Предыдущая глава Оглавление Следующая глава

ЛЕКЦИЯ LXXX

РАЗВИТИЕ КРЕПОСТНОГО ПРАВА ПОСЛЕ ПЕТРА I. ИЗМЕНЕНИЕ ПОЛОЖЕНИЯ КРЕПОСТНОГО КРЕСТЬЯНСТВА ПРИ ПЕТРЕ I. УСИЛЕНИЕ КРЕПОСТНОГО ПРАВА ПОСЛЕ ПЕТРА I. ПРЕДЕЛЫ ПОМЕЩИЧЬЕЙ ВЛАСТИ. ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО О КРЕСТЬЯНАХ ПРИ ПРЕЕМНИКАХ ПЕТРА I. ВЗГЛЯД НА КРЕПОСТНОГО КРЕСТЬЯНИНА, КАК НА ПОЛНУЮ СОБСТВЕННОСТЬ ВЛАДЕЛЬЦА. ЕКАТЕРИНА II И КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС. КРЕПОСТНОЕ ПРАВО НА УКРАИНЕ. КРЕПОСТНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ЕКАТЕРИНЫ II. КРЕПОСТНЫЕ КАК ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ ПОМЕЩИКОВ. ПОСЛЕДСТВИЯ КРЕПОСТНОГО ПРАВА. РОСТ ОБРОКА. БАРЩИННАЯ СИСТЕМА. ДВОРОВЫЕ ЛЮДИ. ПОМЕЩИЧЬЕ УПРАВЛЕНИЕ. ТОРГОВЛЯ КРЕПОСТНЫМИ. ВЛИЯНИЕ КРЕПОСТНОГО ПРАВА НА ПОМЕЩИЧЬЕ ХОЗЯЙСТВО. ВЛИЯНИЕ КРЕПОСТНОГО ПРАВА НА НАРОДНОЕ ХОЗЯЙСТВО. ВЛИЯНИЕ КРЕПОСТНОГО ПРАВА НА ГОСУДАРСТВЕННОЕ ХОЗЯЙСТВО.

РАЗВИТИЕ КРЕПОСТНОГО ПРАВА ПОСЛЕ ПЕТРА I. Широкое участие, открытое дворянству в местном управлении в царствование Екатерины, было следствием землевладельческого значения этого сословия. Дворянство руководило местным управлением, потому что почти половина местного населения - крепостное крестьянство, помимо правительственного значения дворянства, находилось в его руках, жило на его земле. Это землевладельческое значение сословия держалось на крепостном праве. Такая связь крепостного права с устройством местного управления заставляет нас остановиться на судьбе этого института.

Есть предание, что Екатерина, издав жалованные грамоты на права двух сословий, задумывала и третью, в которой думала определить права вольных сельских обывателей - государственных крестьян, но это намерение не было исполнено. Свободное сельское население при Екатерине составляло меньшинство всего сельского населения; решительное большинство сельского населения в Великороссии при Екатерине II состояло из крепостных крестьян.

ИЗМЕНЕНИЕ ПОЛОЖЕНИЯ КРЕПОСТНОГО КРЕСТЬЯНСТВА ПРИ ПЕТРЕ I. Мы знаем, какая перемена совершилась в положении крепостного населения в царствование Петра I: указы о первой ревизии юридически смешали два крепостных состояния, прежде различавшиеся по закону, крепостное холопство и крепостное крестьянство. Крепостной крестьянин был крепок лицу землевладельца, но при этом он был еще прикреплен и к своему состоянию, из которого не мог вывести его даже землевладелец: он был вечно обязанный государственный тяглец. Холоп, как и крепостной крестьянин, был лично крепок своему господину, но не нес государственного тягла, лежавшего на крепостном крестьянине. Законодательство Петра распространило государственное тягло крепостных крестьян и на холопов. Таким образом, изменился источник крепости: как вы знаете, прежде этим источником был личный договор холопа или крестьянина с господином; теперь таким источником стал государственный акт - ревизия. Крепостным считался не тот, кто вступил в крепостное обязательство по договору, а тот, кто записан за известным лицом в ревизской сказке. Этот новый источник, которым заменился прежний договор, сообщил крепостному состоянию чрезвычайную растяжимость. С тех пор как не стало ни холопов, ни крепостных крестьян, а оба эти состояния заменились одним состоянием - крепостных людей, или душ, стало возможным по усмотрению сокращать или расширять и количество крепостного населения и границы крепостной зависимости. Прежде крестьянское состояние создавалось договором лица с лицом; теперь оно поставлено было на основании правительственного акта.

