В конце жизни человека, при отходе (уходе, отхождении) его из этого мира, над ним читается особый канон, который в Требнике малом озаглавлен так: “Канон молебный ко Господу нашему Иисусу Христу и Пречистей Богородице, Матери Господни, при разлучении души от тела всякаго правовернаго”. В конце канона полагается читать особую молитву. Этот канон, читаемый “от лица человека, с душею разлучающагося и не могущего глаголати”, обычно называется “Отходной”.

Вот несколько тропарей из этого умилительного и трогательного канона:

“Се, мя, Владычице, страх усрете (пришел ко мне), егоже и бояхся: се, подвиг (здесь: борьба, борение) велик объят мя (охватывает меня), в немже буди ми Помощница, Надежде спасения моего”.

“Устне мои молчат и язык не глаголет, но сердце вещает: огнь бо сокрушения сие снедая внутрь возгарается и гласы неизглаголанными Тебе, Дево, призывает”.

“Нощь смертная мя постиже (настигла) неготова, мрачна же и безлунна, препущающи (отпуская) неприготовлена к долгому оному пути страшному, да спутешествует ми Твоя милость, Владычице”.

“Великой последней гласящей трубе в страшное и грозное Воскрешение суда, воскресающим всем, помяни мя тогда, Святая Богородице”.

“Зря конец близу (видя близкий конец) жития моего и помышляя безместных (недостойных, неуместных) мыслей, деяний же, Всечистая, душу мою делательницу, люте уязвляюся (жестоко бываю поражаем) стрелами совести: но преклоншися милостивно буди мне Предстательница”.

В заключение от иерея (иереем) глаголется следующая молитва на исход души.

В Большом Требнике (глава 75) есть особый “Чин, бываемый на разлучение души от тела, внегда человек долго страждет”.

Этот чин состоит из канона и двух молитв, из которых первая — “Молитва о души судимей” по содержанию вполне сходна с молитвой, находящейся в Отходной, а вторая — “О долгостраждущем умрети” читается так:

Ни один народ не оставлял без попечения тел своих умерших: для всех был священным закон, говорящий о погребении, сопровождаемом приличными обрядами. В погребальных обычаях каждый народ, сообразно своему духу и характеру, выражал заботу о скончавшихся. Суеверные египтяне бальзамировали тела своих умерших, обвязывали их тонкой тканью, хранили их или в пирамидах, или в других местах. Воинственные и жестокие римляне омывали тело умершего холодной водой, намащивали его и сжигали на специально устроенном для этого костре. Когда пламя совершенно угасало, собирали пепел от тела, кропили его вином и молоком и помещали со слезами и духами в урну.

У народа Божия — ветхозаветных иудеев мы также встречаем погребальные обряды, но более кроткие, сообразные с человеческой природой, чуждые суеверия и бесчеловечности язычников. Иудеи не бальзамировали и не сжигали тел умерших, но намащивали их благовониями, обвивали тонким полотном и погребали в пещере или гроте (Ин. 19, 39—41). В память об умершем преломляли над ним хлеб (Иер. 16, 7), для выражения скорби о скончавшемся посыпали свои головы пеплом, иногда налагали на себя пост (1 Цар. 31, 13; 2Цар. 1, 12; 3, 35).

Святая вера Христова (т. е. учение Церкви, основанное на Святом Евангелии. — Ред.), сообщившая всем нам высокое понятие о человеке-христианине, побуждает с почтительностью смотреть на него и тогда, когда он лежит бездыханен и мертв. Умерший христианин теперь — как бы “добыча” смерти, жертва тления, но он член тела Христова (1Кор. 12, 27); в развалинах этого некогда величественного храма жил и действовал Животворящий Дух Божий (1 Кор. 6, 15 и 19); тело христианина освящено причащением Божественных Тела и Крови Христа Спасителя.

Поэтому наша Православная Церковь, освящая своими священнодействиями все важнейшие события в жизни христианина, не оставляет сына своего или дщерь (дочь) свою без материнского попечения и тогда, когда они перешли из этого мира в иную — Вечную жизнь. Трогательные обряды, совершаемые Святой Церковью над гробом православного христианина, — не просто торжественные или даже пышные церемонии (часто изобретаемые тщеславием и суетностью человеческой и не трогающие сердца православного человека и ничего не говорящие его уму). Напротив того, они имеют глубокий смысл и значение и, будучи основаны на святой вере, ведут начало от богопросвещенных мужей древности.

У писателей послеапостольских веков мы находим не только свидетельства об обычае омывать тела усопших, но и подробные описания совершения этого обряда в древней христианской Церкви. Так, из жизнеописания святой Макрины, сестры святого Василия Великого (и святого Григория, епископа Нисского), мы узнаём, что омовение совершалось над всеми частями тела умершего и что при совершении этого обряда пелись псалмы богодухновенного пророка и царя Давида.

Сочинитель 2-го слова на Книгу Иова, приписываемого обычно святому Златоусту, представляя трогательную картину нежной родительской заботы об умирающем сыне, упоминает и об омовении. “Когда сын испустит дух, то родители по повелению Того, Кто даровал им сына, заботятся о нем, распростирают (т. е. складывают крестообразно) его руки, закрывают глаза и омывают”.

Умершего священника одевают сначала в обычные его одежды, потом и во все священнические одеяния и покрывают лицо его воздухом (т. е. покровом, которым покрывают Святые Дары, приготовленные для освящения) в знак того, что он был совершителем Таин Божиих и особенно Святых Таин Тела и Крови Христовых. Этот воздух не бывает затем в употреблении, но опускается с умершим в землю.

В руки как архиерею, так и священнику, дается (вкладывается) Евангелие в знак того, что они возвещали людям учение Евангелия. Кроме Евангелия, в руки архиерея и священника обычно влагается также и Крест – символ спасения живых и мертвых. В руки монаху и мирянину влагают икону Спасителя в знак того, что они веровали во Христа и предали Ему душу, что они в жизни предзрели (как бы видели) Господа перед собой и теперь переходят к блаженному лицезрению Его (лицом к лицу) со святыми.

Когда появились венчики, возлагаемые на чело умершего в таком виде, то есть с изображением Господа Иисуса Христа, Божией Материи и святого Предтечи и с текстом Трисвятого, исторически определить трудно ввиду недостатка свидетельств. В Требнике, употребляемом в настоящее время, и в Требнике митрополита Петра Могилы нет ни одного намека на обряд увенчивать умершего. Вероятно, этот обычай соблюдался из рода в род и был настолько всеобщим в Церкви, что не требовал положительных узаконений и правил, оставшись, таким образом, незамеченным в истории (в исторических церковных книгах), ввиду его всеобщности и обычности.

Тело умершего покрывается священным покровом в знак того, что он, как верующий и освященный Таинствами, находится под покровом Христовым.

Над умершим мирянином и монахом (а также и диаконом. – Ред.) читается Псалтирь. Это чтение утешает сетующих об усопшем и располагает их к молитве о нем Богу. Так как чтение Псалтири по умершему назначается преимущественно для молитвы о нем, то прерывается оно поминовением усопшего, с особым молитвенным обращением к Богу, с произнесением имени покойного. Обычаем принято повторять такое молитвенное обращение к Богу по окончании нескольких псалмов, отделяемых в книге Псалтирь словом “Слава”. Эта молитва, начинающаяся словами “Помяни, Господи Боже наш... ”, печатается не между псалмами, а в “Последовании по исходе души от тела”, которое находится как в Псалтири малой, так и в Псалтири с последованием (Следованной Псалтири).

По учению Православной Церкви, душа человека проходит страшные мытарства в то время, когда тело его лежит бездыханным и мертвым и, без сомнения, в это время душа усопшего имеет великую нужду в помощи Святой Церкви. Чтобы облегчить душе переход в другую жизнь, над гробом православного христианина, тотчас по смерти его, начинаются молитвы о упокоении его души, или поются панихиды.

Начало панихид [или с греческого – всенощных (бдений)] восходит к первоначальным временам христианства. Гонимые иудеями и язычниками, христиане могли молиться и совершать Бескровную Жертву без помех и тревог только ночью и в самых уединенных местах. Только ночью они могли убирать и провожать в вечный покой тела святых мучеников.

Это делалось так. Истерзанное, обезображенное тело страдальца за Христа тайно, с большими предосторожностями, а иногда, с величайшей опасностью для самих себя, они уносили в далекую пещеру или в уединенный, безопасный дом. Здесь в продолжение всей ночи они пели над мучеником псалмы, потом совершали благоговейное целование останков и к утру предавали их земле.

Впоследствии точно так же провожали в вечный покой и тех, кто хотя и не страдал за Христа, но всю жизнь посвящал служению Ему, как, например, проводил в вечный покой святой Григорий Нисский свою сестру святую Макрину (память ее 19 июня). Такое всенощное псалмопение над почившим и называлось панихидой, то есть всенощным (бдением). Отсюда молитвы и псалмопения над почившим или в память его и получили название панихиды.

Панихида начинается псалмом 90-м: “Живый в помощи Вышняго...” В этом псалме изображается мирная бестревожная жизнь человека, живущего под покровом Всевышнего, – столь мирная и бестревожная, что его не могут возмутить (смутить) не только никакие страшные для других явления здешней жизни, но даже и переход из этой жизни в другую, столь ужасный (почти) для всех. Ничего не убоится он – не только жизненных стрел, но и ужасов смертной ночи.

Откуда же такая безбоязненность? От не сокрушимой ничем веры в слова Господа: “За то, что он возлюбил Меня, избавлю его; защищу его, потому что он - познал имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его; с ним Я в скорби: избавлю его и прославлю его” (пс. 90, 14–16, цитируется по русской Псалтири в синодальном переводе. – Ред.). Можно ли с таким Заступником и Покровителем бояться чего бы то ни было, хотя бы это было страшнее самой смерти?

После псалма следует великая ектения, во время которой после каждого прошения молящиеся возглашают “Господи, помилуй”:

“Миром Господу помолимся.

О свышнем мире и о спасении душ наших Господу помолимся.

Помолимся Господу об оставлении согрешений скончавшегося, да незабвенна будет память о нем.

Помолимся Господу о упокоении, мире и доброй памяти всегда незабвенного раба Божия (имя его).

Помолимся Господу, чтобы Он простил ему всякое: согрешение, намеренное и ненамеренное.

Помолимся Господу, чтобы он (скончавшийся) мог без осуждения предстать перед страшным Престолом Господа славы.

Помолимся Господу о тех, которые плачут, скорбят, ждут утешения от Христа.

Помолимся Господу, чтобы скончавшийся был избавлен от всякого мучения, скорби и душевных страданий и был вселён там, где всё исполнено света Лица Божия.

Помолимся, чтобы Господь Бог наш упокоил душу его в месте светлом, радостном, мирном, там, где праведники пребывают.

Помолимся Господу, чтобы он (скончавшийся) вступил в среду Авраама, Исаака и Иакова.

О избавитися нам от всякия скорби, гнева и нужды Господу помолимся.

Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, твоею благодатию.

Испросив милость Божию, Царство Небесное и оставление грехов тому (скончавшемуся) и себе самим, поручим Христу Богу друг друга и всю нашу жизнь. Тебе, Господи”.

Чтомым же ектениям иереи вси, преклонше главы, чтут молитву сию тайно (без возглашения):

Предстоятель же возглашает:

“Потому что Ты, Христе Боже наш, Воскресение, Жизнь и Упокоение усопшего раба Твоего (имя его), и Тебя прославляем с Безначальным Твоим Отцом, и Пресвятым, и Благим, и Животворящим Твоим Духом, теперь и всегда, и в вечные веки. Аминь”.

Затем Аллилуиа трижды и тропарь:

“Глубиною мудрости человеколюбно вся строяй и полезная всем подаваяй, Едине Содетелю, упокой, Господи, душу раба Твоего: на Тя бо упование возложи, Творца и Зиждителя и Бога нашего”.

Слава, и ныне, Богородичен: “Тебе и Стену и Пристанище имамы и Молитвенницу благоприятну к Богу, Его же родила еси, Богородице Безневестная, верных спасение”.

Потом ектения малая, собственно заупокойная:

“Паки и паки миром Господу помолимся.

Еще молимся о упокоении души усопшаго раба Божия (имярек) и о еже проститися ему всякому прегрешению, вольному же и невольному.

Яко да Господь Бог учинит душу его, идеже праведнии упокояются.

Милости Божия, Царства Небеснаго и оставления грехов его у Христа, Безсмертнаго Царя и Бога нашего просим. Подай, Господи.

Господу помолимся”.

Затем возглас: “Яко Ты еси Воскресение и Живот...”

Вслед за тем поются тропари непорочны, или тропари за упокой (числом 8), с припевом к каждому стиху из 118 псалма: “Благословен Ты, Господи! Научи меня уставам Твоим”.

“Святые мученики, проповедавшие Агнца Божия и сами закланные, как агнцы, и переселившиеся туда, где жизнь не стареет и вечно не изменяется! Молите Его усердно, чтобы Он даровал нам прощение грехов”.

