлые надежды на ваше счастье, теряете будущих друзей и хранителей вашей старости. О, надежды, надежды! Если бы всегда сбывались вы! Но скажите, кто поручится, что дети ваши, если бы жили долее, всегда доставляли бы вам одни только радости и утешение? Кто знает? Может быть с годами они познакомились бы с обычаями света, противными христианству, и тогда не были бы столь любезными для Отца Небесного детьми, как теперь. Может быть с годами остыл бы в них и к вам жар детской любви и они не были бы столь милыми для вас чадами, как теперь. Может быть... но чего бы не могло быть с ними в течение жизни?... А теперь они чистыми, невинными, как ангелы, отошли от вас к Отцу Небесному, а вы все еще плачете, называя исход их от вас неблаговременным. Подумайте сами: отцовские ли это вздохи, материнские ли слезы?...

Напрасно ропщем мы и на врачей, пользовавших нашего близкого. Скажите, есть ли врачи и есть ли лекарства против смерти? Среди ли богатства и роскоши, в великолепных чертогах не нашлось бы врачей, самых умных и опытных, там ли не достало бы у них и знания, и усердия к своему делу? Но, увы!... И там, как часто искусство самых опытных и усердных врачей исчезает перед силою смерти!... Врачи - орудия Того, Кто есть воздвизаяй душу, и просвещаяй очи, исцеление даяй, живот и благословение.1 И если бы Врачу Небесному угодно было продлить дни вашего близкого, Он верно положил бы на сердце врача земного то, что нужно было употребить для спасения больного. А когда Он не положил сего, значит не на радость была бы жизнь усопшего, если бы она еще продлилась на земле.

Вообще люди - то же в мире, что пшеница в поле. Земледелец знает, когда время и когда не время снять пшеницу, а мы все, плачущие о наших близких усопших, походим на детей, которые судят и рядят о том, зачем земледелец так рано или так поздно пожинает пшеницу на поле. Но что было бы с пшеницею, если бы она пожиналась не по рассчетам опытного земледельца, а по распоряжению неопытных судей? Что было бы и с нами, если бы смерть пожинала нас по нашему недальновидному распоряжению, а не по воле и власти Того, в деснице Которого и живот и смерть?

Особенную причину плакать имеют люди, которые в усопших лишаются отцов, матерей и вообще благодетелей. С потерей таких людей часто они в будущем ничего не видят и ничего не хотят видеть, кроме предстоящих им нужд и лишений, кроме горького, беспомощного сиротства. "Что-то с нами будет, - взывают они в горести сердца, - что-то с нами будет?! От нас взято все и нам не осталось ничего... Бедные мы сироты! Кто-то теперь о нас позаботится, кто-то подумает о нашей судьбе?..."

"Кто-то теперь о нас позаботится, кто-то подумает о нашей судьбе?..." А кто доселе питал вас, кто согревал и покоил? Отец, говорите, мать, благодетель - но их уже нет... Так, но своей ли силой они питали и покоили вас? Нет! Их рукой действовал Сам Отец Небесный, Которому принадлежит земля и исполнение ея, вселенная, и вси живущии на ней.3 Он один Податель и Творец всех даров, которые доселе вы от них получали; а они были только орудия, через которые Он подавал вам. И если Ему угодно было взять к Себе эти орудия, то мудрено ли для Премудрого, и трудно ли для Всемогущего найти для Себя и для вас другие орудия, через которые Он будет продолжать изливать на вас Свои милости? Не часто ли случается слышать: такой-то сирота принят в такое-то благотворительное заведение; а того принял на воспитание такой-то благотворитель; а для таких-то сирот заменила нежную, попечительную мать такая-то сродница их?... Скажите сами: кто так устраивает сирот, кто внушает благотворителям такую заботу о них? Не Тот ли, Кто лишил их отца и матери? Св. Давид и в молодости, и в старости не видал примера, чтобы праведник оставлен был и чтобы дети его просили хлеба.1 И сколько в мире есть великих людей, которые на заре дней своих осиротели, и сколько, напротив, обыкновенных и даже мелких из тех, которые никогда не отрывались от объятий родительских?