Со смерти Петра крепостное состояние расширялось и в количественном и в качественном отношении, т. е. одновременно все большее количество лиц становилось в крепостную зависимость и все более расширялись границы власти владельца над крепостными душами. Оба эти процесса мы и должны проследить.

УСИЛЕНИЕ КРЕПОСТНОГО ПРАВА ПОСЛЕ ПЕТРА I. Крепостное состояние размножалось двумя способами - припиской и пожалованием. Приписка состояла в том, что люди, которые не успели примкнуть к основным классам общества, избрав себе постоянный род жизни, по указу Петра I обязаны были найти себе господина и положение, записаться в подушный оклад за каким-либо лицом либо обществом. В противном случае, когда они не находили такого лица или общества, их записывали простым полицейским распоряжением. Таким образом, по II и III ревизии (1742 и 1762 гг.) постепенно попали в крепостную зависимость разные мелкие разряды лиц, прежде свободных, - незаконнорожденные, вольноотпущенники, не помнящие родства и другие бродяги, дети солдат, заштатные церковнослужители, приемыши, пленные инородцы и т.п. В этом отношении обе ревизии продолжали ту очистку и упрощение общественного состава, какая началась еще в XVII столетии. Так как приписка иногда совершалась помимо воли приписываемых лиц, то здесь допускалось множество злоупотреблений. Впоследствии закон признал все эти злоупотребления, лишив насильно приписанных права жаловаться на незаконность их приписки. Дворянский Сенат, действуя в интересах господствующего сословия, смотрел сквозь пальцы на эти насилия, так что приписка, предпринятая с полицейской целью - с целью уничтожения бродяжничества, тогда получала характер расхищения общества высшим классом. Еще более умножалось количество крепостного населения путем пожалования, о котором сейчас скажу.

