Образование и Православие


Новосибирский Епархиальный Вестник 

Содержание номера


Обновление: 

05 марта 2009 г.


 

 

 
Газета Новосибирской епархии Русской Православной Церкви
издается по благословению Высокопреосвященнейшего Тихона 
Архиепископа Новосибирского и Бердского

ЛЮДИ БОЖИИ

 

СТАРЕЦ С ОСТРОВА ЗАЛИТА

Островом Православия называли небольшой, едва различимый и на крупномасштабной карте, остров Залита, омываемый водами Псковского озера. Сюда, на эту крохотную часть суши, долгие годы корабли и лодки перевозчиков доставляли паломников со всего православного мира. Маршрут никогда не менялся: Большая земля – остров – домик протоиерея Николая Гурьянова…

Протоиерей Николай Алексеевич Гурьянов родился 24 мая 1909 года (по иным сведениям – 26 мая 1910 года) недалеко от места Ледового побоища, в селе Чудские Заходы Гдовского уезда Ремдской волости Санкт-Петербургской губернии, в благочестивой купеческой семье. Отец, Алексей Иванович, был регентом церковного хора и умер рано, еще молодым.
Мать, Екатерина Степановна, услужливая и богобоязненная, отличалась удивительной кротостью и смиренной добротой. Мягкая кротость, унаследованная от матери, сочеталась в отце Николае с отцовской суровостью и твердостью. Старший брат, Михаил Алексеевич, профессор, преподавал в Санкт-Петербургской консерватории, младшие братья, Петр Алексеевич и Анатолий Алексеевич, также обладали музыкальными способностями. Все братья, кроме Николая, погибли во время Великой Отечественной войны.
Крестили мальчика в рыбацком селе Кобылье Городище, недалеко от древнего прибрежного погоста Самалва, в храме во имя Архангела Михаила. С детства он прислуживал в алтаре, и его прозвали монахом. Даже комнату мальчика, в которой было много икон, называли кельей. В двадцатых годах в Архангельском храме служил священномученика Вениамин, митрополит Петроградский и Гдовский. Одиннадцатилетний Коля держал посох Владыки, который после службы ласково обнял ребенка, поцеловал и сказал: «Какой ты счастливый, что с Господом!»
В 1928 году Николай Гурьянов окончил Гатчинский педагогический техникум, через год – первый курс Ленинградского педагогического института, из которого юношу исключили за высказывание против закрытия одного из близлежащих храмов. Вернувшись на родину, с 1929 по 1934 год Николай служил псаломщиком в церкви во имя Святителя Николая в селе Ремда Середкинского района Псковской (тогда Ленинградской) области и преподавал математику, физику и биологию в школе. В 1930-х годах Николая Алексеевича арестовали, он отбывал заключение в ленинградских «Крестах», был сослан в лагерь под Киевом, и затем – на поселение в Сыктывкар.
В Заполярье заключенные прокладывали железную дорогу. Батюшка вспоминал ту ночь, когда ему пришлось долгие часы стоять в воде, в ледяном крошеве, вместе с другими заключенными. Наутро пришли охранники и обнаружили, что единственным, кто остался жив, был заключенный Гурьянов. Обледенела только борода, да и та потом оттаяла.
После лагеря Николай Алексеевич преподавал в школах Тосненского района, свой дом он отдал детям под школу. Во время Великой Отечественной войны Гурьянов не был мобилизован из-за болезни ног, поврежденных в заключении. После оккупации Гдовского района Николай Алексеевич был перемещен в Прибалтику.
Восьмого февраля 1942 года в кафедральном Рижском соборе во имя Рождества Христова Экзарх Прибалтики митрополит Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский) рукоположил Николая Гурьянова в сан диакона и через неделю, 15 февраля, в праздник Сретения Господня, – во иерея. В том же году отец Николай закончил Виленские богословские курсы. Вскоре молодого священника направили в Ригу, где до 28 апреля он служил в Свято-Троицком женском монастыре. Затем, по указу митрополита Сергия, отца Николая перевели в Вильно (Вильнюс), назначив уставщиком Свято-Духовского монастыря, где он пробыл до 16 мая 1943 года. С 1943 по 1954 год отец Николай являлся настоятелем храма во имя святителя Николая в селе Гегобрасты Паневежского благочиния Виленской епархии. Храм решили закрыть, и в качестве достаточного предлога сотрудники НКВД обвинили отца настоятеля в том, что он агитировал паству выступать против колхозов. Батюшка показал военным гнездо ласточки на кухне и спросил: «Как я могу препятствовать такому серьезному делу, когда даже пташку малую не трогаю? Ваше дело – государственное, мое – духовное». Священника не тронули, и в храме продолжались богослужения.
