Саул говорил своему оруженосцу: "Убий мя, яко объят мя тма лютая... И убих его: ведех бо, яко не будет жив." Ни просьба самого Саула о том, чтобы скорее ему умереть, ни сожаление к его страданиям вследствие ран, которые он получил на войне, ни уверенность в неминуемой его смерти - ничто не извиняло того воина, который окончательно прекратил его жизнь. "Кровь твоя на главе твоей" - было сказано этому воину-убийце. Да и последнюю нить жизни человека властен прервать только Господь Бог. К тому же, бывали примеры, что больные, совсем приговоренные к смерти, мало-помалу выздоравливали. Между тем, вот иные решаются скорей прекратить жизнь больного в уверенности, что он должен же умереть. Тут главными действователями являются врачи, но часто и родственники просят врачей о прекращении жизни больного отравою. У тех и других побуждение одно - жалость к больному. Хотят, чтоб больной не мучился долго. Допускают, чтоб он умер несколькими часами или днями прежде того времени, как должен умереть по ходу своей болезни. Неуместное человеколюбие! Но, кроме того, эти люди нарушают в отношении к больному долг человеколюбия и в другом роде. Чем бы больше больной у самого порога к вечной жизни пострадал от своей болезни, тем в большую заслугу милосердый Бог вменил бы ему эти страдания. А они, между тем, лишают его этой заслуги, этого средства к очищению им грехов еще в настоящей жизни, сокращая его часы. Да если бы и сам он просил врача, чтоб скорей прекратить ему жизнь какими-либо медицинскими средствами, это нисколько не уничтожает преступности деяния со стороны врача. Человек может отчуждать от себя другому что-либо только по своему имуществу, и то если не будет от того вреда третьему лицу. Но жизнь и здоровье его не принадлежат ему - это Божии дары. Следовательно, и больной не может договариваться или соглашаться со врачем или с кем бы то ни было, чтобы для сокращения его страданий или, вместе с тем, чтобы не беспокоить ему больше других, прекращена была его жизнь.

Наставление: почитай врача противу потреб честию его (приличною ему наградой вслучае нужды) относится, конечно, к людям состоятельным. Но болеют и бедные, которых жизнь также может быть дорога для их семейств. Бедные по самой бедности своей и не знают и не имеют у себя сподручных средств (домашней аптеки), чтоб помимо врача избавиться от болезни. Врачу и фельдшеру следует различать вообще больных по роду их болезни и по мере надобности в медицинской помощи, и по степени их состояния. Когда врач имеет время и силы посетить больного бедняка и когда знает о его опасном положении, - должен поспеть по первому призыву. Весьма неблагородно и не лучше торгующего поступает тот врач, который даже до того возвышает плату за свои посещения (визиты), что небогатые люди в самой крайней нужде боятся пригласить его к себе, что болеть и лечиться для этих людей составляет самое тяжкое наказание.

В степени разрешения от поста врачи так же безразборчивы: советуют не частью только ослабить пощение, например, среди Великого поста есть бы рыбное, но совсем оставить пост, до ядения мяса. Нет! Богобоязненный врач никогда не решится склонять больного к нарушению уставов церковных, да еще без особенной нужды. А если иной из врачей сам не соблюдает постов, и потому легко смотрит на нарушение другими этого устава церковного, то не должен бы касаться совести больного, который, может быть, дотоле всегда соблюдал во всей строгости посты и которому, однако, стоит только раз разрешить себя от них, чтобы потом без смущения духа нарушать их. Мог бы врач указать слабому здоровьем более питательные блюда из постных, и это - долг его. Нет, ты врач- христианин! - не бери на свою душу ответственности перед Богом разрешать больному то, на что не уполномочен один и в чем нет и особенной нужды.

