Главная

Православная культура

Содержание


ВЕЛИКИЙ ПОДВИГ БРАТЬЕВ-ПРОСВЕТИТЕЛЕЙ

Многие вещи стали для нас настолько привычными, что мы на них не обращаем внимания, например, воздух, вода; мы дышим воздухом, пьем воду, считаем их существование настолько для нас привычным, что далеко не всегда сознаем, что без них мы бы не смогли жить.

К подобного рода вещам или, вернее, явлениям относится и язык. Мы далеко не всегда ощущаем важность языка для нас, для всего человеческого общества... Язык охватывает все области нашей жизни. Наш язык звуковой: он звучит, и мы его слышим. В этом его достоинство и очень серьезный недостаток. Речь наша слышна только на ограниченном расстоянии. Правда, разные технические устройства позволяют преодолеть расстояние (радио, телефон, телевидение, звукозапись). Но в обычных условиях речь звучит только в настоящий момент и слышится в пределах естественных возможностей нашего слуха. Именно эту естественную ограниченность нашей звуковой речи с очень давних времен люди научились преодолевать не с помощью технических средств, а путем ее записи, графического изображения в различных системах письма.

Значение письма в истории духовного развития человека трудно переоценить. В языке, как в зеркале, отражен весь мир, вся наша жизнь. И читая написанные или напечатанные тексты, мы как бы садимся в машину времени и можем перенестись и в недавние времена, и в самое далекое прошлое.

Читая Евангелие, мы как бы оказываемся современниками и очевидцами всех событий, связанных с жизнью Иисуса Христа: мы слышим Его слова, обращенные к народу, видим и слышим апостолов, присутствуем во время суда над Ним, распятия, Воскресения из мертвых, явления ученикам и многих других событий. Знакомясь с древними русскими летописями, мы можем как бы присутствовать во время Крещения Руси в Киеве, читая «Войну и мир» Л.Н. Толстого, можем оказаться в Москве во времена нашествия Наполеона...

Возможности письма не ограничены ни временем, ни расстоянием; неизмеримо велика его просветительная ценность. Но искусством письма люди не всегда владели. Это искусство развивалось долго, на протяжении многих тысячелетий.

Вначале появилось картинное письмо (пиктография): какое-нибудь событие изображали в виде рисунка, затем стали изображать уже не событие, а отдельные предметы, сначала соблюдая сходство с изображаемым, а затем в виде условных знаков (идеография, иероглифы), и, наконец, научились изображать не предметы, а передавать знаками их название (звуковое письмо). Первоначально в звуковом письме употреблялись только согласные звуки, а гласные или вообще не воспроизводились, или обозначались дополнительными значками (слоговое письмо). Слоговое письмо было в употреблении у многих семитских народов, в том числе и у финикиян.

Греки создали свой алфавит на основе финикийского письма, но значительно усовершенствовали его тем, что ввели особые знаки для гласных звуков. Греческое письмо легло в основу латинской азбуки, а в IX веке было создано славянское письмо путем использования букв

55


греческого алфавита. Великое дело создания славянской азбуки совершили святые равноапостольные братья Кирилл и Мефодий.

Святые равноапостольные Кирилл и Мефодий именуются просветителями славян, но, говоря так, мы по преимуществу понимаем это слово в современном, наиболее употребляемом его значении: просветитель

— 'просвещающий знанием'. При этом не всегда учитывается, а иногда и просто забывается, исконный смысл слова: просветитель — 'озаряющий светом веры Христа'. Великий подвиг братьев послужил именно этому. Кирилл и Мефодий являются создателями книжного славянского языка, который раньше так и назывался — словенским (славянским). Говоря о деятельности братьев, мы часто ставим им в заслугу именно это

— создание книжного письменного языка славян. Но надо иметь в виду, что это великое само по себе дело для них было лишь средством проповеди учения Иисуса Христа, совершения Богослужения. Для исполнения этого апостольского подвига необходимо было иметь язык, понятный народу (до Кирилла и Мефодия Богослужение в Моравии совершалось на непонятном для народа латинском языке).

Когда Кирилл и Мефодий приступили к выполнению возложенного на них дела, прежде всего перед ними встала задача создать такой язык. Главная заслуга в этом великом: деле принадлежит Кириллу. Мефодий был его верным помощником. Чтобы перевести книги Священного Писания и богослужебные тексты на словенский язык, надо было прежде всего создать такой язык. Эта труднейшая задача была выполнена с научной точки зрения безукоризненно. Была составлена славянская азбука;

Кирилл смог уловить в звучании знакомого ему с детства славянского языка (а это был, вероятно, один из диалектов древнеболгарского языка) основные его звуки и найти для каждого из них буквенные обозначения. И это было сделано с удивительной точностью. Каждому звуку соответствовала своя буква. Читая по-старославянски, мы произносим слова так, как они написаны. Мы не встретим такого расхождения между звучанием слов и их произношением, как, например в английском или французском.