“Боже! Упокой раба Твоего и всели его в Раю, где лики святых и праведники сияют, как светила (небесные). Господи! Упокой скончавшегося раба, оставляя (ставя ни во что) все грехи его”.

Слава: “Благоговейно воспеваем Трисиятельное Единого Божества, взывая: Свят Ты, Отец Безначальный и Собезначальный Сын и Божественный Дух! Просвети нас, служащих Тебе верою, и избавь вечного огня”.

И ныне: “Радуйся, Чистая, родившая Бога плотию для спасения всех, Ты, через Которую спасся род человеческий! Богородица Чистая, Благословенная! Да найдем (обретем) и мы через Тебя Рай”.

“Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа, слава Тебе, Боже! ” (трижды).

Затем – заупокойная ектения, седальны, псалом 50 и канон усопших, с припевом к тропарям: “Упокой, Господи, душу усопшаго раба Твоего”.

По третьей песни – ектения и седален.

“О, поистине всё – суета, вся жизнь – тень и сновидение. Так напрасно суетится всякий живущий на земле (всякий земнородный), как говорит Писание: хотя бы мы приобрели и целый мир, всё же переселимся в могилу, куда переселяются одинаково и цари, и нищие. Но, Христе Боже, упокой преставившегося, как Человеколюбивый”.

По шестой песни – ектения и кондак:

“Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего, где нет болезней, скорбей и страданий, но жизнь вечно блаженная”.

Икос: “Сам Ты, Творец и Создатель человека, Един Бессмертный, а мы – все земные, из земли созданы и в ту же землю возвратимся, как повелел Ты, Создатель: ты – земля и в землю возвратишься. Туда все мы, земнородные, и пойдем, с надгробными рыданиями возглашая песнь: аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа”.

По девятой песни – Трисвятое, Отче наш и заупокойная лития:

“Спаситель! Упокой с праведными духами душу раба Твоего скончавшегося, сохраняя ее во блаженной жизни, которая - у Тебя, Человеколюбивый”.

Слава: “Ты – Бог, сошедший во ад и освободивший содержавшихся там: Сам упокой и душу раба Твоего”.

И ныне: “Дева, Единая Чистая и Непорочная, родившая Бога без семени! Моли, чтобы спаслась душа его”.

Ектения и отпуст, в заключение которого возглашается: “Господи! Во блаженном успении подай вечный покой скончавшемуся рабу Твоему (имя его) и сотвори, чтобы незабвенной была память его” (от тропарей непорочных до “Вечной памяти” тексты даны автором на русском языке. – Ред.)

“Вечная память!” – отвечают пением на это возглашение трижды хор, служащие и молящиеся.

Погребальная православная процессия, несмотря на свой печальный характер, отличается священной торжественностью.

Поется Архангельская песнь в честь Святой Троицы: “Святый Боже...” в ознаменование того, что умерший при жизни исповедовал Живоначальную Троицу и теперь переходит в Царство бесплотных духов, окружающих Престол Вседержителя и немолчно воспевающих Ему эту Трисвятую песнь. При выносе из дома в церковь усопших священников и монахов обычно поются песнопения, положенные в Требнике при выносе их из церкви к могиле и имеющие отношение к их духовному званию, именно: при выносе священника – ирмосы великого канона: “Помощник и Покровитель...”, а при выносе монаха – стихиры: “Кая (какая) житейская сладость пребывает печали непричастна...”

“И вземше мощи усопшаго отходим в храм, предыдущим священником со свещами, диакону с кадильницею” (Требник. Последование погребения мирских человек). Все окружающие гроб и провожающие покойника имеют зажженные свечи в руках – они как бы торжествуют победу и выражают духовную радость о возвращении своего брата или своей сестры к Вечному и Неприступному Свету (Святого Иоанна Златоуста, Беседа 4-я на Послание апостола Павла к евреям).

Начало этого святого обычая восходит к глубочайшей христианской древности. Когда тело святого Иоанна Златоуста переносили из г. Команы в Константинополь, то у сопровождавшего это шествие многочисленного народа были в руках свечи, так что Босфор (Константинопольский пролив) казался огненным от отражения в его волнах света свечей (Блаженного Феодорита, Церковная история, книга 5, глава 36). Святой Григорий Нисский повествует о том, что диаконы и пресвитеры провожали гроб блаженной Макрины с зажженными свечами. Когда святой Цезарий, брат святого Григория Богослова, торжественно был несен ко храму Мучеников, то его мать умеряла свою скорбь о сыне несением свечей перед его гробом.

При проводах и сопровождении умершего священно- и церковнослужителям повелевается идти перед гробом, младшим – впереди, а старшим – близ гроба, по два в ряд, и перед умершим нести крест. (Деяния Большого Московского Собора, бывшего в 1667 году, гл. 2, пункт 33.) Иногда вместо креста несут икону.

При погребении священников и архиереев обычно впереди гроба несут хоругви, крест и Евангелие. Несение тела священника сопровождается погребальным звоном (перезвоном).

Есть местности (в южных губерниях России), в которых от дней глубокой старины сохраняется обычай при выносе всякого умершего неспешно ударять в колокол. Этот погребальный звон напоминает живым, погрязшим в суете земной, о страшной трубе Архангела, зовущей на Суд Божий. Прислушиваясь к звону, невольно подумаешь о своем конце, невольно помолишься о почившем, хотя бы он и был тебе совсем незнаком. Нельзя не пожалеть о том, что этот прекрасный, умилительный обычай не везде соблюдается.

Погребальная процессия древних христиан, при торжественности своей, представляла вместе и трогательное зрелище любви, дружбы и признательности живых к умершему. Тело усопшего ко храму переносили, а не перевозили. Друзья, родственники и облагодетельствованные несли тело своего умершего друга, родственника и благодетеля. Так, святой Григорий Нисский сам нес тело своей сестры Макрины. Иногда сами первосвященники (т.е. архиереи) оказывали уважение благочестивым умершим, подставляя свои святительские плечи под гробовые носилки. Впоследствии, впрочем, в больших городах учрежден был особый класс людей для выноса тела умерших христиан. В Африке эта обязанность лежала на кающихся. 81-е правило Четвертого Карфагенского Собора повелевает кающимся выносить мертвых и совершать их погребение.

Поэтому в Требнике, в Последовании погребения мирских человек, читаем: “Егда же приидут во храм, мощи убо полагаются в паперти или в храме, яко же зде, в Велицей России обыче (в обычае)”.

По принесении в церковь тело умершего поставляется на середине храма с лицом открытым и обращенным к востоку (головой к западу, а ногами – к востоку), а около гроба ставятся светильники. Таким положением тела умершего Церковь хочет выразить свое материнское желание, чтобы не только живые, но и умершие участвовали духовно в приношении Таинственной Жертвы и чтобы усопший, не имея возможности молиться Богу своими мертвыми и запечатленными устами, молил Благого Бога о помиловании самым положением своего тела.

По совершении Божественной литургии начинается последнее молитвословие об умершем православном – совершается чин погребения.

Чин отпевания и погребения мирян по своему составу подобен панихиде или утрени и состоит из трех частей: во-первых, из чтения псалмов 90 “Живый в помощи Вышняго...” и 118: “Блажени непорочнии...”; во-вторых, из пения канона, стихир, Блаженн, чтения Апостола и Евангелия и возглашения ектении; в-третьих, из стихир при последнем целовании, отпуста, пения при несении тела умершего к могиле и заупокойной литии на могиле.

При отпевании мирян 17-я кафизма, или псалом 118, разделяется на три статии, или части. В первой и последней статиях каждый стих псалма сопровождается пением “Аллилуиа”, а каждый стих второй статии – пением стиха “Помилуй раба Твоего (рабу Твою)”. Статии же, или части кафизмы, обозначаются в богослужебных книгах так: 1-я статия словами “Непорочнии в путь...”, 2-я статия словами “Заповеди твоя...”(т.е. словами из первого стиха второй статии “Руце Твои сотвористе мя и создасте мя, вразуми мя и научуся заповедем Твоим”, стих 73); 3-я статия обозначается словами: “Имя Твое...”(которыми оканчивается 1-й стих 3-й статии: “Призри на мя и помилуй мя, по суду любящих имя Твое”, стих 132).

Когда мы читаем в Требнике, в последованиях погребения мирян и священников о том, что поют “Непорочнии в путь...”, “Аллилуиа”, то должны знать, что эти слова, содержащиеся в первой статии, поет сначала один певец на клиросе, и особым напевом (каждую статию – на особый глас), и что затем всю эту статию должны петь и прочие певцы тем же напевом, каким начинал их петь один певец (Новая скрижаль, ч. 4-я, гл. 20, п.9).

После 1-й и после 2-й статии произносится заупокойная (малая) ектения. После 3-й статии поются тропари Непорочны: “Святых лик обрете Источник Жизни...” с припевом: “Благо-словен еси, Господи...” Затем следует заупокойная ектения и тропарь (называемый в 14-й главе Типикона “седален покоин”):

“Покой, Спасе наш, с праведными раба Твоего и сего всели во дворы Твоя, якоже есть писано, презирая, яко Благ, прегрешения его, вольная и невольная, и вся, яже в ведении и не в ведении, Человеколюбче”.

Слава, и ныне, Богородичен: “От Девы возсиявый миру, Христе Боже, сыны Света Тою показавый, помилуй нас”.

Содержание канона: моление о почившем; объяснение, каким путем вошла смерть в среду людей, созданных для бессмертия; указание на то, как, с помощью каких средств восторжествовать над ней и получить бессмертие, – как восторжествовали мученики и все угодившие Господу Богу.

После малой ектении о упокоении по 3-й песни канона поется седален: “Воистинну суета всяческая...”, а после малой ектении по 6-й песни поются кондак “Со святыми упокой...” и икос “Сам Един еси Безсмертный...”

Стихиры самогласны – это вопль человека над развалинами жизни человеческой, вопль о суете, ничтожности, всех бедствиях и скорбях, вопль – как следствие горького опыта и плод внимательных наблюдений над всеми сторонами жизни человеческой. Это – не ощущение только, но как бы осязание во всем земном тления, разрушения и смерти; это картина жизни человеческой, не радующая и не пленяющая взора нашего, но возбуждающая болезненное сотрясение во всем нашем существе; картина, при взгляде на которую рассеиваются все наши надежды на земное, разбиваются о камень все наши помыслы и мечты, ноет сердце и болит душа...

“Все человеческое – суета, что не идет дальше смерти: богатство – ни к чему; слава – только до могилы. Предстанет смерть – всё пропало. Но будем молить Бессмертного Христа: Господи! Взятого от нас упокой там, где наслаждаются блаженством все угодившие Тебе”.

“Где есть мирское пристрастие? Где есть привременных мечтание (где призрак [вещей] непостоянных)? Где есть злато и сребро? Где есть рабов множество и молва? Вся – персть (грязь, прах земной), вся – пепел, вся – сень (тень, мрак). Но приидите, возопиим Безсмертному Царю: Господи, вечных Твоих благ сподоби преставльшагося от нас, упокояя его в нестареющемся блаженстве Твоем ”.

“Вспомнил я слова пророка: я – земля и пепел. Потом всмотрелся в могилы и увидел обнаженные кости и сказал себе: да кто же тут царь, кто воин? Кто – богатый или нищий? Кто– праведник или грешник? Но, Господи, упокой с праведными раба Твоего!”

“Начаток мне и состав зиждительное Твое бысть повеление (Твое созидающие [и таинственное] повеление было началом моего естества): восхотев бо от невидимаго же и видимаго жива мя составите естества, от земли тело мое создал еси, дал же ми еси душу Божественным Твоим и Животворящим Вдохновением. Темже, Христе, раба Твоего во стране живущих и в селениях праведных упокой”.

***

Как грозный витязь, смерть нашла
Меня, как хищник, низложила,
Свой зев разинула могила
И все житейское взяла.
Спасайтесь, сродники и чада! –
Из гроба к вам взываю я, –
Спасайтесь, братья и друзья,
Да не узрите пламень ада!
Вся жизнь есть царство суеты,
И, дуновенье смерти чуя,
Мы увядаем, как цветы.
Почто же мы мятемся всуе?
Престолы наши суть гроба,
Чертоги наши – разрушенье...
Прими усопшего раба,
Господь, в блаженные!

***

***

***

Иду в незнаемый я путь,
Иду меж страха и надежды.
Мой взор угас, остыла грудь,
Не внемлет слух, сомкнуты вежды.
Лежу безгласен, недвижим,
Не слышу братского рыданья,
И от кадила синий дым
Не мне струит благоуханье.
Но вечным сном пока я сплю,
Моя любовь не умирает, –
И ею, братья, вас молю,
Да каждый к Господу взывает:
Господь! В тот день, когда труба
Вострубит мира преставленье, –
Прими усопшего раба
В Твои блаженные селенья!