С 1949 по 1951 год отец Николай проходил заочное обучение в Ленинградской семинарии, в 1951 году был зачислен на первый курс Ленинградской Духовной академии, но спустя год оставил ее. В 1952 году, по указу Святейшего Патриарха Алексия I, он был награжден золотым наперсным крестом, в 1956 году иерея Николая Гурьянова возвели в сан протоиерея.
В Псковскую епархию батюшку перевели в 1958 году, и, по его личной просьбе, указом Владыки Иоанна (Разумова), назначили настоятелем храма во имя святителя Николая на уединенном острове Талабск (более известном ныне по названию рыболовецкого колхоза имени красного активиста Залита). Интересно, что большая часть мужского населения острова Талабск носит имя Николай: матери называют своих сыновей, будущих рыбаков, в честь святого покровителя мореплавателей Чудотворца Мирликийского Николая.
Храм, построенный в 1792 году на месте обветшавшего деревянного, бывшего здесь еще в XVI веке, был закрыт и разорен в 1939 году, но в 1947 году порушенный храм вернули Церкви, богослужения были возобновлены.
Четырнадцатого октября 1958 года, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, отец Николай служил свою первую литургию в Никольском храме. Здесь пройдут последующие сорок четыре года его жизни и пастырского служения. Здесь он станет тем, кем знаем мы его сегодня, – батюшкой Николаем, старцем с острова Залита...
Господь даровал отцу Николаю золотые руки, и он все делал сам: и крышу на храме железом покрывал, и стены красил, и полы ремонтировал, и просфоры пек... Особым его подвигом было озеленение острова. Батюшка привозил с материка деревья и высаживал их. Чтобы они прижились, нужно было израсходовать огромное количество воды. В день отцу Николаю приходилось носить по сто и больше ведер. Он почти не спал: днем служил и работал, а ночью молился.
Местные жители приняли нового батюшку. На острове жили в основном рыбаки, жили дружно. Уже в три часа ночи рыбаки оставляли свои дома, шли на озеро ставить сети. Отец Николай сам, без приглашения, приходил в избушки, сидел с младенцами, пока родители рыбачили на озере. Народ на острове глубоко чтил отца Николая. Не только церковные люди, но даже падшие души тянулись к нему, чувствуя тепло его сердца, его милосердие и заботу. Пьяницы местные мирно уживались с ним.
Бывало, выйдет он навстречу такому бедолаге: «Ну-ка, роднуля, что у тебя в сумочке затаилось? Голубчик, роднуша, надо бросать, семье-то тяжело. Дай сюда бутылочку-то». Возьмет бутылку – и о камень ее... А пьяница не ругается, домой идет спокойно.
В 60-е годы, во время хрущевской «оттепели» и усилившегося гонения на храмы, на остров к отцу Николаю приехали представители местной власти, разговаривали очень резко, грубо, запугивали и пообещали на следующий день вернуться за ним. Батюшка разволновался и всю ночь простоял на сугубой молитве. Наутро на озере поднялась страшная буря, которая не утихала в течение трех дней. Талабск стал недоступен. После того как буря стихла, об отце Николае как-то забыли и больше не трогали.
В 70-е годы устанавливались духовные связи отца Николая со многими священниками, монахами и мирянами. Вначале батюшка был духовником только псковского духовенства, но вскоре на остров стали приезжать со всей страны – отца Николая начали почитать как старца: «Не может укрыться светильник под спудом».
Зачем люди ездили к нему? Он, казалось, ничего особенного и не говорил. Но от его дивных и неожиданных в своей простоте наставлений веяло какой-то высшей небесной мудростью, и в них человек, несмотря на всю невзрачность и внешнюю невыразительность слов старца, безошибочно узнавал волю Божию.
Многие паломники вспоминают: когда они спрашивали отца Николая о конкретных делах, то замечали, что он знал об их проблемах, об их близких. Старец сразу начинал говорить по существу, и его советы оказывались такими простыми, что вопрошавший удивлялся, как он сам до этого не додумался.
Паломников удивляло, что батюшка благодарил их, кланялся за то, что они к нему в гости приехали, будто это он приехал за какой-то милостью к ним, а не паломники к батюшке.