Большая трудность состояла и в переводе с такого развитого, богатого языка, как греческий, на малоприспособленный для выражения многих сложных понятий диалект древнеболгарского языка. В этом языке не было многих необходимых для перевода слов. И Кириллу с помощью Мефодия приходилось вводить в свои переводы греческие слова (например, такие, как Евангелие, апостол, ангел, иерей, монах, епископ, игумен, Литургия, Евхаристия и целый ряд других). В иных случаях создавались новые слова по образцу греческих, такие слова называются кальками. Их много в старославянском языке. Кальками является значительная часть сложных слов с первой частью благо- (благодеяние, благодарение, благоговение, благословение и многие другие). Положительное влияние оказали переводы с греческого и на синтаксическое устройство славянской речи — получили развитие некоторые обороты, содействовавшие усилению синтаксических возможностей славянского языка, например, дательный самостоятельный, употребление причастий в составе именного сказуемого и некоторые другие.

56


Деятельность святых Кирилла и Мефодия проходила в сложных, подчас очень трудных условиях. Народ Моравии, князь моравский Ростислав благожелательно, с любовью относились к братьям, внимали их проповеди Христова учения на понятном для них языке. Но братьям приходилось трудиться среди крайне враждебно к ним настроенного духовенства. Моравия входила в епархию» возглавляемую немецким епископом города Пассау (Бавария). Священники большей частью были немцы, зачастую плохо знавшие язык славянского населения Моравии. Богослужение совершалось на латинском языке, непонятном для верующих. У Кирилла и Мефодия было много противников, решительно настроенных против использования в церкви народного языка. Братьев упрекали в ереси. Утверждали, что письмо славянское «не служит прославлению Божьему». Будто бы Бог «избрал лишь три языка: еврейский, греческий и латинский, на которых подобает воздавать хвалу Богу».

Шли жалобы, доносы к папе римскому. После трех лет миссионерства Кирилл и Мефодий вместе с учениками своими отправились в Рим. Папа Адриан с большим уважением, с почетом встретил братьев. Он благословил их труды. В течение нескольких дней в ряде церквей Рима служились Литургии на славянском языке. Ученики братьев были посвящены в священнический сан. Находясь в Риме, Кирилл заболел и незадолго до кончины (869 г.) принял великий постриг, изменив свое прежнее имя Константин на Кирилл. Обращаясь к брату перед кончиной, Кирилл сказал: «Вот, брат, были мы с тобой парой в одной упряжке и пахали одну (и ту же) борозду, и я на поле падаю, окончив день свой. Ты же не смей... оставить учительство свое, ибо чем иным можешь ты лучше достичь спасения».

Святые мощи его покоятся в Риме, в церкви святого Климента. Спустя некоторое время (в 870 г.) Мефодий был посвящен папой Адрианом в сан архиепископа славянских государств Паннонии и Моравии. Таким образом была создана независимая от баварского епископа собственная славянская епархия. Но на обратном пути в Моравию Мефодий был арестован своими недоброжелателями и помещен в тюрьму, из которой он был освобожден благодаря решительному вмешательству папы Иоанна, потребовавшего от восточно-франкского короля Людовика и баварского епископа немедленного освобождения Мефодия и предоставления ему возможности управлять своей епархией. Обращаясь к славянам Моравии и Паннонии, папа писал: «Если кто из собравшихся у вас учителей, из тех, кто льстят слуху и от истины отвращают к заблуждениям, начнет, дерзнув, вносить к вам разлад, порицая книги на вашем языке, пусть будет отлучен не только от причастия, но и от Церкви, пока не исправится».

Славянский книжный язык (старославянский) получил распространение в качестве общего для многих славянских народов языка. Им пользовались южные славяне (болгары, сербы, хорваты), западные славяне (чехи, словаки), восточные славяне. На Руси славянский (старославянский) язык становится известным, вероятно, с конца IX - начала X веков. В то время различие между отдельными славянскими языками было не столь значительным, как в наши дни, и, например, западные славяне — чехи и словаки — вполне понимали и проповедь, и Богослуже-

57


ние на старославянском (в основе своей южнославянском) языке. Но все-таки некоторые различия между славянскими языками были, поэтому славянский (старославянский) язык стал испытывать воздействие со стороны тех языков, с которыми он соприкасался у разных славянских народов. На Руси этот язык легко усваивается и становится языком определенных жанров древнерусской письменности (житий святых, поучений, отдельных частей летописи). В известной мере он подвергается воздействию со стороны древнерусского и постепенно принимает ту форму, которая нам известна под именем церковнославянского языка.

Церковнославянский язык имеет на Руси свою особую историю, в нем вырабатываются свои нормы, в некоторых случаях не известные более раннему состоянию этого языка. Церковнославянский язык достигает своего современного облика примерно к XVII веку. В настоящее время это язык Богослужения Русской Православной Церкви. Церковнославянский язык, взаимодействуя с древнерусским, оказал благотворное влияние на развитие русского литературного языка, преимущественно в области его лексики, но отчасти и грамматики.