Пожалование развивалось из прежних поместных дач; но пожалование отличалось от поместной дачи и предметом владения и объемом владельческих прав. До Уложения поместная дача предоставляла служилому человеку лишь пользование казенной землей; с тех пор как утвердилась крепостная неволя на крестьян, следовательно, с половины XVII столетия, поместная дача предоставила помещикам пользование обязательным трудом поселенных в поместье крепостных крестьян. Помещик был временным владельцем поместья, порядившись за помещика, или записанный за ним в писцовой книге крепостной крестьянин укреплялся и за всеми его преемниками, потому что прикреплялся к тяглому крестьянскому союзу, или обществу, на помещичьей земле. Как прикрепленный к тяглому крестьянскому обществу, крепостной крестьянин обязан был работать на всякого помещика, которому земля отдавалась во владение. Так, повторяю, помещик приобретал по земле право на часть обязательной поземельной работы крепостного крестьянина. По мере того как поместья смешивались с вотчинами, во владение помещику поступал и этот обязательный труд крепостного крестьянина на одинаковом праве с землей - на праве полной наследственной собственности. Это смешение и повело к замене поместных дач пожалованиями - с Петра I. Совокупность повинностей, падавших по закону на крепостного человека, как по отношению к господину, так и по отношению к государству под ответственностью господина и составляла то, что с первой ревизии называлось крепостной душой. Поместная дача предоставляла землевладельцу лишь временное пользование казенной землей и крестьянским трудом, а пожалование отдавало во владение казенную землю вместе со значившимися на ней крестьянскими душами. Точно так же отличается поместная дача от пожалования и по объему права. В XVII столетии поместная дача отдавала казенную землю помещику во владение условное и временное, именно во владение, обусловливавшееся службой и продолжавшееся по смерть владельца с ограниченным правом распоряжения - ни отпускать, ни завещать, ни отказывать по душе. Но после закона 17 марта 1731 г., окончательно смешавшего поместья с вотчинами, пожалование предоставляло казенные земли с крепостными крестьянами в полную и наследственную собственность без таких ограничений. Пожалование и было в XVIII в. самым употребительным и деятельным средством размножения крепостного населения. Со времени Петра населенные казенные и дворцовые земли отдавались в частное владение по разным случаям. Сохраняя характер прежней поместной дачи, пожалование иногда имело значение награды либо пенсии за службу. Так, в 1737 г. офицерам-дворянам, служившим при казенных горных заводах, пожаловано было в прибавку к денежному жалованию по десяти дворов в дворцовых и казенных деревнях; офицерам из разночинцев - вдвое меньше. Тогда во дворе считалось средним числом четыре ревизские души; эти сорок или двадцать душ отдавались офицерам в наследственное владение, но с условием, чтобы не только они, но и их дети обязательно служили при казенных заводах. К половине XVIII в. прекратились и такие условные пожалования с поместным характером и продолжались только простые раздачи населенных земель в полную собственность по разным случаям: крестьяне с землей жаловались за победу, за удачное окончание кампании генералам или просто «для увеселения», на крест или зубок новорожденному. Каждое важное событие при дворе, дворцовый переворот, каждый подвиг русского оружия сопровождался превращением сотен и тысяч крестьян в частную собственность. Самые крупные землевладельческие состояния XVIII в. созданы были путем пожалования. Князь Меншиков, сын придворного дворцового конюха, по смерти Петра имел состояние, простиравшееся, по рассказам, до 100 тыс. душ. Точно так же сделались крупными землевладельцами и Разумовские в царствование Елизаветы; граф Кирилл Разумовский приобрел путем пожалования также до 100 тыс. душ.

Не только сами Разумовские, по происхождению простые казаки, но и мужья их сестер возводились в дворянское звание и получали богатые пожалования душами. Таковы были, например, закройщик Закревский, ткач Будлянский, казак Дараган. Сын Будлянского в 1783 г. имел более 3 тыс. душ крестьян Благодаря приписке и пожалованию значительное количество прежних вольных людей из сельского населения, как и дворцовых и казенных крестьян, попали в крепостное состояние, и к половине XVIII в. Россия, несомненно, стала гораздо более крепостной, чем какой была в начале этого столетия.

РАСШИРЕНИЕ ПОМЕЩИЧЬЕЙ ВЛАСТИ. Одновременно с этим расширялись и пределы крепостной зависимости. Юридическим содержанием крепостного права была власть землевладельца над личностью и трудом крепостной души в указанных законом границах. Но какие были эти границы власти? Что такое было крепостное право около половины XVIII столетия? Это составляет один из наиболее трудных вопросов в истории нашего права. До сих пор исследователи-юристы не пытались точно формулировать состав и объем крепостной зависимости. Существенной чертой крепостного права, как его понимали люди XVIII в., был взгляд на крепостного крестьянина, как на личную полную собственность владельца. Трудно проследить, как развивался этот взгляд, но несомненно, что он не вполне согласен с законодательством, установившим крепостную неволю крестьян. В XVII в., когда установилась эта неволя, крестьянин вступал по ссуде в подобную зависимость от владельца, в какую становились кабальные холопы. Но кабальный холоп был временной, зато полной собственностью владельца, такой же собственностью представлял владелец и крепостного крестьянина.

