Когда мы вспоминаем деятелей, укрепивших страну после испытаний смуты, нередко забываем одного из главных героев.
  Есть в Кремле чудное здание – Филаретова пристройка к звоннице колокольни Ивана Великого. Изумрудный шатёр, увенчанный золотым крестом, приковывает внимание и надолго врезается в память. Это знаменитый каменных дел мастер Бажен Огурцов по благословению патриарха Филарета завершил ансамбль огромной московской колокольни. Это изящное кремлёвское здание – как памятник третьему русскому патриарху.

А что мы помним про патриарха Филарета? Только одно: он был отцом и фактическим соправителем первого царя из династии Романовых. Сегодня трудно представить себе, что у Святейшего Патриарха может быть сын – правитель державы. Да и в те времена такое было в диковинку: единственный подобный случай в истории Руси. Судьба патриарха Филарета уникальна. Кажется, на такие сюжетные повороты только Дюма был способен, да и то – при помощи ансамбля литературных негров.

Жил да был состоятельный московский боярин Фёдор Никитич. Щеголеватый и остроумный повеса. Обаятельный, остроумный, энергичный. Кстати, он был первым боярином, носившим фамилию Романов. Род-то уже считался именитым, но его отец Никита Романович, носил фамилию Захарьин-Юрьев. И был племянником царицы Анастасии. Той самой любимой жены Ивана Грозного, гибель которой так повлияла на его характер и судьбу. Стоп! Этот факт нужно запомнить. Призрачное родство Фёдора-Филарета Романова с великим государем из рода Рюриковичей сыграет важную роль на выборах царя. Сын племянника жены – седьмая вода на киселе. Но Романовы крепко ухватятся за этот шанс.

Итак, молодой боярин Фёдор Никитич Романов жил в Москве в своё удовольствие. На улице Варварке, которая в ХХ веке много лет – видимо, в назидание боярам Романовым – носила имя Степана Разина. Голландский путешественник Исаак Масса вспоминал про него: «красивый мужчина, очень ласковый ко всем и такой статный, что в Москве вошло в пословицу у портных говорить, когда платье сидело на ком-нибудь хорошо: «второй Федор Никитич»» А ещё тот голландский шпион пересказал слух о том, что царь Фёдор Иоаннович перед смертью буквально передал скипетр своему тёзке Романову. Слух устойчивый, который, по всей видимости, сами Романовы и распускали.

Когда умер набожный царь Фёдор, последний Рюрикович, Фёдору Романову исполнилось 44 года. Преклонный, даже запредельный возраст по тем временам, но расцвет для политика, если Бог наделил его здоровьем. Он к тому времени стал опытным управленцем, успел повоеводить. Вызывал уважение в дворянской среде приятным обхождением и мягкой твёрдостью. Словом, человек, рождённый властвовать. Это и тревожило Бориса Годунова, нового царя. Он видел в Романовых опасных конкурентов и не без оснований, а Фёдора Никитича невзлюбил со времён Ивана Грозного. Родовитые бояре считали нового самодержца выскочкой, он же не был царём по рождению, не был природным царём. Годунов отвечал им жёстко, показывал, кто в доме хозяин. Фёдор Романов не скрывал властолюбия – и сразу подпал под подозрение. Он-то считал себя выше Годунова! Как-никак, родственник природного царя, и красив, и латыни учён. Но политический опыт Бориса был оружием неотразимым. Годунов приблизился к трону ещё во времена Ивана Грозного, многому научился у первого русского царя. А уж при Фёдоре правил, как всесильный премьер-министр – и не без пользы для государства. Словом, пришлось Фёдору Никитичу несладко.

Царь Борис Фёдорович, как и положено амбициозному государственному деятелю, ценил соглядатаев и доносчиков. Они позволяли ему видеть сквозь стены. За доносы щедро награждал серебром, мехами и поместьями. В свите бояр Романовых шатался дворянин по фамилии Бартенев. Служил он у них, между прочим, казначеем. Тайно он явился к Семёну Годунову и предложил свои услуги. Они сговорились. Вскоре Бартенев подложил в тайник Романовых каких-то отравленных кореньев. Начался сыск, а слухи пошли один другого страшнее.

Дом Романовых царёвы люди взяли приступом. А потом братьев допрашивали, а их людей жестоко пытали. Пресловутые коренья стали доказательством того, что Романовы готовили подлое злодеяние: хотели отравить царя.

Не странно ли, что в православном царстве-государстве пострижение в монахи было самой расхожей политической репрессией? Пожалуй, в этой практике нетрудно разглядеть лицемерие.