В заключение мне хотелось бы отметить очень важный момент в миссионерской деятельности братьев, который может быть для нас убеждающим примером в наше тревожное время, исполненное подозрительности, противостояния, вражды. В IX веке, в период трудов святых Кирилла и Мефодия, в значительной мере было подорвано единство Христовой Церкви. Усилились разногласия, открытое противостояние, соперничество двух духовных центров — Рима и Константинополя. Но на деятельность братьев это противостояние никакого воздействия не оказывало. Они не дали себя вовлечь в межцерковные распри. Они оставались служителями единой Церкви Христовой. Будучи воспитанными в традициях Восточной Церкви, они, не задумываясь, отправились проповедовать слово Божие к моравским славянам, находившимся в юрисдикции Западной Церкви, Их самоотверженное служение с уважением было воспринято главою этой Церкви — папой римским Адрианом, благословившим труды Кирилла и Мефодия. Для святых подвижников Церковь оставалась единой.

И в этом мы должны видеть достойный пример для подражания. В наше трудное время, когда усиливается религиозная нетерпимость, раздоры, противостояния не только между православными и инословными христианами, но и между православными, мы не должны забывать, что прежде всего мы — христиане, верующие во Иисуса Христа. Таковыми были святые равноапостольные просветители славян — Кирилл и Мефодий. Хочется добавить, что братья почитаются как святые и на Востоке, и на Западе.

К А. Тимофеев, 
доктор филологических наук, профессор НГУ

58


ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК И РУССКАЯ СЛОВЕСНОСТЬ

В последнее время довольно часто поднимается вопрос о возобновлении классического образования. В «Новом мире» (1992, №9) Станислав Джимбинов писал о том, что основу гуманитарного образования в дореволюционной России составляло изучение классической филологии. Действительно, это так. Глупо было бы отрицать значение классических языков в подготовке дореволюционных филологов, историков, вообще образованных людей. Безусловно желательным является восстановление этих дисциплин в их полном объеме и в современной школе — средней и высшей. Но при этом не следует забывать о роли церковнославянского языка и церковнославянской словесности в такой подготовке. В учебных заведениях он мог изучаться специально (то есть как особый предмет), но его могло и не быть в программе, и тем не менее роль церковнославянского языка в подготовке образованного, культурного человека оставалась очень значительной,

Было много каналов, по которым приходил этот язык. Это и язык Евангелия, это и язык Богослужения, это и язык молитвы, это и язык древней письменности. Гимназисты читали не только «Слово о полку Игореве», но и «Слово о Законе и Благодати» первого русского митрополита Илариона, житие Феодосия Печерского, жития Славянских Первоучителей и многие другие тексты. Изучение народного творчества не ограничивалось былинами, сказками, но обязательно включало и духовные стихи, составленные на русском языке, но с использованием многих церковнославянских слов и выражений. Наконец, церковнославянский язык приходил вместе с русским литературным языком, от которого он искусственно был отторгнут лишь в советское время.

Изучение русской словесности предполагало обращение ко всем ее составляющим, а церковнославянский язык на Руси со времен святого Владимира (а может быть, и ранее) был одним из основных компонентов культурно-языковой ситуации.

Отторжение церковнославянского языка от русского привело к обеднению последнего. М.М. Пришвин в свое время предупреждал о негативных последствиях этого. Церковнославянский язык выполнял роль верхнего культурного слоя в языке — того слоя, который обслуживал высокие формы языка. Так было на протяжении всей истории русского языка.

После изъятия этого слоя его место постепенно занимает просторечная лексика, канцеляризмы, про-фессионализмы. Ранее русский язык в своем развитии опирался на церковнославянский язык и народно-диалектный. Оба источника были чрезвычайно важны. Благодаря воздействию церковнославянского языка сохранялась общеславянская основа русского языка и имела место историческая преемственность русской культуры. Благодаря воздействию народно-диалектной речи русский литературный язык сохранял национальную основу. Оба эти воздействия были уравновешены. В частности, в XIX веке было бы невозможным проникновение в разговор-

59


ную речь образованных людей просторечных слов или выражений вроде тех, что можно услышать сейчас: пошив одежды, зафотографировать, завесить, в районе семи часов. Просторечная и профессиональная лексика в разговорную речь образованного человека могла попасть только будучи уже освоенной языком русской литературы. А язык русской литературы был ориентирован на другие, более высокие нормы.

В первые десятилетия XX века в русский язык стали проникать многие заимствования, с которыми русский язык, потеряв церковнославянский язык в качестве опоры, не смог уже справиться. То, что в русском языке есть большая группа несклоняемых слов, противоречит морфологической природе нашего языка и изменяет его морфологическую структуру. Ориентиром становится разговорная речь, в которой (начиная с 20-х годов) усиливается диалектно-просторечный элемент. И эта речь сама начинает производить массу несклоняемых слов. Это различного рода сокращения: МИД, ГАБТ, ЦИК, НЭП, ГЭС, РАПП, ВАК, ЖЭК, МТС, СЕЛЬПО, РОНО, ГОЭЛРО, РАЙФО и др.