Этот взгляд находил себе границу лишь в государственном тягле, падавшем на крепостного крестьянина. Такой взгляд мог держаться, пока закон допускал безграничное распоряжение вольного человека своею личностью, свободой; по договору вольный человек мог отдаваться в холопство другому, но Уложение уничтожило такое право вольного человека распоряжаться своей личной свободой. По Уложению вольный человек обязан служить государству личной службой или тяглом и не мог отдаваться в частную собственность по личному договору. Это законодательство превратило крепостную неволю крестьянина из зависимости по договору в зависимость по закону. Крепостная неволя не освобождала крестьянина от государственных повинностей, как освобождала холопа. Первая ревизия окончательно сгладила это различие, наложив и на холопов одинаковые с крестьянскими государственные повинности. Те и другие по закону образовали одинаковые состояния крепостных людей, или крепостных душ. По закону власть владельца над крепостной душой слагалась из двух элементов, соответствовавших двоякому значению, какое имел для крепостного крестьянина владелец. Землевладелец был, во-первых, ближайший управитель крепостного, которому государство поручало надзор за хозяйством и поведением крепостного с ответственностью за исправное отбывание им государственных повинностей, во-вторых, землевладелец имел право на труд крестьянина как собственник земли, которой пользовался крестьянин, и как его кредитор, давший ему ссуду, с помощью которой работал крестьянин. Как правительственный агент помещик собирал казенные подати с своих крепостных крестьян и надзирал за их поведением и хозяйством, судил и наказывал их за проступки - это полицейская власть помещика над личностью крестьянина по поручению государства. Как землевладелец и кредитор помещик облагал крестьянина работой или оброком в свою пользу - это хозяйственная власть над трудом крестьянина по гражданским поземельным обязательствам. Так можно определить границы власти помещика по закону до конца царствования Петра.

ПРЕДЕЛЫ ПОМЕЩИЧЬЕЙ ВЛАСТИ. Но еще в древней Руси оба права, и полицейское и хозяйственное, т. е. и право надзора, и суда, и право облагать крепостных работой или оброком, поставлены были в известные границы. Так, например, юрисдикция помещика в XVII столетии ограничивалась лишь «крестьянскими делами», т. е. делами, возникавшими из поземельных отношений, гражданскими и другими мелкими тяжбами, какие теперь ведает мировой суд. Но помещик не имел права разбирать уголовные преступления своих крестьян. Котошихин прямо говорит, что в важных уголовных делах «сыскивати и указ чинити вотчинниками и помещиками не велено». В Уложении находится постановление, что помещик, который сам накажет своего крепостного за разбой, не представив его в губной суд, лишается поместья, а если владелец крепостного разбойника не имеет поместья, то за самовольную расправу с ним подвергается наказанию кнутом. Точно так же были обычаи или законы, ограждавшие и крестьянский труд от произвола землевладельца. У землевладельца, разорявшего своих крестьян поборами, землю с крестьянами отбирали в казну и отдавали его родственникам, если то была вотчинная купленная земля. Наконец, в XVII столетии за крестьянами признавалось право жаловаться правительству на своих владельцев. По смерти Петра эти границы крепостного права постепенно стирались благодаря неполноте и непоследовательности законодательства. Законодательство XVIII в. не старалось точнее обозначить пределы помещичьей власти, даже в иных отношениях расширяло их, усиливая власть помещика. Этот пробел и открыл широкий простор развитию в помещичьей среде такого же отношения к крепостным крестьянам, в каком стояли землевладельцы XVI и XVII вв. к холопам.

