Протодиакон Дмитрий Цыплаков. Константинополь — Рим: Россия на перепутье

Мы хорошо знаем, что Киевскую Русь крестил в днепровской купели князь Владимир. Даже дети знают — мультик-то все посмотрели, учебники по истории проглядывали. Знаем мы и то (я о тех, кому посчастливилось всё же по нашим, по российским учебникам, а не по украинским учиться), что Киев — мать городов русских. А значит, пошла Русь православная от киевской купели и православная Россия — духовная наследница святых равноапостольных князя Владимира и княгини Ольги. Мы помним, что Владимир I Святославович (ок. 960 — 15 июля 1015) был великим князем киевским, при котором произошло Крещение Руси (988 г.), т. е. наших предков — восточных славян.

Тут следует отметить, что к десятому веку попытки обратить славян в христианскую веру предпринимались неоднократно. Восточная Римская Империя — Византия — стремилась привить православную веру славянам с того самого времени, когда славянские племена расселились у ее границ, и Империя стала подвергаться их нападениям. Однако славяне, принявшие христианскую веру, либо становились подданными Византии и вливались в этническую пестроту ее населения, либо пытались сформировать полувассальные Византии княжества. Но эти квази-государственные образования не были стабильными, и вместе с уходом их с политической сцены дело христианского просвещения останавливалось. Наибольший успех у восточных славян имела Болгарская миссия учеников святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, имевшая в основе славянскую кириллическую письменность и культуру. Западные славяне получали христианскую веру от немецких миссионеров и на основе латинской письменности. В этих условиях западнославянская глаголическая письменность либо утрачивалась, либо переводилась на латиницу.

Вот почему набегом на византийский Херсонес началась для русичей история их крещения. Перед князем Владимиром стоял вопрос не только о принятии христианской веры, но и вопрос политический: как не разделить судьбу предшествующих славянских княжеств, и вопрос культурный: выбор между двумя «программами» культурного просвещения восточно-православной кириллической и западной латинской. Святому князю Владимиру требовалось приложить большие усилия и преодолеть многочисленные трудности для того, чтобы славяне-русичи в его владениях приняли христианство. Можно думать, что за десятилетие до 988 года он стал предпринимать определенные шаги, ведущие к выбору между восточным и западным просвещением, либо ориентиром на конгломерат ислама. В задачу князя Владимира входил не только собственно выбор цивилизационного направления, но и убеждение боярской элиты и воинов дружины.

Всё это мы знаем из «Сказания об испытании или выборе вер», находящемся в большом летописном сборнике под названием «Повесть временных лет». Русский летописец говорит, что вначале Владимир встретился с посланцами из других земель и расспросил их о мусульманстве, иудаизме, римском христианском обряде и учении, а также о византийской православной традиции. Такое разделение единой тогда христианской Церкви на Православие и Римо-католичество становится поводом для современных критиков, доказывающих легендарный характер «Испытания вер», так как тогда формального разделения между православными и католиками не было. Но заметим, что летописец и сам не знает этого конфессионального разделения: для него есть греки и пришельцы из далекого Рима. То есть для князя Владимира это был выбор цивилизационно-географический. Собственно о вере тогда не спорили. Мы знаем, что в 1007 году святой апостол пруссов Вонифатий (Бруно Кверфуртский) посетил Киев, где был принят Владимиром Святославичем и при его содействии крестил часть печенегов. Поэтому русский князь выбирал в данном случае не веру, а цивилизационный ориентир. И выбор был не в пользу будущего европейского католичества, а в пользу греческого православия.