С русским языком произошло то, что и должно было произойти в этих условиях (то есть при условии утраты верхней культурной формы — церковнославянского языка): он встал с ног на голову. Народно-диалектная речь, которая была национальной основой русского языка и одним из источников его развития (но никак не системой, определявшей нормативную сторону языка), стала определять нормы и развитие литературного языка. Но это было бы полбеды, ибо сама по себе эта речь имеет высокие, поэтические формы (язык фольклора: былин, духовных стихов и т.д.), которые могут обогатить литературный язык. Беда в том, что в русский язык безнаказанно стала проникать просторечная профессиональная и околопрофессиональная лексика, то есть такая, которая создавалась с «потугой» на грамотность. Язык передовых статей в газетах наполовину состоял из таких слов; при чтении их возникало ощущение, что жуешь наждачную бумагу. Все это произошло из-за ослабления верхнего, культурного слоя языка, традиционно связанного с церковнославянским языком.

В ХVII-ХIХ веках русский язык справился с нашествием сначала германизмов, потом галлицизмов, с заимствованиями из других европейских языков. Справился, так как был более мощный источник обогащения русского литературного языка — церковнославянский язык. Лучшее подтверждение этому — язык А.С. Пушкина, который четко осознал особые функции церковнославянского языка.

Особая роль церковнославянского языка в истории русского языка была связана с тем, что сначала старославянский (то есть церковнославянский кирилло-мефодиевского периода), а потом уже и собственно церковнославянский язык был наднациональным языком. Он возник как язык проповеди, адресованной всем славянам. Менялись его центры. Только на протяжении первых полутора веков христианства у славян дважды менялись центры книжной и языковой культуры: сначала Моравия и Паннония, затем Восточная Болгария и, наконец, Киев и Новгород. Однако везде сохранялась его общеславянская природа и всеславянская обращенность.

60


Церковнославянский язык не был языком интернационального братства. Интернациональное предполагает, видимо, отсутствие границ. Культура и язык, не имеющие границ, имеют печальную судьбу. Древнерусская культура во многом благодаря церковнославянскому языку (и тому, что стояло за этим языком, — христианству) была четко вписана в славянскую, шире — православную, еще шире — христианскую и, наконец, — в мировую культуру и цивилизацию. Церковнославянский язык был одновременно и культурно-языковой нишей, которая не давала выветриться русской культуре и русскому языку, и проводником внешних идей и влияний.

Защитные функции церковнославянского языка могли ослабевать, могли усиливаться. Ослабевали они в периоды спокойного развития языка. Эти функции оставались тогда пока невостребованными. Усиливались они в каких-то необычных ситуациях.

Примером может служить рубеж ХIV-ХV веков. Падение Балкан, усиление роли Русского государства и Русской Церкви на международной арене, отражение вражеских нашествий, преодоление внутренних междоусобиц приводит к тому, что усиливается роль церковнославянского языка. В русском литературном языке появляется много архаизмов, книжная культура ориентируется на кирилло-мефодиевские и древнекиевские традиции. Появляется особый стилистический прием, который получил наименование «плетение словес».

Или более близкий нам пример — русский язык в Сибири ХVII-ХVIII веков. Знакомство с языком некоторых сибирских летописей обнаруживает, что их язык сильно архаизирован, в нем много таких слов и оборотов, которые в то время логичнее было встретить в житиях, гомилиях. А объясняется же все достаточно просто. Русский язык в Сибири того времени оказался без местных национальных корней, он был представлен самыми разными русскими европейскими диалектами, испытывал влияние со стороны нерусской речи. В таких условиях у литературного и разговорного языка непременно должна быть местная поддержка. И вот оказывается, что функцию национальных корней для русского языка в Сибири того времени выполнял церковнославянский язык, ибо летопись — это памятник, важнейшим назначением которого является сохранение преемственности национального сознания, культуры, языка. Для московской или севернорусской летописи XVII века обилие церковнославянизмов выглядело бы как неоправданная архаизация языка, а для сибирской летописи это был единственно возможный в этих условиях путь поддержания традиции.

Святые Кирилл и Мефодий, создавая язык, на долгие века вперед определили, каким ему быть и как он будет соотноситься с литературными языками славян. Этот язык создавался по типу сокровищницы, в чем проявилась его «соборность». Он всегда был близок живым славянским языкам, уже в ранние эпохи своего существования реализуясь в виде национальных изводов: древнеболгарского, древнерусского, древнесербского. Близок он был, естественно, и русскому литературному языку, близок настолько, что входил в него составной частью. Применительно к древнерусскому периоду мы можем назвать памятники церковного и светского содержания,

61


но сказать, где кончается древнерусский литературный язык и начинается церковнославянский, нельзя. Этой границы не было. Мы можем говорить о том, что (то есть какое содержание) чаще описывалось церковнославянским языком, а что — древнерусским народно-литературным, но единых, раз и навсегда данных правил не было. Более того, даже само разграничение памятников на светские и церковные было условным. Летопись — памятник светский, но она содержала не только погодовые записи, но и поучения, и жития. Таким образом уже на содержательном уровне происходило взаимодействие памятников письменной культуры.