После горького плача новозаветного Иеремии (т.е. святого Иоанна Дамаскина) о разрушении величественного Иерусалима – человека, слышится сладчайший голос Господа Иисуса Христа, возвещающего о разных видах блаженств, уготованных христианину в Будущей жизни. После мрачной картины земной жизни человеческой резкой противоположностью ей представляется светлая и величественная картина Будущей блаженной жизни, и смерть – этот ужас земнородных – перестает быть страшной в глазах христианина.

Следует затем чтение Апостола и Евангелия – оно возвещает нам о будущем Воскресении мертвых.

Чтобы не оставить в страждущем сердце места для печали и ни одного облака сомнения, могущего возникнуть в душе при виде разрушения прекраснейшего из творений Божиих, святой апостол Павел возвышает свой утешительный глас, переносит мысль нашу за пределы гроба и раскрывает перед нами дивные тайны будущего славного преображения тела человеческого.

“Братие, не хочу же оставить вас в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним. Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы, живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших, потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с Неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках, в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем”.

Наконец, Сам Господь Иисус Христос устами священника утешает и обнадеживает нас, как Верный Друг, как Милосердный и Сострадательный Благодетель, осушающий наши слезы и проливающий отраду и радость в сердце, истерзанное горем и печалью.

Заупокойное Евангелие – от Иоанна, зачало 16, глава 5, стихи 25–30. (Приводятся по русской Библии. – Ред.)

“[Сказал Господь пришедшим к Нему (уверовавшим в Него) иудеям:] Истинно, истинно говорю вам: наступает время и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышавши, оживут. Ибо, как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе, и дал Ему власть производить и суд, потому что Он есть Сын Человеческий. Не дивитесь сему: ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия, и изыдут творившие добро в Воскресение жизни, а делавшие зло – в Воскресение осуждения. Я ничего не могу творить Сам от Себя. Как слышу, так и сужу, и суд Мой праведен, ибо не ищу Моей воли. Но воли пославшего Меня Отца”.

После чтения Евангелия возглашается ектения о упокоении: “Помилуй нас, Боже...” После ектении священник произносит вслух не только возглас: “Яко Ты еси Воскресение и Живот…”, но и всю молитву: “Боже духов...”, предшествующую этому возгласу.

В Требнике сказано: “И по исполнении сего (ектении) глаголет первый от священников, или архиерей прилучився, молитву; “Боже духов...” велегласно, пришед близ умершего. Такожде и настоящии священницы вси. Ведомо же буди, яко глаголему коемуждо прошению от диакона, во елико глаголется прошение от него, глаголет вышереченную молитву кийждо священник, по чину своему, тайно, близ умершего, и возглашает: “Яко Ты еси Воскресение и Живот...” Ныне же от перваго священника или архиереа глаголется велегласно молитва: “Боже духов...” якоже выше речеся. По возгласе же бывает целование”. (Последование погребения мирских человек.)

Последнее целование, или прощание с умершим, совершается при пении трогательных стихир, которые в состоянии потрясти самую нечувствительную душу. Но Церковь прощальными песнопениями хочет только сильнее и живее запечатлеть в сердцах живущих памятование о страшном дне смерти, а не возбудить в нас безотрадную скорбь. С другой стороны, снисходя к немощи нашей природы, она дает возможность страждущему сердцу излить скорбь свою и заплатить дань природе.

“Братия! Приидите – отдадим последнее целование умершему, благодаря Бога. Вот он оставил родных своих и спешит в могилу. Теперь у него уже нет забот о суете земной и, о требованиях плоти многострастной. Где теперь родные и друзья? Вот – разлучаемся... О, помолимся Господу, чтобы Он упокоил его”.

“О, какая разлука, братия! Какая невыносимая скорбь, какая горечь слез в настоящие минуты! Вот, придите – еще раз целуйте того, который так мало был среди нас. Затем засыплет его могильный песок, закроет надгробный камень и он, разлучившись со всеми родными и друзьями, в гробовой тьме соединится со всеми другими мертвецами. О, помолимся Господу, чтобы Он упокоил его”.

“Теперь обличается обольстительное торжество суеты жизненной. Вот, дух оставил свою телесную храмину, и что же с ней стало? Почерневшее брение, пустой сосуд, безгласный, неподвижный, бесчувственный, мертвый. Провожая ее в могилу, будем молиться Господу, чтобы Он дал почившему вечное упокоение”.

Какова наша жизнь? Поистине – (скороувядающий) цвет, дым, утренняя роса. Подойдем ко гробу и всмотримся пристально: где же стройность тела? Где жизненные силы? Где красота глаз и лица? Все завяло, как трава, всё разрушено. Приидем ко Христу и припадем к Нему с рыданиями”.

Видя перед собой умершего, представим себе все, что будет с нами в последние минуты жизни. Вот, он исчез с земли, как дым, отцвел, как полевой цветок, посечен, как трава; затем покрытый гробной пеленой, засыплется землей. Оставляя его навсегда скрывшимся от нас, будем молиться Христу, чтобы Он дал ему вечное упокоение.”

О, поистине все – суета и пустота; все, что обольщало в жизни, обращается в ничтожество. Все мы исчезнем, все умрем: цари и сильные земли; судьи и притеснители, богатые и нищие, всё, что только называется человеком. И вот они, красовавшиеся жизнью, одинаково все ввергаются в могилу. Будем молиться, чтобы, Господь упокоил всех”.

“Все телесные органы теперь ни к чему; так легко прежде приводимые в движение, они сделались теперь неподвижными, ничего нечувствующими, мертвыми: очи закрылись, ноги и руки, как скованные, слух закрылся, на язык наложена печать молчания, и всё уже – достояние могильного тления. О, поистине все – суета человеческая”.

А вот и сам умерший словами церковной песни взывает к оставшимся живым:

Вслед за пением стихир совершаются молитвословия, составляющие литию об усопших, после которой бывает отпуст:

Диакон молит Господа, чтобы Он во блаженном успении подал вечный покой усопшему рабу и сотворил ему вечную память.

Архиерей или иерей сам произносит трижды:

Затем певцы поют трижды – “Вечная память”.

“Господь Иисус Христос, Бог наш, Иже Божественныя заповеди святым Своим учеником и апостолом давый, во еже вязати (здесь: не прощать) и решити (и прощать) падших грехи, и от оных паки (от них вновь, опять) мы приемше вины (причину, повод) тоежде (то же) творити: да простит тебе, чадо духовное, аще что соделал еси в нынешнем веце, вольное или невольное, ныне и присно, и во веки веков. Аминь”.

Разрешительная молитва обычно читается священником и дается в правую руку усопшему не после отпуста отпевания, но во время отпевания, после чтения Евангелия и самой молитвы. Чтение ее сопровождается (по крайней мере, должно сопровождаться) тремя земными поклонами всех молящихся.

Если ныне разрешительная молитва читается над всеми умирающими в покаянии, то это, с одной стороны, потому, что всякий православный христианин имеет в ней нужду, а с другой стороны, дабы этого благодеяния (как замечает блаженный Августин о молитве за умерших) не был лишен никто из тех, к кому оно может относиться. Ибо лучше преподать его и тем, которым оно ни пользует, ни вредит, нежели отнять у тех, коим оно полезно.

Обычай нашей Православной Церкви давать разрешительную молитву в руки умершему, получил начало при святом Феодосии Печерском. В княжение Ярослава I пришел в Русскую землю из земли Варяжской некто Симон. Впоследствии он принял православную веру и отличался благочестием и особой любовью к святому Феодосию.

Однажды Симон просил святого Феодосия молиться о нем и о сыне его Георгии. Преподобный отвечал благочестивому Симону, что молится не только о нем, но и обо всех, любящих обитель Печерскую. Но Симон не переставал просить святого Феодосия о том, чтобы он молился о нем и о сыне его Георгии, говоря святому Феодосию: “Отче! Не изыду тощь (здесь: без ответа) от тебе, аще написанием не известиши ми”.

Тогда преподобный Феодосий написал Симону разрешительную молитву такого содержания:

Из Лавры Печерской обычай давать разрешительную молитву умершим легко мог распространиться по всей земле Русской, если вспомним, что монастырь Печерский пользовался большим авторитетом в Русской земле и в Церкви. Из смиренных келлий Киево-Печерской обители выходили святители Русской Церкви, переносившие в свои епархии священные обычаи своей духовной воспитательницы.

Нельзя не упомянуть здесь об одном чрезвычайном случае, очень много содействовавшем распространению и утверждению обычая давать разрешительную молитву в руки умершему. Случай этот был следующий.

В могилу усопшего обычно опускают лицом к востоку, с той же мыслью, с какой мы и молимся на восток, – в ожидании наступления Утра вечности, или Второго пришествия Христова, и в знак того, что умерший идет от запада жизни к Востоку вечности. При опускании тела умершего в могилу совершается лития об усопшем.

Впрочем, честь быть погребенным при храме, а тем более в храме, и с IV века предоставлялась не всем, а только некоторым из христиан, как-то: государям, епископам, клиру и мирянам примерной христианской жизни; прочие даже и в VI веке бывали погребены в открытом поле, вне города. С VI века позволено было и мирян погребать в городах при храмах, но не в самих храмах. С IХ века мы уже не встречаем запрещений ни со стороны светской, ни со стороны духовной власти совершать погребение мирян в самих храмах.

У нас главными местами погребения умерших служат в настоящее время отдельно устраиваемые кладбища – эти нивы Божии, на которых сеется в тлении то, что имеет востать в нетлении; сеется в уничижении то, что имеет востать в славе; сеется в немощи то, что имеет востать в силе; сеется тело душевное, а востанет тело духовное (1 Кор. 15, 42 – 44).

Крест – символ спасения – возвышается над могилой всякого христианина, умершего с верой и покаянием. Умерший веровал в Распятого на Кресте, носил крест во время своей земной жизни и покоится сном смерти под сенью креста.

Тих сон и мирен, усопшие братья!
Ничто не смущает ваш вечный покой...
Земля приняла вас в родные объятья
И скрыла навеки от злобы людской

Не страшны вам больше тревоги, волненья!
Вы прах отряхнули – и к жизни иной
На крыльях надежды, в обитель спасенья
К Творцу воспарили бессмертной душой.

Там ждет вас награда. Слеза покаянья
Вам вновь возвратила утраченный рай.
Мы верим: не вечны земные страданья,
И дольнему скажем: “Навеки прощай!”

“Я – гражданин двух городов; имя мое – Леонид. Вот что я говорю своим друзьям: будьте веселы, пируйте, живите, потому что некогда вам придётся всё-таки умереть”. Такова надпись на одном языческом надгробном камне в Малой Азии.

Чтобы иметь более наглядное понятие о резкой противоположности языческого и христианского воззрений на жизнь и смерть, приведем несколько надгробных надписей языческих и христианских.

Языческие надгробные надписи:

“Хотя я нахожусь здесь, во гробе, но уже не существую более”.

“Я не существовал до своего рождения, не существую и теперь”.

“Человек, еще недавно живший вместе с нами, теперь перестал быть человеком, так что никаких следов не остается от него, – только камень с его именем”.

“Из ничего человек снова возвращается в ничто (de nil in nil), мрачный день смерти вдруг уничтожает цветущую жизнь и от человека остается лишь одно пустое имя”.

“Где нет бытия, там не может быть и страдания” - так утешает себя один овдовевший супруг.

“Она была дочерью смертного и потому должна была умереть” – с такими словами обращается к себе другой – муж, лишившийся жены.

Холодное и бессильное утешение, за которым скрывается мрачное и безотрадное отчаяние!

Светлой надеждой и утешением овеяны христианские надгробные надписи:

“Душа возвращена Христу”.

“Ты будешь жить в Боге”.

“Мир духу твоему”.

“Почивай в мире”.

“Ты жив. Врата Небесные отверзлись для тебя. Ты живешь в мире”.

Перенесемся или, лучше сказать, спустимся в одно из знаменитейших древнехристианских кладбищ.

Опоясывая город Рим полукругом, будто подкопами, на огромном расстоянии простираются подземные ходы, галереи и комнаты, известные под названием катакомб, или подземного Рима.

Вокруг всего Рима в первое время его существования были вырыты большие ямы, которые вскоре, по мере того, как обстраивался город, превращались в большие рвы. Из них добывали глину и особого рода землю, употреблявшуюся вместо цемента при постройке беспрерывно сооружавшихся зданий. Поскольку продолжали рыть землю, мало-помалу образовались под землей гроты и переходы от одного грота к другому. Первые римские христиане воспользовались ими и начали хоронить своих умерших в этих заброшенных подземных ходах и гротах. Рядом со своими подземными кладбищами они устроили небольшую церковь для совершения богогослужений.

