Главная


В раздел 


Обновление: 
20 февраля 2007 г.

 

 

Жизнеописание преподобного Макария (Глухарева) первоапостола Алтая

По благословению Преосвященнейшего Максима 
епископа Барнаульского и Алтайского

Тропарь преподобному Макарию, глас 4

Христовою любовию подвизаем благовестити веру истинную пришел еси народам алтайским, преподобне отче наш Макарие. Словом и житием тех наставляя, привел еси многих ко спасению, егоже сподоби и нас молитвами твоими.

 

 


ПАМЯТНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ ПРЕПОДОБНОГО МАКАРИЯ (ГЛУХАРЕВА)

30 октября (12 ноября) 1792 года  Рождение в г. Вязьме
Сентябрь 1800 -1813 годы

Учеба в Смоленской духовной семинарии

1813-1814 годы

Учитель латинского языка, правописания и чистописания Смоленской духовной семинарии

1814- 1817 годы

Учеба в Петербургской Духовной Академии

Сентябрь 1817 года - 1821 год

Инспектор Екатеринославской духовной семинарии

24 июня 1818 года

Иноческий постриг с именем Макарий, на следующий день рукоположение во иеродиакона, через три дня - в сан иеромонаха

20 февраля 1821 года 1825 год 

Ректор Костромской семинарии

20 декабря 1821 года

Возведение в сан архимандрита и назначение настоятелем Костромского Богоявленского монастыря

Декабрь 1825 - июнь 1829 года 

Пребывание в Глинской пустыни

30 сентября 1829 года

Прибытие в Тобольск. Начало миссионерской деятельности

29 августа 1830 года

Прибытие в Бийск

7 (20) сентября 1830 года

Основание Алтайской Духовной Миссии (первое крещение алтайца)

25 декабря 1842 года 

Прошение об увольнении от дел Миссии

16 июня 1843 года

Увольнение Святейшим Синодом от начальствования Алтайской Духовной Миссией

Июль 1844 года

Прощание с паствой и отъезд с Алтая

Ноябрь 1844 года

Прибытие в Волховский Троицин Оптин монастырь Орловской епархии в качестве настоятеля

18 (31) мая 1847 года

Почил о Господе

1983 год

Внесение в Собор Сибирских святых

2000 год

Прославление в лике святых


 


Преподобный архимандрит Макарий (Глухарев) — одна из самых светлых личностей не только в истории нашего миссионерства, но и вообще в истории нашей Церкви.

Архимандрит Макарий, в святом крещении Михаил, родился 30 октября (12 ноября) 1792 года в городе Вязьма Смоленской губернии в семье приходского священника Иакова Глухарева и жены его Агафьи. Родитель Михаила имел семинарское образование и был известен в городе как прекрасный проповедник и сердобольный попечитель бедных, матушка отличалась кротостью и смирением. Первоначальное образование Миша получил в родной семье. Руководимый отцом и имея яркие способности, мальчик уже в семь лет мог свободно делать переводы с русского языка на латинский. Такие успехи дали ему возможность на восьмом году жизни поступить сразу в третий класс Вяземской духовной школы. Именно в этой школе произошла первая встреча будущего преподобного Макария с косностью и злом. Однажды после оскорблений и угроз учителя он убежал с плачем домой. Была зима, Михаил простудился, тяжело болел полгода и всю последующую жизнь стра-

4


дал от слабости легких и голоса.

После этого 1 сентября 1800 года отец отдает Михаила в Смоленскую духовную семинарию. В Смоленской семинарии преподобный Макарий - Михаил Глухарев обучался до 1813 года, за исключением времен Наполеоновского нашествия 1812 года. В этом году он обучал детей одного из помещиков Тверской губернии, в доме которого перенял некоторые светские манеры и ту благовоспитанность, которая отличала его даже в среде студентов Петербургской Академии. Учеба в семинарии дала Михаилу прекрасное знание латинского, еврейского, французского языков, богословия, истории, географии, арифметики, риторики латинской и российской.

В 1813 году он назначается учителем латинского языка, правописания и чистописания этой же семинарии, но учителем был недолго. По синодальному указу от 22 мая 1814 года для образования второго курса Петербургской Духовной Академии учитель Михаил Глухарев вместе со студентом Захарием Смирягиным был отправлен на деньги семинарии в Петербург. В Академии Михаил Глухарев с самого начала занял одно из видных мест по благонравию и прилежанию. По всем предметам, кроме греческого языка, который он в семинарии не изучал, имел "отлично".

Благочестивый, скромный, благовоспитанный и в то же время подвижный, живой и несколько восторженный Глухарев сразу привлек внимание ректора Петербургской Академии архимандрита Филарета (Дроздова), будущего святителя Московского.

С первых дней полюбил он Михаила за отличные успехи и добрую нравственность, но, видя в нем будущего проповедника, вос-

5


питывал в нем терпение, смирение и кротость нарочитой строгостью. Если преподаватели академии хвалили Михаила, архимандрит Филарет в лучшем случае не наказывал, если ставили первым магистром, то Филарет - десятым. Такое отношение сопровождало Михаила все годы ученичества.

И ректор Филарет и родной батюшка видели в нем монаха, но Михаил все еще колебался в выборе пути. Конечно, в монашестве он надеялся найти помощь в борьбе с плотской страстью, о напоре которой он говорил в своей "Исповеди", но представлялось ему и другое орудие этой борьбы - женитьба.

С раздвоенностью в мыслях и чувствах окончил он Академию и в сентябре 1817 года был назначен инспектором в Екатеринославскую духовную семинарию. В Екатеринославле (ныне Днепропетровск) он не скрывал своего намерения жениться, ему даже сватали одну "достойнейшую девицу", но его не влекло уже в общество. Два вещих сна, которым Михаил Глухарев придавал большое значение, повлияли на него так, что 29 января 1818 года он подал прошение о пострижении. 24 июня 1818 года постриг над ним совершил Екатеринославский архиепископ Иов (Потемкин). На следующий день новопостриженный инок Макарий был рукоположен в сан иеродиакона, а еще через 3 дня - в иеромонаха.

Архиепископ Иов (Потемкин) был двоюродным внуком знаменитого временщика Потемкина и обладал характером властным и суровым. По свидетельству самого о. Макария "в епископском служении Иова господствовала сила яростная, отсекающая и отметающая всякую нечистоту, разрушающая всякое безчиние и истребляющая всякое зло... Гордость, которую иные уважают в других, чтобы и в них её уважали, и которую начальствующие не беспокоят в подчиненных, боясь сами беспокоиться, гордость в церковниках была первым его врагом, с которым он боролся всею крепостию своего духа - Гневом Божиим вооружаем был преосвященный Иов против гордости своих подчиненных.

Но это осмысление пришло к о. Макарию позже. Пока же он инспектор Екатеринославской духовной семинарии и учитель духовной истории, в полной мере испытал этот педагогический прием на себе, а он , по собственному признанию, "грешен был гордостью вообще и гордостью ученой". Преосвященный то поручал ему приготовить проповедь к празднику в течение нескольких ча-

6


сов, то дарил ему летом шубку и в ней вез его 30 верст в загородный монастырь и водил его там по разным местам, то отнимал подарок. У добрых иноков, по убеждению архиепископа Иова, должно быть только два слова: "прости" и "благослови".

В семинарии инспектор Глухарев с его бескорыстием, гуманностью, честностью выгодно выделялся на общем фоне своих сослуживцев. Мягкий по природе, он чуждался всякой грубости и в свои отношения к воспитанникам ввел тон самый дружелюбный, самый сердечный, ласковый, обнадеживающий. Беседовал с ними и на дому, давал свои книги, деньги и съестное, которое по старой привычке ему, как инспектору, несли со всех сторон. Все это располагало семинаристов прощать его строгость и требовательность на занятиях. Будучи нелицемерным, Глухарев скоро задел и самого преосвященного Иова. Как инспектор семинарии он не подписал денежный отчет за 1818 год из-за отсутствия расписки архиепископа. На град же упреков и вопросов: "Как! Ты не веришь мне?" - он спокойно отвечал, что верит ему как архипастырю, но не верит как человеку, так как он может умереть. Архиепископ уступил, но с новой силой устремился исправлять гордость подчиненного. Портятся отношения и с сослуживцами. Причина - ревность к успехам о. Макария.

7


О, если бы не было рядом иеромонаха Ливерия! Этот, несомненно, духовный человек был племянником известного молдавского подвижника, преподобного Паисия Величковского. Трудами преподобного Паисия были возвращены на Русь и умное делание (молитва Иисусова), и само понятие старчества; он был истоком будущего величия старцев Оптиной пустыни. Будучи в пострижении духовным сыном отца Ливерия, отец Макарий пользовался его любовью и дружбой и имел слово утешения и назидания.

"Что бы во мне произвел преосвященный Иов без отца Ливерия? -вопрошал о. Макарий. - Может, я пришел бы в ожесточение и отчаяние. Но что бы сделал со мною и отец Ливерий без преосвященного Иова ? Младенческая рука его была бы слишком легка для гордости ученой; а в гордости, как в крепком замке, и плотские страсти держались и содержали душу мою в рабстве греха и смерти ". Осознание пришло позже, сейчас же он чувствовал себя придавленным мощью архиепископа Иова, "отношением ректора и сослуживцев, что и своевольно оставил сие училище, не научившись, и сию врачебницу, не исцелившись... не только сошел с креста, но и сбежал с Голгофы".

В начале 1821 года он просит тогда уже архиепископа Филарета (Дроздова) о переводе к любому, но более смиренному ректору, но вместо этого его ставят ректором Костромской семинарии, в которую он прибыл 20 апреля 1821 года. Став ректором, о. Макарий не изменился в своем дружелюбии к студентам, но остался также непреклонен к порочным наклонностям некоторых из них. Однажды в отца Макария был брошен из окна камень, попавший в плечо, затем подана жалоба архиерею. Но большинство семинаристов оценило своего духовного ректора.

Семинария после пожара 1813 года помешалась в Богоявленском монастыре, в котором о. Макарий был еще и настоятелем. Сам монастырь причинял ему множество хозяйственных хлопот - ремонт, постройка... Ко всему присоединились проблемы со здоровьем, крайне слабым после памятной детской болезни, случившейся в Вяземской школе. Эти болезни и становятся поводом (именно поводом) для прошения об освобождении от административных и учебных должностей. Причина же была гораздо глубже и затрагивала область более серьезную. Монашеский удел - бесстрастие, но как избежать борения страстей при разговорах духовных и светских

8


лиц на темы, тебя волнующие, при чтении писем с новостями, тебя напрямую касающимися, при ночных думах, в которые вписывалась то горечь, то опасение, то отчаяние, то гнев? Необычное усиление притихших было внутренних страстных духовных борений требовали удаления от дел гордыни в тишину послушания и уединенной работы над собой.

И хотя в ответном письме о. Макарию святитель Московский Филарет, предостерегая его от спешки, в частности пишет: "Что касается до искушений от раздражительности, случай с ним более или менее есть везде. Тишина духа утишает нервы", - архимандрит Макарий был уволен от дел. Из-за боязни, что святитель Филарет уговорит его вернуться на путь учености, он избегает заезжать в Москву. Путь отца Макария лежит через Саров, где он беседовал с преподобным Серафимом, и в беседе преподобный Серафим предсказал о. Макарию тяжелый жизненный крест. Киевская Лавра, в которую о. Макарий прибыл, показалась ему "слишком шумной" и он попросился в Китаевскую пустынь, в 7 км от города, находящуюся в месте тихом и прекрасном. Здесь он занимался переводами, в частности, переводил на русский язык Слова преподобного Феодора Студита. Затем, избегая предложенного ему настоятельства или, по мнению других исследователей, ища истинного духовного руководства, он переводится в Глинскую пустынь Курской губернии.