Взаимодействие церковнославянского и древнерусского народно-литературного языков было постоянным. Церковнославянское влияние выводило литературный язык на более высокий уровень, этот язык получал возможность передавать сложные богословские и философские понятия. Благодаря влиянию народно-литературного языка церковнославянский язык обретал новый источник (уже славянский, а не греческий) своего развития и оставался в границах древнерусской культурно-языковой ситуации.

В научной литературе обычно обращают внимание прежде всего на влияние церковнославянского языка на русский литературный. Это происходит, наверное, потому, что эта связь более очевидна. Между тем постоянно существовала и обратная связь. Уже с самого начала старославянский язык в Киевской Руси выступал в виде древнерусского извода церковнославянского языка (ср.:

И в последующие века имена наиболее значительных церковных книжных деятелей связаны именно с такой обработкой языка текстов, после которой они становились более близкими русской литературной речи.

Здесь достаточно сослаться на переводческую деятельность преподобного Максима Грека. В частности, над переводом Псалтири на церковнославянский язык он трудился всю жизнь. Делал один перевод, потом неоднократно перерабатывал его. Ученые-текстологи выделяют пять крупных этапов его переводческой деятельности. Перед ним стояли сложнейшие задачи: передать всю красоту и поэтичность псалмов, перевести их как можно более точно, сделать этот перевод более понятным и легко усваиваемым и вместе с тем не порвать с традицией ранних переводов Псалтири. Можно только жалеть, что современный церковнославянский текст псалмов не полностью воспроизводит этот труд.

Есть еще одна крупнейшая фигура в истории русской духовной культуры — это А.С. Пушкин. Его по праву называют основоположником современного русского литературного языка. Но при этом, как правило, вне поля зрения остается то, что значительной является его роль и в развитии церковнославянского языка. Но только это — роль косвенного преобразователя. Имея своей целью развитие и упорядочение русского литературного языка, Пушкин первым нашел формулу соотношения русского литературного и церковнославянского языков в новых условиях . Это соотношение держалось вплоть до 20-х годов 20 столетия.

До Пушкина господствовала теория трех «штилей» М.В. Ломоносо-

62


ва. Согласно этой теории, которая, кстати, сыграла большую роль в истории русского литературного языка, высокие понятия и предметы речи должны были описываться высоким «штилем», в котором преобладала церковнославянская лексика. Обыкновенные понятия должны были передаваться средним «штилем». А низкий «штиль» служил для использования в комедиях, эпиграммах, дружеских письмах и т.д. Таким образом все средства языка были как бы разделены, обособлены друг от друга. Такая теория в свое время была очень нужна, ибо до Ломоносова происходило смешение всех этих средств. Но вместе с тем теория Ломоносова, на мой взгляд, создавала угрозу для резкого обособления церковнославянского и русского литературного языков. И поэтому то, что сделал позже Пушкин, оказалось важным не только для русского литературного языка, но и для церковнославянского.

А создал он «прокладку» между этими языками — своеобразный культурный слой русской лексики. Этот слой был сформирован, в частности, за счет церковнославянских слов, которые получили новое значение. Это оказалось живительной инъекцией для русского языка и одновременно сделало более глубокими корни церковнославянского языка в русском. Фактически это же делали ранее и церковные книжные деятели, вводя в церковнославянский язык новую (русскую литературную) лексику.

До Пушкина использовали (да и он сам это делал) многое из церковнославянского языка в исконных или устаревших значениях (град, виждъ, глас, брег и т.д.). Новаторство Пушкина было в том, что появились церковнославянские слова в новых значениях: «В салазки Жучку посадив, Себя конем преобразив...»; «Зима! Крестьянин, торжествуя, На дровнях обновляет путь»; «Татьяна долго в келье модной Как очарована стоит»; «Высокопарный, но голодный Для виду прейскурант висит».

Пушкиным была восстановлена связь церковнославянского и русского языков. Благодаря этому русский литературный язык на всем протяжении XIX и начала XX веков легко справлялся с нашествием заимствований из европейских языков, диалектной и просторечной лексики из народного языка.

Органическое единство русского литературного и церковнославянского языков вызвано не только единством и общностью путей их развития, но и принципиальными отличиями, затрагивающими их глубинные свойства. В итоге они оказываются необходимо дополняющими друг друга.