Римские катакомбы производят разное впечатление на тех, кто их посещает. Для человека холодного, ищущего только приятного впечатления, катакомбы – не более, как темные, сырые, однообразные коридоры, бесчисленное множество раз пересеченные подземными четырехугольными и круглыми комнатами, если словом “комната” можно назвать небольшое, вырытое под землей, не имеющее ни окон, ни дверей, помещение, к которому примыкают несколько коридоров. В этих коридорах легко запутаться и очень опасно хотя бы на шаг отойти от проводника; один коридор похож на другой, одна комната – на другую. В стенах коридоров христиане погребали своих покойников, в комнатах устраивали алтари и служили божественную литургию, панихиды и все церковные службы. Позднее, когда начались гонения, христиане спасались в катакомбах от жестоких преследований и хоронили там своих мучеников, умерщвленных за веру по повелению римских императоров или растерзанных в цирках хищными зверями.

Вот один трогательный эпизод из времен гонений. Однажды по Аврелиевой дороге стража вела на казнь Артемия, Кандиду, жену его, и молодую дочь их Павлину. На дороге вдруг показалась толпа христиан, во главе которой шел священник Маркелл. Стража испугалась и убежала. Молодые христиане бросились за воинами и стали их уговаривать и увещевать. Между тем, пока они толковали с воинами, священник увел приговоренных к смерти в подземную церковь, отслужил Божественную литургию и причастил их Святых Христовых Таин. Выйдя оттуда, он подошел к воинам и сказал им: “Мы могли бы убить вас, но не желаем сделать вам ни малейшего зла. Мы могли избавить наших братьев, осужденных на смерть, но не сделаем этого. Исполняйте, если смеете, приговор нечестивый!” Воины смутились, однако не решились ослушаться данного им приказания и поспешили убить христиан. Тела их были взяты и похоронены в катакомбах.

Часто христиане с опасностью для жизни уносили тела своих мучеников. Обычно они делали это ночью и вывозили их в крытых повозках из ворот Рима, потом опускали в свои подземные кладбища и хоронили с большими почестями. В годовщину их кончины христиане собирались и праздновали память их торжественным богослужением. Всё это делалось тайно; в тайне хранили имена священников и клириков; в тайне хранили входы в катакомбы и расположение их.

Случалось, что убежище христиан раскрывали в дни гонений. Тогда гибель христиан становилась неизбежной. Так, например, (римский) император Нумериан (+284 – Ред.), узнав, что множество мужчин, женщин и детей нашли убежище в катакомбах близ дороги Саллара, велел заделать камнями и засыпать песком вход в подземелья, – и все христиане, скрывшиеся там, погибли. Иногда римские солдаты, отыскав вход, спускались в катакомбы и убивали всех, кого там находили. Оттуда же, из катакомб, шли на смерть мученики, часто добровольно отдававшиеся в руки своих гонителей.

Таковы катакомбы, служившие и местом погребения, и местом убежища, и местом общественной молитвы для древних христиан.

Здесь встречаются возвышенно-красноречивые надгробные надписи. Приведем некоторые из них.

“Диоген, могильщик, в мире положен в восьмой день октябрьских календ”.

Могильщики, или гробокопатели, хоронившие мертвых, копавшие могилы и ставившие памятники с надписями, были членами церковного клира. Многие из них были знакомы с архитектурой и владели резцом и кистью. Образцы их произведений уцелели доныне. На многих могильных надгробиях были найдены портреты самих могильщиков, высеченные на камне. Один из таких портретов открыт на кладбище святого Каллиста. Могильщик изображен во весь рост. На нем надето платье, спускающееся до колен, на ногах – сандалии. С левого плеча ниспадает мохнатая ткань; на правом плече и около колен видно изображение креста. В правой руке – заступ, в левой – зажженный фонарь, висящий на небольшой цепочке. У ног лежат его инструменты. Над головой его находится надпись, приведенная нами выше. В языческом Риме не было в обычае упоминать на могильном камне о простом ремесле, но христиане не делали в этом отношении никаких различий: они все считали себя равными, братьями и всякое ремесло почтенным, лишь бы оно было честным. На надгробных памятниках они указывали имя и ремесло каждого почившего: консул и простой работник были равно почтенны в их глазах.

“В пятую календу ноября здесь был положен в мире Горгоний, друг всем и никому не враг”.

“Здесь Гордиан из Галлии, усеченный мечом за веру со всем своим семейством, почивает в мире. Феофила, служанка, поставила памятник.”

Итак, из всего семейства осталась в живых одна служанка, похоронившая господ своих и поспешившая поставить над ними камень с уцелевшей надписью и увековечившей как любовь ее к господам, так и мученическую кончину их.

“Клавдию, достойному, ревностному, и меня любившему”.

Какое глубокое сердечное красноречие в немногих словах!

“Дионисию, невинному младенцу. Он почивает здесь между святыми. Вспомните и помолитесь об авторе и гравере”.

“Кукумий и Виктория заживо сделали себе сей камень”.

“Живи в Боге и во Христе!”

Какая святая и возвышенная простота в надгробных надписях древних христиан! И как далеки от этой простоты наши многоречивые и широковещательные эпитафии, изобретаемые недостойными христианина и неуместными в данном случае суетностью и тщеславием!

Над младенцами, умершими по Святом крещении, совершается особое отпевание, как над непорочными, безгрешными: Святая не молится об оставлении грехов умерших, а только просит сподобить их Царствия Небесного, по неложному обещанию Христову. Хотя младенцы после Святого Крещения сами не сделали ничего, чем могли бы заслужить, Небесное Царство, но они во Святом Крещении очистились от прародительского греха; соделались непорочными и... наследниками Царствия Божия.

Отпевание по чину младенческому совершается над детьми, умершими до семилетнего возраста, с какового возраста дети уже исповедуются, как и взрослые.

Отпевание младенцев короче отпевания возрастных (взрослых) мирских человек и отличается следующими особенностями.

1) Не поется 17-я кафизма.

2) Не поются “тропари непорочны”.

“Не о младенцах будем плакать, будем лучше рыдать о самих себе, мы, постоянно грешащие, чтобы избавиться нам геенны”.

4) Ектения о упокоении младенца отличается от произносимой об умерших в возрасте: в ней усопший младенец называется блаженным и нет моления о прощении его согрешений. И молитва, тайно читаемая священником после ектении, иная, нежели при возглашении ектении об усопших возрастных.

“Паки и паки миром Господу помолимся.

Еще молимся о упокоении блаженного младенца (имярек) и о еже по неложному Своему обещанию, Небесному Своему Царствию того сподобити.

Яко да Господь Бог наш учинит дух его, идеже вси праведнии почивают.

Милости Божия, Царства Небеснаго и со святыми упокоения у Христа, Безсмертнаго Царя и Бога нашего, тому и сами себе просим.

Господу помолимся”.

Священник (тайно):

И возглашает:

Яко Ты еси Воскресение, Живот и Упокоение рабов Твоих и ныне преставленному рабу Твоему, младенцу (имярек), Христе Боже наш, и Тебе славу возсылаем...

5) После 6-й песни канона и кондака “Со святыми упокой...” с икосом “Сам Един еси Безсмертный...” поются еще три икоса, изображающие скорбь родителей по умершим младенцам.

Ныне упокоихся и обретох ослабу (облегчение) многу, яко преставихся от истления и преложихся к животу (перешел к жизни): Господи, Слава Тебе (трижды).

Слава, и ныне: Ныне избрах Богоматерь Отроковицу, яко родися из Нея Христос, всех Избавитель: Господи, слава Тебе.

7)После канона Апостол и Евангелие читаются иные, нежели при отпевании мирских человек.

Апостол – зачало 162 (Первого послания к коринфянам, глава 15, стихи 39 – 46) – о состоянии души и тела человека после Воскресения.

Евангелие – от Иоанна, зачало 21 (глава 6, стихи 35 – 39) – о Воскресении мертвых в последний день силою Воскресшего Господа.

8) После Евангелия “бывает последнее целование при пении прощальных стихир (числом числом 5): в этих стихирах выражается скорбь родителей, об усопшем младенце и преподается утешение в том, что он соединился с ликами (здесь: со множеством) святых, как “непричастный житейских зол” и “чистый от тления грехолюбного”.

Воскресый из мертвых, и живыми и мертвыми обладаяй, Христе, Истинный Боже наш, молитвами Пресвятыя Твоея Матере и всех святых Твоих, душу от нас преставленнаго младенца (имярек) в скиниях святых всели и с праведными причти, яко Благ и Человеколюбец.

По отпусте же глаголет иерей:

Вечная твоя память, достоблаженне и приснопоминаемый младенче (имярек).

Лик же поет трижды: Вечная память.

10) Вместо разрешительной молитвы, положенной при отпевании возрастных, священник читает следующую молитву:

Примечание. Над умершими младенцами, которые не сподобились Святого Крещения, не совершается отпевание, так как они не очищены от прародительского греха.

Что же касается судьбы младенцев, умирающих без Крещения, то... некоторые из древних отцов и учителей Церкви (в их числе – блаженный Августин) полагали, что такие младенцы терпят муку, хотя, насколько возможно, легкую.

Другие говорили о некоем среднем состоянии между блаженством и осуждением.

Эту последнюю мысль высказывают:

а) святой Григорий Нисский: “Преждевременная смерть младенцев не дает еще мысли о том, чтобы так оканчивающий жизнь был в числе несчастливых; равно как и чтобы наследовал одинаковую участь с теми, кои в сей жизни очистили себя всякой добродетелью” (К Гиарию о младенцах, похищаемых преждевременной смертью. В “Христианском чтении”, 1838, 4).

Рассмотрев обряды, совершаемые Православной Церковью над умершим христианином, считаем нелишним сказать об общем духе этих священных обрядов.

Язычник почти ничего не знал о Загробной жизни или представлял ее себе неясно и темно. Немногие из язычников только через напряженнейшие исследования приходили к мысли о бессмертии души, но и эта высокая мысль, будучи шаткой и нетвердой в уме язычника, не могла дать полной отрады его душе, скорбящей над гробом собрата, не могла рассеивать всех его сомнений, касающихся Загробной жизни.

Неудивительно поэтому, что скорбь и сетования язычников при погребении умершего были безотрадны и выражались такими неистовыми действиями: они рвали на себе волосы, терзали лица, били себя в грудь, бичевали себя и т. п. Неудивительно, что и погребальные языческие обряды не выражали ни одной светлой мысли, напротив, носили на себе отпечаток суеверия, нелепостей и бесчеловечности.

Но православная христианская вера светло и ясно представляет христианину его будущее состояние и успокаивающе отвечает на все вопросы, возникающие иногда в уме человека и волнующие его сердце при мысли о могиле. Божественная вера приподнимает перед взором христианина край завесы, скрывающей от нас будущее, указывает ему на чудесное и величественное преображение тела человеческого, представляет нам Новое Небо и Новую Землю, где верующие будут жить в союзе с Богом и с бесчисленным сонмом ангелов и святых.

Владыка жизни, благоволивший умереть за нас, победоносно разрушил державу смерти и избавил нас от страха истления (Евр. 2, 14–15), а потому смерть в глазах христианина есть сон утомленного и усталого путника, после которого (сна) он опять пробудится для новой и лучшей жизни (1 Кор. 15, 42). При таком взгляде верующего на смерть и Будущую жизнь ему не следует скорбеть и печалиться при разлуке с людьми, любезными его сердцу; напротив, он должен радоваться и, провожая умершего брата (или сестру) в Страну вечности, петь хвалебный торжественный гимн Победителю смерти.

Потому погребальные обряды нашей Церкви несут утешение, служат символами, в которых выражается мысль о Воскресении и Будущей бессмертной жизни. Когда православный христианин со слезами видит во гробе (как бы) “добычу” тления и разрушения и его сердце уже готово предаться безутешной скорби, тогда Святая Церковь своими трогательными погребальными обрядами утешает, ободряет живущих, рассеивает все их сомнения, обращается в пламенных молитвах к Богу о помиловании умершего и прощении ему всех согрешений и, наконец, все свои молитвы завершает и запечатлевает разрешительной молитвой: умерший брат наш идет в другой мир в мире с Богом, Отцом своим, и с Церковью – Матерью своей.

Перед взором верующего, понимающего смысл погребальных обрядов нашей Православной Церкви, как бы повторяется чудесное видение пророка Иезекииля о том, как иссохшие кости оживают, облекаются жилами, покрываются плотью и, по гласу Всемогущего Бога, входит в них дух жизни (Иез. 37, 1–10).

Поэтому Святая Церковь поет трогательные прощальные песни над гробами наших собратий. Но, по намерению Церкви, наши сетование и плач должны растворяться радостью и упованием: пусть взор христианина, орошенный слезами, будет возведен на Небо и последнее прощальное целование умершего и молитва о нем к Богу пусть будут заключены словами (о Лазаре) скорбящей сестры Лазаря – Марфы: “Знаю, что воскреснет в Воскресение, в последний день” (Ин. 11, 24).

Таким образом, Православная Церковь при совершении погребальных обрядов проявляет себя сердобольной Матерью, которая утешает и ободряет живых и сочувствует их горю, в пламенных молитвах обращается к Богу с прошениями о прощении согрешений усопшему (усопшей), забывая всё содеянное им (ею) злое, чтобы исходатайствовать ему (ей) у Бога Царство Небесное. Радуется сердце, когда представишь себе, что в то время, как мы оставляем всё земное и всё земное оставляет нас, остается на земле наша заботливая Мать, которая любит нас, ходатайствует и молится о нас Богу. С другой стороны, сердце наше не может не скорбеть об участи тех, кто разорвал союз со Святой Матерью – Церковью, и потому она не молит о них Бога и заключает (закрывает) для них свое любвеобильное сердце.