9


Глинская Рождество-Богородицкая пустынь - общежительный мужской монастырь в 12 верстах от города Глухов - основана в 1557 году на месте явления в "Глинском" урочище (в нем горшечники добывали глину) иконы Рождества Пресвятой Богородицы на одной из сосен, из-под корня которой истекал источник чистой воды.

Попав 26 декабря 1825 года в удаленную от мирского шума обитель, архимандрит Макарий сразу почувствовал успокоение и истинное умиротворение. Настоятель пустыни игумен Филарет (Данилевский), человек строгой жизни, неутомимый подвижник и опытный руководитель в духовном делании, сразу заботливо принял на свои руки архимандрита, который чувствовал себя слабым не только управлять людьми, но и управляться с самим собою и своими желаниями.

В обители общее настроение и нравственное самочувствие о. Ма-

10


кария улучшилось. Устав монастыря, взятый со Святой горы Афон, продолжительные службы, в которых он участвовал как рядовой монах, добрые отношения между братией и настоятелем - все благотворно воздействовало на мятущуюся душу о. Макария.

"Это школа Христова, это одна из светлых точек на земном шаре, в которую, чтобы войти, надлежит умалиться до Христова младенчества " - писал преподобный Макарий о Глинской пустыни, а послушание старцу называл "врачебным кровопусканием, в котором душа очищается от черных, нечистых и гнилых кровей своеволия и глупости ".

Известно, что преподобный Макарий кроме обычной деятельной молитвы часто прибегал к молитве "умной", называемой ещё "умным деланием". С этой краткой молитвой: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго», он познакомился ещё в Академии, благодаря записке преподобного старца Василиска, пустынножителя Сибирского, да и святитель Филарет, тогда ректор Академии, известен был в числе таких молитвенников. Затем о ней о.Макарий спрашивал у Екатеринославских учеников преподобного Паисия — архиепископа Иова и иеромонаха Ливерия. Здесь же, в Глинской пустыни, под руководством старца Филарета все располагало к молитвенному труду во очищение сердца.

В Глинской пустыни под руководством многоопытного старца Филарета, архимандрит Макарий пожелал пройти все степени послушания. Служил чередную седмицу наравне с чередными иеромонахами, а свой магистерский оклад отдавал на братскую трапезу, которой и пользовался вместе с остальной братией. Так прожил он

11


в тишине и спокойствии, занимаясь учеными работами до 1829 года, Глинская пустынь была, казалось, для о.Макария последней пристанью, где он, наконец, нашел все, что искал. Всё, чтобы приготовиться к высокому трудному подвигу миссионерства.

3 апреля 1829 года в Глинской пустыни был получен указ, приглашающий желающих ехать в открывшуюся Тобольскую Миссию. О таком вызове на путь миссионерства архимандрит Макарий узнал совершенно случайно. Когда он однажды, сидя в холодной келье одетый и в шапке на голове, занимался переводом с греческого на русский язык огласительных Слов Феодора Студита, его посетил один иеромонах той же Глинской пустыни, с которым о. Макарий жил дружно, деля досужее время в духовных беседах. Посетитель, найдя отца Макария в таком виде, обратился к нему со словами: "Неприлично, да и грешно вам, о. Макарий, при вашем даровании, способностях и учености забиться за печку и скрывать свой талант. Вы просите открыть где-нибудь Миссию, посвятите себя для пользы Церкви и погибающего человечества в язычестве. Вы способны к сему служению". Хотя в ответ своему другу о. Макарий ссылался на слабость своего здоровья, но случайно высказанная мысль глубоко запала в душу его, и он через три дня обратился за советом к настоятелю пустыни о.Филарету, который не только одобрил намерение о. Макария стать миссионером, но и благословил его на этот подвиг.

Получив разрешение Святейшего Синода, отец Макарий 18 июня 1829 года отправляется в Москву, а затем после встречи с митрополитом Филаретом (Дроздовым) выезжает 1 (14) сентября в Тобольск для занятия миссионерской деятельностью. Но прежде отъезда по совету и с помощью Московского святителя он знакомится со знатными, влиятельными людьми, которых привлекает к помощи зарождающейся Миссии. К числу таких друзей миссионерского дела относятся княгиня Варвара Михайловна Нарышкина, её сестра Евдокия с мужем князем Петром Алексеевичем Голицыным и другие особы.

12


В Тобольск архимандрит Макарий прибыл 30 сентября. Архиепископ Тобольский Евгений (старый друг митрополита Филарета) предполагал организовать две Миссии: на севере - для остяков (современные ханты) и вогулов (манси), и на юге - для киргизов (речь идет и о казахах), калмыков и телеутов Алтая, а также черновых татар (старое название северных групп народов Алтая).

Слабость здоровья для севера и предварительное знакомство с языком тюркской группы побудило прп. Макария выбрать юг, точнее Киргизские степи (современный Казахстан). Но в степи о. Макария не пустили власти на основании правительственного указа, запрещающего там всякую христианскую проповедь (эта "нейтральная" политика закончилась распространением ислама, причем вызывались мулы из фанатичной Бухары, а мечети часто строились руками православных казахов). Так окончательным направлением для архимандрита Макария определился Алтай.

3(16) августа 1830 года Миссия в составе начальника и двух сотрудников - тобольских семинаристов Волкова и Попова выехала из Тобольска и 29 августа (11 сентября) прибыла в Бийск и остановилась в доме священника Петра Синкина - обрусевшего кумандинца.

Так Бийск становится резиденцией и одним из центров Миссии,

13


наряду с впоследствии обжитыми Улалой (Горно-Алтайском) и Маймой.

Миссионерам приходилось заниматься буквально всем: обучением вере и навыкам земледелия, преподаванием грамоты детям и взрослым, поставками сельскохозяйственного инвентаря, продовольствия и одежды, лечением и даже принятием родов.

В основе религиозных воззрений алтайцев-язычников лежит дуализм, то есть наличие двух начал: светлого - Ульгэнь и темного -Эрлик. Каждому из двух божеств подчинено множество мелких. Эти чистые и нечистые духи, по мнению язычников, населяют всю вселенную. Отсюда обоготворение солнца, луны, огня, гор, рек, с принесением жертв их обладателям - духам. Впрочем, и жертвы, и общие моления у алтайцев совершаются только в исключительных случаях - опасности для жизни или имущества. Тогда призывают кама (шаман) и начинается камлание с жертвами животных в умилостивление злых духов - бесов. Шаманство - культ преимущественно злого начала и демонов. Тем не менее, для алтайцев их вера бывает дорога как национальная вера предков. Когда же в сердце входит понятие о всемогуществе Бога - Света - Христа и бессилии перед истинно верующими в Него всего темного бесовского мира, каким блаженным чувством свободы от всегдашнего страха наполняется все естество бывшего язычника.

Первое крещение миссионеры совершили уже 7(20) сентября 1830 года. Эта дата считается днем основания Алтайской Духовной Миссии.

В истории христианского миссионерства вообще и православного в частности, христианизация довольно часто начиналась и заканчивалась актом крещения, после чего новообращенный предоставлялся самому себе и очень часто снова возвращался в язычество.

14


Алтайская Миссия сразу определила для себя иной путь. Типичная история обращения Элески - Иоанна, первого крещенного алтайца, о которой рассказано в книге А.Макаровой-Мирской «Апостолы Алтая»:

«- Слава Богу! - слетело с уст отца Макария, и глаза его пристально взглянули на бежавшего к ним ребенка и юношу, высокого, худощавого, с грустным лицом обычного алтайского типа, теперь охваченным радостью. Он подбежал к ним, взял лошадь отца Макария под уздцы и поднял засиявшие глаза на лицо старца, благодарным взглядом глядя на него.

- Спасибо, абыз... добрый, что приехал... я так ждал пожальста крести меня, сегодня байга в аиле недалеко, вся родня туда поехала, и отец там... тебя не ждали... отец был тут утром, спросил про Иеремию и велел мне к вечеру ехать домой... ладно, что ты приехал, отец мой.

И, опустив узду, он поцеловал край рясы отца Макария.

- Ну, хорошо, милый, иди за мною, я немного поговорю с то-

15


бою, а вы прежде отдыха приготовьте все для крещения, - обратился он к спутникам.- Вечером вы увезете его в Бийск, а я останусь ночевать туг.

И, отпустив их, усадил Элеску на деревянную чурку в убогой юрте Иеремии.

- Скажи мне, милый, кто та Аг-эне, которая говорила тебе обо мне? какая она собою?

- Аг-эне?! - сложил с благоговением руки Элеска - О, Она часто ходит по Алтаю... такая белая, тонкая, и лицо!., свет идет от него... я люблю Ее, Она говорила со мною...

Раздумчиво, опустив голову, отец Макарий внимательно слушал.

- Конечно Аг-эне была Пресвятая Дева, Она ходит по Алтаю среди простых сердцем людей, в большинстве кротких и добрых, как дети, и защищает их от зла.

И он стал кратко, но ясно объяснять Элеске то, что он думал об Аг-эне, назвав это видение Благою Матерью Бога.

Как убедительно он говорил! Сердце юноши трепетало и горело в порыве горячей любви к Небесной Матери, захотевшей привести к спасению душу его, Элески, одной песчинки создания Божия, и он ясно и твердо прочел, после наставления, молитвы.

Спустившись к р. Улале, в крохотной заводи окрестили Элеску под пение двух спутников архимандрита, потом он напоил новокрещеного чаем, и с сиявшим счастьем лицом Элеска, теперь Иоанн, первенец Божией благодати, поехал со спутниками архимандрита, сопутствуемый ласковыми словами отца Макария, полюбившего кроткого юношу, которого приобрел для Бога.

Проводив их, старец вынул свои книги и тетради, позвал местного толмача и принялся за обычное дело - перевод священных книг и службы на алтайский язык; а по Улале неслась молва:

- Абыз приехал! Макарий абыз крестил Элеску!!

Две - три женщины, видевшие это крещение, облетели осталь-

16


ных, и одна из знакомых Элескиного отца, оседлав коня, поспешила в тот аил, где справляли байгу, чтобы сообщить о случившемся событии.

Наступила уже ночь. Ветер разогнал тучи, и они ушли, улетели, очистив небо, осыпанное мириадами звезд крупных и ярких на темном глубоком небе. Тишина стояла нерушимая, но какой-то далекий шум внезапно нарушил ее. Архимандрит прислушался. То был гул голосов и топот лошадей; принесенные горами, они разбудили собак, и те громко залаяли по всему маленькому селению.

Архимандрит подошел к двери и отворил ее

- «Это возвращаются с байги!» - подумал отец Макарий. - «Наверно улалинцы повестили Элеску... ближе... Господь мой и Бог, помоги мне вразумить этих неразумных детей... слава Богу, что тот теперь далеко».

И перекрестился радостно, без тени волнения, спокойно вслушиваясь во все приближающийся гам неистовствующей и возбужденной вином толпы. К нему, стоявшему на крыльце, подбежал Иеремия, проснувшийся от шума, он был весь бледен и дрожал, как лист.

- О, абыз, они разнесут у меня все!., пьяные... ведь, знаешь, в вине это - волки!., что я стану делать с ними?., та, проклятая Шадунова молодуха, видела, как крестили Элеску; жена говорила мне, что она куда-то уехала... зачем ты не уехал, отец?., они бы тогда подумали, что ты увез его с собою, и не тронули меня, а теперь станут его искать и сделают тебе зло.