Сейчас принято ругать Византию, как едко охарактеризовал эту позицию один автор «была мрачная, отсталая и жестокая Византия, и была культурная, просвещенная и свободолюбивая Западная Европа» (1). Но это, конечно, результат современного невежества и обычной западной спеси. В десятом веке Византия была одним из лидеров прогресса. Она привлекала славян своими богатствами и цивилизованностью. Не в последнюю очередь на окружение Великого князя повлияло культурное великолепие Византии — самого передового в то время государства Европы. Летопись описывает, как после совещания с боярами и представителями подвластных городов князь Владимир послал посольства в страны-центры цивилизационного выбора. Это болгары-мусульмане (по всей видимости, в Поволжье), а также римокатолики немецких земель. Но наисильнейшее впечатление на представителей Руси произвел Константинополь и его торжественная служба в главном храме города — св. Софии. Пораженные красотой православного богослужения, послы заявили Владимиру и всей его дружине: «Не знали — на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом» (2). Общим выбором князя Владимира и древнерусской знати был выбор в пользу крещения по православному обряду, что означало вхождение в культурное пространство византийского кирилло-мефодиевского просвещения. В итоге, князь Владимир, поддержанный соратниками, принимает крещение и крестит киевлян в 988 году, открывая исторический путь для новой самобытной цивилизации.

В общем и целом, интерпретация этого события российскими школьными учебниками положительная. Такова же она и в обществе, что и понятно: ведь мы, благодарные потомки святого равноапостольного князя Владимира, должны испытывать только чувство сыновней благодарности и свято хранить память о выборе вер, совершившемся тысячелетие назад.

Но, к сожалению, уже не одно десятилетие раздаются среди представителей интеллектуальной элиты нашего отечества голоса критики

этого цивилизационного выбора. Высказываются сомнения в том, был ли этот выбор правильным, или даже прямо говорится о том, что «выбор вер» оказался ошибочным. Вот характерная цитата о России: «Раскинувшись между двух великих делений мира, между Востоком и Западом, опираясь одним локтем на Китай, другим на Германию, мы должны бы были сочетать в себе два великих начала духовной природы — воображение и разум, и объединить в нашей цивилизации историю всего земного шара...[Но] и сейчас еще [мы] живем для того, чтобы преподать какой-то великий урок отдаленным потомкам, которые поймут его; пока, что бы там ни говорили, мы составляем пробел в интеллектуальном порядке. Я не перестаю удивляться этой пустоте, этой удивительной оторванности нашего социального бытия...

В то время, когда среди борьбы между исполненном силы варварством народов Севера и возвышенной мыслью религии воздвигалось здание современной цивилизации, что делали мы? По воле роковой судьбы мы обратились за нравственным учением, которое должно было нас воспитать, к растленной Византии, к предмету глубокого презрения этих народов. Только что перед тем эту семью похитил у вселенского братства один честолюбивый ум [Патр. Фотий]; и мы восприняли идею в столь искаженном людской страстью виде...». Я думаю, многие читатели узнали эту цитату. Это фрагмент из «Философических писем» (1829–31) Пётра Яковлевича Чаадаева (3), вызвавших ожесточенные салонные споры и ставших знаменем российских западников. Петр Яковлевич, как видим, прямо осуждает цивилизационный выбор святого князя Владимира и считает, что ему лучше было бы остановиться на римо-католичестве, что обеспечило бы России вхождение в европейскую семью народов и успешный культурный прогресс, которого Россия, в итоге, оказалась лишена.

Мы помним, что в результате журнал «Телескоп», опубликовавший первое письмо, был закрыт, редактор — Николай Иванович Надеждин — отправлен в ссылку в Вологду. Разразился скандал. Бурное возмущение, которое вызвали «Философические письма», казалось, заставило забыть о самой сути мыслей первого «западника». Обвинения касались личности мыслителя, его душевных качеств. Да и сам Петр Яковлевич публично раскаялся в содержании «писем». Однако вновь и вновь ту же мысль о неправильности исторического пути России высказывали все новые и новые голоса, вплоть до настоящего времени. И вот журналист, который как по странной иронии, также носит имя Владимира, Владимир Познер прямо заявляет: «Я думаю, что одна из величайших трагедий для России — принятие православия» (4). И так же, как Познер думают многие современные «западники»: «нужно было киевскому великому князю выбирать римо-католиков».