После смерти любого из наших присных (близких), как бы ни был такой человек близок к нам в здешней жизни, для нас уже решительно порваны всякие нити или узы нынешних чувственных (осязаемых) связей с ним. Смертью утверждается между живыми и умершими великая пропасть, разобщающая между собой тех и других. Но она разобщает их только физически, а не духовно: духовная связь и общение не прекращаются и не прерываются между продолжающими жить в этом мире и переселившимися в мир Загробный.

“Живем ли, – говорит апостол Павел, – для Господа живем; умираем ли – для Господа умираем; и потому, живем ли или умираем, – всегда Господни” (Рим. 14, 8). Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова “не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы” (Лк. 20, 38).

Все верующие составляют одно духовно-нравственное Царство Божие, одно духовное тело – Церковь, Главой которой является Господь Иисус Христос (Еф. 1, 23; Кол. 1, 18). Итак, основанием связи и общения живых с умершими есть Господь наш Иисус Христос и Его вседейственная благодать. Единый Бог, перед Лицом Которого все живы, есть Творец, Царь, Отец и Спаситель душ, как пребывающих еще на земле в своих телах, так и разрешившихся от уз плоти и находящихся в Загробном мире.

Вера и любовь – вот те духовные узы, которые соединяют живых с умершими. Вера соединяет настоящее с будущим, видимое с невидимым. Вера соединяет человека с Невидимым Богом, с Невидимым Ангельским миром и с переселившимися в Невидимый мир братиями его. Любовь, соединяющая нас здесь на земле, часто до готовности жертвовать жизнью за любимое лицо, продолжается и за гробом. Любовь никогда не перестает (1 Кор. 13, 8). А проявлением или плодом любви является живое сочувствие, принятие к сердцу (того или иного – физического или духовного. – Ред.) состояния ближнего.

Если душа не потеряла Божественной любви, то где бы она ни была, – за гробом или еще в теле и на земле, она не может не принимать живого, деятельного участия в состоянии душ, ей близких, где бы они ни находились. При этом условии умершие сочувствуют живым и живые должны сочувствовать умершим. Живые и умершие, как члены одного духовного Тела Христова, находятся во взаимном между собой сочувствии: “Страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены” (1 Кор. 12, 26).

В притче о пропавшей овце Господь говорит о том, что святые Ангелы радуются на Небе о каждом кающемся грешнике (Лк. 15, 4 – 7, 10).

Евангелие повествует, что тотчас после смерти Иисусовой “многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов, по Воскресении Его, вошли во Святой Град и явились многим” (Мф. 27, 52 – 53).

Вера (живых) спасает и живых, и умерших.

Совершенные по своей жизни умершие ходатайствуют о нас, живых, а мы, живые, молим Бога об умерших несовершенных, содержимых во аде. Так благоустроительно совершается наше спасение во Христе, Господе нашем, взявшем на Себя грехи всех верующих в Него, находящихся как в этой, земной, так и в Загробной жизни. Он – Бог и Спаситель всех верных Ему.

Как праведники, по смерти тела и после частного суда над ними, восходят душами своими на Небо и удостаиваются блаженства, точно так же грешники отходят душами своими во ад – место печали и скорби... Впрочем, преподавая учение о том, что все грешники, после смерти своей и частного суда над ними, равно отходят во ад, Православная Церковь в то же время исповедует, что для тех из них, кто до разлучения с настоящей жизнью покаялся, только не успел принести плодов, достойных покаяния (каковы: молитва, сокрушение о грехах, утешение бедных и выражение в поступках любви к Богу и ближним), остается еще возможность получить облегчение в страданиях и даже совсем освободиться от уз ада.

Утешительное учение Православной Церкви о возможности для грешников, умерших с покаянием, получать облегчение и даже совершенное освобождение от мучений ада... – это учение имеет основание в Священном Писании.

Предостерегая нас от молитвы о ближних, неугодной Богу и бесплодной для них, святой апостол Иоанн Богослов дает нам другую заповедь: “Если кто видит брата своего согрешающего грехом не к смерти, то пусть молится, и Бог даст ему жизнь, то есть согрешающему грехом не к смерти. Есть грех к смерти: не о том говорю, чтобы он молился” (1 Ин. 5, 16). Но все умершие с истинным раскаянием свободны от смертного греха уже лишь потому, что они раскаялись: “Ибо грех к смерти есть, – говорят отцы Седьмого Вселенского Собора, – когда некие, согрешая, в неисправлении пребывают и жестоковыйно (упорно) восстают на благочестие и истину... В таковых несть Господа Бога, аще не смирятся и не истрезвятся от своего грехопадения” (правило 5-е).

Следовательно, все умершие с истинным покаянием, хотя бы прежде и находились в смертных грехах, а тем более, если не находились, – принадлежат к числу тех ближних наших, о которых нам заповедано молиться без всякого сомнения и колебания. По этой заповеди апостольской Церковь не совершает молитв лишь об умерших в смертных грехах, в нераскаянности и вне общения с Церковью.

По учению апостольскому, молитвы наши о ближних могут быть для них благотворны даже в нравственном отношении (2 Фес. 1, 11 – 12; Еф. 6, 18 – 19), особенно же “много может усиленная молитва праведного” (Иак. 5, 16), и в частности, наши молитвы о братиях, находящихся в смертном грехе, могут подавать им жизнь (1 Ин. 5, 16).

Следовательно, хотя мы не понимаем (не осознаем, не знаем), каким образом действуют наши молитвы на ближних наших, пока они находятся еще в настоящей жизни, тем не менее молитвы наши действенны и спасительны для них. Точно так же не постигая и того, как могут действовать наши молитвы на братий наших, скончавшихся с истинным покаянием, мы не вправе сомневаться в действительности и спасительности для них этих молитв.

“Если чего попросите во имя Мое, – говорит Христос Спаситель, – Я то сделаю” (Ин. 14, 14). Итак, всякая наша молитва к Богу, а следовательно, и молитва о ближних, как живых, так и умерших, может быть сильна и действенна только тогда, когда возносится во имя Господа Иисуса, Который есть “Един Бог, Един и Посредник между Богом и человеками” (1 Тим. 2, 5).

Господь Иисус Христос примирил нас с Богом и искупил от всякого греха, когда принес Ему на Кресте в Умилостивительную Жертву Самого Себя – Свое Тело и Свою Кровь (Евр. 9, 14, 26; 10, 10); и в Таинстве Евхаристии доныне приносится Богу та же самая Умилостивительная Жертва, преломляется то же самое Честное Тело нашего Искупителя за жизнь мира (Ин. 6, 51) и проливается та же самая Честная Кровь Его во оставление грехов (Мф. 26, 27 – 28; Лк. 22, 19 – 20). Следовательно, если наша молитва как о живых, так и об умерших братиях наших, может быть угодна Богу и благотворна для них, то это преимущественно в то время, когда она бывает соединена с приношением за них Бескровной Умилостивительной Жертвы.

Господь Иисус Христос говорит: “...Всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам; если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем” (Мф. 12, 31 – 32). Отсюда прямой вывод о том, что по молитвам Церкви могут быть изглажены (т. е. уничтожены) грехи грешников и по их смерти. В Апокалипсисе говорится, что Господь Иисус Христос имеет ключи ада и смерти (Апок. 1, 18); следовательно, Он может отверзать ими врата адовы и освобождать грешников из ада.

По смерти для самих грешников не остается места ни для покаяния, ни для добрых дел. Объяснить возможность отпущения грехов грешникам и освобождения их от уз ада можно лишь тем, что Господь совершает это отпущение и освобождение по молитвам Церкви и в силу Бескровной Умилостивительной Жертвы, приносимой за умерших. О скончавшихся с хулой на Духа Святого, или что то же – в смертном грехе и не раскаявшихся, как сказал Спаситель: хула на Духа Святого не отпустится человеку ни в сем веке, ни в будущем.

Во Второй книге Маккавейской повествуется о доблестном и благочестивом вожде иудейском Иуде Маккавее следующее:

“Выступил же Иуда с тремя тысячами пеших и четырьмястами конных. Когда они вступили в сражение, случилось пасть немногим из иудеев. ...Так как наступал седьмой день, то они очистились по обычаю и праздновали субботу. На другой день бывшие с Иудою пошли, как требовал долг, перенести тела павших и положить их вместе со сродниками в отеческих гробницах. И нашли они у каждого из умерших под хитонами посвященные Иамнийским идолам вещи, что закон запрещал иудеям: и сделалось всем явно, по какой причине они пали. Итак, все прославили Праведного Судию Господа, открывающего сокровенное; и обратились к молитве, прося, да будет совершенно изглажен содеянный грех; а доблестный Иуда увещевал народ хранить себя от грехов, видя своими глазами, что случилось по вине падших. Сделав же сбор по числу мужей до двух тысяч драхм серебра, он послал в Иерусалим, чтобы принести жертву за грех и поступил весьма хорошо и благочестно, помышляя о Воскресении; ибо если бы он не надеялся, что павшие в сражении воскреснут, то излишне и напрасно было бы молиться о мертвых. Но он помышлял, что скончавшимся в благочестии уготована превосходная награда, – какая святая и благочестивая мысль! Посему принес за умерших умилостивительную жертву, да разрешатся от греха” (2 Мак. 12, 33 – 34, 38 – 45).

У ветхозаветных иудеев было в общем обычае – преломлять хлеб над умершими (Иер. 16, 6; Тов. 4, 17; Сир. 7, 36). Существовал также частный обычай – налагать на себя добровольно пост по случаю неблаговременной кончины кого-либо из близких (1 Цар. 31, 13; 2 Цар. 1, 12; 3, 35). Нет сомнения, что благочестивые из иудеев соединяли с этими обычаями и молитвеные обряды.

Поминовение усопших, как предание апостольское, существует в Церкви христианской с самого ее начала. Доказательство тому содержат древние литургии и свидетельства святых отцов и учителей Церкви.

В писаниях древних отцов и учителей церкви мы находим сообразные со словом Божиим объяснения того, почему и как наши молитвы могут быть благотворны и спасительны для скончавшихся в вере и покаянии.

Святой Кирилл Иерусалимский в 5-м тайноводственном поучении говорит: “Хочу я вас и примером уверить, ибо я знаю – многие говорят: какая польза душе, с грехами или без грехов отходящей от мира сего, если она поминается в молитве? А что, если бы какой царь послал досадивших ему в ссылку, а их ближние потом, сплетя венец, принесли бы ему оный за терпящих наказание, то не сделал ли бы он им облегчение наказания? Таким образом, и мы за усопших, если они и грешники, принося Богу молитвы, не венец сплетаем, но Христа, закланного за наши согрешения, приносим, умилостивляя за них и за нас Человеколюбца Бога”.

Святой Иоанн Златоуст в Беседе 3-й на Послание апостола Павла к филиппийцам пишет: “Когда весь народ и священный собор стоят с простертыми к Небу руками и когда предлежит Страшная Жертва, – как не умилостивим мы Бога, молясь за них (умерших)? Но это о тех только, которые в вере умерли”.

И в другом месте (в Беседе 21-й на Деяния апостольские): “Есть еще, поистине есть возможность, если хотим облегчить наказание скончавшемуся грешнику. Если будем творить о нем частые молитвы и раздавать милостыни, то хотя бы он был и недостоин сам по себе, Бог услышит нас. Если Он ради апостола Павла спас других и ради одних щадил других, то как не сделает того же самого и для нас?”

Блаженный Августин учит (Слово 172-е): “Не должно сомневаться, что молитвы Святой Церкви, Спасительная Жертва и милостыни, совершаемые за души умерших, вспомоществуют им к тому, чтобы Господь был к ним милостивее, нежели, сколько заслужили они по грехам своим. Ибо вся Церковь соблюдает это, как переданное от отцов, чтобы о скончавшихся в общении Тела и Крови Христовой молиться, когда воспоминаются они в свое время при самом Жертвоприношении, и выражать то, что Жертва приносится за них. Кто также усомнится, что и дела милосердия, совершаемые для умилостивления за них, приносят пользу тем, о которых не всуе (не напрасно) воссылаются Богу молитвы?”

Во всех приведенных отеческих изречениях раскрывается та мысль, что если Бог многократно благоволил являть милость Свою одним по вере и предстательству других (Мф. 8, 13; 9, 2; 15, 28), то нет основания сомневаться и в том, что Он не отвергнет наших молитв о наших умерших братиях, нуждающихся в милосердии Божием. Другие отцы указывали на то, что наши молитвы могут помогать и умершим точно так же, как они помогают живущим еще на земле, но разлученным с нами телом братиям нашим, находящимся в путешествии, в плену, в заточении, в темнице, и как помогают молитвы родителей их немощным детям (Флп. 1,4, 19; Кол. 1, 9; 2 Тим. 1, 3; 2 Кор. 1, 11; Деян, 12, 5, 12).

