«И распяша Его»

«Жизнь всегда даруется древом... Ибо оживотворение при Ное — деревянным ковчегом; при Моисее же море, узрев образ креста, убоялось ударившего по водам. Столько силы имел жезл Моисеев; ужели же не силен Крест Спасителев? — пишет святитель Кирилл Иерусалимский.— Веру в Крест воздвигни как победный памятник над прекословящими. Ибо, как скоро намереваешься о Кресте Христовом состязаться с неверным, сотвори сперва рукою крестное знамение, и прекословящий онемеет. Не стыдись исповедать Крест, потому что ангелы хвалятся, говоря: знаем, кого ищете, Иисуса распятого (Мф. 28, 5). Разве не мог сказать ты, ангел: знаю, кого ищете, моего Владыку? Напротив того, с дерзновением говорит: знаю Распятого; потому что Крест — венец, а не бесчестие...

Смотри же, не отрекись когда-либо во время гонения. Не в мирное только время веселись о Кресте, но и во время гонений имей ту же веру... Теперь приемлешь оставление согрешений твоих и дарование духовного царского дара. Когда наступит брань, мужественно подвизайся за Царя своего. За тебя распят безгрешный Иисус, и ты ли не распнешься за Того, Кто за тебя распят? Не милость оказываешь, потому что сам получил ее прежде; напротив того, воздаешь за милость, возвращая долг Распятому за тебя на Голгофе» [1, с. 209—211].

«Пилат говорит им: что же я сделаю Иисусу, называемому Христом? Говорят ему все: да будет распят. Правитель сказал: какое же зло сделал Он? Но они еще сильнее кричали: да будет распят. Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы» (Мф. 27, 22—24). При этом Пилат, вероятно, сказал: «Иди, воин, приготовь крест»,— эти слова произносили при осуждении на смертную казнь. Римские кресты были трех видов. Трехконечный, в виде буквы «Т», собирали из длинной толстой доски (или столба) и короткой перекладины наверху, к которой прибивали руки. Большей частью употреблялся крест четырехконечный: его основанием также служил прямой столб, но перекладина приделывалась ниже верха столба, а над головой распятого укрепляли табличку, объявлявшую о его преступлении. Пятиконечный отличался от последнего тем, что к середине столба у него была приделана «седекула» — похожий на рог деревянный гвоздь, кол, на котором сидел распятый (сидел, как едущий верхом на лошади). Был четвертый вид креста в виде буквы «Х», называемый «крест на крест», но он редко употреблялся. На трехконечном кресте негде прикрепить надпись, следовательно, Крест Христа не был трехконечным. «Равным образом нужно думать, что жестокость... распинателей не доставила Божественному Страдальцу и того малого облегчения, какое прочие распятые могли иметь в седалище, и поэтому Крест Христа не был пятиконечным» [8, с. 400—402].

На четырехконечный крест указывают и дошедшие до нас реликвии: cамое древнее изображение четырехконечного креста из катакомб cвятой Люциллы; найденное в катакомбах изображение христианина с четырехконечным крестом (имеющим форму +) на челе; так называемый крест Константина Великого, хранящийся в ризнице московского Успенского собора и присланный в Россию с горы Афон в дар царю Федору Иоанновичу; крест, изображенный на потире Антония Римлянина; кресты на некоторых старинных омофорах и куполах (вообще с V в. четырехконечный крест становится общеупотребительным). А главное — крест, которым мы осеняем себя на молитве; древность этого невещественного памятника восходит к началу христианской Церкви, а вид, без всякого сомнения, повторяет вид Креста Христова: могли ли апостолы и ближайшие их преемники заповедать верующим иное крестное знамение взамен точного подобия Честнаго Креста Господня?

По достоверным указаниям древних римских писателей, крест, «несчастное дерево», делали из деревьев, считавшихся у язычников «несчастными», проклятыми,— терновника, черной смоковницы, дикой сосны. На Кресте, сделанном из одной из этих пород дерева, распяли Спасителя: если бы в самом Кресте было что-либо необычное, святые евангелисты не оставили бы это без замечания — как не преминули упомянуть о новом гробе, в котором было положено пречистое тело Богочеловека, и о всем другом необыкновенном в обстоятельствах Его страданий и смерти. Вспомним историю обретения святого Креста: он был найден вместе с двумя другими крестами, и без чудесного указания Божия (при возложении Креста на тело умершего покойник воскрес) не мог быть узнан и, значит, внешне ничем не отличался от обычного орудия казни.

Возможно, Крест был сделан из оливкового дерева. Недавно на аукционе в Париже была продана частица Креста Господня; «официальные документы Иерусалимской патриархии и Ватикана подтверждают, что речь идет о подлинном фрагменте. Анонимная покупательница заплатила 100 тысяч франков... Под номером 322 на торги была выставлена... христианская реликвия — небольшой медальон, размером с пятикопеечную монету, с двумя кусочками оливкового дерева, сложенными в форме креста... История реликвии такова: в 1856 году патриарх Иерусалимский подарил жене Э. Тувенеля, министра иностранных дел при дворе Наполеона III, эту святыню. К святыне прилагался специальный сертификат, выданный Ватиканом и удостоверяющий ее подлинность» (см. номера газеты «Труд» от 14 мая и 10 июня 1993 г.).