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО О КРЕСТЬЯНАХ ПРИ ПРЕЕМНИКАХ ПЕТРА I. Скудное законодательство преемников Петра, касавшееся отношений крепостных крестьян к землевладельцу, рассматривало эти отношения лишь с двух сторон: определяя, во-первых, власть землевладельца над личностью крестьянина и, во-вторых, господское право хозяйственного распоряжения крестьянским трудом. Помещик и по законодательству XVIII в. оставался правительственным агентом, надзирателем крестьянского хозяйства и сборщиком казенных податей. Юрисдикция его, и прежде недостаточно определенная, теперь стала расширяться иногда даже помимо закона; так, в первой половине XVIII в. помещики стали присвоять себе уголовную юрисдикцию над крестьянами с правом подвергать их соответствующему вине наказанию. В царствование Елизаветы помещичье право наказывать крепостных было расширено законом: указом 1760 г. землевладельцам было предоставлено ссылать своих крестьян «за предерзостные поступки» в Сибирь на поселение. Это право дано было землевладельцам в интересах усиления колонизации Сибири, где было много удобных к обработке пустых земель. Но право это было стеснено известными условиями: землевладелец мог сослать крестьянина только на поселение, притом крестьянина здорового, годного к работе и не старше 45 лет. Жена по закону следовала за ссыльным; но малолетних детей помещик мог удержать при себе; если он отпускал их вместе с родителями, его казна вознаграждала по установленной таксе. Оставалось неопределенным и право на хозяйственное распоряжение крестьянским трудом. Еще в XVII столетии землевладелец свободно переводил своих крестьян с участка на участок, продавал их с землей и без земли, менялся ими, завещал их. Право своза и право продажи при Петре не было отменено, но право своза Петр старался стеснить известными условиями. Так, например, землевладелец, желавший перевести своего крестьянина из одной деревни в другую, должен был подать о том прошение в Камер-коллегию и обязывался платить за переводимого подушную подать по старому его местожительству. Эта сложная процедура удерживала помещиков от крестьянских переводов. В царствование Петра III это стеснение было устранено сенатским указом в январе 1762 г. Сенат, «избирая ко удовольствию землевладельцев легчайший способ», предоставил им право перевозить крестьян, только заявив о том местным полковым сборщикам подушной подати.

Точно так же закон не стеснял продажи крестьян целыми семьями и в розницу, с землей и без земли. Безземельная и розничная продажа крестьян смущала уже Петра, но он не надеялся на успех в борьбе с этим обычаем. В 1721 г. он высказал в указе Сенату только нерешительное желание, чтобы в будущее уложение, тогда готовившееся, внесена была статья, которая бы запрещала розничную продажу людей, «яко скотов, чего во всем свете не водится». Это так и осталось одним благожеланием преобразователя. Наконец, законодательство XVIII в. совсем не касалось важного вопроса о пределах власти помещика над имуществом крестьянина, как и над его трудом. В XVII в. закон, по-видимому, ясно определял «животы» крестьян, т. е. инвентарь крестьянина, как совместную собственность его с землевладельцем. Эти «животы» создавались крестьянским трудом, но с помощью помещичьей ссуды. Это совместное владение крестьянским имуществом выражалось в том, что помещик не мог лишать крестьян их движимости, точно так же и крестьянин не мог отчуждать свои «животы» без согласия землевладельца лицам, не принадлежавшим к числу крепостных крестьян землевладельца. В XVII в. в практике отношений такой взгляд на крестьянское имущество как совместную собственность обеих сторон держался обычаем и не был закреплен точным законом. В XVIII в. обычай стал колебаться и законодательство должно было бы определить границы, до которых идет власть помещика на имущество крестьянина и с которых начинается право последнего; но законодательство этого пробела не восполнило. Зато два закона помогли помещикам усвоить себе взгляд на имущество крестьянина, как на полную свою собственность. Петр обязал землевладельцев кормить нищих своих крепостных, облагая для того особым сбором зажиточных крестьян; закон императрицы Анны, изданный в 1734 г., обязывал землевладельцев кормить своих крестьян в голодные годы и снабжать их хлебом на обсеменение полей, «чтобы земля праздной не лежала». Благодаря этой новой обязанности, возложенной на помещиков, в их среде утвердился взгляд, что за крестьянином государство признает только труд, а собственность крестьянина создается и поддерживается землевладельцем. Точно так же не встречаем в продолжение первой половины XVIII в. узаконения о размере работ и оброчных платежей, какими землевладелец имеет право облагать своих крепостных. В древней Руси, по-видимому, не было побуждения устанавливать такие нормы законодательным путем, тогда хозяйственные отношения землевладельца и крестьян определялись борьбой спроса и предложения. Чем более требовал землевладелец со своего крестьянина, тем скорее последний мог уйти от него к другому землевладельцу, предлагавшему более льготные условия. В XVIII в., когда все крестьяне были прикреплены либо к лицам, либо к обществам, определение норм крестьянских работ и платежей в пользу помещиков становится существенным вопросом государственного порядка, но такие нормы не были установлены.