- Они и сейчас тебя не тронут, - сказал архимандрит спокойно.

- Я нарочно остался, чтобы тебя защитить... зла их я не боюсь... ступай в юрту, спи... вот, они близко.

Иеремия не пошел в юрту, он испуганно спрятался за хворостом, наваленным близ избы, а отец Макарий глядел на всадников, беспорядочно скакавших по улице, махавших и выкрикивавших бранные слова... улица проснулась от гама... свет заблестел в редких избах, и сильнее пошел дым из отверстий юрт от подброшенного на очаги хвороста... вот, совсем близко у избы всадники... вот они у крылечка...

- Эй, Еремка! - закричал толстый инородец, едва владея языком.

- Элеска где? давай Элеску... абыза проклятаго давай!

- Тут я! - сказал отец Макарий, приводя на память алтайские слова.

17


И его спокойный ясный голос точно обухом ударил подлетевших на конях инородцев. Испуганный толмач, преданный и добрый человек, протеснился среди всадников, и отец Макарий ласково кивнул ему головою.

- Скажи неразумным, для чего я нужен им?., вот, я весь тут перед ними... пусть говорят.

И опомнившаяся толпа после слов толмача загудела, как пчелиный рой, требуя Элеску, упрекая за крещение, требуя Иеремию, устроившего его, и осыпая архимандрита бранью.

- Скажи, что Элески нет у нас... всякий заботится о своих: Элеска наш, и мы увезли его и охраним... вы же не жалеете своих, и все от вас уйдут к Богу, Который велел всех любить.

- Элеска больше не сын тебе, - обратился он к толстому, сильнее всех грозившему человеку. - У него отец - Спаситель и Господь, Которого полюбило его сердце... если дитя тебе дорого, ты можешь вернуть его к себе, если тоже придешь к Богу.

- Ах, ты... - затрясся от злости пьяный алтаец, - да я тебя, старый...

И он замахнулся плетью на архимандрита, тот не откачнулся даже, но спутник, видимо менее пьяный, схватил алтайца за руку.

- Одурел, - выскочил из за хвороста Иеремия. - Гость мой, не смей... дуй меня, пьяница, дуй, а его не трогай...

- Нельзя трогать... забыл, что он старый, - загудели из толпы собравшихся улалинцев и среди приехавших. - Ай, ай, совсем одурел.

- Зачем Элеску?.. зачем сына?., твой Бог худой... зачем сманил... ой, какой худой твой...

- Остановись! - вскричал отец Макарий, хватая его за руку. - Не смей. Господа моего, Искупителя ты не тронешь, безумный... твой язык отсохнет, если ты произнесешь хулу... прочь... уйди, чтобы глаза мои не видели тебя... я хотел тронуть твое сердце, но оно похоже на камень, оно утонуло в вине... уйди... я рад, что спас от такого отца кроткого юношу...

- Что он говорит? - дрогнул инородец, пораженный страстной и гневной речью, и, когда толмач перевел ему все слова, он с ненавистью посмотрел на монаха.

- Убить тебя надо, - кинул он ему, - убить, растрясти... эти дураки испужались, погоди, я-то не испугаюсь... я-то...

18


И, разразившись потоком брани, он, внезапно повернув коня, крикнул спутникам:

- Дери его шайтан... за мною! - и ринулся в темноту.

- Ай ай... ай...

Дикие крики привлекли отца Макария; он видел, что всадники спешились, и спешно сошел с крыльца, хотя Иеремия схватил его за руку,

- Не ходи, отец Макарий, не ходи... опять сдурят... там кто-то упал... Бог с ним - не ходи.

Но старец его не послушал. Быстро пройдя мимо оставленных всадниками лошадей, он остановился у пня старой березы и, раздвинув инородцев, склонился над упавшим. Алтайцы расступились перед ним, за минуту гневные, пьяные, они теперь испуганно глядели на потерявшего чувство отца Элески, в темноте налетевшего на пень, выпавшего из седла и теперь обеспамятевшего, и на старца, которого только что ругали уста сраженного человека.

- Несите его, - кидал он короткие алтайские фразы, - туда... ко мне... в дом Иеремии... я его осмотрю... без памяти он... ах, бедный, бедный...

И это сожаление, это участие, звучавшее в звуках голоса старца, поразило их так же, как его простые слова, сказанные за несколь-

19


со минут на крыльце Иеремии. Тихо и осторожно положили на убогое ложе, принесли холодной воды. Старец осмотрел бесчувственного, положил компрессы на лоб, дал нюхать спирту и заботливо стал осматривать и растирать его бесчувственное тело; светлый луч радости прошел по его лицу.

- Ничего, - сказал он. - Жив будет .. разойдитесь спокойно... Господь поможет ему.

И положил руку на лоб, приходившего в себя врага. Тот открыл глаза и поглядел на него, минуту соображая.

- Ты убился с коня... он поднял, помог... ходил за тобой, - воскликнул Иеремия взволнованно. И родичи, толпившиеся у дверей, подтвердили.

- Да... да... он, все он.

Угрюмое запухшее лицо понурилось, и, не глядя на архимандрита, убившийся хотел встать, но тяжело опустился на ложе: сил не было.

- Оставьте, - сказал отец Макарий. - Ложитесь спать... поздно... я похожу за ним; к утру он проспится и встанет... ступайте с Богом и не думайте, что я причиню ему зло.

И все пошли тихо, как виновные, глубоко веря, что кроме добра этот кроткий человек не может ничего сделать, и только Иеремия и толмач еще несколько минут не решались уйти, пока он не повторил им еще раз ласково, что они должны уснуть.

Потом он подошел к своему гостю; тот лежал ослабевший от вина и ушиба и не спал, хотя закрыл глаза; архимандрит еще раз помочил его лоб и, отойдя, стал на колени перед окном, за которым сияли звезды. Он загасил огонь после ухода всех, и только эти звезды светили ему, а уста шептали молитву, пламенную и чистую за эти задумчивые горы, за их детей, за всех страждущих и радостных, шептали молитву кроткие уста долго, долго, и больной, слушая их, думал напряженно, не засыпая, своим умом по мере того, сак уходило опьянение, и тихий покой охватывал его члены.

- Абыз!?

Какой-то робкий голос. Забывшийся в молитве старец невольно дрогнул и повернул голову от окна.

- Ляг, абыз, отдохни... ты добрый... я не злюсь за Элеску... я злой и худой, а ты лучше... я расскажу своим про тебя... прости, что ругал... сына не жалко, так, зря я... простишь?

20


- Спи с Богом... отдыхай... спи.

- А, все-таки, ты не ладно сделал... Элеску не показывай, опять пить буду... опять побью... не показывай мне Элеску, я буду камлать... буду с камами дружить... он как хочет... не говори ничего, не послушаю... только ты добрый... завтра всем скажу... всем...

И затих, засыпая, а отец Макарий, подойдя к его ложу, грустно и кротко глядел на него... мог ли он надеяться, что пожнет и этот колос потом?

- «Да... да!»

И с прежней верою, сложив руки, он обратил глаза в темноту улицы, где новые тучи начали затемнять звезды, и только тут почувствовал, что его тело сегодня устало и измучилось, и что ему нужен покой. Помочив еще раз компресс, он положил его осторожно на лоб заснувшего и, тихо придвинув чурку к его ложу, сел на нее и заснул, положив голову на край покрытой войлоком постели своего врага, спокойно, как доверчивый и чистый ребенок.

А за окном начинал брезжить рассвет нового дня, несшего ему новые труды, для которых пришел он, этот первый Апостол Алтая, имея в своем сердце горячую и великую любовь.»

21


Преподобный Макарий всегда крестил только после оглашения (ознакомления с основами веры), поручал крещенного надежному восприемнику, который заботился о нем и ограждал от вредных влияний язычества. Новокрещенный приобщался к церковной общине, к христианской культуре, цивилизации.

Постоянной заботой о.Макария было избрать центральное место в Бийском округе для пребывания Миссии. Приметив, что татары (алтайцы), кочующие за Бией, более выказывают расположение к принятию христианства, нежели другие, решил избрать Улалу, как центральное место, удобное и для присмотра за новокрещеными, и для проповеди между татарами и калмыками.

Но переселившись в Улалу, о. Макарий к прискорбию своему, узнал, что алтайцы, опасаясь быть насильно крещеными, собираются перекочевать в Кузнецкий округ, почему он временно оставляет Улалу и переселяется в Майму, чтобы ласковым и любовным отношением искоренить в них этот ложный страх. Заботы о. Макария о новокрещеных инородцах были безграничны и носили чисто отеческий характер. Для крещения новорожденных младенцев у новокрещеных он всегда был готов отправиться хотя бы за 70 верст

22


и даже верхом в весеннюю распутицу, не дожидался он и приглашений для напутствия больных новокрещеных инородцев св. таинствами покаяния и причащения как в стане Миссии, так и вне стана, а являлся сам, лишь только узнавал об их душевном и телесном состоянии. О. Макарий любил своих духовных детей-инородцев вполне самоотверженно, как добрая мать любит своих родных, близких ее сердцу, детей.

Из воспоминаний протоиерея Михаила Чевалкова — первого алтайского священника:

"Помню в то время старого Бориса Кочоева, он тоже не хотел креститься. Это был суровый старик, важный и здоровый собою, у него было много лошадей и скота, и говорили о том, что он имел деньги. Как он ненавидел отца Макария! Должно быть, кара-неме (злые духи) постоянно были вокруг него, а отцу Макарию хотелось спасти его душу. Каждую неделю ходил он к нему, и я не раз слыхал те кроткие святые убеждения, с которыми он приходил к Кочоеву. Дом Бориса стоял над Маймою, там, где густо разрослись каии (березы) и тере (тополя). Майма клокотала и грохотала о камни, и дикий берег пихтача, поднимавшегося высоким кряжем, круто убегал в вышину.

- Твоя душа, как эти камни! - говорил о. Макарий. - Но Христос так добр, Борис: Он посылает меня к тебе. Он хочет спасти твою бедную душу; смотри, как точит камни вода, вон один стал гладким и чистым и не торчит так злобно и угрюмо, как другие. Мои слова - та же вода, они дойдут до твоей души, я верю тому, потому что Господь мой желает ее отнять у курюмеся (дьявола).

23


Но чем больше и убедительнее были его уговоры, тем неприступнее и злее становился Кочоев. Однажды, в осенний день, когда сыгын-ай (сентябрь) подходил уже к концу, я, ворочаясь из пихтача, увидел о. Макария, идущего к дому Бориса. Было тихо. Люди, пользуясь ясными днями, ушли по делам; даже малышей не было поблизости, и меня потянуло послушать речь о. Макария. Прячась за деревьями, я подошел совсем близко к крыльцу, на котором, насупившись, сидел Борис, угрюмый и злой.

- Зачем идешь опять? - забыв долг гостеприимства, сказал он с ненавистью. - Мне противно глядеть на тебя и речи твои мне постылы!

- А я тебя люблю, - сказал с кротостью о. Макарий, и сел, по обычаю, на крылечко с своими кроткими словами о праведном Боге.

- Я тебе желаю добра, чтобы на голову твою снизошла благодать Господня. Много раз говорил я тебе о Господе, но ты не желаешь Божией благодати. Чтобы в конец не ожесточить твое сердце, я скажу тебе одно: теперь не я, а ты будешь виноват. Мне Бог повелел говорить о Его правде, о Его благости, и о всем я говорил тебе. Ты говоришь: "слух мой не принимает таких слов"; теперь, вместо счастья, от Бога придет к тебе несчастие; вместо милости - падет на голову твою гнев Божий; но это не от меня!"