Многим запомнился дом отца Николая – небольшой, аккуратный, выкрашенный темно-зеленой краской, самый маленький домик на острове, в одно окошко, которое смотрит на кладбищенские ворота.
Перед калиткой домика – несколько огромных гранитных валунов. За редким, немного облупившимся крашеным забором – небольшой дворик, густо засаженный разросшимися каштанами, кипарисами и другими деревьями. Это был, как вспоминает один из паломников, «сад памяти» – батюшка привозил сюда ростки из тех мест, где он подвергался заключениям и ссылке.
Дверь открывалась, и на крылечко выходил батюшка. Простые слова, которые мы часто говорим друг другу, в его устах приобретали подлинную свою силу. «Помоги вам Господи», – говорил он, и что-то тут же происходило, менялось в жизни. Верно, Господь, приклонив ухо Свое с небес, слышал каждое батюшкино слово и, по молитвам старца, простирал Божественную десницу Свою для помощи нуждающимся...
Характерной чертой батюшки была улыбка, любовь к шутке. Люди часто не понимали отца Николая, воспринимая его манеру шутить как юродство. Он иногда жаловался: «Юмора моего люди не понимают». Батюшке было присуще особенное чувство юмора, его шутки были не от ума, но от Духа Божия, поэтому часто носили характер притчи, даже пророчества.
Думается, что за внешней простотой, шутливостью, своеобразием поведения отец Николай скрывал свои духовные дарования, совершение подвига непрестанной, глубокой, истинной молитвы.
Во время исповеди отец Николай никогда не обличал, не выдавливал ничего из человека, просто слушал чужое, раскрывшееся ему сердце. Если вопрошавший отца Николая пытался настаивать на своем, он не сопротивлялся: «Ну, как хочешь (то есть: поступай по своей воле)».
Во время исповеди батюшка не разрешал говорить ни о чем постороннем, кроме грехов: «Ты перед Евангелием стоишь. Если гневаешься, посердишься на кого, вот об этом говори».
Одному драматургу знакомый священник всячески советовал бросить театр (Шестой Вселенский Собор отлучил деятелей театра от Церкви), но отец Николай ему сказал: «Ты же не будешь писать «Гавриилиаду», как Пушкин? Красота – это вещь хорошая. Пиши, пиши». Другая – балерина – также спрашивала у старца: «Что же я буду делать, если брошу театр? Понимаю, что дело нехорошее». Старец ответил: «Старый друг лучше новых двух», – и она решила остаться в театре, заниматься балетом.
К получению достойного образования, особенно высшего, старец относился очень серьезно: «Старайтесь сами и всем говорите, что детям необходимо давать высшее образование. Высшее образование многих приводит к Богу».
С монашеским постригом спешить отец Николай вообще не советовал, особенно людям, живущим вне монастыря, в миру, и настойчиво призывал сохранять веру.
На вопрос о том, как нужно жить, отец Николай ответил: «Жить так, словно ты завтра умрешь».
Колдовству и подобным вещам особого значения батюшка не придавал. Есть и есть: «Ну, исцели его Бог». На вопрос о влиянии злой силы отец Николай отвечал с удивлением и улыбкой: «А как Бог? О воле Божией забыли?»
Однажды батюшка рассказал одному из своих гостей занимательную, но одновременно и поучительную историю. О том, как покаялся кот Липа. Дело же вышло такое. Кот тогда был еще совсем молодым, падким на шалости и, конечно же, до охоты. Пташек во двор залетало много. Липа как-то изловчился и поймал одну прямо на лету. Долго раздумывать не стал: съел – и дело с концом. Батюшка к происшедшему отнесся серьезно, обстоятельно разъяснил провинившемуся животному, в чем его неправота, и наказал наперед больше так не поступать. Кот жмурился, виновато кивал головой, словно прощения просил, – каялся. К слову сказать, нелицемерно: с тех пор ни одной пташки Божией Липа не обидел – рыбкой обходился. И более того: когда некая доверчивая пенка свила во дворе гнездо, да так низко, что вызвала соблазн у соседских котов, Липа самоотверженно встал на защиту и ее самой, и ее потомства. В обиду новых соседей не дал. Такое достойное похвалы послушание. Вот вам и бессловесная тварь!
О России старец говорил, что Россия была, есть и будет. В год канонизации Царской Семьи, в 2000 году, отец Александр Шаргунов навещал отца Николая, и батюшка известил его, что в этом году государь должен быть прославлен. Однажды старца спросили о почитании Распутина, приближенного к Царской Семье. Батюшка ответил вопросом на вопрос: «А тебе что, мало двенадцати томов святого Димитрия Ростовского?» Старец категорически запрещал высчитывать последние времена и сроки.