Различаются они:

1. Формой существования. Церковнославянский язык — письменный, это язык текстов. Русский литературный язык существует в двух разновидностях: письменной и устной. Текстовый характер функционирования языка приводит к установлению самодовлеющей ценности текста (молитвы, псалма, жития, гомилии и т.д.). А с этим связано и варьирование в церковнославянском языке, и его вторая особенность:

2. Обусловливающее влияние узуса на парадигматику языка. Если выделять в языке его парадигматику (структуру с входящими в нее обязательными элементами языка) и узус (реализацию этой структуры в коммуникативных, экспрессивных

63


и тому подобных целях), то мы увидим следующие отличия русского языка от церковнославянского. Так, в современном русском литературном языке парадигма грамматических форм определяет узус. Нормативная грамматика предписывает нам что, где и когда употреблять. В церковнославянском языке, наоборот, узус определяет парадигму. Чтобы войти в парадигму, форме достаточно войти в узус (в текст). Вариантов в церковнославянском языке много, но практически нет стилистического разграничения. Варианты просто распределены по разным текстам, контекстам, ситуациям (ср.: Духу — духови; Слово, Слова — слово, словесе).

3. У данных языков разные стабилизаторы. Современный русский литературный язык имеет такой мощный стабилизатор, как норма. Ранее в нем, как и в церковнославянском, стабилизатором выступала традиция.

Норма — явление синхронное, отражающее современное состояние языковой системы. В качестве такового явления норма нацелена на сохранение единства языковой системы. И в этом смысле норма — перспективно ориентированное явление.

Традиция — явление ретроспективно ориентированное. Она выступает в качестве культурно-языковой ниши. Она в большей степени, чем норма, предполагает варьирование. По сути она представляет собой совокупность хронологических и жанровых «отсылок» языка.

4. Замкнутость русского литературного языка национальными границами, что естественно и необходимо для национального языка, В конечном счете это связано с противопоставлением по признаку «свое — чужое». Эти понятия в средневековую эпоху были шире этнических и государственных границ. Верхней и одновременно с этим авторитетнейшей границей для русича была религиозно-культурно-территориальная граница восточного христианства. Недаром наши предки считали, что принадлежат к «греческой вере». Прежде всего это касалось религиозно-нравственных сфер. Но поскольку они были и доминантой, и ориентиром, это находило отражение и в других сферах. Все произведения, созданные в византийско-славянском православном мире, воспринимались как «свое». Это же характерно и для современного церковнославянского языка. Любопытно, что исследователь современного русского литературного языка начнет свое изучение с языка Пушкина, Тургенева, Достоевского, а исследователь церковнославянского языка — с языка Евангелия, Апостола, Псалтири. Язык именно этих текстов оказывал формирующее влияние на церковнославянский и древнерусский языки.

5. Наконец, одно из самых важных отличий церковнославянского языка — это иной принцип его развития. Русский литературный язык унаследовал тот принцип развития, который в средневековую эпоху был характерен для деловой письменности. Особенно это проявилось в ХVI-ХVII веках, когда складывался русский национальный язык. Деловая письменность оперативно отражала меняющуюся внеязыковую действительность, ее язык был прямо связан с разговорным языком и развивался по принципу «новое вытесняет старое».

64


Церковнославянский язык развивался иначе. Новое не вытесняло старого, но мирно уживалось с ним. Это — принцип «соборности» в развитии языка. Именно этот принцип обеспечивает одновременное функционирование текстов, созданных (переведенных) в разное время и отражающих разные синхронные срезы языка.

В целом значение церковнославянского языка для русского состоит в том, что он представляет собой всю историю русского языка, умещенную на одной плоскости, ибо в церковнославянском одновременно функционируют памятники, восходящие к деятельности славянских первоучителей — преподобного Нестора, митрополита Илариона, Кирилла Туровского, преподобного Максима Грека и далее до наших дней.

Панин Л.Г., доктор филологических наук, профессор НГУ

65


ДРЕВНЕРУССКАЯ КНИГА. ИСТОКИ И КОРНИ

Вначале было Слово, Но свою подлинную мощь обрело Слово лишь с появлением Книги.

Когда мы пытаемся представить себе начало русской книжности, когда начинаем вспоминать первые русские книги, наша мысль обязательно обращается к славянским первоучителям — святым Кириллу и Мефодию.

Солунских братьев пригласил в Моравию князь Ростислав, чтобы обратить в христианство своих подданных. Перед тем как отправиться в путь, они спросили — имеют ли славяне азбуку? Ведь учить без азбуки и книг все равно, что писать беседу на воде. Выяснив, что письма славяне не знают, Кирилл (Константин) составил для славян азбуку, а Мефодий помог ему перевести на славянский язык Псалтирь и другие главные книги для христианского Богослужения. А уже в конце жизни, после смерти своего младшего брата Кирилла, Мефодий, удалившись от суеты и шума мирской жизни, с двумя своими учениками, священниками-скорописцами, всего за полгода перевел с греческого языка на славянский все Библейские книги, кроме Маккавейских.