И он положил руку на голову отворачивавшегося от него злого человека и ушел. Знаю, что он долго кашлял, но мне не удалось повидать его, потому что он уехал в Бийск, а вскоре после его отъезда у Бориса пропали деньги. Пьяный он их засунул куда-то и забыл. Через два месяца у него пало 110 голов скота. Помню, что из всех его лошадей остался один чалый жеребенок. В тот год растаяло все его богатство, и он обеднел, потому что Господь, полюбивший его, его оставил. Этой осенью я крестился, и меня назвали Михаилом; крестились

24


отец, и сестры, и жена моя, и брат Адриан. На левом берегу Улалы был домик Ащеулова. Отец Макарий купил его и стал там жить.

Прошла зима, наступила весна с её любованьем, обильно зацвел марал (алтайская роза), который, как алым сукном, покрыл камни, и в один из ясных дней, идя своей тропой до любимого дома, я увидел высокую, сгорбленную фигуру седого старика, сидевшего в кустах и прятавшего лицо в коленях. Я узнал его сразу: это был Кочоев - старый Борис, в плохом платьи и обуви, поднявший при моем приближении бледное испитое лицо.

Я спешно обошел его с желанием предупредить о. Макария, но он уже отворил двери и сошел с крыльца, торопясь и не глядя на меня, подбежавшего к нему.

- Борис! - позвал он громко сидевшего. - Иди, иди. Звал, ждал тебя, голубчик!

Старик встрепенулся; его лицо просветлело на минуту, он поднялся, но потом отвернулся и опять сел на землю, точно боясь двинуться к тому, кто его звал.

- Не подходи! - сказал он голосом скорбным и разбитым. - Ты -большой кам, хотя и не ворожишь на руке, но лучше все знаешь, чем кол-куреэчи (гадающий по рукам). Божий гнев пал на меня: у меня ничего нет - ни скота, ни денег, и я хвораю, ах, как хвораю; у меня яман-паалу (венерическая болезнь). Чем не лечился: киноварью, парами, мазью из яри мазался, бобковым маслом и сулемой, и синим купоросом лечился - не помогает ничего, тошно... Макарий, не попросишь ли своего Бога, чтобы помог: ты все говорил, что Он добрый; а меня прости: тогда я был злой.

- Пойдем, пойдем ко мне! - взял его за руку о. Макарий. - Иди, голубчик, овца моя обретенная... пойдем!

- У меня яман-паалу! - повторил Борис, отступая. Но он только улыбнулся.

- Ну что же! вылечим тебя. Яман-паалу от жизни нечистой, от грязи в юртах. И праведники, милый, хворали болезнями хуже твоей. Я тебе о Иове многострадальном расскажу когда-нибудь, а теперь иди: отдохни - ляг. Ты когда пришел сегодня! Вот видишь! Идем -я тебя напою чаем. И трубки нету у тебя даже! Бедный Борис! пойдем, гость мой милый, успокоим тебя, полечим, чадо ты мое возлюбленное. Я сегодня точно отец евангельский, к которому сын вернулся!

25


И лечил, утешал и ласкал, не гнушался его болезнью, пока он не поправился настолько, что над ним можно было совершить св. таинство крещения. Какой был прекрасный день, когда его крестили и назвали Василием. Ти-мирыт (черемуха) цвела, и птицы пели над Удалой рекой, в воды которой погружался новокрещенный. Лицо Архимандрита сияло, и было оно как лицо праведника, а кругом стоял народ и дивился на это крещение человека, некогда так поносившего нашу веру; дивился и на Архимандрита, который любовью своей привлек эту заблудшую душу, а у меня по лицу лились слезы, хотя сердце мое хотело смеяться и билось шибко и радостно в этот прекрасный весенний день.

О. Архимандрита нет давно; умер и новокрещенный Василий, дожив до 137 лет, но память о нашем апостоле не умрет и других подвигнет к подвигам в Миссии, к трудному делу, где нужна любовь, самоотверженность и безграничная вера, какие были у незабвенного Архимандрита Макария".

26


Об отношении о. Макария, как руководителя и наставника, к новокрещеным инородцам, во время жительства его в Майме, рассказывает А. С. Чендеков, непосредственный свидетель его дел: "В Майме о. Макарий в своей походной Церкви каждый воскресный и праздничный день совершал рано утреню и потом, по малом отдыхе, обедню. Всех майминцев - мужчин, женщин и детей знал в лицо и по именам. Требовал, чтобы в праздники все были у утрени и обедни, кроме, конечно, благословенных причин. Во время утрени, бывало, пойдет о. архимандрит по церкви, зорко оглядывает всех молящихся и непременно заметит тех, кто не был у Утрени. Когда эти не бывшие соберутся к обедне, то по окончании ее доставалось же им от о. Макария. Выйдет из алтаря, сердится, ставит виноватых тут же на поклоны, шумит, угрожает еще новой епити-мией, а в конце концов сам поклонится в ноги тем, кого только что распекал, просит прощения за то, что обидел их и умоляет именем Божиим ходить усердно в церковь. Такая доброта и смире-

27


ние архимандрита имели благодетельное влияние на народ. Все старались неопустительно бывать в церкви у всякой службы". Заботясь о духовном благе крещеных инородцев, о. Макарий заботился и о их благосостоянии. Он старался приучить кочевников к оседлости и земледелию; он помогал им в устройстве их домиков, в приобретении домашнего скота и вообще в обзаведении хозяйством. С этой же целью" о. Макарий в письмах к своим знакомым просит их о высылке ему семян овощей, врачебных трав и цветов, выписывает земледельческий журнал за 10 лет, книжки сельского хозяйства об овцеводстве и земледельческую химию Павлова. Потом и улалинцы, сперва боявшиеся о. Макария и не допускавшие его к себе, когда ознакомились с его деятельностью, полною любви, милосердия и сострадания к бедным инородцам, сами полюбили его, отдались ему, как дети отцу, и многие приняли в 1834 г. святое крещение.

Тогда о. Макарий из Маймы переселился в Улалу, где и основал главный стан Миссии, откуда, как только дозволяли ему время и здоровье, предпринимал путешествия в места, где жили крещеные им инородцы, как для наблюдения за ними, так и для дальнейшего распространения христианства между алтайцами.

Миссионерская жизнь - это дорога, бесконечные переезды, порой по местам необычно диким и непроходимым, в любую погоду, не взирая ни на что. А ведь верхом, до Миссии на Алтае преподобный Макарий не ездил, зато здесь пришлось и много, и часто. Письма преподобного дают немалое утешение нам, живущим на Алтае, от чувства соприкосновения великого человека с известными нам местами.

"22 августа был в Барнауле; в Бийске, вернувшись, нашел повестку о намерении Преосвященного посетить Миссию. Я побежал в Майму, чтобы сделать возможные распоряжения для принятия Гостя; оттуда—в село Смоленское; отсюда — опять в Майму с Преосвященным; с Маймы 4 сентября - в Бийск". И еще, уже зимой: "В Буланихе так замерз, что залез на полати, одел носки и валенные сапоги (валенки)".

Какими опасностями и трудностями для о. Макария сопровождались эти путешествия, узнаем из свидетельства протоиерея о. Стефана Ландышева, его преемника по Миссии.

«Давно это было... мы с отцом Макарием с проповедью ездили; уехали далеко - он, я, толмач, да мальчик келейник, и ни души

28


более с нами. Аил один нас привлекал, желающие креститься там были, как сказали нам; а глушь страшная в горах, у реки горной быстрой. Дня два мы чернью пробирались, а потом тропою свернули; и проводника не было, - никто не ехал, время было такое у них: в ближних аилах празднество, - камланье; никому до нас дела не было... вот мы на свой страх и двинулись, расспрашивали, разузнавали дорогу... и, правда, оказалось потом, что там нас ждали и желали.

Ночь вот такая же была: тучи заходили огромные, лошади наши устали, измучились; ехали мы все по берегу реки, а она была быстрая, бурная, вот и ветер налетать стал порывами сильными, молния небо освещала яркая, и гром грохотать начал; а грозы там, в глуши заповедной, ужасные! кажется, все камни горные гудят в трепете от ударов небесных... гудят, стонут, молятся точно в страхе безумном... Тихо мы подвигались, о. Макарий рясу старенькую теплую натянул, подпоясался опояской, и мы оделись тоже... лошади осторожно ступали, жались друг к другу, ушами поводили.

И жутко мне стало, привычному ко всему этому, в ту ночь и тоскливо. А буря близилась ужасная с ураганом, который кедры огромные, как тростинки, ломал; молния полнеба заревом озаряла и такими гигантскими размахами, по небу разбрасываясь, сверкала, что лошади наши на колена падали ослепленные. А глушь страшная в глаза нам глядела тайгой непроходимою; тропинка исчезла; чаща, колоды, да река вспененная быстрая... кругом - скалы угрюмые... и вот за страшной молнией удар громовой близко над нами ужасающим гулом землю, казалось, потряс, а вслед за ним брызнул ливень, такой сильный, что мы смокли через какие-нибудь две-три минуты.

Деревья ломались и падали кругом, ураган рвал наши одежды, дождь лился потоками, а гроза гремела ужаснее и ужаснее... и среди этого хаоса звуков, рокота грома и разбушевавшейся реки около нас - совсем близко - раздался рев, ужасом наполнивший и не одно мое слабое сердце, вспомнившее далекую Россию, близких и родных.

При свете молнии я увидал мертвенно бледные лица моих спутников и озабоченное лицо о. Макария, печально смотревшего на нас.

Лошади наши стояли теперь на месте; он еще заранее велел нам

29


снять с них вьюки, и сложить их под выдавшуюся навесом скалу, и теперь мы сидели на свободных от них, облегченных, но все же страшно усталых лошадях...

- Медведи! - крикнул он своим слабым голосом, близко склоняясь к нам, чтобы быть услышанным. -Надо во что бы то ни стало перебраться на ту сторону, там скалы выступами большими нависли: нас от бури защитят и от медведей уйдем, пока они нас не увидали.

Я сознавал, что он прав; но, посмотрев на вспененную бурную реку, бешено несущую свои быстрые волны, остановился в нерешимости; она страшила и ужасала меня.

А молнии, все продолжавшие сверкать ослепительными змеями, освещали речную пучину; на лицах моих спутников было тоже выражение страха и нерешимости, и только этот маленький сильный духом человек дернул поводья своей дрожащей лошади, и та покорно скользнула с берега в воду...

Я помню эту минуту и теперь, ясно помню... он слабый и не молодой показал пример нам, молодым и сильным; его лицо, освещенное молниями, было кротко и покойно; видя, что мы не следуем за ним, он повернул лошадь, вернулся, взял поводья лошадей толмача и мальчика и опять вместе с ними был уже в волнах.

Мне он крикнул одно слово изо всех сил, стараясь перекричать бурю: «Иди!..» И взглянул укоризненно, а я все медлил, позорно медлил, точно парализованный; близко около меня упала лесина, чуть не придавив меня, молния ударила у самых ног отпрянувшей лошади; рев медведей слышался совсем близко, а я все не двигался... и только крик, отчаянный, нечеловеческий крик, покрывший весь хаос звуков, заставил меня мгновенно очнуться и хлестнуть лошадь. Я нырнул в холодные волны...

Кричал мальчик-келейник: - Тону! тону!!.