Наши молитвы могут действовать на души скончавшихся непосредственно, если только они скончались в правой вере и с истинным раскаянием, то есть в общении с Церковью и с Господом Иисусом Христом, – так как в этом случае, несмотря на видимое удаление от нас, они продолжают вместе с нами принадлежать к одному и тому же Телу Христову (Еф. 1, 23; Кол. 1, 18), в котором точно так же не может не сохраняться сочувствия и взаимного влияния между членами, как естественно существует оно между всеми членами нашего тела (1 Кор. 12, 26) и как обнаруживается оно и во внешней природе между существами одного рода, живущими хотя отдельно, но одной жизнью.

Наконец, наши молитвы могут быть благотворны для скончавшихся в правой вере и с истинным раскаянием потому, что, отойдя в другой мир в общении с Церковью, они в самих себе перенесли туда начало добра, или семя новой жизни, которого только не успели сами раскрыть здесь и которое, под влиянием наших теплых молитв, при благословении Божием, может мало-помалу развиться и принести плод, как развивается доброе семя в земле под живительным влиянием солнца, при благорастворении воздуха, - между тем, как скончавшимся в нечестии и нераскаянными и совершенно погасившими в себе Дух Христов (1 Сол. 5, 19) не помогут никакие молитвы живущих еще братий, подобно тому, как ничего не смогут сделать для оживления гнилых семян, потерявших начало растительной жизни, — ни влияние солнца, ни благорастворённый воздух, ни питательная влага.

Такого рода рассуждения мы встречаем у блаженного Августина и у святого Иоанна Дамаскина.

Святая Церковь, как попечительная и любвеобильная мать, ежедневно молится не только о продолжающих ещё воинствовать (т. е. бороться с грехом, с искушениями) на земле, но и об отшедших в страну Вечности чадах своих: моления об умерших совершаются на повечерии, полунощнице и за Божественной литургией. Также для молитвы об умерших назначен еще один день в седмице (в неделе) — суббота, день покоя. Кроме того, Святая Церковь установила особые дни для торжественного, всеобщего, вселенского поминовения всех умерших — родительские субботы. В России, сверх того, установлено поминать “православных воинов, за веру и Отечество на брани убиенных” 29 августа (11 сентября н. ст.; день Усекновения главы Крестителя Господня Иоанна. — Ред.) и в субботу перед днем памяти святого великомученика Димитрия Солунского — перед 26 октября (8 ноября н. ст. - Ред.).

“Священник приносит эту Высокую Жертву, — говорит другой великий отец (святой Василий Великий), — и Ангелы, с трепетом предстоящие, служат ему. Всё Небо в удивлении, видя Божественного Агнца в руках священника; самый ад трепещет; диаволы трясутся от страха во время совершения этой Жертвы; все силы Небесные смотрят на это дивное чудо с глубочайшим благоговением”.

В литургии, в этом Величайшем Священнодействии, Сам Господь Иисус Христос есть Священник и Жертва (Евр. 7,17, 27), или, по выражению святых Василия Великого и Иоанна Златоуста (в чине их литургии), Приносяй и Приносимый, или, по учению святого апостола Иоанна Богослова, “Ходатай пред Отцом” и “умилостивление... за грехи всего мира” (1 Ин. 2, 1, 2), ибо “Кровь Иисуса Христа... очищает нас от всякого греха” (1 Ин. 1, 7).

В нашем народе, как известно, обычно называют покойников, своих и чужих, старых и малых, — родителями. Так, например, когда принесут в храм тело усопшего, народ наш обычно выражается при этом так: “в церкви родителей”, хотя речь могла идти и о младенце или об отроке умершем. А выражение “идти на родителей” значит — идти на могилы умерших, родных и даже чужих. Наименование покойников “родителями”, то есть принадлежащими уже к отцам, к которым они отошли, возбуждает в нас благоговение к их памяти. Отсюда — дни, или собственно субботы, в которые совершается вселенское, или всецерковное, поминовение умерших, получили название “родительских суббот”. В субботы, а не в другие дни, полагается моление об умерших потому, что во все седмицы года поминовение усопших бывает преимущественно по субботам. День субботы, как день покоя, по самому своему значению, есть наиболее приемлемый для моления о упокоении умерших со святыми.

Вселенских родительских суббот пять: мясопустная, троицкая и субботы 2-й, 3-й и 4-й недель (седмиц) Великого поста.

Заупокойная служба в субботу мясопустную озаглавлена так: “Память совершаем всех от века усопших православных христиан, отец и братий наших”.

“Святые отцы узаконили совершать поминовение о всех умерших по следующей причине. Многие весьма нередко умирают неестественной смертью, например: во время странствования по морям, в непроходимых горах, в ущельях и пропастях; случается, гибнут от голода, на пожарах, на войне, замерзают. И кто перечтет (перечислит) все роды и виды нечаянной и никем не ожидаемой смерти? И все таковые лишаются узаконенного псалмопения и заупокойных молитв. Вот почему святые отцы, движимые человеколюбием, установили, основываясь на учении апостольском, совершать это общее, вселенское поминовение, чтобы никто, – когда бы, где бы и как бы ни окончил земную жизнь, – не лишился молитв Церкви”.

Основанием для установления этого поминовения послужило то, что в воскресный день седмицы сырной (масленицы) Святая Церковь совершает воспоминание Второго пришествия Христова, и потому накануне этого дня, как бы в день, предшествующий Страшному суду Христову, и притом приближаясь к духовным подвигам Святой Четыредесятницы, когда нам следует войти в теснейший союз любви со всеми членами Царства Христова – и святыми, и живущими, и умершими, предстательствует обо всех от Адама до днесь (до нынешних дней) усопших во благочестии и правой вере праотцах, отцах и братиях наших от всякого рода: от рода царей, князей, монашествующих, мирян, юношей и старцев, и всех, яже (кого) вода покры, брань пожат (война истребила), трус объят (землетрясение поглотило), убийцы убиша, огнь попали, бывшие (в) снедь зверям, птицам и гадам, погибшие от молнии и измершие (умершие) мразом (на морозе); яже уби меч, конь совосхити (унёс, похитил), яже удави плинфа (придавила плита, камень) или персть посыпа (землей засыпало), яже убиша чаровная напоения (напитки), отравы, костная удавления, – внезапно умерших и оставшихся без узаконенного погребения, – предстательствует, умоляя Праведного Судию явить им Свою милость в день нелицеприятного всем воздаяния.

Из службы в субботу мясопустную. Стихиры на “Господи, воззвах”:

“Верные! Воспоминая всех усопших от начала мира, которые провели жизнь благочестиво, будем воспевать Спасителя и Господа, усердно прося, чтобы они могли дать ответ в час суда Ему, Самому Богу нашему, Судии всех живущих на земле, чтобы они, радостные, удостоились стать одесную (по правую руку) Его, на стороне угодивших Ему, получили участие (участь) со святыми, в светлом и вечно блаженном Его Царстве Небесном”.

“Спаситель! Ты, искупивший людей Своей Кровию, избавивший нас Своей смертию от горькой смерти и Воскресением Своим дарующий нам жизнь Вечную, – упокой, Господи, всех усопших в благочестии, где бы кто ни окончил жизнь: в пустынях или городах, в море или на суше, всех – царей, священников, архиереев, монахов и мирских, всякого возраста, и удостой их Небесного Твоего Царства”.

“Христе! Через Твое Воскресение смерть уже не владеет скончавшимися в благочестии. Поэтому и молимся Тебе прилежно: упокой рабов Твоих в Твоем блаженном обиталище, там, где пребывает Авраам, – всех, от Адама и до сего дня послуживших Тебе верно, отцев и братьев наших и друзей, и родных, переселившихся к Тебе различным образом. Боже! Удостой их всех Небесного Твоего Царства”.

“Плачу и рыдаю, когда размышляю о смерти и вижу, как в гробах лежит созданная по образу Божию наша красота – безобразная, бесславная, не имеющая уже вида. О, чудо! Что это за таинство совершается над нами? Как это мы предаемся тлению? Как подчинились смерти? Истинно повелением Бога, как писано, дарующего упокоение скончавшимся”.

(Стихиры и тропарь даны автором на русском языке. – Ред.)

Из канона, певаемого в субботу мясопустную:

“Яже покры вода, и брань пожат, трус же яже объят, и убийцы убиша, и огнь, яже попали верныя, Милостиве, в части учини праведных” (песнь 1, тропарь 4).

“Умершия Божиим прещением (здесь наказанием): смертных громов всяких с небесе изнесенных, земли разседшейся, морю восшумевшуся, вся верныя, Христе, упокой” (песнь 9, тропарь 3).

Начало Троицкой родительской субботы восходит также ко временам апостольским. Указание на это находим в словах святого апостола Петра, произнесенных им в День первой христианской Пятидесятницы, когда он говорит о Воскресшем Спасителе: “Его же Бог воскреси, разрешив болезни смертныя (расторгнув узы смерти)” (Деян. 2, 24), и в Постановлениях апостольских, где говорится, что апостолы, исполнившись Святого Духа в День Пятидесятницы, проповедовали иудеям и язычникам об Иисусе Христе, Сыне Божием, Судии живых и мертвых (книга 5-я, глава 19).

В День Пятидесятницы искупление мира было запечатлено освящающей и совершительной силой Животворящего Пресвятого Духа, благодатно и спасительно простирающейся на живущих и умерших. Поэтому и Святая Церковь, как в мясопустную субботу, представляющую как бы последний день мира, так и в Троицкую, представляющую собой последний день Церкви Ветхозаветной перед раскрытием во всей силе Церкви Христовой в День Пятидесятницы, молится о всех усопших отцах и братиях, а в самый День Пятидесятницы возносит о них следующие молитвы Господу:

Субботы мясопустная и Троицкая по преимуществу (по их достоинству) называются вселенскими.

Вводя нас при наступлении Великого поста в теснейший союз христианской любви со всеми членами своими – со святыми, с живущими и умершими, Святая Церковь особенно укрепляет для нас этот союз среди самых подвигов благодатного освящения. Она непрестанно ободряет и утешает верующих призыванием святых, их предстательством и примером, возбуждая к делам благотворения живущим ныне ближним – дать алчущим хлеб и разрешить (разрушить) всякий соуз (союз) неправды; в субботние дни 2-й, 3-й и 4-й седмиц Великого поста Церковь благовременно (в удобное время) руководствует нас также к прилежнейшему молитвенному ходатайству и об оставлении “вольных и невольных прегрешений верою преставльшихся человек и вечном их упокоении со святыми”.

Частных родительских дней три: вторник Фоминой недели (седмицы) по Пасхе, 29 августа (11 сентября н. ст. – Ред.) и Димитриевская суббота.

Древность поминовения умерших в этот день подтверждается свидетельствами святых Амвросия Медиоланского и Иоанна Златоуста.

29 августа (11 сентября), в день воспоминания Усекновения главы святого Иоанна Предтечи, совершается поминовение православных воинов, за веру и Отечество на брани (на войне) убиенных.

В “Чине поминовения” в этот день сказано: “Сей день, в рассуждении пострадавшего за истину Предтечи Господня, есть приличный (принятый), дабы в оный всеобщую Богу молитву принести и о подобнострадающих и положивших живот свой за веру и Отечество”.

Поминовение православных воинов 29 августа (11 сентября) установлено в Церкви Русской при Императрице Екатерине II (по указу 1769 года, августа 17-го), во время войны с турками и поляками. Чин поминовения православных воинов 29 августа (11 сентября) опубликован отдельной книжкой.

Впоследствии православные христиане стали в этот день творить память не только православных воинов, но купно (вместе) с ними и всех вообще усопших братий своих.

Святейшим Синодом предписано (и это предписание соблюдалось до 1917 года. – Ред.), как отправлять царские панихиды в дни, назначенные для этого в Реестре поминовения царственных особ. Поминовение чинить архиереям и монастырским властям и прочим священнослужителям так:

1) По великим Государям Императорам и Императрицам и по Государыне Царевне Анне Петровне панихиды служить архиереям, в монастырях – монастырским настоятелям в числа, показанные в Реестре, равно и в прочих кафедральных архиерейских и градских соборах протопопам соборне, и в ружных (т. е. получавших “ругу” – средства на свое содержание – из казны. – Ред.) приходских и городских церквах – священнослужителям.

Только уважительные причины (благословные вины) освобождали архиереев и настоятелей от совершения царских панихид: это – болезнь, отсутствие по делам, не терпящим отлагательства, и другие подобные обстоятельства. В городских соборах, ружных и приходских церквах священнослужители это поминовение должны были отправлять помесячно, то есть сколько в каком месяце тех персон по именам указано, но всех в последних числах каждого месяца – за одной панихидой. Если по какой благословной вине в те числа исполнить этого не получилось бы, то в иной день должны были исполнить неотменно (непременно).