Почему же в церковных песнопениях Крест Господень часто называется Крестом из кипариса, певга (пихты) и кедра? «Древо Креста Господня называется: кедровым, потому что Крестом прогоняются демоны и злые помышления, как кедром прогоняются змеи, не могущие выносить его запаха; кипарисовым потому, что силою крестною укрепляемся на терпение в скорбях и печалях и пребываем непоколебимы, как кипарис при самых сильных ветрах остается цел и невредим в своей зеленой красоте, не теряя ни ветвей, ни хвои; певговым потому, что силою распятого Христа Крест врачует внутреннюю человеческую болезнь душевную, которую наносит человеку согрешившему совесть, обличающая его и грызущая, подобно как певг исцеляет болезни внутренние и телесные. В этом таинственном смысле могли церковные песнописцы назвать Крест Господень кедром, певгом и кипарисом не потому, чтобы он был сделан из кедра, певга и кипариса, а потому, что от него происходят действия вышеестественные, подобные естественным действиям кедра, певга и кипариса» [8, с. 403].

Со времени обретения в 326 г. честного и животворящего древа Креста Господня равноапостольной царицей Еленой мы ежегодно совершаем праздник Воздвижения Креста Господня. Начиная с VII в. с этим днем стали соединять празднование, посвященное возвращению Животворящего Креста из Персии (это событие произошло в 629 г., при греческом императоре Ираклии). Как при обретении, так и при поставлении Креста, возвращенного из Персии, патриарх воздвигал (то есть поднимал) Крест, обращая его ко всем четырем странам света, чтобы дать возможность всем собравшимся на торжество видеть святыню, при чем всякий раз народ благоговейно преклонялся, взывая: «Господи, помилуй!»

«Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых,— сила Божия» (1 Кор. 1, 18). «Не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира» (Гал. 6, 14).

Нам, видевшим распятие только в храме, часто невдомек, насколько это была изощренная и лютая казнь, какие ужасные страдания претерпел ради нас Человеколюбец. Мы уже говорили, что распятию обычно предшествовало бичевание. Как и все прочие казни, оно производилось вне городов и селений, на видном месте — на холме или при большой дороге. Исполнителями были римские воины. С распинаемого снимали одежду, которая поступала в собственность палачей. Погребения для распятых не было: тела оставались висеть на крестах — на съедение зверям и птицам; лишь иногда родственникам позволялось хоронить их. «В случае нужды (при наступлении праздника, торжества и проч.) жизнь распятых могла быть по закону сокращаема перебитием у них ног, дымом и жаром от запаленного под крестом хвороста».

Страдания казнимых были ужасны. Из-за неестественного положения тела с простертыми вверх пригвожденными руками малейшее движение, необходимое для жизни, сопровождалось нестерпимой болью... А ведь известно, что несчастные жили до трех, а иногда до шести и более дней. С мучением их могло сравниться только их бесчестье. Наименование крестоносца было выражением крайнего презрения. За тяжкое преступление жестокий господин приказывал надеть на раба крестообразное ярмо, и в таком позорном виде наказанного водили по улицам — это означало, что отныне он становился жертвой всеобщего и постоянного презрения [12, ч. V, с. 4—5, 7—8].

Изучая материалы о крестной казни, французский врач Пьер Барбье пришел к выводу, что вместо крестообразного ярма вначале использовалась так называемая фурка — кусок дерева в форме перевернутого латинского «V», на который устанавливали оси двухколесных экипажей. Когда раба наказывали, ему на шею надевали, как хомут, эту фурку, руки привязывали к доскам и в таком виде вели по улице, при этом его заставляли во всеуслышание рассказывать о своем проступке. Однако так как фурка не всегда оказывалась под рукой, вместо нее стали использовать длинный деревянный брус (патибулум), которым обычно запирали двери; он весил около 50 килограммов [15, с. 56].

Вообще казнь через распятие была настолько жестока и позорна, что сам Цицерон не находил слов для ее описания. Он именем отечества требовал, чтобы не только тело, но, если можно, зрение и слух, даже само воображение римского гражданина было свободно от изображения креста.

Подходя наконец к описанию распятия и смерти Богочеловека, признаемся, что не без душевного трепета приступаем к сему делу: мы будем повествовать о том, что служит предметом благоговейного удивления самих ангелов. Творец видимых и невидимых, Который мог призвать, даже сотворить легионы ангелов для исполнения Своей воли, возносится на Крест подобно преступнику и подвергается ужасным мукам! Господь всяческих, имеющий жизнь в Самом Себе, дающий бытие всему сотворенному, томится от жажды, умирает подобно последнему из сынов человеческих!

Для чего наш Спаситель, Господь Иисус Христос, благоволивший пострадать за весь род человеческий, из всех родов смерти выбрал не какую-то другую, а самую позорную, крестную смерть? Почему не уклонился от нее? Святитель Афанасий Великий отвечает: «Если бы Спаситель сделал это, тогда бы навел на Себя подозрение, что Он не всякий род смерти мог вынести, но только тот, который избрал Сам». Блаженный Августин говорит: «Тот, Который должен был умертвить всякую смерть, избрал самый последний и низкий род смерти». «Христос,— пишет Афанасий Великий,— не принял смерти Иоанна Крестителя, которому отсекли голову, ни смерти пророка Исаии, который был перепилен пилой, чтобы и в смерти сохранить без разделения, целым Тело Свое и через это отнять повод у тех, которые захотели бы раздирать на части Церковь Его». Тот, кто висит на Кресте, виден всем; Крест был избран, чтобы показать, что Христос будет так славен и превознесен, что со всего мира к Нему стекутся народы, познают Его и поклонятся Ему. Нет ни одной страны, где бы страдания и величие славы Искупителя не были известны. На Кресте Спаситель распростер Свои руки и объял всю вселенную, и к Нему собирается великий народ, составленный из всех племен, осеняющий свое чело этим великим и высоким знамением Креста.