Голос его показывал мне путь; спасительная молния помогала, освещала его; я чувствовал, что меня сносит ниже и ниже, но я не думал об этом, я радовался, что голос раздавался все ближе. Соскользнув с лошади, я поплыл около неё,

30


держась за гриву, чем облегчил животное, дрожавшее всем телом, и поспел вовремя.

Схватившись за острый выступ скалы посреди реки, мальчик едва держался ослабевшими руками; лошадь его унесло, а остальные боролись гораздо ниже еще на лошадях... сквозь сетку дождя я видел их как в тумане...

Слабый я... и всегда не особенно силен был, а тут в меня точно силы влились огромные: схватил я мальчика свободною рукою и к берегу поплыл... с трудом, помню, добрался, оставил его на берегу - место такое, вроде расщелины, от ветра защищенное, попало, -оставил и снова в воду кинулся уже один: - лошадь не пошла, выскочила на берег - и ни с места; бросил я ее и поплыл... вижу -бьются наши... сносит их... а молнии так по воде и скользят, гром апогея достиг: все гудело кругом, и горы, и река, и небо... Вижу -ослабел о. Макарий, а толмач на руке его виснет; бьются, за камни хватаются, а лошадей уже нет под ними...

Спешу я, сердце стучит, кровью обливается... шепчу про себя: «Господи, Господи!..» а сам на них гляжу. И как достигнуть их Бог помог только! Руку о. Макарию... зову его... он понял, хотя голоса не слышно, кивает мне на толмача, его велит брать...

31

Вижу - решил он так, спорить не стал; - схватил того и опять к берегу... достиг... близко уже... толкаю его на берег, а он смотрит бессмысленно, за меня цепляется, едва я мог справиться с ним. У самого в глазах круги синие, красные, зеленые - ходят... темнеет все передо мной, в ушах гул какой-то, и буря, и грохот - все ушло точно, и что-то иное стучит... в голове раздается... а сердце щемит одна мысль: «о. Макарий»...

И опять я в волны кинулся. Помню, плыл, боролся с ними, сознание теряя, и вдруг стукнулся о что-то, и все исчезло из глаз моих - и река, и берег, и молнии: я потерял сознание...

Очнулся я на берегу. Кругом было тихо, не грохотал гром, не сверкала молния, ветер не ломал деревьев, только ручьи шумели, да река плескалась о камни... а надо мной с высокого неба сияли звезды... обрывки туч бежали по этому спокойному небу... точно и не было ужаса, пережитого нами, не было ужасающей грозы...

Голову мне ломило, и все тело ныло и болело... и вдруг я ясно вспомнил свою борьбу с волнами и о.Макария... тоска мне сердце сдавила... я стал подниматься через силу с травы, на которой лежал; и при свете звезд и зари, загоравшейся на востоке, увидел его лицо, заботливо склонившееся надо мною с доброй и тихой улыбкой...

- Измучился бедный... лежи... лежи! слава Богу - в сознанье пришел: уж, ведь, часа три ты без чувств... боялся я за тебя страшно.

А я схватил его руки, заплакал радостно благодарными слезами: Живы! - шептал я. - Слава, слава Богу!..

- Жив, милый, по милости Божией! усни теперь... я, вот, проветрил рясу свою, она теплая... дай - с тебя сниму одежду мокрую, да посушу»...

И он приподнял меня, снял мокрую одежду, закутал меня своей рясой, и я уснул моментально, немного согретый сухой одеждой.

Проснулся я уже утром; солнце смотрело мне в глаза; было тепло и светло; в лесу неумолчно пели птицы, трава зеленела яркая, светлая; около меня был разведен костер... слегка тянуло дымом в мою сторону... С трудом повернувшись, я увидал около костра наши вьюки, оставленные вчера на том берегу реки, и около них толмача, мальчика и о. Макария, хлопотавшего около котелка с чаем; тут же стояла и лошадь, -только одна, - пощипывая траву... в ней я узнал мою, выбравшуюся вчера на берег.

32


О. Макарий заметил, что я проснулся, и подошел ко мне...

- Выспался, милый? ну, что голова твоя... болит, поди? ведь ты головою ударился в тот камень, за который я уцепился; я тебя поймал, держал крепко, пока буря бушевала... а как гроза ушла, буря утихла и ливень кончился, я привязал тебя к себе поясом моим, вот этим - и доплыл сюда... а тут утром подошли... догадались вьюки схватить; теперь переплыть легко: ведь вода уже скатилась... Лошадей вот жаль -погибли; ну, да что же делать? Дал Бог людей спасти...

- Спаси тебя Бог за это!...

И вдруг он, этот старец, которого я уважал и чтил, как святого, опустился передо мной на колени и, склонясь своей седой головой до земли, мне поклонился...

Помню - я забыл боль мою, все забыл, увидав его передо мною на коленях... Я поднялся, схватил его дорогую голову, поднял ее с воплем - «Вы сами - спаситель мой!» - и, рыдая, упал на грудь человека, благодарившего меня, забывшего, что сам он спас мою жизнь...

Он забыл о себе: но я разве мог забыть это? Я ясно представил себе эти слабые руки, державшие долго, долго мое бесчувственное тело среди бури и волн; я знал, что он изнемогал, этот старец с слабым телом и великой душою; он понимал, что каждую минуту может погибнуть из-за меня, и однако не опустил меня, спас...

И, продолжая рыдать, я покрыл поцелуями маленькие, тонкие руки; а он, все стоя на коленях, улыбался мне сквозь слезы и говорил своим ласковым голосом, смущенно и взволнованно отнимая у меня свои руки...

- «Ну, что ты, милый, Господь с тобою, успокойся... Господь милостив, все Он это... Ему благодарность наша... Ну, перестань, успокойся, ляг!»

И он сел, не выпуская меня из объятий и все продолжая прижимать к своей груди мою голову, пока я, нарыдавшись, затих и успокоился окончательно...»

.рудно было также о. Макарию бороться и с упорным невежеством русских ссыльных старообрядцев, которые распространяли про него нелепые слухи: будто он антихрист, имеет крылья и

33


летает, куда захочет, а на руках и ногах у него когти. И вот когда однажды о. Макарию понадобилось остановиться в одной небольшой раскольнической деревне и потребовать, по имевшемуся у него бланку, подводу, то пришлось получить, несмотря ни на какие просьбы и мольбы его, отказ. Затем хозяйка квартиры, старуха-раскольница, войдя к нему, спросила его: "Ты на крыльях, отец, прилетел к нам или нет?" О. Макарий молча показал ей свои руки, а также смиренно и безмолвно снял с обеих ног обувь и показал их старухе, которая поспешила сообщить односельчанам, что у о. Макария нет ни крыльев, ни когтей, и о. Макарий получил подводу.

Преподобный Макарий добился исполнения постановления правительства, согласно с которым новокрещенные и их семьи на 3 года освобождались от податей, и им предоставлялась помощь от Миссии в обустройстве быта.

Сама же Миссия, а она постепенно расширялась, жила по уставу братской общины - все имущество, кроме церковного, было общим. Полезным и необходимым считал отец Макарий привлечение для работы в Миссии людей различного звания, пола и возраста. Как при нем, так и позже, в Миссии служили юноши-семинаристы и сердобольные переселенцы, помогавшие по хозяйству; молодые девушки, обучающие детей грамоте и приготовляющие ко крещению женщин и девушек, а также старцы, ухаживающие за больными; рядом с женатым священником трудился монашествующий — всем находилось место.

Если не можешь ловить человеков, - шутил преподобный Макарий, — лови рыбу для ловцов человеков ". Вот имена лишь некоторых "трудников" миссионерского дела: Михаил Нигрицкий, Стефан Ландышев, - будущий преемник о. Макария на посту начальника, дьячок Петр Торбаев, крестьянин Филипп Гил ев, ссыльные Петр Лисицкий и Иван Савельев и многие другие, даже дочь убитого под Бородино французского офицера, выпускница Смольного института девица София де Вальмон, принявшая православие и посвятившая себя делу служения Богу и ближнему.

Отцу Макарию был присущ особый дар - умение воодушевлять людей высшими чувствами, заставлять их вдумываться в смысл своей жизни и стремиться к идеалу. "Торопясь делать добро ", архимандрит Макарий считал несчастным тот день, когда не мог со-

34


творить кому-то милость или утешение. А строг был только к себе и своей плоти. Будучи строгим аскетом, он далек был от угождения себе одеждой, пищей или сном. Так, получив когда-то в подарок от архиепископа Иова подрясник, отец Макарий носил его более десяти лет " по простым дням наизнанку, а в праздничные дни -налицо". Его простой полинялый помятый монашеский клобук не раз служил поводом для насмешек. Если же ему предлагали купить материал, он просил помочь Миссии. Пищей довольствовался самой простой, а спать, говорил, достаточно 4 часа, но на деле, по свидетельству очевидцев, спал еще меньше, желая не потерять драгоценной минуты своего служения. Подвижническая жизнь рано состарила его, и в сорок лет он был похож на старика. Светлому же и жизнерадостному настроению его души способствовала широта интересов. Он любил музыку, стихи. Сам сочинял духовные песни и стихи, хорошо пел и играл на фортепиано, других тоже располагал к музыкальным занятиям. Отец Макарий интересовался астрономией, естествознанием, слушал лекции в Казанском университете, был знаком с его ректором, математиком Н.И.Лобачевским. Его занятия естественными науками имели и практическую цель. Он сам и его сотрудники, учась медицине, лечили алтайцев аллопатическими и гомеопатическими средствами.

35


Переводы стали важнейшим направлением в деятельности миссионеров, трудностей здесь было достаточно: большое количество диалектов, отсутствие грамматик, которые приходилось составлять самим... Тем не менее успехи были - и не малые. Были сделаны переводы на телеутское наречие: четыре Евангелия; несколько апостольских посланий и книга Деяний; многие псалмы и выборочные места из Ветхого Завета; краткая Священная история; краткий катехизис Филарета; огласительные поучения и сборник молитв.

Известно более двух десятков письменных работ преподобного Макария самого различного жанра: это и «Лепта» - сборник религиозных стихов о. Макария, и поучения, и переводы творений святых отцов, и другие переводы. Но главным трудом-переводом в его жизни был перевод Священного Писания на русский язык. К переводу Библии (книг Ветхого Завета, так как Новый Завет был уже переведен до него) преподобный Макарий приступил именно в миссионерский период своей деятельности, задачи Миссии и побудили его этим заняться. Замысел его работы открывается письмом от 23 марта 1834 г. к святителю Филарету, митрополиту Московскому. Это письмо по сути является богословским трактатом -обоснование необходимости русского перевода Библии. На последних страницах письма о. Макарий связывает задачи перевода с

36


задачами Православной Миссии, приобретающей для него поистине вселенский масштаб: это Миссия и к язычникам, и к мусульманам, и к евреям. Это Миссия и к крещеному русскому народу, в не меньшей степени нуждающемуся в просвещении Словом Бо-жиим. Отец Макарий приводит ряд примеров вопиющей религиозной невежественности народа. Он пишет: «Если же все еще будем бояться полной Библии на российском наречии, то не вошел бы в число миссионеров наших некто, подобный одному клирику (священнику), приходившему ко мне с объявлением, что он желает послужить Святой Церкви проповеданием Слова Божия иноверцам. Хорошо, говорю, друг мой, но скажи мне сколько у нас Богов, чтобы, знать, какую веру мы намерены проповедовать. И что же? Он насчитал мне их не только три, но и четыре, и пять, и может быть простерся бы далее, если бы я не пресек эти исчисления...»