Когда же кому-либо из членов царствующего дома поминовение случалось в дни Великого поста или в воскресные и праздничные дни, тогда поминовение должны были совершать по субботам тех же седмиц.

Если поминовение кого-либо из членов царствующего дома случалось в дни между Лазаревой субботой и Фоминым понедельником, в Неделю Ваий (Вербное воскресенье), на Страстной и Светлой седмицах, то поминовение должны были совершать в Фомин вторник (на радоницу).

Святая Церковь постоянно молится обо всех преждепочивших отцах и братиях наших; но она также совершает особое молитвенное поминовение о каждом усопшем по нашему благочестивому желанию и по просьбе.

К частному поминовению умерших относятся: третины, девятины, сорочины и годовщина.

Поминовение усопших на третий день после смерти есть предание апостольское. Оно совершается, во-первых, потому, что скончавшийся крещен был во имя Отца и Сына и Святаго Духа, Бога Единого в Троице, хранил невредимой веру, принятую во Святом Крещении, и так как он в течение жизни молился об отпущении грехов Единому в Троице Богу, то и по преставлении его Святая Церковь творит о нем поминовение на третий день; во-вторых, потому, что он сохранил три богословских (или – евангельских. – Ред.) добродетели, являющиеся основанием нашего спасения: веру, надежду и любовь; в-третьих, потому, что существо его имело тройственный состав – дух, душу и тело, которые согрешают вместе и потому, по переходе человека в Загробный мир, все три требуют очищения от грехов.

На девятый день Святая Церковь совершает молитвы и Бескровную Жертву об усопшем также по преданию апостольскому. Она молит Господа, чтобы душа усопшего удостоилась быть причтенной к лику святых молитвами и предстательством девяти Ангельских чинов.

Святой Макарий Александрийский, по откровению Ангельскому, говорит, что после поклонения Богу на третий день, повелевается показать душе различные приятные обители святых и красоту рая. Все это рассматривает душа шесть дней, удивляясь и прославляя Творца всяческих Бога. Созерцая все это, она изменяется и забывает скорбь, которую чувствовала, находясь в теле. Но если она виновна в грехах, то при виде наслаждений святых она начинает скорбеть и укорять себя: “Увы мне! Сколько я осуетилась в том мире! Увлекшись удовлетворением похотей, я провела большую часть жизни в беспечности и не послужила Богу как должно, дабы и мне удостоиться сей благодати и славы. Увы мне, бедной!” По рассмотрении в течение шести дней всей радости праведных она опять возносится Ангелами на поклонение Богу.

Дни плача по умершим в самой глубокой древности продолжались сорок дней.

Число сорок – знаменательное, часто встречающееся в Священном Писании. Народ еврейский питался в пустыне манной сорок лет; пророк Моисей постился сорок дней и сорок ночей, принимая закон от Бога; пророк Илия провел сорок дней и сорок ночей в путешествии к горе Хорив; Господь Иисус Христос после Своего Крещения провел в пустыне сорок дней и сорок ночей, а после Своего Воскресения также в продолжение сорока дней учил апостолов тайнам Царства Божия.

Основываясь на предании Апостолов, узаконивших в Церкви Христовой древний обычай иудеев (обычай Церкви Ветхозаветной. – Ред.)– оплакивать умерших сорок дней, Святая Церковь справедливо и благочестно с древнейших времен установила правило творить поминовение усопших в продолжение сорока дней (сорокоуст) и особенно на сороковой день (сорочины). Как Господь Иисус Христос победил диавола, пробыв сорок дней в посте и молитве, так и Святая Церковь, принося в продолжение сорока дней молитвы, милостыни и Бескровные Жертвы по усопшему, испрашивает ему у Господа Благодать, дабы победить врага, воздушного князя тьмы (диавола) и получить в наследие Царство Небесное.

Святой Макарий Александрийский, рассуждая о состоянии души человеческой по смерти тела, продолжает: “После вторичного поклонения Владыка всех повелевает отвести душу в ад и показать ей находящиеся там места мучений, разные отделения ада и разнообразные нечестивых мучения, от которых души грешников непрестанно рыдают и скрежещут зубами. По этим разным местам мук душа носится тридцать дней, трепеща, чтобы и самой ей не быть заключенной в оных. В сороковой день она опять возносится на поклонение Господу Богу и теперь уже Судия определяет приличное ей по делам место заключения”.

День смерти христианина есть день рождения его для Новой, Лучшей жизни. Вот почему мы празднуем память наших братий по истечении года со дня их кончины. Празднуя второе рождение их для Неба, мы умоляем благоутробие (милосердие) Божие, да милостив будет Господь (к) душам их, да подаст им вожделенное отечество в вечное наследие и сотворит их паки (опять) жителями Рая.

Так как любовь, по слову Апостола, никогда не прекращается (1 Кор. 13, 8), то смерть не расторгает нашего союза любви с усопшими нашими братиями: они живут духом с нами, пребывающими на земле, и мы сохраняем в сердцах своих живую память о них. Мы особенно возобновляем память о них в дни кончины их – годовщины, и прибегаем в эти дни к молитве, вере и любви, как к действеннейшему средству, с одной стороны, для удовлетворения требования своего горящего любовью сердца, а с другой – чтобы доставить отраду и облегчение душам переселившихся от нас в Горний мир.

Святой Григорий Двоеслов, Папа Римский, представляет замечательный пример действия молитвы и жертвоприношений за умершего, случившийся в его монастыре. “Один брат, – говорит он, – за нарушение обета нестяжания (бескорыстия, бедности) лишен был по смерти, в страх другим, церковного погребения и молитвы в течение 30 дней; а потом из сострадания к его душе, в продолжение следующих 30 дней, за него была приносима Бескровная Жертва с молитвой. В последний из этих дней усопший явился в видении оставшемуся в живых родному брату своему и сказал: “Доселе худо было мне, а теперь уже я благополучен, ибо сегодня получил приобщение ” (Беседы, книга 4-я, глава 55).

Тот же святой отец в беседах своих с диаконом Петром повествует о явлении одного умершего пресвитеру, которого он просил помочь ему молитвой о нем к Богу, и в заключение говорит: “Из сего видно, как полезно душам приношение Священной Жертвы, когда и сами духи (умерших) просят о том живущих и указывают на знаки, через кои они очищаются от грехов” (там же).

Святая игумения Афанасия завещала сестрам своего монастыря, незадолго до своей кончины, творить нищим трапезу в течение сорока дней после ее смерти, в память о ней. Но сестры исполняли это завещание только в течение десяти дней, и такое забвение ее воли вызвало святую из другого мира. Явившись в сопровождении двух Ангелов некоторым из сестер, она сказала: “Для чего преступили вы заповедь мою? Да будет вам известно, что творимая до сорока дней за душу милостыня, питание алчущих (нуждающихся в пище и питии) и молитвы священников умилостивляют Бога: если души усопших грешны, то через это они получают от Господа отпущение грехов, а если безгрешны, то благотворительность за (ради) служит ко спасению благотворителям” (Четии-Минеи и Пролог, 12 (25) апреля).

Святой Иоанн Милостивый, Патриарх Александрийский, часто совершал Божественную Литургию об усопших и говорил, что она весьма много помогает душам их. В подтверждение этого он приводит следующий пример: “Один узник, за которого родители, считавшие его умершим, трижды в год совершали Божественную литургию – в дни Богоявления, Святой Пасхи и Святой Пятидесятницы, по освобождении из плена, явившись неожиданно к своим родителям, вспомнил, что в эти самые дни приходил к нему в темницу со светильником некий славный муж: оковы спадали с ног его и он делался свободным; в прочие же дни он опять содержим был в оковах, как узник” (Четии-Минеи, ноября 12-го (25-го) дня).

Вот еще два примера весьма близких к нам по времени.

“Причиной моего вступления в монашество было видение во сне загробной участи грешников. После двухмесячной болезни я пришел в сильное изнеможение. В этом состоянии я вижу двух юношей, вошедших но мне. Они взяли меня за руки и сказали: “Следуй за нами!” Я, не чувствуя болезни, встал, оглянулся на свою постель и увидел, что тело мое лежало спокойно на постели. Тогда-то я понял, что оставил земную жизнь и должен явиться в Загробный мир. В юношах я узнал Ангелов, с которыми и отправился. Мне показаны были огненные места мучений, я слышал там вопли страдальцев. Ангелы, показывая мне, за какой грех какое предназначается огненное место, добавили: если и ты не бросишь своих привычек к греховной жизни, то вот и твое место наказания!

Вслед за тем один из Ангелов восхитил (взял) из пламени одного человека, который был черен, как уголь, весь обгорел и с ног до головы был окован. Тогда оба Ангела приступили к страдальцу, сняли с него оковы, и вместе с ними мгновенно исчезла вся его чернота, он стал чист и светел, как Ангел; потом Ангелы облекли (облачили) его в блестящее одеяние, подобное свету.

Когда видение кончилось, я пришел в себя и что же увидел? Вокруг меня стояли и плакали и готовили мое тело к погребению” (“Странник”, 1862 г., май).

В одном селе скоропостижно умер дьячок-старик. У него был сын - чиновник. Нечаянная смерть отца поразила сына. Загробная участь умершего не давала покоя доброму сыну почти в течение года. Зная, что в Божественной литургии самое важное время для поминовения умерших есть время пения “Тебе поем, Тебе благословим...”, печальный сын, находясь в это же время в церкви (это было в Духов День), с особым усердием стал молиться Богу о упокоении своего отца. И что же? В ночь на вторник он видит своего отца, который три раза поклонился ему до земли и при последнем поклоне сказал: “Благодарю тебя, сын мой” (“Странник”, 1864 г., декабрь).

(См. Православно-догматическое богословие митрополита Московского Макария. Том 11, п. 258)

Нельзя оставить без разрешения некоторые вопросы и недоумения, которые или сами собой возникают при рассмотрении церковного учения о молитвах об умерших, или предлагаются и высказываются людьми неправославномыслящими.

1) “Обо всех ли умирающих без покаяния и причащения Святых Христовых Таин не должно молиться?”

Нет, Святая Церковь строго различает тех, кто умирает нераскаянным и без причащения Христовых Таин по собственной вине и упорству, и тех, кто не успевает перед своей кончиной сподобиться Таинства Покаяния и Евхаристии потому, что подвергается, по независящим от них причинам, внезапной или насильственной смерти. Вследствие того, например, о самовольных или нераскаявшихся еретиках Церковь не молится; обо всех чадах своих, скончавшихся напрасной (внезапной) смертью, она, с сокрушением истинной матери, умоляет Господа помиловать их (см. выше главу: “Мясопустная родительская вселенская суббота”).

2) “Для чего молиться о тех умерших, кто покаялся перед смертью и, следовательно, получил от Господа через Таинство Покаяния прощение и разрешение грехов своих?”

Но, во-первых, все ли кающиеся приносят перед смертью надлежащее покаяние, искреннее, глубокое, живое, вполне достаточное для того, чтобы удостоиться от Праведного Судии совершенного разрешения (прощения) от грехов? Все ли даже бывают способны к такому покаянию в тяжкие и страшные минуты смерти? Для всех этих покаявшихся, очевидно, необходимо предстательство Церкви, которое бы могло восполнить то, чего у них недоставало.

Во-вторых, от приступающих к Таинству Покаяния требуется, чтобы они не только исповедовали перед Богом свои грехи, но потом действительно обратились (отвратились) от них и принесли плоды, достойные покаяния (Иез. 18, 21 – 22; Мф. 3, 8; Деян. З, 19; Апок. 2, 5). А все умирающие вскоре после принесенного ими покаяния не успевают самым делом оправдать и завершить то, чему в покаянии полагают только начало. Вот это недостающее у всех умирающих вскоре после покаяния и восполняет постепенно Церковь своими молитвами (Послание Восточных Патриархов о православной вере, член 18).

В-третьих, для того, чтобы удостоиться по смерти Небесного блаженства, необходимо получить от Бога прощение грехов и через это действительно очиститься от грехов и исцелиться...

5) “Если и по смерти отпускаются некоторым христианам грехи по молитвам Церкви, то как же исполнится слово апостола о том, что в день Последнего суда “каждый получит соответственно тому, что он делал, живя в теле” (2 Кор. 5, 10)?”

Слово апостола непреложно, и оно исполнится как на всех людях, так и на христианах, которые после смерти силой молитв церковных, удостоятся получить отпущение грехов. Ибо такие христиане, находясь еще в теле, положили начало этому собственным раскаянием во грехах перед своей кончиной и, таким образом, еще в теле соделались достойными молитв церковных и способными воспользоваться ими за гробом.

6) “Если и умершие с покаянием грешники находятся во аде, то как же вспомоществуют их освобождению молитвы Церкви, когда из ада нет избавления и на Небо “оттуда... не переходят” (Лк. 16, 26)”?