Так же как четыре оконечности креста соединяются в середине, Божией силой держится высота, глубина, долгота и широта, то есть все творение видимое и невидимое. Вися на воздухе, Христос покорил воздушные силы; Он, как говорит пророк Исаия, весь день держал простертыми руки Свои на древе для людей, чтобы победить непокоряющихся и призвать к Себе верующих; той же частью Креста, которая находилась в земле, Спаситель покорил царство преисподней. Господь пригвождается на древе, чтобы так же, как в раю человек был прельщен древом сластолюбия, так и ныне был спасен древом, чтобы то, что было причиной смерти человека, сделалось орудием его спасения.

Христос пришел для того, чтобы на Себе понести наши смертные грехи и наше проклятие. Но как Он мог бы вместо нас принять на Себя проклятие и послужить удовлетворению за наши смертные грехи перед Богом, если бы не принял смерти, подобающей проклятому? А это и есть Крест — ибо в Писании сказано: проклят всякий, висящий на древе (Втор. 21, 23). «Следовательно, не без причины принял такую смерть Господь. Будучи вознесен на Крест, Он очистил воздух от всякого диавольского и демонского нападения, как и Сам сказал: «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию» (Лк. 10, 18). Таким образом он очистил и возобновил непроходимый на небеса путь» [18, с. 56—57].

«Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон. И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе. Сие говорил Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет» (Ин. 12, 31—33). Когда знаменуешься крестом, подумай о великой силе Креста и угаси ярость и все прочие страсти. «Когда знаменуешься крестом,— говорит святитель Иоанн Златоуст,— пусть твое чело будет исполнено дерзновения и пусть душа твоя почувствует себя свободной. Ибо не перстом следует полагать крест, но прежде всего свободным произволением с горячею верою. И когда ты осенишь лицо твое крестным знамением, к тебе не может подойти близко ни один из нечистых духов, потому что он увидит пред собою меч, который причинил им смертельную рану. Если мы приходим в ужас, видя места, где казнят осужденных, подумай, какие мучения будут испытывать диаволы и бесы, видя оружие, которым Христос разрушил все их могущество, поразил главу змия» (там же, с. 60).

Зная хитрость дьявола, в прежние времена христиане очень осторожно относились ко всем странным и новым явлениям. Но в век технического прогресса большинство людей начало испытывать любопытство к таким вещам и даже гоняться за ними — по выражению современного духовного писателя иеромонаха Серафима Роуза, «сдав дьявола в архив» и поместив его в область полуфантастических выдуманных явлений. Напротив, православный христианин понимает, что он живет в падшем мире; чувствует себя частью страждущего человечества, потомком Адама; знает, что все люди одинаково нуждаются в искуплении, которое предлагается человеку Самим Сыном Божиим в Его Крестной Жертве. Но он знает также, что кроме него самого во Вселенной есть «развитые умы», и стремится жить так, чтобы жительствовать с теми из них, которые служат Богу — ангелами, и избегать какого-либо контакта с другими, которые отвергли Бога и стремятся в зависти и злобе вовлечь в свое нечестие человека, то есть с демонами. Он понимает, что человек в своем самолюбии и немощи может легко впасть в ошибку и склонен верить разным сказкам, которые сулят контакт с «высшими существами» без трудов и борения христианской жизни. На самом деле это есть бегство от христианской жизни. Сколько сообщений о НЛО появляется в газетах! Сколько людей утверждают, что в их квартирах побывали то ли призраки, то ли пришельцы... то есть демоны! А часто ли мы осеняем себя крестным знамением? Как же мы одичали! Забыв о «непрошенных гостях», которые «входят в контакт» и овладевают теми, от кого отошла благодать Божия, мы в безумной гордыне уподобляемся иерусалимлянам, кричавшим Пилату: «Распни Его!»

«Пилат, отвечая, опять сказал им: что же хотите, чтобы я сделал с Тем, Которого вы называете Царем Иудейским? Они опять закричали: распни Его. Пилат сказал им: какое же зло сделал Он? Но они еще сильнее закричали: распни Его. Тогда Пилат, желая сделать угодное народу, отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие» (Мк. 15, 12—15).

В то время в темнице содержались двое разбойников, осужденных на смертную казнь. Их привели в преторию, а потом повели вместе с Иисусом на Голгофу. По обычаю, приговоренный к смерти должен был сам нести до места казни поперечную перекладину собственного креста; итак, на плечи Иисуса и разбойников возложили их кресты. По всей вероятности, впереди ехал римский сотник, за ним, под охраной небольшого отряда воинов, шли осужденные; потом торжествующий синедрион и вся бывшая у претории многотысячная толпа народа. К шествию присоединялись встречные [6, с. 656].

Дважды претерпевший бичевание, израненный ударами палки, которой вбивали в Священную Главу длинные иглы тернового венца, оскорбленный и поруганный в синедрионе, у Ирода и в претории, Он выходил, по-человечески говоря, уже полумертвый под тяжестью ноши. Он два раза падал, неся Крест,— тогда Он, несомненно, был побуждаем страшными ударами бича [8, с. 449].

Это подтверждается тем, что воины, видя Его полное изнеможение, заставили нести Крест Симона из Кирены (Лк. 23, 26; Мк. 15, 21; Мф. 27, 32). «И привели Его на место Голгофу, чтj значит: Лобное место. И давали Ему пить вино со смирною; но Он не принял» (Мк. 15, 22—23).