ВЗГЛЯД НА КРЕПОСТНОГО КРЕСТЬЯНИНА, КАК НА ПОЛНУЮ СОБСТВЕННОСТЬ ВЛАДЕЛЬЦА. Вообще в законодательстве первой половины XVIII в. о крепостных крестьянах более пробелов и недомолвок, чем ясных и точных определений. Эти недомолвки и пробелы и дали возможность установиться взгляду на крестьянина, как на полную собственность владельца. Припомним, что землевладельческие понятия и привычки древней Руси выработались на рабовладении; древние землевладельцы эксплуатировали свои вотчины преимущественно при помощи рабов. Пользуясь недомолвками закона, эти понятия и привычки они постепенно стали переносить и на крепостных крестьян, вопреки закону, смотревшему на крестьян, как на государственных податных плательщиков. К половине XVIII в. такой взгляд был уже вполне готов и его усвояют правительственные лица. В наказе одного правительственного учреждения депутату в комиссию 1767 г. мы встречаем заявление желания, чтобы был установлен закон, как поступать с помещиком, от побоев которого причиняется смерть крестьянину. Это желание поражает своею странностью: каким образом могли забыть закон XVII в., который точно разрешал этот случай? Помещик по Уложению, от истязаний которого умрет крестьянин, сам подвергался смертной казни, а осиротелая семья крестьянина обеспечивалась из имущества убийцы. Екатерина в своем «Наказе» выразила желание, чтобы законодательство сделало нечто полезное и «для собственного рабов имущества». Каким образом могла прийти Екатерине мысль, что крепостной крестьянин есть раб, когда она знала, что этот крестьянин нес государственное тягло, а рабы не подлежат тяглу? В том же «Наказе» Екатерина высказывает мысль, что земледелие не может там процветать, где «никто не имеет ничего собственного»; речь, очевидно, идет о крепостных крестьянах. Но разве закон объявил имущество крестьянина полной собственностью владельца? Такого закона не существовало; напротив, известно, что при Петре казна вступала в сделки с крепостными крестьянами, которые брали казенные подряды и сами отвечали на суде за принятые обязательства. Таким образом, сами правительственные люди во второй половине XVIII в. признавали уже известные последствия взгляда на крепостных, незаметно установившегося в первой половине века.

ЕКАТЕРИНА II И КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС. Теперь легко понять, какая задача предстояла законодательству Екатерины при устройстве отношений землевладельцев с крепостным крестьянством: задача эта состояла в восполнении пробелов, допущенных в законодательстве о поземельных отношениях обеих сторон. Екатерине предстояло провозгласить общие начала, которые должны были лечь в основание их поземельных отношений, и согласно с этими началами указать точные границы, до которых простирается власть землевладельца над крестьянами и с которых начинается власть государства. Определение этих границ, по-видимому, занимало императрицу в начале царствования. В комиссии 1767 г. послышались с некоторых сторон смелые притязания на крепостной крестьянский труд: требовали расширения крепостного права классы, его не имевшие, например купцы, казаки, даже духовные, к их стыду. Эти рабовладельческие притязания раздражали императрицу, и раздражение это выразилось в одной коротенькой записке, дошедшей до нас от того времени. Эта записка гласит: «Если крепостного нельзя персоной признать, следовательно, он не человек; так скотом извольте его признавать, что к немалой славе и человеколюбию от всего света нам приписано будет». Но это раздражение осталось мимолетной патологической вспышкой гуманной правительницы. Люди, близкие и влиятельные, знакомые с положением дел, также советовали ей вмешаться в отношения крестьян к помещикам. Можно предполагать, что освобождение, полная отмена крепостной неволи [была] тогда еще не под силу правительству, но можно было провести в умы и законодательство мысль о обоюдно безобидных нормах отношений и, не отменяя права, сдержать произвол.