Вряд ли можно упрекнуть о. Макария в сгущении красок, зная достаточно подобных примеров в истории. Все в этом письме продумано и логично, и вряд ли святителю Филарету, более кого бы то ни было сделавшему для перевода Библии на русский язык в 20-х-30-х годах, нужно было объяснять и доказывать эту необходимость. (Еще в 1816 году по его предложению начали перевод Евангелий. Евангелие от Марка переводил ректор Санкт-Петербургской семинарии архимандрит Поликарп (Гайтанников), Евангелие от Матфея - отец Герасим (Павский); Евангелие от Луки - ректор Киевской семинарии архимандрит Герасим). Сам свт.Филарет переводил Евангелие от Иоанна, но это был уже 1834 год. 1834 год! Восемь лет назад на кирпичном заводе Александро-Невской Лавры был сожжен готовый тираж перевода Пятикнижья Моисея на русский язык, закрыто Российское Библейское Общество. Настроение как церковных, так и светских властей не представляло даже самой возможности постановки вопроса о продолжении перевода.

Так и не получив ответа, видимо, без надежды, что столь нужное дело кем-то когда-то будет начато, отец Макарий в 1837 году приступил к делу сам. 25 июля 1837 года он пишет «Весною нынешнего года претерпевал я сильные искушения от уныния и тоски; и думаю Само Провидение Божие, милосердно пекущееся о таком грешном черве, как я, навело меня на одно занятие, в котором душа моя находила утешение и подкрепление. Это перевод книги Иова с еврейского языка на российский. Началось дело на Пасхальной неделе, и в полночь, нака-

37


нуне дня Иова Праведного (5 мая), при помощи Божией, кончено». (Пасха в 1837 году приходилась на 18 апреля, то есть на весь перевод ушло 17 дней). Этот свой первый перевод о. Макарий отсылает в Комиссию духовных училищ для издания. В своем, на этот раз коротком, сопроводительном письме он подчеркивает: «...Знатная часть служителей Церкви не могут хорошо разуметь Ветхий Завет на славянском...». Когда отец Макарий так широко заявил о своем деле, митрополит Филарет (Дроздов), видимо думавший, что его молчание на письмо 1834 года было понятно без слов, вынужден ответить письмом. Это письмо - вежливая попытка дать понять отцу архимандриту всю несвоевременность его начинания. Оно очень хорошо характеризует сложившуюся ситуацию с переводом и личные качества святителя Филарета, как терпеливого, мудрого и осторожного церковного деятеля.

38


В 1836 году в Святейшем Синоде «воцарился» граф Протасов. Отличный танцор, воспитанник ордена иезуитов, не получивший никакого образования, гордый и честолюбивый, выходец из знатной фамилии. Весь Петербург облетели слова новоназначенного обер-прокурора Святейшего Синода, сказанные знакомому: «Поздравь меня! Я - министр! Я - архиерей, я - черт знает что!?» Архиереи шли к нему на прием как на муку, снося и окрики, и невежественные поучения, и присловья, высказываемые без стеснения: «Пусть-ка сунутся на меня жаловаться! Я им клобуки-то намну!»

Лишь митрополит Московский Филарет смог тихим голосом, но разящей фразой поставить гусара на место. Ясно, что вместе им не быть. «Романтический миссионер» (так называл преподобного Макария святитель Филарет) напротив при своей искренности и пылкости имел определенную «наивность» в житейской мудрости века сего, в евангельском смысле «детскость» при твердом уповании, что Господь не оставит. Уже в следующем 1838 году отец Макарий

39


отправляет в Комиссию свой новый перевод, на этот раз книги пророка Исайи. В сопроводительном письме он выражал надежду, что обе переведенные книги будут изданы, но оба перевода были сданы в архив Святейшего Синода.

Нарушая все нормы субординации, архимандрит Макарий пишет на Высочайшее имя, Государю императору Николаю Павловичу, выступая защитником перевода и надеясь на Его помощь. Естественно, письма были переадресованы в Святейший Синод, а председательствующему в Синоде митрополиту Санкт-Петербургскому Серафиму было указано на недопустимое непосредственное обращение к Государю архимандрита Макария. Хотя миссионерская деятельность отца Макария на Алтае была высоко оценена - еще 1 августа 1835 года преосвященный епископ Тобольский Афанасий возложил на него золотой наградной крест с драгоценными камнями из кабинета Его Величества (от которого преподобный отказывался и просил лучше 1000 рублей для Миссии), - но дело перевода не шло. 3(16) февраля 1838 года преподобный Макарий подал епископу Агапиту прошение о поездке в Петербург для лечения. И хотя в течение всей своей жизни он был болен, и к болезни легких добавилась усиливающаяся болезнь глаз и болезни от физической надсады, но главной причиной поездки был все-таки перевод. Поездка была разрешена Синодом 13 июля и даже выданы деньги, но выехать отец Макарий смог только 31 января 1839 года. Причиной замедления было то, что он был занят изложением своих мыслей о миссионерском деле и давал этому делу такую широкую постановку, что распространял его и на язычников, и на евреев, и на магометан. Озаглавив эту записку как «Мысли о способах к успешному распространению христианской веры

40


между евреями, магометанами и язычниками в российской державе», 20 января 1839 года отец Макарий послал ее епископу Агапиту для представления в Святейший Синод и Государю. Этот труд, несущий на себе отпечаток не только высокого ума и опытного знания, но и духовной прозорливости, впоследствии стал учебным пособием - «настольной книгой миссионера», для всякого последователя миссионерского дела.

Личное присутствие в столице и защита отцом Макарием дела перевода Библии не помогли делу, быть может даже повредили ему. Он посещал «многие знатные дома» и тем оживил уже, по-видимому, похороненный вопрос.

Представители охранительного направления заволновались. Особенно возмущался поведением отца Макария и его покровителя митрополита Филарета Московского митрополит Серафим, который лично увещал алтайского миссионера отказаться от своих мыслей и планов, но не мог переубедить его ни уговорами, ни угрозами высылки из Петербурга с жандармами. В своих беседах, не взирая на лица, отец Макарий даже указывал на бедствия, постигшие Петербург (наводнение, пожар Зимнего дворца) и всю Россию (холера 1830 года), как на кару Божию за прекращение дела перевода и издания Библии на русском языке.

Не ради суетной похвалы человеческой старался отец Макарий. Он прекрасно знал Священное Писание, и Оно как Слово Божие обладало для него непререкаемым авторитетом. Он видел падение веры в соотечественниках и незнание ее в язычниках, а Святое Писание утверждало: «Итак вера от слышания, А слышание от слова Божия» (Рим. 10, 17) и говорило устами Иисуса Христа: «Исследуйте Писания: ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне» (Иоан, 5, 39).

Как пастырь Церкви он слышал повеление Господа: «...идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари».

В характере отца Макария была немалая настойчивость и он добился того, что... действительно был выслан из Петербурга. Указом Святейшего Синода митрополиту Московскому Филарету было предписано объявить архимандриту Макарию: а) чтобы он отправился к месту своего служения в Томскую епархию с остановкой в Москве не более двух-трех месяцев (для лечения); и б) чтобы в это время был под распоряжением его (митрополита). Но уехал отец

41


Макарий из Петербурга только в августе и притом с твердым намерением продолжать перевод Ветхого Завета во чтобы то ни стало. Он все-таки нашел сочувствие некоторых высокопоставленных светских лиц и переводы ветхозаветных книг протоиерея Павского. Последний (Павский), будучи профессором еврейского языка в Петербургской Академии, в течение двадцати лет перевел на лекциях все учительные и пророческие книги Библии, и, кроме того, на дому изготовил перевод Песни Песней. Хотя перевод был несовершенен, но, уже после закрытия в 1826 году Библейского Общества, его студенты без ведома самого переводчика сделали литографии переводов (около 500 штук), которые широко разошлись. Синодом было указано изъять все экземпляры, но, видимо, часть сохранилась, сам же Павский чуть не лишился сана. Все это происходило, по выражению митрополита Филарета (Дроздова), во времена «обратного хода», когда «ревнители не по разуму» ставили «охранительство» главной задачей своей жизни.

Пребывание в Петербурге для отца Макария не прошло бесследно и в других отношениях. Прежде всего он несколько поправил больные глаза. Полезно было пребывание его в столице и для Алтайской Миссии: он смог заинтересовать ею благотворителей и собрал среди них средства, выслав 600 рублей на Алтай, так как казенные средства на это дело были недостаточны. Особенно помогал Миссии митрополит Филарет: вначале деньгами (12 мая 1837 г. - 837 рублей, 9 февраля 1833 г. -150 руб. и 15 июля - 300 руб.), а затем снабжавший отца Макария книгами и церковной утварью. В числе средств также были «лепты, собранные добрыми людьми», из которых более всех усердствовала Варвара Михайловна Нарышкина. Кроме того, за эту поездку архимандрит Макарий собрал еще более десяти тысяч рублей, насущно необходимых для Миссии.

Св. Синод был последней официальной инстанцией, до которой отец Макарий пытался достучаться, от него отворачивались, а он стучал в спины, продолжая убеждать, очень часто нарушая столь значимые для общества светские формы приличия.

42


Его отослали на Алтай, определив епитимию: послушание при доме Томского архиерея от 3 до 6 недель по усмотрению епископа. Скорее пожурили, чем наказали. По словам Филимонова, эта эпитимия состояла в ежедневном служении Божественной литургии при архиерейском доме, что преподобный Макарий, и так старавшийся служить как можно чаще, воспринял как благодеяние. Тем более время, не занятое службой, он мог посвятить обширной библиотеке, за которую Томск был прозван Северными Афинами. Неудача не отразилась на решимости отца Макария продолжать работу. Более того, и прошение об отставке с должности начальника Миссии, и намерение отправиться в Палестину очевидно говорят о том, что перевод теперь становится для него главным делом жизни.

«Пока еще не совсем притупились глаза и служат сколько-нибудь, спешу исполнить предложенное по Библейскому делу, умоляя Всеблагого Отца Небесного даровать мне силы и поддержать угасающее зрение. Молитесь и вы об этом и трудитесь вместе со мной». А в сотрудниках у отца Макария были многие. Его духовная дочь Е. Ф. Непряхина на пятом десятке лет принимается за изучение французского, немецкого и английского языков, чтобы быть полезной помощницей. К делу перевода отец Макарий привлек даже находившихся в

43


Тобольске ссыльных декабристов М. А. Фон-Визина, П. С. Бобрищева-Пушкина и Н. П. Свистунова. Их знанием европейских языков архимандрит Макарий воспользовался для перевода современных библейских комментариев. Да и скольких он еще привлек! Сколько переписчиков...

Можно ли рассматривать перевод преподобного Макария как завершенный? Работа над ним очевидно не прекращалась до самых последних дней жизни. Перевод постоянно редактировался, но только после того, когда при императоре Александре II в 1856 году был официально возобновлен труд перевода Библии, перевод архимандрита Макария напечатали в московском "Православном обозрении" за 1860-1867 годы.

Пережитые неудачи и огорчения, а также непосильные труды по Миссии тяжело отозвались на здоровье о. Макария. Разбитая грудь болезненно сжималась при подъемах на горы. Пешком он ходить уже не мог, на гору въезжал на лошади и поминутно хватался за грудь, ожидая или разрыва сердца, или кровотечения из горла. Особенно ослабло зрение - по вечерам он не мог уже ни читать, ни писать. 25 декабря 1842 года из Бийска преподобный Макарий посылает прошение об увольнении от дел Миссии в связи с усиливающимися болезнями и о дозволении ему отправиться в Иерусалим: в нем он хотел провести остаток своих дней. Это был отказ от должности, на которой он прежде хотел умереть. Лишь 16 июня 1843 года отец Макарий был уволен Св. Синодом от начальствования над Алтайской Духовной Миссией и определен настоятелем Волховского Оптина монастыря Орловской Епархии.