Пока воины ставили и укрепляли вертикальные столбы крестов, Иисусу Христу было, по древнему обычаю, поднесено питье — вино, смешанное со смирной. Эта смесь действовала наркотически, ослабляя боль и омрачая рассудок. Несмотря на жестокость предстоящих мучений, Сын Человеческий хотел претерпеть их все с полным сознанием. Позор «рабской казни» увеличивался от того, что осужденных распинали обнаженными. С Иисуса Христа сняли Его одежды, присохшие к ранам. Претерпевая позорную казнь, Спаситель терпел и мучительную боль.

«Распявшие Его делили одежды Его, бросая жребий, кому что взять» (Мк. 15, 24). Воины разделили верхнюю одежду, разорвав ее на четыре части; но хитон был «несшитый», и о нем бросили жребий, как предсказано за много веков у пророка Давида: «делят ризы Мои между собою и об одежде Моей бросают жребий» (Пс. 21, 19).

В Православной Грузинской Церкви есть предание, что юноша по имени Элиоз, который был при распятии Господа, купил хитон у воина, получившего его по жребию. Так Господень хитон попал в город Мцхет, где хранился в течение многих столетий. В 1625 г., в царствование Михаила Феодоровича, персидский шах Аббас прислал в Москву богатые подарки и среди них ризу Господню. В своем послании он писал, что хитон взят им в Грузии во время набега. Риза была положена в Успенском соборе, и в честь этого события установлен праздник 10/23 июля. По фрагментам видно, что хитон был из плотной, багряного цвета с беловатым отливом или блеском ткани. Еще в 1856 г. одна часть хитона находилась в Санкт-Петербурге, в соборе Зимнего дворца, а другая в Петропавловском соборе.

«Был час третий, и распяли Его» (Мк. 15, 25).

День у евреев считался от одного вечера до другого или от солнечного заката до другого заката и делился на четыре части; они назывались первым, третьим, шестым и девятым часом. Третий час еврейского счета соответствует нашему девятому, Спасителя распяли в девятом часу или в девять часов утра. Пригвоздили руки к перекладине Креста, подняли ее вместе с Распятым и укрепили на вертикальном столбе, затем пригвоздили ноги — так обычно совершалась казнь. (Гвозди, найденные в раскопках многих римских голгоф, длиной 12—13 см, квадратного разреза, зазубренные; у шляпки толщиной в 0,7 см, сужаются к туповатому, грубо-толстому концу.) Из ран потекла кровь, но Богочеловек не издал ни стона, ни вздоха; слышно было только, как Христос молился за своих распинателей: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23, 34). В то же время другие воины распинали разбойников, одного по правую, а другого по левую сторону — так сбылось предсказание пророка Исаии: «и к злодеям причтен» (Ис. 53, 12).

«Пилат же написал и надпись, и поставил на кресте» (Ин. 19, 19). Трехъязычная надпись на Кресте была, по всей вероятности, такова: по-арамейски — «Иисус Назарянин Царь Иудейский»; по-гречески — «Иисус Царь Иудейский»; по латыни — «Царь Иудейский». «Первосвященники же Иудейские сказали Пилату: не пиши: Царь Иудейский, но что Он говорил: Я Царь Иудейский. Пилат отвечал: что я написал, то написал» (Ин. 19, 21—22). Смелость Пилата, улетучившаяся при одном имени кесаря, снова ожила, как замечает святитель Иннокентий Херсонский. Прокуратор был рад досадить тем, кто утром заставил его поступиться своей волей. Немногие умели выражать высокомерное презрение с такой силой, как римляне, и Пилат отпустил гордых иудейских старейшин с коротким и презрительным ответом: «Что я написал, то написал». По замечанию отцов Церкви, судия римский и в этом случае, сам не зная, послужил орудием промысла Божия. Пилат что написал, то написал — поскольку Господь что сказал, то сказал. Он сказал: «Я помазал Царя Моего над Сионом, святою горою Моею» (Пс. 2, 6), сказал, что Ему должно пострадать, дабы войти в славу Свою; и вот, пригвоздившие Его ко Кресту тем самым возвели Его на престол; оставалось провозгласить нового Царя; и Пилат — язычник посредством трехъязычной надписи торжественно провозглашает Его [12, ч. V, с. 34].

«Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23, 39—43). «Подобно и первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями, насмехаясь, говорили: других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него; уповал на Бога; пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему. Ибо Он сказал: Я Божий Сын» (Мф. 27, 41—43).

Первосвященники требовали, чтобы Он оставил других и спас Себя Самого, а Господь, пренебрегая собственным посрамлением, продолжает спасать грешников. Он спас кающегося на кресте разбойника и принимает всех кающихся грешников, за которых Он претерпел лютые пытки и крестную смерть. Глумясь над Господом, Его враги исполнили предсказание царственного пророка Давида, который за одиннадцать веков до казни описал позор страждущего Мессии теми же словами, какие они произносили: «Все, видящие Меня, ругаются надо Мною; говорят устами, кивая головою: Он уповал на Господа; пусть избавит Его, пусть спасет, если Он угоден Ему» (Пс. 21, 8—9).

«Пронзили руки Мои и ноги Мои. Можно было бы перечесть все кости Мои; а они смотрят и делают из Меня зрелище» (Пс. 21, 17—18). Исполнилось пророчество Давида о Мессии: «Кости Мои рассыпались» (Пс. 21, 15) — в буквальном переводе: «все кости Мои вывихнуты».