Батюшка был человеком глубочайшей веры и ни на секунду не сомневался в Божием покровительстве, распростертом над каждым верующим человеком и над всей Церковью в целом. «Все будет так, как вам надо», – часто говорил он боязливым людям, как бы напоминая, что никакие обстоятельства не властны над христианином, если в нем есть подлинная, несомневающаяся вера. Безверие нагоняет на нас пустой страх и заставляет энергично бороться с какими угодно химерами, только не с подлинными врагами нашего спасения. Одному молодому человеку на вопрос: «Будет ли война?» – батюшка дал поразительный ответ. Он сказал: «Об этом не только спрашивать, но и думать не должно».
– Глубоко переживая разрушение русской культуры ее врагами, нравственное убийство русского народа, – рассказывает одна приезжавшая к старцу женщина, – я была почти в состоянии отчаяния. Мне казалось, мир рушился вместе с Россией. Свои переживания я рассказала батюшке, не пытаясь сдержать слезы. Старец не перебивал меня, покачивал головой: «Так, так».
Затем он спросил: «А где ты видишь, что все разрушается? Знаешь, кто тебе все это показывает?» Я продолжала плакать и объясняла причины своей боли. Неожиданно вспыхнул свет, и мои глаза оказались прямо перед изображением Страшного Суда. Батюшка указывал на диавола: «Вот кто тебе показывает все».
Батюшку спрашивали:
– К вам за вашу жизнь приходили тысячи людей, вы всматривались внимательно в их души. Скажите, что вас больше всего беспокоит в душах современных людей – какой грех, какая страсть? Что для нас сейчас наиболее опасно?
Отец Николай ответил:
– Безверие. Это страшно.
– Даже у христиан?
– Да, даже у православных христиан. Кому Церковь не Мать, тому Бог не Отец.
– Батюшка, что бы вы хотели сказать всем православным христианам о спасении?
– Верующий человек должен любвеобильно относиться ко всему, что его окружает. Любвеобильно!
В последние годы, когда отец Николай болел, на калитке домика, где висели медный крест и иконка царственных мучеников, появилась просьба: «Не беспокоить старца, который занемог и не принимает». В Никольском храме уже служили иеромонахи Псково-Печерского монастыря, но паломники со всей Руси все так же плыли на остров к отцу Николаю (иногда приезжало до пятисот человек). Теперь встреча со старцем ограничивалась благословением, помазанием святым елеем и кратким напутствием.
Когда отцу Николаю предложили уйти на покой в Псково-Печерский монастырь, он отказался. Как рассказывает архимандрит Тихон (Шевкунов), который по благословению Святейшего Патриарха Алексия II ездил к отцу Николаю, «он просил ничего не трогать, не менять в его жизни. Мы не могли пойти против его воли. Настоящий христианин должен закончить свою жизнь на Голгофе. Он сам выбрал этот путь и не хотел сходить с Креста». До самого конца старец оставался в ясном сознании. Он рвался к народу, скорбел, что не мог, как прежде, помогать людям. Это была настоящая Христова любовь.
Май 1999 года, девяностолетие батюшки... На острове большая группа гостей во главе с Владыкой Евсевием. У домика отца Николая шумное многоголосие: возглашают многолетие. Поздравления, цветы... Батюшка дважды уже пропел свое «Прошел мой век, как день вчерашний...». Владыка благословляет старца иконой Воскресения Христова, а батюшка вдруг склоняется к нему и шепчет на ухо: «Скорби замучили». Никто не слышит, и лишь видеокамера бесстрастно все фиксирует.
Митрофорный протоиерей Николай Гурьянов отошел ко Господу в субботу 24 августа в 17 часов 30 минут. Заупокойная служба, десятки священников в светлых облачениях, теплые, проникновенные слова архиепископа Евсевия у тела почившего. Последнее целование... Редкие удары колокола.. Даже простая память об отце Николае сегодня во многих поддерживает веру, укрепляет душу. Сам факт существования такого старца для многих является той незримой и, может быть, не вполне осознаваемой нитью, которая соединяет их с Богом и вековечной традицией Православия.

А. БОГОЛЮБОВ, «Православная беседа», №2, 2006 г., (Печатается в сокращении)


 


Яндекс.Метрика

На главную страницу