За годы трудов в Алтайской Духовной Миссии отцом Макарием были обращены ко Христу и крещены около 700 взрослых алтайцев и около 1000 детей, созданы первые, отдельные от языческих, поселения новокрещенных инородцев, открыты первые миссионерские школы в Улале и Майме.

44


В речи по случаю столетнего юбилея со дня рождения основателя Миссии — преподобного Макария, будущий митрополит Макарий (Невский) сказал: "Семя царствия Божия, посаженное отцом Макарием, прозябло, выросло и стало древом, широко раскинувшим свои ветви не только по горам и дебрям Алтая, но и за пределы его — в соседнюю степь киргизскую. То, что было при основателе Миссии единично или считалось немногими единицами, теперь возросло в десятки, сотни и тысячи. Деятелей на ниве Алтая при отце Макарий перебывало в разное время пятнадцать человек, в том числе два лица женского пола, а ныне число их возросло до семидесяти пяти, среди них епископ, игумен, двадцать священников, пять дьяконов и сорок восемь псаломщиков, учителей и учительниц. В служении святому делу Миссии содействуют два монастыря. Из первоначального стана Улалинского, простиравшего свои действия на всех инородцев Бийского и Кузнецкого Алтая, образовалось теперь двенадцать в Алтайской и четыре в Киргизской Миссиях. Вместо одной походной церкви существует уже сорок девять церквей и молитвенных домов. Вместо двух-трех селений, опекавшихся Миссией, теперь сто девяноста два селения, улуса и деревни. Число крещеных возросло с 675 при отце Макарий до 19 216 душ в настоящее время. Вместо одной школы, основанной отцом Макарием, теперь открыто сорок девять школ и училищ; вместо одного ученика Василия, о преждевременной кончине которого так много скорбел отец Макарий, теперь 1 168 учащихся".

45


Трогательно Отец Макарий прощался со своей алтайской паствой. После двухчасовой молитвы своей на том месте, где была им совершена первая литургия по прибытию в Улалу, он простился сперва с улалинцами, потом с майминцами, провожавшими его около пяти верст с воплями и рыданиями, с напрасными усилиями преградить ему путь, удержать экипаж и остановить лошадей. Растроганный до глубины души, о. Макарий, благословивший всех в последний раз, стал подниматься на гору. Остановившись на самом верху подъема, откуда открывался вид на Майму, ущелье Улалы и Алтай, он, вышедши из экипажа, преклонил колена и молился около четверти часа, затем, благословив дорогую ему Миссию и севши в экипаж с каплющими слезами, после некоторого молчания произнес молитву:

"О Владыко всесвятый, всемогущий, всеведущий и всем управляющий! Твоей всесвятейшей воле и благости благоугодно было поставить меня ничтожного на сие служение. Ты Сам кого избрал, тех " призвал из тьмы заблуждения в познании Тебя, единого истинного Бога во Святой Троице.

46


Ты привел их в святую Твою Церковь, искупленную честной кровью возлюбленного Сына Твоего Иисуса Христа, очистив водою крещения, посредством моего недостоинства. Если бы не Ты Сам помог мне благодатию Твоею, то что бы я мог совершить, я, тварь Твоя ничтожная, не могущая от себя ничего доброго сотворить, кроме греха.

О всесвятейший, всемогущий Боже! Соблюди, сохрани, покрой и спаси, их же просветил еси мною недостойным. Они еще младенцы, еще плотские, я питал их млеком и не крепкой пищей. При Твоей всесвятейшей помощи, сколько и что мог сделать, то все Тобою Самим.. Ты Сам мне дал их родить святой Купелью и опять оставляю их под всемогущий покров Твой святой".

В пути следования, по приезде на станцию, с которой начинается раздел дорог барнаульской и кузнецкой, пока переменяли лошадей, о. Макарий, отошедши несколько по направлению кузнецкого тракта, опять помолился за оставленную им здесь новопросвещенную паству. Затем призвал своего келейника и повел его за руку вместе с собой вдоль дороги, лежавшей через широкий луг. На лице отца Макария сияла неземная радость. Восторг сердца отражался в глазах и телодвижениях его. Он шел быстро, по временам останавливался, от избытка сердечной радости с трудом мог говорить. Душа его, полная небесной радости, стремилась теперь туда, где была эта юная паства его, о которой он так усердно молился. Переполнявшие его чувства выразил в следующих строках.

Алтай золотой!
Будь счастлив, родной!
И мир - над тобой! 
Будь ты исполин, 
И свят, как Афон: 
Господь твой - один. 
Все мерзости вон.
Алтай мой родной,
Отныне Бог твой,
Спаситель драгой! 
Прощаюсь с тобой 
На сердце с тоской,
С слезой на глазах, 
С молитвой в устах!
Алтай мой родной!
Отныне Бог твой —
Спаситель драгой!
Прости, мой родимый, 
Прости, мой Алтай, 
И Богом хранимый, 
Завет поминай!
Алтай золотой,
Будь счастлив родной,
И мир - над тобой!

47


После короткой остановки в Тобольске и двухмесячного пребывания в Москве, о.Макарий ночью с 15 на 16 ноября 1844 года ноября прибыл в Волховский Троицкий Оптин монастырь как его настоятель и тотчас совершил с братией молебное пение. Очутившись вместо Святой земли в Орловской епархии, преподобный Макарий нашел, что и тут широкая нива для миссионерства. "Не излишне миссионерствовать и среди православных", - говаривал святитель Московский Филарет. Оказалось, что даже городской глава Волхова не знал Символа веры, а знал только "Вотчу" («Отче наш»). Глубокое невежество жителей города страшно взволновало о. Ма-кария и мысль, что это глубокое невежество отдаляет от Бога целый город, подняла в отце Макарий остаток сил, чтобы оставшиеся дни догорающей жизни употребить на возможное просвещение и исправление болховитян. Со свойственным ему жаром и любовью принялся он проповедовать в церкви, растолковывать народу слово Божие и назидать приходящих у себя в келиях, чем так привлек к себе обывателей города Волхова, что в монастыре с утра до вечера толпился народ: шли к о. Макарию кто за советом, кто за утешением, а кто за наставлением. "И всех он, родимый, - рассказывает купец Попов, - принимает, со всеми беседует, да как слад-

48


ко, как умно беседует. Заслушаешься, батюшка! Это нам отца родного послал Господь!"

Как учил о. Макарий с церковной кафедры народ и какое действие производила его проповедь на слушателей, свидетельствует другой очевидец, прибывший со своими родными на богомолье в монастырь.

"После того как пропет был причастный стих, и о. Макарий, сделав три поясных поклона иконе, взошел на амвон, мгновенно вся масса народа сдвинулась с места, так что о. Макарий окружился слушателями со всех сторон. После этого о. Макарий начал тонким, замирающим голосом произносить: «Во имя Отца и Сына, и Святого Духа,- кладя на себя медленно крестное знамение. Затем взяв книгу и, разогнув ее, прочитал: - слышасте, яко речено есть: возлюбиши искреннего и возненавидиши врага твоего. Аз же глаголю вам: любите враги ваши, благословите кленущия вы, добро творите ненавидящим вас и молитеся за творящим вам напасть и изгоняющие вы: яко да будете сынове Отца вашего, иже есть на небесех...»(Мф. 5, 43-45) И далее стал говорить:

- «А вы, небось, думаете, что не знаете, какое большое делаете добро, если любите любящих вас? Я же скажу вам, что в такой вашей любви нет христианского добра. Почему? А потому, что и язычники, не знающие Иисуса Христа, делают то же самое, т. е. любят тех, которые и их любят. Да что я говорю, что такая любовь -языческая любовь? Нет, такая любовь есть и у всех животных -бессловесных. Разве вы сами не видели или не слыхали, что овца любит своего ягненка, корова теленка, волчица волчонка, львица львенка? Да, всякое животное любит свое дитя, а дети - свою мать. Нет, православные, мы веруем в Иисуса Христа, мы христиане, а потому и любовь наша ко всем, без разбору, людям должна быть христианскою, евангельскою, Божиею. Вы спросите меня: какая же это любовь такая ? А вот та самая, о которой написано в этой книге, в Евангелии Господа нашего Иисуса Христа, и о которой вы слышали давеча. То есть: если вы будете всем сердцем любить своих врагов, благословлять проклинающих вас, делать по возможности добро тем, которые ненавидят вас, и если вы будете молиться за обижающих и гонящих вас,- ну вот, такая-то ваша любовь и будет любовью Христовою.

Вы, пожалуй, скажете: да как же это можно полюбить своего врага, да еще от всего сердца? Нет, это выше наших сил!.. Да я вам не

49


говорю, что можно это сделать зараз, легко и скоро, и не уверяю вас, что вы можете это сделать одними своими силами. Для этого надобно призвать в свое сердце, на помощь себе, благодать Святого Духа. Что же нам нужно сделать, чтобы благодать Св. Духа вошла в наше сердце и помогла нам полюбить своего врага ? Вот что: утром или вечером, словом, когда тебе свободнее, где удобнее, стань наедине на колени пред образом Спасителя твоего или Его Матери, или какого-либо угодника Божия и помолись, да подоле и потеплее помолись, говоря: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, умерший за нас грешных на кресте, помоги мне Твоею благодатию полюбить мне моего врага, да и его сердце расположи ко мне! Помолись час, другой и третий, помолись полгода, помолись год, и, когда выйдет годовщина, именем Божиим уверяю тебя в том, что Дух Святый сойдет на тебя и расположит тебя к твоему врагу, а его к тебе. Притом, молясь о нем, ты не будь невнимателен к нему.

Идешь ты, положим, по улице и встретишься с врагом своим, - ты возьми, да поскорей, скинь пред ним свою шапку и, поклонясь ему пониже, скажи: здравствуй Иван Иванович! Остановись, поведи с ним речь, а если тебе свободно, то и позови его к себе, хоть на чай. Пойдет - значит, что он желает с тобой помириться; иначе он не только не пошел бы к тебе, но и не заговорил бы с тобою. Дома же постарайся его угостить любовно и расстанься с ним мирно, не на одних словах, но и в сердце. Положим, что тебе сразу не удалось этого сделать, - не отчаивайся, а повторяй это всякий раз, как случится тебе сойтись с ним. Таким образом поступая, уж непременно расположишь его к себе и помиришься с ним. Ведь если ты будешь отвращаться от своего врага, избегать его, злиться на него и ненавидеть его, то знай, что напрасно ты молишься, напрасно ходишь в церковь, ставишь пред иконами свечи, напрасно говеешь и приобщаешься Св. Тайн, потому что Господь не услышит твоей молитвы, не примет никакой твоей жертвы, не пошлет своего благословения на дом твой и самое принятие Тела и Крови Его послужит тебе в суд и осуждение. А если, чего Боже сохрани и помилуй! — ты умрешь, не помирившись с твоим врагом, с чувствами ненависти и злобы к нему, то лучше бы тебе не родиться на свет Божий: не увидать тебе Царствия Божия. Аминь". Глубоко было внимание народа и сильно западало в его душу

50


слово испытанного проповедника; я долго потом не мог придти в себя от сердечного умиления. У многих слушателей видны были на глазах слезы, а некоторые из женщин плакали".