Вывих суставов у повешенного на кресте — явление вполне обычное. «Можно было бы перечесть все кости Мои» (Пс. 21, 18) — все Его кости были видны, когда Его оставили висеть на Кресте: при растяжении тела кости сильно выдаются [2, с. 150]. «Медленно, невообразимым напряжением Христос берет как точку опоры гвозди, пронзающие Его ноги, и тем самым давит на Свои раны. Щиколотки и колени понемногу выпрямляются, и Тело постепенно приподнимается. Но для этого руки должны вращаться вокруг четырехугольного гвоздя, прорвавшего их большой центральный нерв... Явление удушья уменьшается, мускульное остолбенение немного преодолевается, мускулы груди слегка отдыхают. Дыхание расширяется, легкие выгоняют яд, посиневшее лицо принимает свою прежнюю бледность. Для чего делает Он это страшное усилие? Чтобы сказать нам: «Отче, прости им!» Но минута прошла, Тело Его опять упало, и столбняк опять охватывает все мускулы» [15, с. 37].

«Возопил Иисус громким голосом: Элои! Элои! ламма савахфани? — что значит: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мк. 15, 34). «Элои! Элои! ламма савахфани!» По Матфею — Или; у Марка форма ближе к галилейскому наречию. Элои образовалось из халдейского Елоги, а на древнееврейском надлежало бы сказать Ели. Равным образом савахфани произошло из халдейского шебактани, а по-еврейски было бы азабтани. Христос говорил на языке тогдашних иудеев — на смеси древнееврейского с сиро-халдейским [12, ч. V, с. 139]. На еврейском языке слово Илия произносится как Елиагу — похоже на Элои. Кто-то из стоящих близ Креста не расслышал; подумали, что Иисус зовет на помощь пророка Илию. Молитвенное восклицание Господа послужило новым поводом к насмешкам. «Смотрите, Он зовет Илию на помощь», то есть смотрите, как Он и умирая продолжает представлять Себя Мессией — все верили, что Илия вместе с другими пророками должен явиться перед появлением Мессии. «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мк. 15, 34). Ответа не было... Он заключался в наших грехах. Господь, по замечанию святого Киприана Карфагенского, для того вопросил Отца, чтобы мы вопросили самих себя и познали свои грехи и немощи. Для чего оставлен Господь? Чтобы нам не быть оставленными Богом; оставлен для искупления нас от грехов и вечной смерти; оставлен для того, чтобы показать величайшую любовь к роду человеческому; оставлен для доказательства правосудия и милосердия Божия, для привлечения нашего сердца к Нему, для примера всем страдальцам. Полный смысл этой молитвы и есть, и должен быть для нас тайной. Связь между Иисусом Христом и Его Отцом неразрывна — Они суть едино. Но для того, чтобы Искупительная Жертва до дна испила чашу человеческих скорбей, непостижимая воля Божия требовала, чтобы Иисус на Голгофе не чувствовал радости единения Своего с Отцом. Для выражения Своей тяжкой скорби Он употребил изречение 21-го псалма: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты оставил Меня?» (Пс. 21, 2), в котором древние учители Церкви видели пророчество о страдании Христа.

«После того Иисус, зная, что уже все совершилось, да сбудется Писание, говорит: жажду. Тут стоял сосуд, полный уксуса. Воины, напоив уксусом губку и наложив на иссоп, поднесли к устам Его» (Ин. 19, 28—29).

«И в жажде Моей напоили Меня уксусом»,— читаем у пророка Давида (Пс. 68, 22). «Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось! И, преклонив главу, предал дух» (Ин. 19, 30). «Христос горит жестоким жаром и обливается потоками горячего пота... Тело теряет свою последнюю влагу. Голова Христа падает вперед на грудь. При распростертых руках ее нельзя повернуть в сторону без жесточайшей боли... Раздается Его последний возглас — возглас победы, заставивший сотника уверовать, что перед ним Сын Божий: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» (Лк. 23, 46). «Совершилось!» [15, с. 37—38].

Вся история человеческого рода должна служить изъяснением последних слов Спасителя на Кресте, но только вечность вполне раскроет то, что тогда совершилось. Апостол Павел говорит, что на Кресте расторгнуто рукописание грехов человеческих (Кол. 2, 12—14); оно расторгнуто в ту самую минуту, как Господь изрек: «Совершилось!» (Ин. 19, 30). Он Сам сказал, что никто не может взять жизни Его против Его воли: «Я Сам отдаю ее. Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее» (Ин. 10, 18). Он предает ее Сам — по исполнении Своего великого дела. Склоняя главу, Господь повелевает смерти совершить ее дело.

«И стоял народ и смотрел...» (Лк. 23, 35).