И тии (врачи) Господеви молятся, дауправить (больным) покой и исцеление, вот что сказано в слове Божием о добром враче. Врачу должно быть более известно, чем кому-либо другому, что душевное, религиозное успокоение больного, которое больной получит в таинствах покаяния и св. причащения, поможет и телесному выздоровлению его или только облегчению от болезни, и что с Божией-то помощью скорее можно успеть - вылечить трудно-болящего. Итак, врач поступает против пользы больного и против успеха в собственной практике, если не хочет посоветовать больному, чтоб больной прибегнул к Богу. (А иные богобоязненные врачи после своих наблюдений приходили относительно младенческих болезней к такому правилу: когда младенец заболевал, они велели сносить его к св. причастию, потом же в большинстве случаев и не находили нужным давать младенцам лекарств. Тут нет совсем практики врача и не за что, повидимому, благодарить его. Но кто из умных родителей не будет благодарить такого врача?)

Затем, врачу более известна опасность больного. Итак, он должен дать совет о напутствовании больного не в один из последних своих визитов, а своевременно. Между тем, иные из медиков, особенно современных, не хотят предупредить ни прямо больного, ни посредством родственников его, чтоб он напутствовался христианскими таинствами, и таким образом, допускают ему умереть решительно неприготовленным христиански. (Сколько они возбуждают через это ропота против себя со стороны родственников умершего! Какую, тем более, обиду делают умершему!) Но еще хуже, когда иной врач, пользуясь влиянием на семейных в том доме, где лечит, прямо отговаривает, препятствует напутствовать больного. На сей раз спор особенно относится к таинству елеосвящения или соборования. Видя в этом таинстве, по примеру других суеверов, напоминание больному о близкой смерти и оберегая больного от такого напоминания, чтоб не повредить действию на него лекарств, врач никак не соглашается на соборование своего пациента или же доводит дело до того, что больной уже остается бессознательным во время соборования. Но, как человек образованный, врач не должен бы поддерживать религиозный предрассудок в больном или в родственниках его. Когда больной действительно в крайней опасности или безнадежен, обязанность врача - продлить его дни и часы жизни с той именно целью, чтобы больной с сознанием принял предсмертное напутствие. Врач-христианин! Тем более не принимай на себя греха отклонить больного от приготовления к вечной жизни христианскими таинствами.

а так же и в сумасшествии иных.

Яко на сира нападаете, наскачете же на друга вашего (пронзаете друга), с горечью духа говорил больной Иов своим друзьям, которые вместо утешения огорчали его. Если кто раньше не предрасположил себя к терпеливости, опасаясь как человек болезни, тому уже слишком трудно не огорчаться, когда заболеет. И вот такой больной огорчается от самых маловажных случаев, привязывается к каждой мелочи! Между тем, вследствие огорчений, какие делают ему, усиливаются его болезнь и страдания от болезни, а иногда и ускоряется смерть. Как же необдуманно или прямо злостно поступают то сами родственники больного, то посторонние для него, например, прислуга, больничные сторожа (все, однако, обязанные заботиться о нем, первые - по долгу природы, вторые - по данному обещанию, а третьи - по должности). Как они неосторожны или злонамеренны, когда огорчают больного! Например, укалывают его несправедливыми или только неуместными упреками, не только дают ему заметить, но и вслух высказывают, что он в тягость им, даже оставляют его на несколько часов или минут самому себе, как бы готовы тягаться и самим больным. Наконец, выражают свою досаду на него тем, что не хотят тихо передвинуть его на постели или осторожно перевязать ему раны. Это такая безжалостливость, которой обличителями могут быть и животные, ласкающиеся около своих болеющих господ или благодетелей. "И пси приходяще облизаху гной его (Лазаря)", - сказано.