Государственные дельцы советовали Екатерине законом определить размеры крестьянских платежей и работ, каких вправе требовать землевладельцы. Граф Петр Панин, один из лучших государственных людей времен Екатерины, в записке 1763 г. писал о необходимости ограничить беспредельную власть помещика над крестьянами и установить нормы работ и платежей крестьянина в пользу помещика. Такими нормами Панин признавал для барщины не более четырех дней в неделю, для оброка - не более 2 руб. с души, что составляет 14 - 16 руб. на наши деньги. Характерно, что Панин считал опасным обнародовать такой закон; он советовал сообщить его конфиденциально губернаторам, которые должны были секретно передать его помещикам к сведению и руководству. Другой делец, образцовый администратор времен Екатерины, новгородский губернатор Сиверс также находил помещичьи поборы с крестьян «превосходящими всякое вероятие». По его мнению, также нужно было определить размеры платежей и работ на помещика законом и предоставить крестьянам право за известную сумму выкупаться на волю.

Закон Петра III, изданный 18 февраля 1762 г., прибавил еще одно существенное, побуждение так или иначе разрешить вопрос. Крепостное право имело одной из своих опор обязательную службу дворянства; теперь, когда эта служба была снята с сословия и крепостное право в прежнем виде потеряло прежний смысл, свое главное политическое оправдание, [оно стало] средством без цели. Теперь, при такой разнице в побуждениях, любопытно видеть, как Екатерина отнеслась к тяжелому вопросу, доставшемуся ей от предшественников.

КРЕПОСТНОЕ ПРАВО НА УКРАИНЕ. Из сказанного видно, какие задачи предстояло разрешить законодательству Екатерины II в вопросе об отношениях крепостного населения к землевладельческому классу. Крепостной труд крестьянина был для дворянства средством нести обязательную военную службу, следовательно, с прекращением этой повинности должна была сама собой прекратиться раздача населенных казенных земель в частное владение. Далее, крепостной крестьянский труд не весь был отдан дворянам в частное владение, часть этого труда была обложена государственной податью, следовательно, крестьянский крепостной труд был в совместном владении у помещиков с государством. Поэтому законодательству предстояло провести точные границы между правами владельцев и властью государства. Однако Екатерина не прекратила раздачи казенных земель с крестьянами в частное владение, напротив, раздавала их еще более щедрой рукой, чем ее предшественники. Вступление ее на престол сопровождалось пожалованием почти 18 тыс. душ 26 ее пособникам. В продолжение всего царствования шли эти пожалования, иногда крупными массами, создававшими быстро громадные землевладельческие состояния. Мелкий смоленский дворянин по происхождению, Потемкин кончил свою деятельность помещиком, владевшим, как рассказывают, тысячами двумястами крестьянских душ. Не перечисляя всех отдельных пожалований, я ограничусь лишь одним общим итогом: доселе приведено по документам в известность 400 тыс. ревизских душ, розданных при Екатерине из казенных и дворцовых имений в частное владение; 400 тыс. ревизских душ - почти миллион душ действительных.