«Когда подымем взоры горе — пред взорами нашими Господь, распятый за нас; когда низведем взоры в себя — пред взорами нашими темная, необъятная бездна нашей греховности,— говорит святитель Игнатий.— Тебя, распростертого и подъятого на Кресте, Тебя, совершающего на Кресте искупление и возрождение человеков, осыпают поношениями и насмешками славные и сильные земли, злословит весь народ, народ, ослепленный, обезумленный обаянием злобы,— я стараюсь уловлять суетные похвалы и одобрения человеческие, жажду их ненасытно; лишаемый их, предаюсь скорби; едва донесется до моего слуха какое-либо ничтожное, обидное слово, как и закипает во мне неистовая ярость. На Кресте Твоем Ты неупустительно исполняешь волю естественного Тебе Отца Твоего и Твою Божественную волю, единую с волею Отца, покоряя Божественной воле волю страждущего Твоего человечества,— я стремлюсь постоянно удовлетворять моей поврежденной воле, воле, враждебной закону Божию; с упорством защищаю мою волю, с ожесточением и гневом препираюсь о ней. Страдая на Кресте, Ты молишься о распинателях, о убийцах Твоих; в облегчение вины злодеев Ты представляешь неведение их — я, пользуясь благоденствием, постоянно подвергаюсь ропоту, выражаю недовольство, с огорчением ратую не только против недругов моих — ратую против друзей моих, обманываемый моим порочным сердцем, моим порочным воображением. Умирая на Кресте, Ты предаешь в руки Отца человеческий дух Твой, хотя, достоинством равный Отцу, Ты имеешь равную с Ним и единую власть над человеческим духом Твоим, хотя по человечеству Ты приял власть от соединенного в Тебе неслитно с человечеством Божества, власть и положить душу Твою, и восприять душу Твою,— я, омрачаем плотским мудрованием и неверием, ищу во всех случайностях жизни устроить себя моим немощным разумом, моим соображением, по внушениям плотского мудрования и лукавства; я не хочу предать себя деснице Бога моего, не хочу призвать этой десницы в помощь себе, хотя всесильная десница Божия содержит меня полновластно, объемлет отовсюду. Когда один из воинов, представитель враждебного Богу человечества, пронзил копием Твое всесвятое Тело, уже оставленное душою, тогда умершее Тело Твое, продолжавшее жить в Боге и чудодействовать, источило из себя струю Крови и струю воды. Воду Ты дал в омовение врагам Твоим, Кровь — в питие; истерзанное Тело Твое предлагалось врагам Твоим как закланная, приуготовленная к употреблению снедь. Всемогущий и Всеблагий! в то время как человеки истощались в злодеяниях над Тобою, Ты весь истощился для спасения их, всего Себя отдавал им, чтоб претворить врагов и убийц в сынов и друзей, чтоб избавить врагов Твоих от вечных мучений в пропастях адских, чтоб доставить им вечное блаженное жительство в селениях неба. Еще прежде распятия распинатели сняли с Тебя одежду, оставили обнаженным: ризы Твои они разодрали на части и разделили между собой; о нешвенной срачице Твоей, привлекшей особенное внимание их, метнули жребий. Обнаженного, они возвели Тебя на Крест. Все, все отдал Ты человекам: они как бы исчерпали всю Твою благость. Совершалось это по святейшей воле Твоей, хотя человеки и действовали по своему произволению: они делались слепыми орудиями воли Твоей, не понимая того,— делались орудиями воли Твоей по бесконечной премудрости, по беспредельной власти Твоей. Господь мой, Господь мой, даруй мне уразуметь значение Креста Твоего; привлеки меня к Кресту Твоему судьбами Твоими; возжги во мне любовь Креста Твоего; сподобь меня отречься у подножия Креста Твоего от порочных пристрастий к миру и ко мне самому; открой очи мои, как открыл Ты их блаженному разбойнику, чтоб я усмотрел в Тебе Господа и Бога моего; пошли плач в сердце мое, чтоб я мог постоянно плакать у Креста Твоего; пошли молитву в сердце мое, чтоб я, распятый на ней одесную Тебя, пребывал постоянно устремленным к Тебе всем существом моим и, упоенный памятованием Тебя, забыл даже о существовании мира и греха; истекшею из ребр Твоих водою очисти скверны души моей и тела; руки Твои, распростертые на Кресте, да примут меня, овцу заблудшую, в объятия Божества Твоего. Допусти меня к Твоей дивной трапезе: напитав Твоею всесвятою Плотию, напоив Твоею всесвятою Кровию, исполнив Твоим Святым Духом, соедини меня с Собою воедино на веки» [9, т. V, с. 451, 453—454].

«Было же около шестого часа дня, и сделалась тьма по всей земле до часа девятого: и померкло солнце» (Лк. 23, 44—45).

Переводя на наш счет, тьма настала около двенадцати часов дня и продолжалась до трех часов пополудни. (Евангелист Иоанн, повествуя, что «был час шестой», когда оканчивался суд у Пилата, подразумевал не еврейское исчисление дня, а общепринятое в Римской империи, так как писал свое Евангелие не для евреев.) Смерть Спасителя последовала в пятницу, в день накануне еврейской пасхи (Ин. 19, 14). Пасха, по закону Моисея, начинается в 14-й день первого весеннего лунного месяца (14 нисана), то есть в полнолуние, когда Луна не может находиться на прямой линии между Солнцем и Землей,— значит, настоящего затмения не могло быть (солнечное затмение, как известно, бывает тогда, когда Луна, находясь на прямой линии между Землей и Солнцем, заслоняет светило). Если же принять во внимание, что за тьмой последовало землетрясение, что камни гробниц расселись и многие умершие святые воскресли, то надо признать в этих знамениях особое чудесное проявление воли Божией. Об этой тьме и землетрясении свидетельствуют не только евангелисты.