Нет! Долг человеколюбия требует устранять от больного даже всякий шум, стук, который может обеспокоить его. Даже нужно в глазах его умерять жалостливые слезы об нем же, так как это будет сильнее волновать его. Пощаду от огорчений следует оказывать так же и тем людям, которые хоть не лежат в постели, хоть выполняют свои обязанности по службе или по дому, но, очевидно, находятся в болезненом состоянии, например, чахотные или нервные люди. Еще разрешившиеся от бремени заслуживают покоя со стороны окружающих. Что же до больных в беспамятстве, а также помешанных или совсем безумных - эти требуют и ежеминутного надзора за ними. Сколько было примеров, что больные такого рода от недосмотра за ними простуживались, упадали и получали сильные ушибы, а умалишенные и посягали на собственную жизнь! Заметим подробнее о несчастных последнего рода. Число умалишенных заметно увеличивается, без сомнения, от быстрой современной жизни людей, а отсюда и от чрезвычайных резких перемен в их положении. Первичные случаи сумасшествия скорее поддаются излечению. И вот здесь неправильно поступают те родственники или близкие лица помешавшегося, которые по своему предрассудку или ради ложного стыда медлят поместить его в лечебное заведение. При домашних средствах сумасшествие почти неизлечимо (родов его бывает несколько). А с неизлечимыми остается только обращаться по-человечески, между тем как их часто бьют, для смеха раздражают, как беззащитных.

Не нужно оставлять без сердечной заботливости и только глубоких меланхоликов, особенно тех, которые впали в меланхолию от пресыщения всеми грешными удовольствиями своей жизни. Эти люди дают заметить внимательному человеку, а иногда прямо проговариваются, что их борет мысль о самоубийстве. Итак, нужно быть чаще с ними, чего и сами они желают (между почим, не следует давать им в руки книги, или статьи, где говорится о самоубийстве). Относительно всех этих несчастных человеколюбивый пример оставил нам Спаситель. Он благосклонно принимал тех, которые заботились о больных бесноватых, и этим показал нам, что и мы должны быть человеколюбивы к больным в беспамятстве и к сумасшедшим.

Пред слепым да не положиши претыкания (т.е. камня под ноги его, чтоб он споткнулся и упал). Это до вреда слепым. В отношении же к другим (например, хромым, глухим, глухонемым, горбатым, зобным, калекам и параличным) жестокость составляют:

Да изгонят из полка всякаго прокаженнаго, было сказано в Ветхом Завете. Поэтому десять прокаженных мужей (которые встретили Иисуса Христа) сташа издалеча (вдали). По чувству человеколюбия следует всячески оберегать тело ближнего от болезни, а не переносить к нему или из своей семьи в чужую свою болезнь, как, например, оспу, корь, скарлатину, гнилую горячку. Яд обыкновенный, физический или мертвый (например мышьяк) вредит только тому, кто принял его в себя. Но из этих болезней каждая способна сообщиться или пристать и к другому. Это значит прилипчивость. Прилипчивая болезнь от одного больного или только зараженного может распространяться через прикосновение, от испарины или дыхания, более и более может возрождаться в каждом живом человеке, если больной свободно прикасается, а здоровый особенно восприимчив. Таким образом, вполне виновен первый, как нещадящий своего ближнего от заболевания. Но, с другой стороны, не прав и второй, как необерегающий самого себя или свою семью от воспринятия заразы. А если же нужда заставляет пойти к больному или быть с больным, от которого легко заразиться, то здоровый может и должен употреблять предохранительные средства против прилипчивости. Это, например, особенная чистота на себе (частые обмывания лица, рук, преимущественно же во рту), чистота воздуха в комнате и движение на открытом воздухе, неглотание слюны вблизи больного и недыхание его дыханием. А главнее всего - христианское мужество духа!

Предати таковаго... во измождение плоти. Яд любострастной болезни убийственнее всех прочих ядов по силе своего распространения. Притом, он неприметнее других, пока не достигнет известной степени своего развития или пока не начнет выходить наружу. Таким образом, иные могут уже болеть, но не знают о своей болезни; другие могут заражаться (имея одну постель с зараженным лицом или прикасаясь к нему нежными частями своего тела, прикрытыми тонкою кожицею), между тем как сами остаются невинными. Первая вина здесь, значит, падает на того, кто своим грехом или развратом приобрел себе худую болезнь. Но виновны, однако, и те, которые стыдятся открыть про свою болезнь (как, например, женский пол), заметив ее в себе. Особенно виновны сообщающие ее другим, прежде чем сами излечились от нее. Так например, иная больная поступает в кормилицы или няньки и, в этом случае, загубляет здоровье самого невинного существа. Но в высшей степени тяжкая вина тех людей, которые передают другим худую болезнь тем же беззаконным путем, каким и получили ее сами. Это враги общественного здравия. С одной стороны, они усиливают собственную болезнь, а с другой - заражают ею здоровых. Наконец, передают ее потомству, хотя здесь она является в другой уже форме - в золотушной болезни, в хилости сложения и т.п. Так иногда и родители, зараженные худою болезнью, передают ее своим детям. Надобно помнить, что яд ее может скрываться в теле и после видимого излечения, следовательно, может сообщаться другим и в это время.