И вот под колокольный звон в 46 лет недавний светский лев становится монахом и получает имя Филарет. Он и церковной службы толком не знал. Заодно в монахини постригли и его супругу – урождённую Ксению Ивановну Шестову. Эта властная, яркая (и тоже уже немолодая) женщина в те дни нисколько не походила на служительницу Бога. Однако Ксении Ивановны больше не стало и на свет Божий явилась инокиня Марфа.

Романовых сослали подальше от Москвы. «Дан приказ: ему – на Запад, ей – в другую сторону». Новоявленного Филарета отправили в Антониев-Сийский монастырь на Северной Двине, а Ксению-Марфу – на дальний заонежский погост.

Казалось, супруги больше никогда не свидятся. Поначалу их разлучили и с детьми – в том числе и с будущим царём. Казалось, супруги больше никогда не свидятся, а приверженцы Годунова, верно, не сомневались, что Филарет встретит закат дней скромным монахом.

Монах не мог претендовать на престол. Не имел права. Но Фёдор (простите, теперь уже Филарет) и в ссылке верил в будущее своё возвышение. К церковной службе в те дни душа его не лежала: он вообще, по сравнению с современниками, до преклонных лет был глуховат к Евангельскому слову. К патриарху Иову, который поддерживал Годунова, относился без почтения. Поначалу он не помышлял о церковной карьере и держал себя с братьями-монахами высокомерно.

Пристав Богдан Воейков – усердный соглядатай – доносил царю, что живет Филарет «не по монашескому чину, всегда смеется неведомо чему и говорит про мирское житье, про птицы ловчие и про собаки, как он в мире жил, и к старцам жесток». Воейков побаивался, что Романов может бежать, потому что «ограду монастырскую велено свесть на гумно и около монастыря ограды нет». Ограду укрепили, да и следили за пленником не вполглаза. Филарет воодушевился, когда получил известия о художествах Самозванца – будущего Лжедмитрия Первого, который наступал на Годунова.

Когда «вор Гришка Отрепьев» стал царём Димитрием, пока ещё без приставки «лже» – Романова выпустили на волю. К тому времени Филарет стал иеромонахом и метил в архиереи. Борода его поседела. Самозванец старался приветить врагов Бориса Годунова – и Филарет быстро стал митрополитом Ростовским. Трудно сказать, как отреагировали на это настоящие священники вверенной ему епархии. Но Филарет переменился, постепенно он превратился в настоящего служителя Церкви. Стал смиреннее и мудрее, да и на богословское самообразование не жалел времени.

Во дни наступления «Тушинского вора», Лжедмитрия Второго, Ростов самозванцу не покорился. Позиция митрополита Филарета была твёрдой. Город предали огню, разграбили, не пощадив даже храмов, а митрополита захватили в плен. Самозванец принял его с почтением, они обменялись подарками. Тушинцы объявили Филарета патриархом Московским. Он должен был рассылать по Руси грамоты, склоняя паству на сторону Лжедмитрия. В этой ситуации Филарет держался дипломатично, осторожно. Вслед за ним в Тушино перебрались некоторые его родственники и союзники. Царя Василия Шуйского Филарет презирал, но и Тушинского вора не считал государем, хотя само присутствие «патриарха Филарета» в Тушине создавало видимость законной власти Лжедмитрия. Патриарх Гермоген – непреклонный противник самозванца – не серчал на Филарета за невольное присвоения патриаршьего достоинства. В своей грамоте патриарх Гермоген писал, что молит Бога о тех, «которые взяты в плен, как и Филарет митрополит и прочие, не своею волею, но нужею». Доброта святого патриарха помогла Филарету сохранить доброе имя после краха Лжедмитрия…

Ему предстояла сложная дипломатическая миссия: митрополит Филарет возглавил большое посольство в Польшу, к королю Сигизмунду. Там он откажется признать сдачу Смоленска – и попадёт под стражу. Девять лет митрополит провёл в плену – правда содержали его, главным образом, в комфортных условиях. Интересов Руси он полякам не продал.

Вот вам парадокс: Михаила Романова избрали царём из уважения к отцу, а сам Филарет ещё долго оставался в польском плену… По тем временам, он был уже глубоким стариком – пережил по возрасту и Ивана Грозного, и Годунова, и, наверное, в Москве немногие верили в возвращение Филарета. Казалось, вот-вот он отдаст Богу душу. Но здоровье у Филарета было отменное. Он так и останется в истории главным долгожителем из Романовых: несмотря на успехи медицины в 19 веке, ни один царь этой династии не дотянет до 75 лет. А Филарет жил не менее 79-ти, а скорее всего – больше 80-ти. За тысячелетнюю история нашей страны ни один правитель (не считая отставников) не дожил даже до 76-ти!