Те, кому довелось слышать о.Макария, рассказывали об удивительной силе и проникновенности каждого его слова. Чудесным образом смысл сказанного им, минуя сознание, проникал в сердце слушателей и на всю жизнь поражал любовью к Слову Божию. Очень быстро привязывались к нему дети. Известно, как трудно бывает занять их надолго чем-либо, но когда они приходили в келью к отцу Макарию, то могли распевать церковные песнопения не замечая времени, так что иногда по вечерам родители сами приходили их забирать.

Целыми днями занимался он с народом. Бывало, возьмет в руки небольшое Евангелие и, спросив у рядом стоящего, понял ли тот, о чем сегодня говорилось в Послании или в Евангелии, начинал толковать. Быстро приучил он прихожан вникать на службе в каждое слово. Увидит, что кто-то стоит с праздным лицом, либо смотрит по сторонам, тотчас подзовет и спросит: "А что сегодня слышал ты и узнал в Божьей церкви? Слышал ли ты, чему здесь учит нас Господь Иисус Христос словами святого Евангелия?"И если тот не отвечал на вопрос, то возвысит свой голос и громко скажет: "Послушайте, други и братья! Стыдно нам и преступно слушать Слово Божие без внимания. Знаете ли, кто нас, грешных, учил сегодня пред алтарем ? Не мы, подобострастные и многогрешные проповедники. Нас учил здесь сам Господь наш Иисус Христос. Как же смеем мы не слушать самого Господа, Спасителя нашего?!". Таким образом батюшка в короткое время приучил всех стоять в храме с особенным благоговением и слушать святое учение с глубоким вниманием.

Все более и более завоевывал сердца болховитян архимандрит Макарий. Постепенно не только дети, но и их родители заполнили его келью. Вскоре их стало столько, что пришлось разбивать посетителей на два потока. Одних он оставлял в зале, где послушник читал им Евангелие, чаще всего о страданиях Христовых, а других, человек по шесть, принимал в гостиной и там беседовал с каждым. По мере того, как последние выходили от него, получив наставление, первые из залы переходили к нему в гостиную. По

51


окончании беседы отец Макарий входил с ними в особую молитвенную комнату, увешанную картонными плакатами с изречениями из Священного Писания, Символа веры, молитвы Господней и просил их пропеть что-либо. Так было каждый день. Но особенно многолюдно было в воскресные дни и в праздники.

Проповедник Любви, архимандрит Макарий сам был воплощение любви, духа кротости и смирения. Очень часто в воскресные и праздничные дни брал он с собой какого-нибудь нищего, увечного слепца или дряхлого старца, приводил к себе в келью, сажал на почетное место и угощал его, прислуживая ему без помощи келейника.

"Не забывайте, — часто повторял он, — убогих и нищих наших собратьев, подавайте милостыню кто сколько может, и всегда во всем прославляйте имя Иисуса Христа ". Если встречал просящего, молча тянувшего руку за подаянием, всегда спрашивал: "А во чье имя просишь, ради кого?" И как скоро слышал в ответ "Ради Христа", тотчас с радостной улыбкой давал что есть со словами: "Вот так-то, друг мой, и всегда проси и прославляй имя Господа нашего Иисуса Христа". Сам, подавая милостыню, всегда приговаривал: "Прими ради Христа".

Свое имущество раздавал он щедрой рукой, нимало не заботясь

52


о завтрашнем дне. "До на что монаху имущество? - говорил он. -Ему не нужно иметь ни шкатулок, ни кошельков; бедные и убогие — вот его шкатулки! Что в них положить, того не украдут воры, то отопрут только на том свете". Потому-то и остались после него только книги и рукописи.

Отец Макарий не только сам подавал неимущим, но, случалось, и защищал их от жестокосердных заимодавцев. Знал он в Волхове одно бедное семейство, которое заложило свой дом богатой купчихе за восемьсот рублей. Пришло время возвращать долг, а денег у них не было, и вынуждены были они лишиться своего дома, в котором состояло все их имущество. Кредиторша никак не соглашалась простить им долг. Тогда батюшка пригласил к себе несчастных должников и купчиху. Кроткими, но благодатно сильными словами так умирил он и тронул ее, что она тогда же простила им долг и отдала закладную.

Лишь после кончины архимандрита Макария стал известен еще один его подвиг. Не очень здоровый от рождения, изнурял он свою плоть, не давая ей нежиться на постели. Дня за два до смерти стал он жаловаться на боли в спине, тогда-то и выяснилось, что спал он всю жизнь без подушек и матрацев на голой кровати или на простом диване, где подушку ему заменял жесткий подлокотник.

"Почти за год до своей кончины о. Макарий на несколько недель собрался в Москву, а в городе, - рассказывает протоиерей Остромысленский,- пронесся слух, что он вовсе уезжает из Волхова и не воротится назад. Надо было видеть, как этот ложный слух поразил граждан, которые, провожая своего настоятеля, кричали: "Не покидай нас, батюшка! Воротись к нам, родимый!"

Всего около трех с небольшим лет настоятельствовал о. Макарий в Волховском монастыре, но и за это короткое время он успел оставить по себе благоговейную память у жителей не только Волхова, но и у населения далеких окрестностей. Слава о нём, как необыкновенного вдохновенного проповедника, великого нравственного учителя и прозорливца, широко разнеслась, и никогда еще богомольцы не стремились в таком множестве в Волховский монастырь, как это было при настоятеле о.Макарий.

Именно с Волховским периодом жизни преподобного Макария связаны самые яркие свидетельства случаев его прозорливости и

53


исцеления бесноватых.

В Волхове была бесноватая. Она не могла спокойно слушать наставления отца Макария: то озиралась по сторонам, то отворачивала от проповедника свое искаженное злобой лицо. Отец Макарий давно ее заметил. Наконец подозвал к себе. Та подошла.

- Что это ты ходишь к бабкам для ворожбы?! Отчего не придешь к Господу Иисусу, чтоб Он, Милостивец, исцелил тебя?

- Не ходят наши к Нему, и я не пойду, - дерзко отвечала женщина.

- Так что ж, что не ходят? Самой-то тебе разве не нужен Христос?!

- Нет, - грубо и громко ответила она. - Для меня Он не требуется, - и вдруг упала, начала биться о пол и страшно кричать.

- Бог наказал, - пронесся в толпе шепот народа.

Но здесь раздался голос отца Макария.

- Господь Иисус Христос да простит тебя и помилует...

Мгновенно женщина стихла, и отец Макарий продолжал свою, прерванную было, проповедь.

Познакомившийся со. Макарием в 1844 году Д.Д.Филимонов так описывает его внешность:

"Небольшого роста, непредставительный, несколько сутуловатый, с седоватой бородкой, он сначала не привлекал особого внимания, но раз вглядевшись в него и особенно в его умные выразительные глаза, как-то невольно приходилось следовать за ним. Он заметно выделялся и скромностью и вместе отсутствием всякого подобострастия перед митрополитом, и простотой, и безыскусностью обращения во время

служения, и особенно кротким и приятным выражением в чертах \

54


лица. В глазах его светилось искреннее, благоговейное настроение души ", а В.И.Карпов добавляет: "Голова его украшена достаточною сединою, волосы прядями лежали на плечах; лицо его сухощавое, чистое и очень приятное, окаймлено густою с проседью бородою".

Единственный графический портрет преподобного Макария, так часто встречающийся в книгах и заметках о нем, сделан по просьбе свт.Филарета Московского.

Возвратившись в Волхов из своей последней поездки в Москву, о. Макарий продолжал по-прежнему проводить дни в беседах с посещавшими его, а ночи - в пересмотре своего перевода Библии и в переписке с разными лицами.

Труды во славу Божию, аскетический образ жизни скоро истощили здоровье архимандрита Макария. Реально ощутив близость конца, отец Макарий возымел желание поклониться святыням Иерусалима и там, у гроба Господня, предать Ему свою душу. Но вместо Иерусалима земного Богу угодно было воззвать его в Иерусалим Небесный. Получив разрешение Святого Синода на путешествие в Палестину, он с радостью готовился к нему.

"У отца Макария, - писал в 1857 году святитель Филарет, - были некоторые мысли, очень своеобразные, как например, уйти за границу, и где-нибудь умереть в безызвестности, что не исполнилось потому, что в ночь перед началом путешествия занемог и скоро скончался". Истощенный трудами и постом организм какое-то время противился болезни (это было воспаление печени и желудка), но все более слабел. Отец Макарий прекрасно понимал свое положение и все более отходил от мира, устремляясь ввысь.

Во время его болезни приехала к нему для исповеди одна госпожа, духовная его дочь. Когда она однажды сидела в его комнате, он потребовал клочок бумаги и карандаш и написал следующее четверостишие:

Мой Бог, мой Царь - Отец!
Спаситель дорогой!
Пришел желанный день!
Паду перед Тобой!
Еще я на земле,
Но дух Тобой трепещет!
Зрю, Светит горний луч!
Заря безсмертъя блещет!

55


Эта же госпожа 17 мая, сидя днем в другой комнате и задремав от усталости, почувствовала, что какая-то невидимая сила толкнула ее, и когда она открыла глаза, то увидела необыкновенно яркий свет и неподалеку стоящего о. Макария, поднимающегося кверху. Приотворив тихонько дверь, чтобы посмотреть лежит ли он на постели, она, по знаку его, подошла к нему и он приказал братии принести к нему с колокольным звоном икону Тихвинской Божией Матери.

Очевидец, священник Н. Д. Лавров, пишет: "Кончина его была кончина праведника Божия! Предсмертные страдания были чрезвычайно велики, но глубокий мир в душе, но радость благодатная, небесная радость поглощала чувство страданий телесных, и во взорах его сияла невыразимо. Нельзя было смотреть на него без благоговейного страха. Дух его был весь погружен в молитву созерцательную. Он питался откровениями, озарениями Горняго мира. Он видел, кажется, отверзающееся перед собой Небо, видел Самого Господа, Которого такою нежною, пламенною любовью любил он, и Которому служил он с такою преданностью и самоотвержением".

Скончался отец Макарий после благоговейного принятия Святых Тайн. Когда ежеминутно ждали его кончины, он вдруг быстро поднялся и сказав: "Свет Христов просвещает всех!",— склонил голову, окончив свое земное странствие.

С 18(31) мая 1847 г. жители города Волхова Орловской губернии прощались с успевшим полюбиться им за три с небольшим года настоятелем Свято-Троицкого Оптина монастыря архимандритом Макарием. Восемь дней гроб с телом почившего, согласно завещанию необитый и неокрашенный, стоял в храме, доступный прощающимся.

Похоронили отца Макария в монастырском соборном храме. Могила его и через пятьдесят лет после кончины была посещаема, а почитание его памяти только возрастало.

Пребывание мощей преподобного Макария в настоящее время доподлинно не известно. Существуют три версии:

- мощи находятся на территории монастыря в месте первоначального захоронения;

- мощи были перезахоронены верующими от поругания предположительно на кладбище деревни Григорово;

- мощи были вывезены чекистами и находились в музее г. Орла.

56


В 1923 году монастырь был разрушен. В 1983 году имя преподобного Макария (Глухарева), миссионера алтайского, было внесено в Собор Сибирских святых - день празднования 10(23) июня, чем положено начало его общецерковного прославления, а в 2000 году на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви он был общецерковно прославлен в лике святых.

Дни памяти преподобного Макария (Глухарева) празднуются

18 (31) мая — день преставления

10 (23) июня - Собор Сибирских Святых

28 июля (10 августа) - Собор Смоленских святых

7 (20) сентября - день основания Алтайской Духовной Миссии.

57


58


59


60


61


62


63


64


65


66