И прежде недуга врачуйся. Здоровье есть драгоценный дар Божий. Это "свет жизни". Его вполне оценивать могут только больные, которым и не нужно ни чинов, ни капиталов, ни дворцов, а лишь бы быть здоровыми и оторваться от постели. Если войдем в госпитали и больницы, то во всей силе и мы здоровые почувствуем цену здоровья. Итак, надобно всеми мерами хранить свое здоровье. Например, во время какой-либо свирепствующей болезни не следует употреблять в пищу и в образе жизни того, что легко может вызвать болезнь. Грубое это заблуждение, будто "кому суждена смерть, тот сколько бы ни берегся во время ходящей болезни - заболеет и умрет". Нет, благоразумная предосторожность относительно пищи, занятий и движений, которая объявляется советом врачей, может предупредить развитие эпидемии и разве только резкие перемены после прежней жизни или же излишний страх подвергнут иного болезни. Как можем мы надеяться, чтоб Бог хранил нас, когда мы сами себя не храним, когда предпочитаем захворать и лечиться, чем зайти вперед ходящей болезни?

Заблуждением надобно признать и то, будто "предостерегаться от болезни, которая, очевидно, послана Богом как наказание за грехи, значит избегать наказания Божия". Здесь совсем не такое бегство, как бежит преступник, приговоренный к казни. От правосудия Божия, положим, убежать никуда нельзя, но стараться быть пощаженным от него (например и посредством естественных предосторожностей) - это еще не вина. Никто не знает, кому именно суждено в общем наказании эпидемическою болезнью умереть, как напротив, каждый может думать, что не все же умрут от этой болезни. Особенно не по-христиански поступают те, которые злонамеренно пренебрегают предъявленными мерами для предотвращения болезни. Например, говорят, будто народная болезнь произошла от злых людей; будто карантинные правила со стороны правительства имеют целью не здравие народное, а что-либо другое. В таком случае пренебрегают здоровьем не своим только, но всего народа, и преступно очень это нарушение карантинных правил, хоть бы оно не сопровождалось вредными последствиями.

"Не требуют здравии врача, но болящии," - вот слова Самого Господа Иисуса Христа. Значит лечиться позволительно и помощь врача для больного необходима. А один из апостолов Христовых (Лука) был вместе и врачем. Рассуждение будто "лекаря не помогут, если Бог не спасет", правильно в том только смысле, что при лечении не следует исключительно надеяться на лекарей, которые действительно не спасут без помощи Божией. Успех лекарств, которые они дают, показывает нам ни более ни менее как то, что болезнь определена нам не смертная, и в этом случае должны мы смотреть на врачей как на служителей милости Божией к нам. Но зачем же искушать Господа Бога желанием чудесного исцеления и обходить средства против болезни, Им же приготовленные в природе? Если бы лекарства помогли, то не Его же ли это была всемогущая помощь? Кто вложил в какой-либо маленький корешок, в какое-нибудь ничтожное растение целительную силу, как не Он, творец наш? Если врачи спасают иных от угрожавшей смерти, кто же привел их к этому искусству тысячами вековых исследований и опытов, как не Бессмертный наставник всех? А когда в иной болезни природа сама себе помогла, и разве было употреблено малое руководство больному со стороны врача - кто опять, как не Творец, так устроил природу больного, что она среди явной опасности восстановилась одною внутреннею своею силою? Кто как не Он наделил природу этой силой? Лечиться же, напротив, у знахарей или у старых женщин, которых искусство не засвидетельствовано законным порядком или от правительства, а так же врачевать самому себя тайными составами и в медицине неодобренными снадобьями - все это значит слишком небрежно относиться к своему здоровью. А так, обыкновенно, относятся к нему люди суеверные, упрямые, сберегающие свои деньги на лекарства и лекарей. Если и умудряет Бог иных без науки лечить, то от одной какой-либо болезни. А между тем, часто знахарь берется лечить одним своим лекарством от всякой болезни. Как же можно вручать ему свое здоровье и самую жизнь?