Отец и сын встретились на реке Пресне 1 июня 1619 года. Друг друга они любили странною любовью: ведь до этого летнего дня Михаил и Филарет практически не общались. Исполнили ритуал: поклонились друг другу в ноги, оба заплакали, обнялись и долго молчали, онемев от радости. Случай небывалый: действующий царь обнял отца. Бывает, что сын убивает отца ради шапки Мономаха, а тут при живом отце мальчишка стал царём. Филарет к тому времени уже и ещё не был патриархом: всё, что делалось при дворе Лжедмитрия Второго, разумеется, считалось противозаконным.

Вскоре Филарета избирают патриархом. Михаил вздохнёт облегчённо: теперь можно вполне официально переложить ответственность за страну на плечи отца. Патриарх получил царский титул – великий государь. Все государственные вопросы без исключения решал патриарх. Даже иноземных послов они принимали вдвоём – и, конечно, престарелый отец показал себя куда более энергичным дипломатом, чем царствующий сын. При патриархе действовало правительство, он был в те годы и премьер-министром, и канцлером. Титул «великий государь» вполне соответствовал его положению на Руси и в православном мире. Неспроста историки называют его русским Ришелье. Редкое согласие между отцом и сыном (в истории монархий гораздо чаше встречались раздоры!) обеспечило расцвет симфонии Церкви и государства.

Имел ли он царские амбиции? В Коломенском дворце в 1863 году нашли портрет, где Федор Никитич изображен в царском кафтане с дорогим поясом, отделанным горностаями. В правой руке скипетр, на портрете надпись: «Царь Феодор Никитич». Сверху был написан портрет патриарха Филарета… История этой картина загадочна. То ли Федор Никитич ещё при Годунове тешил самолюбие, то ли уже в годы правления сына хотел хотя бы на картине видеть себя не только патриархом, но и царём.

Властный? Ещё какой! А вот страстишка к роскоши осталась во франтоватой юности. О великом государе Филарете вспоминали, что он менял верх на шубе, отдавал старые сапоги в починку и с необыкновенной предосторожностью отдавал чистить и мыть свой единственный белый шелковый вязаный клобук с шитым золотом и серебром херувимом. Настоящий государственный человек должен с презрением относиться к побрякушкам. Так и Филарет.

Питался просто, соблюдал посты. Ему постоянно покупали к столу на рынке «хлеб да калачик на 4 или на 3 деньги и на 2 деньги клюквы». Покупка оловянной да деревянной посуды, в свою очередь, свидетельствовала о простоте повседневных потребностей этого святителя.

Архиепископ Астраханский Пахомий утверждал: «Филарет был среднего роста, Божественное Писание знал и понимал только от части, был человеком мнительным и наделён такой властью, что сам Царь боялся его. К духовенству был очень милостивым, но больше занимался делами царскими чем Церковью». Волосы, бороду и усы он постригал достаточно коротко, отчего тогдашние сатирики за глаза его называли «мужиком». Между прочим, в книге финансовых расходов на государственные нужды была статья » 8 алтын на подстрижку патриарху волос, бороды и усов»!

Как только Филарет взялся за дело – страна встрепенулась. В 1620 году правительство разослало грамоты, в которых под страхом жёсткого наказания запрещало воеводам и приказным людям брать взятки, а городским и уездным жителям давать их. Своевременная мера! Важной реформой была поземельная перепись, в результате которой подати были распределены справедливее и точнее.

Всячески пытался правитель поддерживать работящих русских людей, их и тогда не хватало. Для этого смело вводил протекционистские меры: налоги на ввозимые товары. Чтобы развивалось собственное производство! А как ещё вылезти из нищеты? Но русское купечество за годы войн обнищало: для больших проектов пришлось приглашать иностранцев. Голландский купец Виниус устроил подле Тулы заводы для литья пушек, ядер и выделывания разных других вещей из железа. Правительство строго следило, чтобы иностранцы не скрывали от русских секретов мастерства. Нравы при этом сохранялись строгие: скажем, за употребление табаку резали носы -совсем как в наше время. При царе Михаиле вызывали из-за границы не одних ратных людей, не одних мастеров и заводчиков: понадобились люди учёные, и в 1639 году вызван был в Москву известный учёный голштинец Адам Олеарий — астроном, географ и геометр. Почти волшебник, загадочный иноземец.

На Спасской башне появились часы с боем. Вспомнилось старое выражение: «Москва – третий Рим». Новые города появлялись в Сибири – почти безлюдные крепости, из которых позже вырастут Красноярск и Якутск. Далеко дошли русские люди!