Раскройте св. Евангелие и прочитайте там притчу о богатом и Лазаре. Богач, будучи в муках, просил Авраама послать вестника на землю. "У меня, -говорил он, - пять братьев. Пусть он предостережет их, чтобы и им не подвергнуться тем страшным мучениям, какие я испытываю.2" А, кажется, ему ли было думать о судьбе братьев своих? До братьев ли, когда он сам мучился во пламени и не мог упросить Авраама, чтобы он омочил конец перста своего в воде и прохладил ему язык3? И, однако, несмотря на тяжесть мучений своих, несмотря на жгучесть нестерпимого пламени адского, его сердце все еще пламенеет любовью к братьям своим. Он заботится об их участи, он ходатайствует за них... И замечательно: когда он просил себе милости, Авраам сделал решительный отказ4 - знак, что там нет места покаянию и нет места ходатайству за себя - но когда он просил милости для братьев своих, Авраам не сделал ему прямого отказа, а только сказал ему, что братья его так упорны и ожесточены, что и самое посольство к ним было бы для них без пользы.5 Когда св. благоверный князь Александр Невский имел упорную войну со шведами, в то время видели на легкой ладье лучезарных витязей, похожих на св. мучеников Бориса и Глеба, из которых один сказал другому: "Поможем родственнику нашему Александру." И шведы, при их содействии, вскоре пали к ногам Александра.6 В наши дни, когда иеромонах Аникита, в мире князь Сергей Шахматов, услышав о болезни благочестивой матери своей, отправился к ней, чтобы проститься с нею и получить от нее благословение на вступление в монашество, но, застав ее уже бездыханною, горько плакал о том, что не успел получить от нее благословения - благочестивая мать слышала его вопли и не замедлила отереть его слезы. Во время легкой дремоты она явилась к нему со светлым лицом и сказала: "Благословить много, а дозволить можно.1" Один архиепископ А.В., жестоко страдавший меланхолическими припадками, усердно просил у Бога себе помощи, и раз во время вечерней молитвы заметил, что в передних его комнатах разлился свет, который, постепенно усиливаясь, наконец окружил его самого. Тут же увидел он какую-то женщину и, всмотревшись в нее, узнал, что это была покойная мать его. "Зачем ты так горько плачешь, чадо, - сказала она, - и понимаешь ли, чего просишь у Господа? Для Господа не трудно исполнить твое прошение, но знаешь ли, чего ты через это лишаешь себя?... Ты и сам не знаешь, чего себе просишь." И дав ему несколько наставлений, сделалась невидима.2 А вот еще какое, не упомню где, описано обстоятельство. Действительный тайный советник князь Владимир Сергеевич Долгорукий, находясь в звании посланника при Русском дворе в царствование Фридриха, заразился там вольномыслием. Узнав об этом, родной брат его, князь Петр Сергеевич, не раз писал к нему письма, в которых уверял его, что он в заблуждении, что без истинной веры нет на земле счастья, что вера существенно необходима для будущей жизни и пр. Но все было напрасно: читая беспрестанно Вольтера, Дидерота, Даламберта, князь Владимир Сергеевич смеялся над убеждениями набожного брата. Однажды он, возвратясь от короля и чувствуя сильную усталость, разделся наскоро, бросился в постель и скоро задремал. Вдруг слышит он - кто-то одергивает его занавес, приближается к нему, и хладная рука прикасается к его руке, даже жмет ее. Он смотрит, видит брата и слышит от него: "Верь!" Обрадованный неожиданным явлением, Долгорукий хочет броситься в объятия брата и друга, но вдруг видение исчезает. Он спрашивает у слуг, куда девался брат, и услышав от них, что никакой брат к нему не являлся, старается уверить себя, что это сон, мечта, но слово"верь" не перестает раздаваться в ушах его и не дает ему покоя. Он записал число, час и минуту видения, и вскоре получил известие, что в этот самый день, час и минуту скончался брат его, князь Петр Сергеевич. С тех пор он сделался набожным и верующим христианином, и об этом видении часто говаривал другим.