Историк Евсевий приводит следующую выписку из сочинений Флегонта, времен императора Адриана: «На четвертом году 202-й олимпиады было затмение Солнца, самое большое из всех известных того времени; в шестом часу дня была ночь, так что видны были на небе звезды». Тот же Флегонт говорит, что тогда было сильное землетрясение в Вифинии и разрушило большую часть Никеи. На Флегонта ссылается и Ориген, а Тертуллиан, писавший свою «Апологию» римскому сенату около 200 г. по Р. Х., говорит об этом затмении так: «Внезапно день исчез среди полудня. Те, которые не знали, что явление сие было предсказано на случай смерти Христа, сочли его за обыкновенное затмение. Впоследствии, не имея возможности открыть причину тому, они вовсе отвергли его; но оно у вас записано, и записки хранятся в архивах ваших» (Апология, 21) [цит. по: 6, с. 667—668].

Свидетельства о наступившей тьме неоспоримы, считать это явление обыкновенным солнечным затмением невозможно, и не надо пытаться объяснить его какими-либо иными известными нам законами. Враги Христа не раз требовали от Него знамения с неба: «Учитель! хотелось бы нам видеть от Тебя знамение. Но Он сказал им в ответ: род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка; ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи» (Мф. 12, 38—40).

...Распят в третьем часу: «От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого» (Мф. 27, 45); а с девятого часа опять свет: не написано ли и сие? Поищем. Захария говорит: «День этот будет единственный, ведомый только Господу: ни день, ни ночь; лишь в вечернее время явится свет» (Зах. 14, 7)... Какую загадку говорит пророк! День тот ни день, ни ночь. Чем же назвать его? Объясняет сие Евангелие, рассказывая событие. Не был это день, потому что от востока и до запада нигде не сияло солнце, но от шестого часа и до часа девятого среди дня была тьма. Поэтому средину занимала тьма, а тьму назвал Бог ночью (Быт. 1, 5). Посему это был ни день, ни ночь; потому что не во все продолжение был свет, чтобы назвать днем, и не во все продолжение тьма, чтобы назвать ночью. Но после девятого часа воссияло солнце. И сие предсказывает пророк, ибо сказав: «ни день, ни ночь», присовокупил: «лишь в вечернее время явится свет». Видишь ли точность пророков, видишь ли истину преднаписанного? Но требуешь сказать прямо, в котором часу померкло солнце? В пятом, или восьмом, или девятом?.. Пророк Амос говорит: «И будет в тот день, говорит Господь Бог: произведу закат солнца в полдень и омрачу землю среди светлого дня» (Амос. 8, 9)» [1, с. 212—213].

Знаменитый философ из Афин Дионисий Ареопагит, который был в то время в египетском городе Гелиополе, наблюдая внезапную тьму, сказал: «Или Творец страждет, или мир разрушается». (Впоследствии, услышав проповедь апостола Павла, он принял христианство и был первым афинским епископом.)

Все четыре евангелиста говорят, что Христос умер в пятницу в три часа пополудни (по нашему счету) и воскрес до восхода солнца, когда было еще темно, в день, следовавший за субботой, то есть в наше воскресенье. Если делить сутки на день и ночь, то придется признать, что Христос воскрес ночью, до наступления дня; следовательно, Он пробыл во гробе только два дня и две ночи. Как же согласовать с таким выводом предсказание Господа о том, что Он «будет в сердце земли три дня и три ночи»? У евреев «день» (по-нашему сутки) начинался с захода солнца, а когда исчисляли продолжительность какого-либо события, часть дня считалась за целый. Таким образом конец пятницы (время до захода солнца) считается первым днем пребывания Иисуса во гробе; от захода солнца в пятницу и до захода солнца в субботу прошел полный второй день; а от захода солнца в субботу начался третий день. С этим вполне согласуются все предсказания Господа о том, что Он воскреснет «в третий день» (Мф. 16, 21; Ин. 2, 19—22 и др.), то есть не по прошествии трех суток, а в начале третьего дня по еврейскому счету. Христос был распят в пятницу, причем от шестого часа до девятого (или по нашему счету от полудня до трех часов дня) была тьма, которую следует считать за ночь; от девятого (третьего часа пополудни) опять было светло, а потом наступила ночь с пятницы на субботу; таким образом, ночь с субботы на воскресенье была третьей ночью после смерти Иисуса, или третьей ночью пребывания Его во Гробе [6, с. 668, 340—341].

В первый день Господь пребывал в смерти от часа девятого, когда испустил дух, 3 часа. Во второй день — весь день, то есть 24 часа; в третий — чуть больше 6 часов, потому что воскрес после полуночи. Тело Спасителя пребывало бездыханным в смерти немногим более 33 часов. «И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу» (Мф. 27, 51). Завеса в храме — образ Плоти Христовой: «Итак, братия, имея дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, путем новым и живым, который Он вновь открыл нам через завесу, то есть Плоть Свою... будем держаться исповедания упования неуклонно, ибо верен Обещавший» (Евр. 10, 19—20, 23). Его Плоть поругана, и завеса храма раздирается сама собой. Поскольку Господь сказал: «Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23, 38), то и дом разрушился [1, с. 218].

«И земля потряслась; и камни расселись» (Мф. 27, 51). Святитель Кирилл Иерусалимский спустя три века после смерти и Воскресения Спасителя говорил, что на скалах, окружающих Иерусалим, сохранились следы разрушения, совершившегося во время смерти Господа Иисуса. Святой мученик Лукиан в своей речи перед никомидийским префектом говорил о Христе: «Он умер для того только, чтобы воскресением победить смерть. То, что говорю вам, совершилось не в темном месте и не остается без свидетелей. Если еще не верите, приведу вам в свидетели то самое место, где совершилось событие. Согласно с этим самое место в Иерусалиме и Голгофская скала, расторгшаяся под тяжестью Креста» [цит. по: 8, с. 31—432]. Иосиф Флавий рассказывает о разрушительном землетрясении в Иудее, совпадающем по времени с описываемым нами.