Так славянские первоучители святые братья Кирилл и Мефодий дали нам письменность.

История распорядилась таким образом, что древнейшие среди сохранившихся до сего дня славянских датированных книг, написанных кириллицей, — русские. Это « Остромирово Евангелие », выполненное в 1056—1057 году писцом дьяконом Григорием «с помощники» по заданию новгородского посадника Остромира; это два сборника нравоучительных сочинений, переписанных в 1073 и 1076 годах для русского князя Святослава — известные под названием «Изборники Святослава». Эти рукописи изготовлены на древнейшем материале, использовавшемся у славян для «книжного дела» — пергамене, специально выделанной коже животных; написаны они прекрасным — ровным, четким и крупным красивым почерком — уставом, который легко читается и при ярком дневном свете, и при мерцающем неровном свете свечи; украшены затейливыми орнаментами заставок, инициалов, буквиц, цветовое богатство которых оживлено золотыми фонами; виртуозно выполнены миниатюры... 

Уже первые русские книги говорят о высоком уровне книжного искусства, ярко свидетельствуют о любви русского человека к «вместилищу мудрости», с которым у него устанавливаются особые — глубокие и теплые отношения. Вот фрагмент писцового послесловия «Остромирова Евангелия», этого прекрасного памятника русской церковной книжности: 

«Слава тебе, Господи, Царю Небесный, яко сподоби мя написати Евангелие се. Почах же е писати в лето 6564 (1056), а окончах е в лето 6565 (1057). Написах же Евангелие се рабу Божию наречену сущу в крещении Иосиф, а мирьскы Остромир, близоку сущу Изяславу князу. Изяславу же князу тогда предрьжащу обе власти, и отца своего Ярослава, и брата своего Володимира. Сам же Изяслав князь правляаше стол отца своего Яросла-

66


ва Киеве. А брата своего стол поручи правити близоку своему Остромиру Новегороде, Многа же лета даруй Бог сътяжавшему Евангелие се на утешение многам душам крестияньскам, дай ему, Господь Бог, <...> самому ему и подружию его Феофане, и чадом ею и подружием чад ею съдравьствуйте же многа лет, съдержаще поручение свое. Аминь. Азъ Григорий диякон написах Евангелие се, да иже горазнее сего напише, то не мози зазрети мьне, грешьнику... Молю же вьсех почитающих — не мозете кляти, но исправлыпе почитайте — тако бо и святый апостол Павел глаголеть. Благословите, а не кляните. Аминь».

Удивительно, Русь только-только начала приобщаться к христианству, к духовному просвещению, сконцентрированному в книгах, а уже в XI веке стала одной из наиболее грамотных стран Европы. Известна история дочери Ярослава Мудрого Анны, которая была отдана замуж за короля Генриха I и оказалась единственным грамотным человеком при французском дворе. А об отношении ее отца, князя Ярослава Мудрого, к книгам, к просвещению и несущим его в народ священникам и монахам лучше всего свидетельствует Лаврентьевская летопись. Она говорит, что Ярослав 

«любя церковныя уставы, попы любяше по велику, излиха же черноризьце, и книгам прилежа, и почитая е часто в нощи и в дне. И собра писцы многы и прекладаше от грекъ на словеньское писмо. И списаша книгы многы, ими же поучашеся, вернии людие наслаждаются учения Божественнаго. Якоже бо се — некто землю разоретъ, другый же насееть, ини же пожинають и ядять пищю бескудну, — тако и се. Отец бо сего Володимер землю взора и умягчи, рекше крещеньемь нросветивъ. Се же насея книжными словесы сердца верных людий; а мы пожинаемъ, ученье приемлюще книжное.

Велика бо бываеть полза от ученья книжного; книгами бо кажеми и учими есмы пути покаянью, мудрость бо обретаемъ и въздержанье от словесъ книжныхъ. Се бо суть рекы, напояюще вселеную, се суть исходищя мудрости; книгамъ бо есть неищетная глубина; сими бо в печали утешаеми есмы; си суть узда въоздержанью. Мудрость бо велика есть, якоже и Соломонъ похваляа глаголаше: «Азъ, премудрость, вселих светъ и разумъ и смыслъ азъ призвах. Страхъ Господень... Мои свети, моя мудрость, мое утвержденье, моя крепость. Мною цесареве царствують, а силнии пишють правду. Мною вельможа величаются и мучители держать землю. Азъ любящая мя люблю, ищющи мене обрящють благодать». Аще бо поищеши въ книгах мудрости прилежно, то обрящеши велику ползу души своей. Иже бо книгы часто чтеть, то беседуеть с Богомь, или святыми мужи. Почитая пророческыя беседы, и Евангельская ученья и апостолская, и житья святыхъ отець, въсприемлеть души велику ползу.