К специфическим церковным проблемам он не был столь внимателен. А государственные реформы проводил вполне дельные. В первую очередь поднял руку на коррупцию и не без успеха. Купцам раздавались особые привилегии, в том числе разрешение ездить в другие страны при условии торговать еще и казенными товарами, следить за работой таможен и кабаков для пополнения доходов государственной казны. К тому же удалось наладить хлебную торговлю. Русский хлеб закупали шведы, немцы, французы. А значительная часть доходов шла в государственную казну: Филарет умел считать копейку. Эти меры спасли Русь от разорения.

Из польского плена Филарет явился убеждённым врагом Запада. Он видел, как в результате реформации распалось католическое единство в Европе и пресекал в зародыше подобные процессы на Руси. Он отстаивал право перекрещивать католиков в православную веру – это коснулось тысяч славян на западных рубежах империи.

Он приглашал талантливых иноземцев в качестве полезных гастролёров, но не любил, когда чудаки укоренялись на Руси. Иностранцев на русской службе в те времена уже хватало. Филарет потребовал: или переходите в православие или убирайтесь восвояси. Мало кто из немцев обратился в православие, а специалисты были необходимы государству… Тогда патриарх решил переселить их в комфортабельное гетто. Так возникла обширная немецкая слобода – Кокуй, в районе нынешней Бауманской улицы. Пущай там иноверцы и варят своё пиво! От этого уютного городка остался один дом – усадьба голландского лекаря Ван-дер-Гульста. Всего лишь один дом, да и то перестроенный.

Филарет проявил строгость и обуздал главного русского бунтаря-космополита – Ивана Хворостинина. Острослов, мизантроп, скептик, он презирал всё русское. Как часто мы встречаем таких Хворостининых в современной творческой интеллигенции! Такие бывают в каждом поколении: в семье не без Хворостинина. А уж смутное время взбаламутило элиту. Поляки, литовцы, немцы, шведы сновали по Руси, шуровали в Москве. К ним приглядывались. Их обычаи казались заманчивыми. Иноземцы не держали строгих постов, выпивали, курили, носили необычные для русского глаза костюмы. Они больше читали, они ярче развлекались. Некоторые потянулись к ним, стали подражать. Впали, если говорить языком ХХ века, в низкопоклонство перед Западом.

Хворостинин писал: «Московские люди сеют всю землю рожью, а живут все ложью». В Москве «все люд глупый, жити… не с кем…». Он заявлял, что хочет продать свои вотчины и уехать в Литву. Подозревали его и в ересях. За все это Филарет приказал сослать Хворостинина в Кириллов монастырь, держать его безвыходно в келье, давать читать только церковные книги и заставлять молиться. Это было в 1623 году. Хворостинин просидел там девять лет и был отпущен в 1632 году, когда дал обещание и клятву соблюдать уставы греческой церкви и не читать никаких еретических книг. Вроде бы и впрямь перевоспитался. А, может быть, просто постарел.

С годами всё больше внимания уделял патриарх делам церковным.

До последних дней патриарх трудился, вот уж пример деятельной старости. Активизировались связи с Восточными церквами. Денег в казне всё ещё не хватало, но святейшему удалось наладить работу типографии. Исправление и печатание богослужебных книг он считал главной своей задачей. Монастыри и храмы приобретали книги по низкой цене: типография не гналась за прибылью. А на Север и в Сибирь книги посылались бесплатно. Крещение народов Сибири Филарет считал миссией Русской Церкви, именно он учредил Тобольскую епархию.

Да тобою, пресветлым государем, благочестивое ваше царство паки воспрославит и распространит Бог от моря и до моря и от рек до конец Вселенныя, и расточенная во благочестивое твое царство возвратит и соберет воедино, и на первообразное и радостное возведет, воеже быти на Вселенней царю и самодержцу христианскому, и возсияти, яко солнце посреде звезд!

Сентябрь 1633 года принёс в Москву дурные вести из-под Смоленска. Ставленник и друг Филарета, опытный полководец Михаил Борисович Шеин попал в польскую ловушку, не сумел уберечь войско от дезертирства и апатии. Смоленск остался польским. А Русь чудом избежала более чувствительного поражения. За неудачную осаду Смоленска Шеина казнят прилюдно… Будь жив патриарх Филарет, этого не случилось бы. Но он не перенёс первых печальных вестей из-под Смоленска. Не болел. После обедни поговорил с сыном – и занемог. Скончался в тот же день, указав на преемника – будущего патриарха Иоасафа, псковского архиепископа. Филарет понимал, что новый святейший не получит столь обширной власти, и избрал для этой роли человека благочестивого, волевого, но не питавшего политических амбиций. Он оставил ему Церковь преображённую, паству, успокоенную после череды потрясений.

Поддержите наш сайт Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.