«Вместе с раздранием церковной завесы в час смерти Христа Спасителя последовало землетрясение и распадение камней... Свидетельствуя о Божественном достоинстве Распятого, знамения сии служили также знаком того, что после смерти Господа на земле должно произойти великое потрясение и переворот в человечестве, великое нравственное обновление живущих на земле... Распадение камней служило указанием на сокрушение окаменевших сердец человеческих, изменение их свойств и расположений благодатию Христовою. Господь устами пророка Иезекииля так возвещает о сем людям: «И дам вам сердце новое, и дух новый дам вам; и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное. Вложу внутрь вас дух Мой и сделаю то, что вы будете ходить в заповедях Моих» (Иез. 36, 26—27)» (там же).

«Пошлешь дух Твой — созидаются, и Ты обновляешь лице земли. Да будет Господу слава во веки; да веселится Господь о делах Своих! Призирает на землю, и она трясется» (Пс. 103, 30—32). Только великий Правитель мира мог повелеть земле сотрястись в ту самую минуту, когда Христос предавал Дух Свой. Многие из каменных скал, которыми наполнена Иудея, треснули и гробницы, заключавшиеся в них, открылись. «И гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим» (Мф. 27, 52—53).

Едва Господь наш Иисус Христос вступил в область смерти, царство ее начинает разрушаться, гробы отверзаются, тела усопших встают, тем самым подтверждая, что Иисусу Христу дана «всякая власть» не только на земле, но и на Небе, что Он имеет «ключи ада и смерти» и что непременно наступит тот день, когда все находящиеся во гробах «услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут» (Мф. 28, 18; Апок. 1, 18; Ин. 5, 25).

«Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились весьма и говорили: воистину Он был Сын Божий» (Мф. 27, 54). Сотником (центурионом) назывался командовавший манипулой — сотней легионеров. Это были люди, выслужившиеся из нижних чинов и лишь во второй половине своей 20-летней службы добившиеся повышения,— большей частью закаленные воины, профессионалы, очень заботившиеся о своей карьере. Сотник, о котором говорится в Евангелии, был родом из Каппадокии, звали его Логгин (по другому произношению — Лонгин). Распинатель Христа, он был послан Пилатом стеречь гроб Господень. Видев воочию крестные страдания Спасителя, землетрясение, явление ангела, отвалившего камень от входа в пещеру гроба Господня, Логгин совершенно уверовал во Христа (а с ним еще двое воинов). Он сделался проповедником Воскресения Христова, возвестив все происшедшее Пилату и иудейским первосвященникам.

«И весь народ, сшедшийся на сие зрелище, видя происходившее, возвращался, бия себя в грудь. Все же, знавшие Его, и женщины, следовавшие за Ним из Галилеи, стояли вдали и смотрели на это» (Лк. 23, 48—49). «И будет в тот день, говорит Господь Бог: произведу закат солнца в полдень и омрачу землю среди светлого дня. И обращу праздники ваши в сетование и все песни ваши в плач» (Ам. 8, 9—10). «Тогда был день опресноков и праздник; между тем жены иудейские сокрушались и плакали, а скрывавшиеся апостолы скорбели. Поистине, дивно сие пророчество!» [19, с. 193].

«Но так как тогда была пятница, то Иудеи, дабы не оставить тел на кресте в субботу,— ибо та суббота была день великий,— просили Пилата, чтобы перебить у них голени и снять их. Итак пришли воины, и у первого перебили голени, и у другого, распятого с Ним» (Ин. 19, 31—32).

Почему перебивали голени у висевших на крестах? Это ускоряло конец: не имея точки опоры на ноги, свисая на одних руках, несчастные задыхались от удушья, наступавшего вследствие отравления раздутых до предела легких. «Но, придя к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней, но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода. И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили. Ибо сие произошло, да сбудется Писание: кость Его да не сокрушится (Исх. 12, 46). Также и в другом месте Писание говорит: воззрят на Того, Которого пронзили» (Зах. 12, 10) (Ин. 19, 33—37).

Копие воина представляло собой обыкновенное римское копье, легкое оружие с длинной рукояткой и острым железным плоским наконечником овальной формы, шириной в ладонь. Вот почему причиненная им рана была так обширна, что «неверующий» Фома уже по Воскресении Господа мог вложить в нее руку (там же, с. 541).

Предсказание «кость Его да не сокрушится» относится к пасхальному агнцу, о котором в Писании говорится: «Агнец у вас должен быть без порока, мужеского пола, однолетний; возьмите его от овец, или от коз» (Исх. 12, 5). По закону Моисея (Исх. 12), пасхального агнца надлежало печь целым, не сломав ни одной кости. Это постановление было само по себе непонятно: ни в празднике, ни в случае, по которому он установлен, нельзя найти причины. Она кроется в особенном замысле Божием о судьбах человечества — пасхальный агнец был прообразом другого — небесного Агнца. Иоанн Креститель уже называл Иисуса Христа Агнцем Божиим, вземлющим грехи мира (Ин. 1, 29); и вот над Иисусом исполняется то, что было прообразовано пасхальным агнцем: Его кости не сокрушаются. Это исполнение тем более поразительно, что совершается в тот самый вечер, когда по закону вкушали пасхального агнца [8, с. 451—452].

Вернуться назад