Надо помнить, что все эти потери составляют для нас крест, который только тогда для нас может быть полезен и спасителен, когда мы несем его безропотно. В самом деле, слезами не возвратить того, что взято, а между тем, что пользы от наших слез для нас самих? Давно, давно уже замечено, что печаль мужу вредит сердце,1 что мужу печальну засышут кости,2 что от печали смерть бывает и печаль сердечная слячет сердце,3 и что многи даже погуби печаль и потому несть пользы в ней.4 Приятны ли наши слезы Богу? Скажите, нравятся ли отцу или матери вопли дитяти, когда они отнимают у него то, что следует отнять, а оно, не понимая и не желая даже понять того, что эта вещь, отнятая у него, не только не годится, но даже может быть вредна для него, и не слушая ни убеждений, ни угроз, продолжает горько плакать и кричать? Такое дитя сами они называют капризным и своенравным, которому, потому, не только не возвращают того, что служит предметомего слез, но часто отказывают ему за то и в тех удовольствиях, которые позволили бы ему, если бы оно было во всем послушно им и покорно.

Понятно, что все подобные размышления не могут еще осушить наших слез, но где человеческая помощь оказывается слабою, там является к нам на помощь Сам Господь со Своею благодатью. Только нам стоит обратиться к Нему с горячей молитвою, чтобы Он усладил нашу горесть, и Он, милосердный, не замедлит услышать вопль нашего сердца. Он сам прослезился над прахом друга своего Лазаря. Ему ли, потому, не знать, как тяжка для сердца разлука с близким, и как нужно для нас здесь утешение?... Он столько нас любит, сколько мать не может любить детей своих! Любит нас более, чем мы любим себя! Кто же, как не Он, может более и подать нам утешения? Он премудр и всемогущ, мудрено ли потому и трудно ли для Него доставить нам такое утешение, какого мы и вообразить не могли?... И разлучив нас с близким сердцу, Он как бы говорит каждому из нас: "Смотри, как непрочно все земное! Вот был у тебя друг, с которым ты привык делить и горе, и радость, которого жизнью ты жил доселе и надеялся жить долго. И вот и этот искренний друг твой тебя оставил. Еще остаются у тебя друзья земные, но сколько они ни стараются утешить тебя - участие их не утешает, а иногда еще более растравляет раны твоего сердца. А придет пора и они тебя оставят со своими утешениями, или потому, что не так горячи будут к тебе или потому, что сами будут иметь нужду в утешении, и тогда ты останешься один с горестью в сердце. Так-то непрочно, так ненадежно все земное!... Перестань же напрасно искать для себя утешения на одной земле; устреми лучше молитвенный взор свой на небо и проси оттуда себе утешения. Там Я, твой друг всегдашний, если только ты не захочешь быть врагом Моим. Я слышу вздохи твои, вижу слезы твои и всегда готов помочь тебе, только жду, когда ты скажешь: Господи! Помоги мне!... Все друзья твои не всегда с тобою, а Я с тобою всегда и везде: бодрствуешь ли - с тобою; почиваешь ли - с тобою; плачешь ли - с тобою; живешь ли - с тобою; умрешь ли - с тобою..."

Но, предаваясь подобным размышлениям и сопровождая их горячею молитвою, отнюдь не должны мы предаваться праздности. Праздность никогда не доведет до добра, а в подобных случаях она открывает обширное поприще для горького раздумья, - а отсюда один шаг, - и гибельное отчаяние. Нет: если когда мы теряем друга или благодетеля, то в то именно время, мы должны усилить свою деятельность. Прежде, когда у нас был человек, который делил с нами труды и заботы, мы могли еще позволить себе более свободы и более беспечности, в той надежде, что если не мы, то друг наш позаботится окончить то, что мы не успели совершить. Теперь - дело другое! Теперь мы одни должны взять на себя то, что прежде лежало на нас обоих. Тут ли место праздности?... И что, если от нашей недеятельности дела наши придут в расстройство? Тогда к прежнему горю - новое горе, к прежним слезам - новые слезы!... Нет, с полной верою и живым упованием на Промысел Божий, содействующий всякому доброму начинанию, продолжим, и еще с большим усердием, те наши занятия, какие угодно было Господу назначить нам. И тогда, при помощи Божией, дела наши пойдут тем же, или еще лучшим порядком, каким шли и прежде, а между тем, эта непрерывная деятельность наша не даст места горькому, бесполезному раздумью. В трудах и время, хоть и тяжкое, незаметно течет. В трудах и скорбь сердечная незаметно слабеет...