Правда, в одном месте Священного Писания говорится о том, что из ада нет избавления и нет перехода на лоно Авраамово (Лк. 16, 26); но в другом месте читаем, что Христос Спаситель нисходил, по смерти, душой Своей во ад, яко (как) Бог, чтобы проповедовать там избавление и, как верует Церковь, извел (вывел) оттуда всех ветхозаветных праведников, или всех уверовавших в Него (1 Пет. 3, 19; Православное Исповедание веры. Ч. 1, ответ на вопрос 49).

Что же из этого следует? То, что, если для одних, каков был евангельский богач (Лк. 16, 19, 25), нет избавления из ада, то для других, именно верующих в Господа Иисуса Христа, оно соделалось возможным после того, как Он уже разрушил ад и извел оттуда многих.

Как из первых обителей или затворов адских нет избавления для узников по самому их нравственному состоянию, так из обителей последнего рода такое избавление уже имело место для праведников ветхозаветных и может иметь место для скончавшихся в вере и покаянии грешников.

7) “Не суетны (тщетны, пусты) ли наши молитвы об умерших, когда мы с достоверностью не знаем, какая их постигает участь и, может быть, многие, о ком мы молимся, находятся уже в Царстве Небесном, а другие, по частному суду Божию, принадлежат числу отверженных?”

Наши молитвы о тех, кто, быть может, уже находится или на Небесах или в числе отверженных, если не полезны им, то и не вредны. Но наши молитвы обо всех, благочестиво скончавшихся, только не успевших принести плодов, достойных покаяния, и потому не удостоенных еще Царства Небесного, без всякого сомнения, им полезны. Кроме того, молитвы об умерших во всяком случае полезны самим молящимся, по слову Псалмопевца: “Молитва моя возвращалась в недро мое” (пс. 34, 13) и слову Спасителя: “Мир ваш к вам возвратится” (Мф. 10, 13).

8) “Если Церковь молится обо всех, с покаянием скончавшихся, и ее молитвы сильны перед Богом и благотворны для них, то все, о ком она молится, спасутся и никто не лишится блаженства?”

На это скажем вместе со святым Иоанном Дамаскиным:

“Пусть так! О, если бы сие исполнилось! Ибо сего-то и жаждет и хочет, и желает, о сем радуется и веселится Преблагой Господь, дабы никто не лишился Божественных даров Его. Ибо неужели Ангелам Он уготовал награды и венцы? Неужели для спасения духов Он пришел на землю, нетленно воплотился от Девы, соделался Человеком, вкусил страдания и смерть? Неужели Ангелам Он скажет: приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие? Ты не можешь сего сказать, противник; но все Он уготовал для человека, за которого и пострадал.

Надо также не забывать, что обители у Отца Небесного многи и степени блаженства вечного будут весьма различны, соответственно самому достоинству тех, кто удостоится этого блаженства.

Когда в землю брошено зерно, потерявшее начало растительной жизни еще в житнице и внутренне повредившееся настолько, что неспособно возникнуть из земли, тогда сколько бы ни орошали это гнилое зерно, сколько бы ни старались подвергать его воздействию животворного солнца и благорастворению воздуха, оно не разовьется (не раскроется) и не соделается прекрасным растением.

(Произнесено 25 сентября 1832 г. по освящении храма Святого Духа на Московском Даниловском кладбище.)

“Что есть душам усопшим польза от совершаемых за них молитв и жертвоприношений, о том не будет неуместно сказать несколько слов, ради общего нашего утешения и назидания.

Есть в христианстве люди, которые сами себя лишают утешения молиться за усопших. Какие это люди? Без сомнения, те, которые, приметным и неприметным для себя образом больше любят умствовать, нежели веровать. Почему не приемлют они молитв за усопших? Не видно другой тому причины, кроме той, что непонятно, как действие молитвы простираться может так далеко, даже из одного мира в другой, из видимого в Невидимый.

Человека, рассуждающего таким образом, спросил бы я: понятно ли обыкновенному разуму действие молитвы человека живущего за другого живущего, особенно, если молитва приносится за отсутствующего или же и за присутствующего, но приносится для испрошения чего-либо нравственного и духовного, как-то: прощения грехов, исправления от пороков, укрощения страстей, просвещения, утверждения в добродетелях? Две души, каждая со своим собственным умом, волей, склонностями, свободой, не суть ли одна для (по отношению к) другой – два отдельных мира, отдельных тем более, что преграждены телами? Как же молитва одной простирает свое действие на другую?

Пусть отвечают на сии вопросы, как хотят. Если возьмутся изъяснить, как отдельность существа и свободы не мешает действовать молитве за живых, сим самым изъяснится, как та же отдельность не мешает молитве за усопших. Если скажут, что действие молитвы за живых возможно, хотя необъяснимо разумом, то я скажу: не отвергайте же и действия молитвы за усопших потому только, что оно неизъяснимо или таковым кажется.

А по моему мнению, в предметах веры безопаснее то, чтобы меньше умствовать, а более верить и утверждаться не на мудровании собственном, а на слове Божием. Слово же Божие говорит: “О чесом бо помолимся, якоже подобает, не вемы” (в русской Библии: “Мы не знаем, о чем молиться, как должно”. – Ред.) (Рим. 8, 26). Следственно, по разуму, без благодати, не знаем, можно ли молиться за кого-нибудь. Но Сам Дух, – продолжает апостольское слово, – ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными (неизреченными), в молитве каждого, по его состоянию – особенной; и Тот же Дух, для общего руководства в молитвах, наипаче общественных (особенно храмовых), явственно изрекает, о чесом (о чем) подобает молиться.

Например: “Молю убо прежде всех (прежде всего) творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки” (1 Тим. 2, 1).

Еще: “Аще (если) кто узрит брата своего согрешающа, грех (грехом) не к смерти, да просит, и даст ему живот, согрешающим не к смерти. Есть грех к смерти: не о том глаголю, да молится” (1 Ин. 5, 16).

И еще: “Молитеся друг за друга, яко да исцелеете. Много бо может молитва праведнаго поспешествуема (усиленная молитва праведного)” (Иак. 5, 16).

Послушаем еще, как святой апостол Павел и молится за других, и требует молитвы других. “Молимся всегда о вас, – пишет он к Солунянам (в русской Библии – к Фессалоникийцам.– Ред.), – да вы сподобит званию (соделает вас достойными звания) Бог наш и исполнит (совершит) всяко благоволение благости, и дело веры, в силе, яко да прославится имя Господа нашего Иисуса Христа в вас и вы в Нем, по благодати Бога нашего и Господа Иисуса Христа” (2 Сол. 1, 11 – 12).

А далее, в том же Послании: “Прочее, молитеся (итак, молитесь) о нас, братие, да слово Господне течет (распространяется) и славится, якоже (как) и в вас” (3, 1). И в другом Послании: “Всякою молитвою и молением молящеся на всяко время духом, и в сие истое бдяще во всяком терпении и молитве (и старайтесь о сем самом со всяким постоянством и молением) о всех святых и о мне, да дастся ми слово во отверзение уст моих (устами моими открыто), с дерзновением сказати тайну благовествования, о немже посолствую (для которого исполняю посольство) во узах” (Еф. 6, 18 – 19).

Не собирая более свидетельств Священного Писания о молитве вообще, как о деле известном, приложим к особенному предмету настоящего размышления те свидетельства, которые доселе приведены.

Если мы не знаем, о чем молиться, а для вразумления нашего незнания дано нам Священное Писание, “могущее... умудрити во спасение”, даже до того что “совершен будет Божий человек, на всякое дело благое уготован (приготовлен)” (2 Тим. 3, 15, 17), то от премудрости и благодати Духа Божия, изглаголавшего (изрекшего) сие Писание, надлежит ожидать, что оно не только удовлетворительно наставит нас, о чем молиться, но и предохранит запрещениями, чтобы нам не молиться о том, о чем молитва была бы неугодна Богу. Чаяние сие (ожидание это) оправдывается самым делом.

Теперь же видели мы, как Священное Писание, заповедуя молитву за вся человеки, от молитвы, Богу неугодной и человекам неполезной, предохраняет верующего запрещением: есть грех к смерти; не о том глаголю, да молится. Из сего следует, что если о молении за усопших и нет в Священном Писании особенной, определенной заповеди, а выводится оное только из понятий и заповедей о молитве, более общих, но если притом нет против сего моления в Священном Писании никакого запрещения, то самое сие незапрещение, самое молчание Священного Писания есть уже доказательство того, что моление за усопших Богу не противно и человекам не бесполезно.

Или спросят: не тщетна (напрасна) ли молитва за умерших во грехе? Ответствую: тщетна – за умерших во грехе смертном, смертью духовной, и в сем состоянии постигнутых смертью телесной, – за тех, которые внутренне отпали от духовного тела Церкви Христовой и от жизни по вере своим неверием, нераскаянностью, решительным и конечным противлением благодати Божией. Где просвещенному и беспристрастному оку явны признаки сей горькой смерти, там нет места утешению молитвы: есть грех к смерти; не о том глаголю, да молится. Но что может сделать молитва о брате, согрешающем грех (грехом) не к смерти? Может дать ему живот (жизнь). Неужели и умершему телесно? Святой Иоанн (апостол и евангелист. – Ред.), которого словами теперь мы руководствуемся, не говорит: да; но не говорит и – нет. Он не запрещает молиться о умершем, тогда как запрещает молиться о грешнике отчаянном (потерявшем надежду) и безнадежном.

Всепрощательная премудрость Божия в Божественном Писании не провозглашает довольно громко заповеди молиться за усопших, может быть, для того, чтобы, в надежде на сие подобие (здесь: на это провозглашение. – Ред.), не обленились живущие ранее телесной смерти со страхом свое спасение соделовать. Но когда и не возбраняет сего рода молитв, не то ли сие значит, что еще позволяет бросать, хотя не всегда решительно надежную, но иногда – и, может быть, часто – благомощную вервь (крепкую веревку), отторгшимся (оторвавшимся) от брега (берега) жизни временной, но не достигшим вечного пристанища душам, которые между смертью телесной и последним, Всемирным судом Христовым зыблются (качаются) над бездной, то возвышаясь благодатью, то низводясь (опускаясь) останками поврежденной природы, то восторгаясь (вырываясь) Божественным желанием, то запутываясь в грубой, еще не совсем совлеченной (снятой с себя) одежде земных помышлений?

В истории Маккавеев находим именно жертву и молитву за усопших. Иуда принес оную за воинов, умерших во грехе взятия военной добычи от даров идольских, которыми благочестивый не должен был осквернять рук своих (Мак. 12, 39 – 46).

С тех пор, как образовалось общественное (храмовое) богослужение христианское, моление за усопших вошло в оное, как часть постоянно к составу оного принадлежащая. Свидетельствуют о сем все древние чиноположения Божественной литургии, начиная от литургии Иакова, брата Господня. Посему нет никакого сомнения, что моление за усопших здание апостольское.

“Аще и грешен отыде (из мира сего), – говорит святой (Иоанн) Златоуст, – елико (насколько) возможно есть, помогати достоит (следует): обаче (впрочем) не слезами, но молитвами и милостынями, и приношениями. Не просто бо сия умышлена быша (это задумано было), ниже всуе (да не напрасно) творим память о отшедших в Божественных Тайнах, и о них приступаем, молящеся Агнцу лежащему, вземшему (взявшему на Себя) грех мира, но да ждет им некая утеха (утешение). Ниже всуе предстояй жертвеннику, Страшным Тайнам совершаемым, вопиет: о всех во Христе усопших и памяти о них совершающих” (1 Послание к коринфянам, Беседа 41).

И далее говорится: “Не ленимся убо (впрочем) отшедшим помогающе и приносяще о них молитвы. Ибо (потому что) общее лежит (назначено, положено) вселенныя очищение. Сего ради благонадежно о вселенней молимся тогда, и с мучениками, со исповедниками, со священниками именуем их. Ибо едино тело есмы вси (мы все есть), аще и светлейшия суть уды удов (хотя [мученики] – самые светлые члены из всех членов этого тела). И возможно есть отвсюду прощение им собрати, яко то от молитв, от приносимых за них даров, от святых, с ними именуемых (поминаемых)”.

“Не должно отрицать, – говорит блаженный Августин, – что души усопших от благочестия ближних живущих получают отраду, когда за оных приносится Жертва Ходатая или творима бывает милостыня в церкви: но сие полезно только тем, которые в жизни заслужили то, чтобы им сие после было полезно” (“О вере, надежде и любви”, гл. 110).

Но остережемся, чтобы, после некраткого священнослужения не продлить слова до утомления. Для внимательных довольно сказанного, чтобы каждый подтвердил себе следующие; не незнакомые, но нередко забываемые правила.

Первое: молись за усопших с верой и надеждой милосердия Божия.

Второе: не живи сам небрежно, а старайся чистой верой и неотлагательным исправлением от грехов упрочить (в) себе надежду, что и за тебя по твоей кончине молитвы принесут душе твоей отраду (прохладу, ободрение) и помогут ей в достижении вечного покоя и блаженства в Боге, Присноблаженном (Всегда Прославляемом) и Препрославленном (Превознесенном Славою) во веки”.