Ярослав же сей, якоже рекохом, любим бе книгамъ, и многы написавъ, положи в святей Софьи церкви, юже созда самъ, украси ю златомь и сребромь и сосуды церковными, в ней же обычныя песни Богу въздають в годы обычныя. И ины церкви ставляше по градомъ и по местомъ, поставляя попы и дая имъ от именья своего урокъ, веля имъ учити люди, понеже темь есть поручено Богомь, и приходити часто къ церквамъ. И умножишася прозвутери и людье хрестьянстии. Радовашеся Ярославъ, видя множьество церк-

67


вий и люди хрестьяны, зело, а врагъ сетовашеться, побежаемъ новыми людьми хрестьяньскыми» [1].

В настоящее время и в академической исторической науке, и в школьном преподавании истории, и в восприятии отечественной истории массовым сознанием происходит возврат ко многим позициям, характерным для нашего общества дооктябрьского периода. И, в первую очередь, такое движение происходит в вопросе оценки роли Православной Церкви в нашей истории, в развитии русской культуры. 

Этот пересмотр устоявшихся за прошедшие 70 лет воззрений — не конъюнктурное ухищрение, но попытка вернуться на точку зрения объективного, неидеологизированного осмысления нашего исторического прошлого. Мощный пласт духовней культуры наших предков, наиболее наглядно и концентрированно воплощенный в древнерусской книге, дает прекрасную возможность не только восстановить объективную историческую правду. 

Историческая реальность, материализованная в древнерусской книге, позволяет вспомнить о том, что в книге во все времена является главным — о содержании. Такой подход позволит нам ощутить живое дыхание времени, приблизиться к прошлому и увидеть в этом прошлом те качества духовной жизни людей, которые оказываются значительными и сегодня. Нам представляется важным то, что смысл Истории вообще заключается, на наш взгляд, в актуализации прошлого в настоящем, и русская средневековая книжность, ушедшая в глубь времен, оказывается для нас сегодня важной потому, что она запечатлела и сохранила до наших дней незыблемые общечеловеческие идеи.

Славянские учители святые Кирилл и Мефодий создали азбуку; именно благодаря им начался на Руси тот поток книг и запечатленных в них человеческих знаний, который не иссякает до сих пор.

Книга сыграла и продолжает играть основополагающую роль в развитии нашей цивилизации. Гигантская, накопленная за века библиотека — надежная память человечества, где запечатлены его свершения и мечты, прозрения и заблуждения. Эта библиотека создавалась на камне и металле, глиняных табличках и деревянных дощечках, на свитках папируса и пергаменных кодексах, на пальмовых листьях, на бересте, шелке, бумаге, магнитных лентах и дисках. Менялись эпохи, менялся материал и способ изготовления книги, но неизменным оставалось ее главное назначение — служить сохранению и передаче человеческого опыта, знания, духовных ценностей. И в этом отношении и глиняная табличка, и винчестер современного компьютера выполняют одну и ту же функцию — запечатлевать и сохранять духовный опыт человечества.

Дергачева-Скоп Е.И., 
доктор филологических наук, профессор НГУ

Алексеев В.Н., 
кандидат филологических наук, заведующий отделом редких книг и рукописей ГПНТБ СО РАН

[1]  «Повесть временных лет». Т1.-М.: «Наука», 1950, с. 102-103.

 

68


Содержание

Предисловие  
Раздел 1.
Братья Кирилл и Мефодий — создатели славянской письменности
Истоки русской письменности  
Славянская азбука  
Греческий вокруг нас  
Азбучные молитвы  
«Сказание о письменах» черноризца Храбра  
Празднование Дня славянской письменности и культуры в Болгарии  
Учимся читать по-славянски  
Кроссворд  
Методические рекомендации к урокам по теме «Истоки русской письменности»  

Раздел 2.  
Празднование Дня славянской письменности и культуры в школе  
Сценка  
Стихи к празднику  
Гимн святым Кириллу и Мефодию, просветителям славян  

Раздел 3.  
Великий подвиг братьев-просветителей  
Церковнославянский язык и русская словесность  
Древнерусская книга. Истоки и корни  

69


С47 Слава вам, братья, славян просветители: Сборник материалов к празднованию Дня славянской письменности и культуры.— 2-е изд., испр.— Новосибирск, Православная Гимназия во имя Преподобного Сергия Радонежского, 2002.— 70 с.

Сборник подготовлен преподавателями и сотрудниками Православной Гимназии во имя Преподобного Сергия Радонежского.

Издательство Православной Гимназии во имя Преподобного Сергия Радонежского
630090 Россия, г. Новосибирск, ул. Академическая, 3
Тел./факс: (383-2) 33-28-10
Е-mail: gymn@mail.ru
Лицензия на издательскую деятельность ИД № 01863 от 25 мая 2000 г.
Отпечатано в ГИПП «Советкая Сибирь» с диапозитивов заказчика.
Заказ 1914. Тираж 1000 окз. 
630048, г. Новосибирск, ул. Немировича-Данченко, 104.