* * *

* * *

Каждый с жизнию простится,

1 Быт. 23, 1,2...2 Быт. 50, 1-43 2 Цар. 18, 33.4 Иоан. 11, 33, 35.5 Матф. 4, 211 Солун. 4, 13.2 Екклез. 1, 2, 3.3 Прем. Солом. 7, 17-21.4 Екклез. 2, 5-8.5 Екклез. 2, 8.1 Псал. 101, 5, 10.2 Псал. 21, 15, 16.3 Псал. 119, 5.4 Псал. 6, 7.5 Иерем 15, 10, 18.6 Иов. 3, 3, 11.7 Иов. 7, 4.8 Иов. 7, 1.9 Иоан. 16, 31.1 Римл. 8, 22.2 Быт. 3, 16.3 Быт. 3, 17.4 Быт. 3, 18.5 Лук. 12, 20.6 Быт. 3, 19.7 Галат. 5, 17.8 1 Петр. 5, 8.

9 Матф. 17, 13, 14.1 Матф. 11, 12. Лук. 16, 16.2 Иов. 3, 23.3 Лук. 23, 28.4 Сирах. 22, 9, 10.5 Екклез. 9, 5, 6.6 Прем. Сол. 2, 2-4.7 Екклез 4, 2.8 Апок. 14, 13.9 Иоан. 11, 23.1 Псал 8, 6.2 Петр. 1, 3.3 2 Коринф. 5, 10.4 Даниил. 12, 2.5 Исаия 26, 19.6 Иов. 14, 14.7 Иов. 19, 25.1 Иезек. 37, 1-11.2 2 Маккав. 7, 29.3 1Коринф. 15, 22.4 1 Солун. 4, 17.5 Иоан. 5, 25, 29.6 Иоан. 6, 39 и пр.7 Матф. 5, 18.8 Матф. 4, 23; 15, 31.9 Матф. 8, 26; Марк. 4, 39.10 Матф. 9, 33.11 Иоан. 11, 43; Лук. 7, 14; Марк.5, 41.

12 Матф. 24,9; Лук. 21, 12. Иоан. 15, 20. Матф. 20, 18-19. Лук. 18, 31-32; Марк. 13,12 и пр.13 Деян. 26, 8.14 3 Царств. 17, 17-22.15 4 Царств. 4, 32-36.16 Лук. 7, 14.17 Матф. 9, 25.1 Лук. 7, 14.2 Деян. 20, 9-12.3 Деян. 9, 40, 41.4 Матф. 27, 50-53.5 Четь-мин. 19 ч. Января.6 Четь-мин. 30 ч. Апреля.7 Там же 27 ч. Июня.8 Там же 9 ч. Июля.9 Там же 29 ч. Декабря.10 1 Коринф. 15, 42-44, 53.11 1 Коринф. 15, 36-38.1 Иоан. 12, 24.2 Екклез. 12, 7.3 Апок. 7, 16.4 Апок. 21, 2, 4.

2 Иоан. 3, 3-5.3 Матф. 5, 10-12.4 Матф. 6, 14.5 Матф. 18, 4.6 Матф. 5, 5.7 Матф. 5, 7.8 Матф. 25, 34-36.9 Матф. 10, 12.10 Матф. 5, 9.11 Матф. 18, 18.1 Иоан. 6, 54.2 Иаков. 5, 15.3 Матф. 20, 9.4 Лук. 23, 42, 43.5 Злат. бесед. 4 на посл. к Евр.6 Воскр. Чтение год V, Исх. послед. мир. людей, стр. 394.7 Новая Скриж. Ч. IV, гл. 20, * 4, стр. 106.8 Там же, * 6, стр. 108.9 Нов. Скриж. Ч. IV, гл. 21, * 2, стр. 128.1 Иоан. 14, 2, 3.2 Иоан. 17, 20, 26.3 Лук. 24, 50.4 Четь-Мин., 2 ч., Дек.1 2 Коринф. 12, 2, 4; Иоан. 3, 12.

2 Кам. веры, о благоч. преставльш. Ч. 2, гл. 3.3 Правосл. исповед. Ч. I, отв. на вопр.61.4 Посл. Вост. Патр. о Правосл. вере, чл. 18.5 Ангельское откров. о сост. усопших.1 Четь-Мин. 26 Марта.2 Слово о исх. души припечатано к Следован. Псалтири.3 Четь-Мин. 17 ч. Апреля.4 Четь-Мин. 12 ч. Апреля.5 Там же, 17 ч. Января.6 Там же, 23 ч. Декабря. 7 Lib. advers. haeres. V. c.31.8 Надгробное слово его брату Кесарию.1 Посл. к Антиох., отв. на вопр. 200, в "Христ. Чт.", 1842, ч. II, 224.