Как видим, западники все те же. А что же славянофилы? Неужели тогда и сейчас им нечего сказать? Конечно же, славянофилы XIX века не сомневались в правильности «выбора вер» князем Владимиром. Они не собирались на потеху публике отстаивать очевидное, смотрели глубже и указывали на то, что западники в своей критике несамостоятельны, повторяя мысли своих европейских авторитетов. Таким образом, в обвинениях западников проявляется общая европейская неприязнь к самобытной русской цивилизации в целом. Приведем в качестве примера яркую цитату: «Недоброжелательство к нам других народов, очевидно, основывается на двух причинах: на глубоком сознании различия во всех началах духовного и общественного развития России и Западной Европы и на невольной досаде перед этою самостоятельною силою, которая потребовала и взяла все права равенства в обществе европейских народов. Отказать нам в наших правах они не могут: мы для этого слишком сильны; но и признать наши права заслуженными они также не могут, потому что всякое просвещение и всякое духовное начало, не вполне еще проникнутые человеческою любовью, имеют свою гордость и свою исключительность. Поэтому полной любви и братства мы ожидать не можем, но мы могли бы и должны ожидать уважения. К несчастию, если только справедливы рассказы о новейших отзывах европейской литературы, мы и того не приобрели». Это горькие, но правдивые слова об отношении Запада к России Алексея Степановича Хомякова, одного из ярчайших представителей славянофильства (5). Запад преисполнен ревности к любым успехам России, а потому и сам выбор отечественного вектора развития представляется ему неправильным.

Но это в XIX веке Запад пребывал еще в культурном расцвете, и явных признаков его духовной дегенерации еще не было видно. Но сейчас, когда однополые браки, детская эвтаназия и принудительная стерилизация женщин становятся будничной реальностью, факт духовной деградации Запада налицо. Это предчувствовали славянофилы за более чем полтора столетия до наших дней. Они указывали на главную причину, по которой цивилизационный выбор России был для нее благодетельным — это духовный кризис Запада, и его Россия могла бы избежать, если бы приобщилась в полноте к духовным корням православной цивилизации. Отвлеченный рационализм римо-католической цивилизации раздробил цельность человеческого духа. И это, в конце концов, привело современную славянофилам Европу к утрате веры, а вместе с утратой веры произошел и кризис культуры. Так считал другой представитель этого направления русской мысли Иван Васильевич Киреевский. Он писал, что на Западе «одно осталось серьезное для человека — это промышленность, ибо для него уцелела одна действительность бытия: его физическая личность. Промышленность управляет миром без веры и поэзии. Она в наше время соединяет и разделяет людей; она определяет отечество, она обозначает сословия, она лежит в основании государственных устройств, она движет народами, она объявляет войну, заключает мир, изменяет нравы, дает направление наукам, характер — образованности; ей поклоняются, ей строят храмы, она действительное божество, в которое верят нелицемерно и которому повинуются. Бескорыстная деятельность сделалась невероятною: она принимает такое же значение в мире современном, какое во времена Сервантеса получила деятельность рыцарская» (6).

Наступающему духовному кризису западной цивилизации славянофилы хотели противопоставить православное просвещение, которое могло примирить разум и веру, соединить воедино раздробленный внутренний мир человека. Ведь, как писал Киреевский, «в том-то и заключается главное отличие православного мышления, что оно ищет не отдельные понятия устроить сообразно требованиям веры, но самый разум поднять выше своего обыкновенного уровня — стремится самый источник разумения, самый способ мышления возвысить до сочувственного согласия с верою». К сожалению, отечественное просвещение в XIX веке не пошло по пути, предложенному славянофилами. Не это ли стало главной причиной исторической катастрофы России уже в веке XX-м?

Да, Россия переболела атеизмом. Но еще не всё потеряно. Драгоценное духовное наследие православия было живо и во времена славянофилов, живо оно и в современной постсекулярной России. Как писал Киреевский, духовное богатство православия сохраняется «в писаниях святых отцов православной церкви, как живые искры, готовые вспыхнуть при первом прикосновении верующей мысли и опять засветить путеводительный фонарь для разума, ищущего истины». Эти искры хранит православная церковь и доныне. Поэтому для того, чтобы преодолеть кризис современной цивилизации, мы должны обратиться к духовному выбору святого равноапостольного князя Владимира как к благодатной основе нашей культуры. А потому 2015 год должен стать годом осмысления этого исторического выбора, годом возврата России на путь прогресса духовно-нравственного на основе православных ценностей. Без такого прогресса не будет и материального процветания, не будет и всей самобытной русской цивилизации. Будущее России — в Православии.

 

Ссылки