Болен, и посетисте Мене. Какие это больные? Прежде всего, конечно, родственники и знакомые. Далее одинокие, которые пусть и не нуждаются ни в чем, пусть будут состоятельные, но или не имеют ни роду ни племени, или заболели в чужом месте и, таким образом, вполне заслуживают нашего сострадания. Наконец, "беспомощные" - этим нечем полечиться; для этих некому призвать священника, чтоб исповедать их. А вообще больные столько же имеют права на наше человеколюбие, как и в темнице заключенные. Между тем как алчущие, жаждущие, нагие и странные сами сказывают о своих нуждах - только не нужно запирать от них дверей - больной прикован к постели, как и узник заключен в своей темнице. Кто же его увидит и услышит, еслиб он и стал просить о помощи? А часто и вопиять-то о помощи он не может, даже и чувствовать свою нужду не в силах.

Итак, тем более лежит на нас долг христианского милосердия в отношении к больным. Представим себе, чего бы мы пожелали от других, если бы находились на одре болезни, и тем самым послужим больному. Если мы еще и не испытывали сами состояния тяжкой болезни, все же, более чем вероятно, болезнь и нас встретит в старости перед смертью. Возлюбленный Спаситель наш, приглашающий нас к посещению больных, Сам показал нам сию добродетель в тысяче примеров. Чудеса Его в том и состояли, что Он исцелял больных. Он не только не отказывал в своей помощи страждущим от различных болезней, но и сам спрашивал иных: "Хощеши ли цел быти?" Исполняем ли мы и по-евангельски ли исполняем Его заповедь о посещении больных? О, как немного таких, которые в этом духе исполняют! И к близкому-то больному мы не соберемся прийти или приходим вместо пяти раз только однажды, потому что нам скучно кажется сидеть у постели больного. А к постороннему, но одинокому и не считаем долгом прийти, хоть знаем и уверены, что он был бы благодарен нам за наше посещение. К бедному же и беспомощному как пойти? Нужно спуститься к нему куда-нибудь в подвал или в нижний этаж, где сыро и душно. Тем более целую больницу как обойти? Там духота воздуха, идет перевязка ран, слышатся стоны, некоторые лежат без памяти. Все это картины невеселые и неприятно действующие на наши нервы. Правда, если заболеют богатый человек или начальник, у постели этих немало бывает посетителей. Но по чувству ли любви к ближнему или по вниманию ли к евангельской заповеди, собираются здесь посетители? Не по обычаю ли только или не для того ли больше, чтоб больной или его семейные оценили их посещение, и жалея больного на словах, желают ли ему посетители в самой душе выздоровления? Что, притом, более бывает предметом разговора их у постели больного; что, как не новости какие-либо, вообще легкомыслие и пустота слов, которые не успокоят болящего, а скорее утомят его? По-евангельски же не так следует исполнять заповедь о посещении больных. Евангелие не требует от нас на этот раз многого, а только предлагает одно - "посетить". Действительно, для больного скучно и тяжело проходит время. Он рад бывает посетителю, доволен участием в его положении других, а все это, успокаивая и ободряя его дух, облегчает и болезнь. Большее сделать для него евангелие и опять предоставляет нашему усердию. И вот прекрасно, если кто лично служит больному. Это служение развивает в нем чувство сострадания к ближнему. Оно обнадеживает и его постороннею помощью в том случае, если он сам заболеет. Оно - такая заслуга, что равняется собственному болению, особенно если бываем у постели трудного или слишком неспокойного больного.

На главную страницу