3 Слово об умерших. 4 1 Иоан. 1, 7.5 Поуч. Тайн., V п., стр. 463.6 In Philip. hom. 111. n. 4.7 Послан. к Антиох., отв. на вопр. 34, в Христ. Ч. 1842г. 11, 328.1 Иоан. 21, 25.2 Иаков. 5, 16.3 Лук. 20, 28.4 Матф. 12, 32.5 Маккав. 12, 46.6 Лук. 16, 26.7 1 Петр. 3, 19.1 Иоан. 14, 2.2 3 Ездр. 34, 32, 35, 41.3 Римл. 2, 6.4 2 Коринф. 5, 10.1 Евр. 13, 8.2 1 Иоан. 4, 8.1 Бесед. Григ., кн. 4, гл. 55 и 57.2 Четь-Мин. 12 ч. Апреля.3 Четь-Мин. 14 ч. Марта.4 Письма Святогорца, ч. 2, стр. 185-186. Подобное было в 1832 и 1834 годах; см. Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Св. Земле инока Парфения. 1855 г., ч.3, стр. 140-142.

5 Иоан. 14, 1, 2.6 1 Коринф. 15, 41.7 Апок. 5, 11.8 Сирах. 5, 1, 4, 6.9 Матф. 23, 27.1 1 Коринф. 3, 12.2 Исаия 14, 9-17.3 Быт. 37, 35.1 2 Царств. 12, 28.2 Лук. 16, 19-31.3 Иоан. 17, 24.4 Апок. 5, 11-12.5 Апок. 6, 9.6 Премудр Солом. 9, 15.1 Премудр. Солом. 9, 16.21 Коринф. 13, 9.31 Коринф. 2, 11.41 Коринф. 13, 10, 12.51 Коринф. 15, 52.61 Коринф.15, 38.7 Филип. 3, 21.8 Иоан. 20, 19.9 1 Солун. 5, 17.10 Иоан.20, 27.11 Матф. 13, 43.12 Иоан. 20, 13-15.1 Лук. 24, 39.2 Лук. 24, 43.3 Иоан. 20, 25-28.

Есть люди, которые или вовсе отвергают подобные видения, как грубые порождения невежества, суеверия и предрассудков, или если не отвергают, то признают их просто за обман чувств, происходящий от различных моральных и физических причин; таковы, например, слишком глубокое размышление и сосредоточение мыслей на одном каком-нибудь предмете, слишком живое воображение и впечатлительность организма, страшные и чудесные рассказы, которые часто слышатся нами в детстве, страх, меланхолия, раздражительность темперамента, темнота, безмолвие, уединение, разные наркотические вещества, злоупотребление спиртными напитками, нервные, а также воспалительные, острые и хронические болезни и пр. (См. статью Хотинского под заглавием "Обманы чувств или что такое привидение", в "Сыне Отеч." 1857 г. №36.

Истинные видения возможны и со стороны Бога, как Существа Всемогущего, Премудрого и Всеблагого, возможны и со стороны души человеческой, потому что являлись же людям ангелы, духи бесплотные (и добрые, и злые), этому верит всякий, кто только верит в свящ. Писание: что же после того мудреного, если по воле Божией и душа умершего может являться живому? Ведь она тоже дух, как дух и ангел. Иначе, если мы отвергнем все вообще видения, или станем объяснять их только ненормальным состоянием человека, то что же после того будут значить все вообще видения, описанные в слове Божием? Не больше как мечта?!... Что значить будут наши Четь-минеи, которые написаны св. Дмитрием Ростовским? Заметьте: святым, которому сами святые являлись нарочно для того, чтобы предохранить его от ошибок... Не больше как сборник ложных видений, галлюцинаций?!... Что будут значить и слова Самого Бога, сказанные через пророка Иоиля: "излию от Духа Моего на всяку плоть; и юноши ваши видения узрят, и старцы ваши сония видят" (Иоил. 2, 28), слова, которые впоследствии св. Апостол Петр не усомнился повторить иудеям в те высокоторжественные минуты, когда сошел на него вместе с прочими, бывшими в сионской горнице, Дух Святой?... Не больше, как одни слова без мысли?!... Нет! Страшно не верить...

1

На главную страницу