Но при Екатерине крепостное состояние распространялось еще одним способом - законодательным прекращением вольного крестьянского перехода. Такой вольный переход в XVIII в. еще допускался законом в малороссийских областях; здесь крестьяне посполитые, как они назывались, вступали с землевладельцами в краткосрочные поземельные договоры, которые свободно разрывали, переходя на землю, где их принимали на более выгодных условиях. Казацкая старшина издавна стремилась прекратить эти переходы, закрепляя за собой не только посполитых крестьян, но и вольных казаков на крепостном праве. Особенно сильно помогал стремлениям старшины в этом деле Кирилл Разумовский, бывший гетманом Малороссии с 1750 по 1764 г. Он первый начал раздавать казенные земли с посполитыми крестьянами в полную наследственную собственность вместо временного владения, похожего на наше старинное поместное право. Эта раздача производилась в таких широких размерах, что вскоре по выходе Разумовского в отставку во всех областях Малороссии, принадлежавших Русскому государству, считалось не более 2 тыс. крестьянских дворов, не розданных в частное владение.

Екатерина с самого царствования стала принимать меры к прекращению вольного перехода малороссийских посполитых. По указу 1763 г. крестьяне могли покидать землевладельцев, только получив от них отпускные свидетельства. Землевладельцы, разумеется, затрудняли [получение] этих свидетельств, чтобы удержать крестьян на своей земле. Наконец, тотчас по окончании IV ревизии издан был закон 3 мая 1783 г., по которому все посполитые крестьяне в наместничествах или губерниях Киевской, Черниговской, вмещавшей и нынешнюю Полтавскую, и Новгород-Северской должны оставаться на тех местах и за теми владельцами, где их застала и записала только что конченная ревизия. Скоро это распоряжение распространено было и на губернию Харьковскую с частью Курской и Воронежской. Таким образом, более миллиона посполитых крестьян, записанных по IV ревизии в указанных губерниях, очутились в частном владении и скоро сравнялись с центральными великорусскими крепостными крестьянами. Успеху этого закрепощения содействовало и то, что Екатерина распространила на казацкую старшину права русского дворянства.

Таким образом, количество крепостного населения увеличилось при Екатерине двумя способами - пожалованием и отменой свободы крестьянского перехода там, где она еще существовала. Благодаря тому к концу царствования Екатерины Россия, несомненно, стала гораздо более крепостной, чем была прежде. В конце царствования Елизаветы, по данным II и III ревизий, считалось в России около 1/2 млн ревизских душ дворцовых крестьян; к концу царствования Екатерины в тех же губерниях дворцовых крестьян, по данным IV и V ревизий, оставалось гораздо меньше.

КРЕПОСТНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ЕКАТЕРИНЫ II. Законодательство Екатерины о пространстве помещичьей власти над крепостными людьми отличается той же неопределенностью и неполнотой, как и законодательство ее предшественников. Вообще оно было направлено в пользу землевладельцев. Мы видели, что Елизавета в интересах заселения Сибири законом 1760 г. предоставила помещикам право «за предерзостные поступки» ссылать крепостных здоровых работников в Сибирь на поселение без права возврата; Екатерина законом 1765 г. превратила это ограниченное право ссылки на поселение в право ссылать крепостных на каторгу без всяких ограничений на какое угодно время с возвратом сосланного по желанию к прежнему владельцу. Далее, в XVII в. правительство принимало челобитья на землевладельцев за жестокое их обращение, производило сыски по этим жалобам и наказывало виновных. В царствование Петра был издан ряд указов, запрещавших людям всех состояний обращаться с просьбами на высочайшее имя помимо правительственных учреждений; эти указы подтверждались преемниками Петра. Однако правительство продолжало принимать крестьянские жалобы на помещиков от сельских обществ. Эти жалобы сильно затрудняли Сенат; в начале царствования Екатерины он предложил Екатерине меры для полного прекращения крестьянских жалоб на помещиков. Екатерина утвердила этот доклад и 22 августа 1767 г., в то самое время как депутаты Комиссий слушали статьи «Наказа» о свободе и равенстве, издан был указ, который гласил, что если кто «недозволенные на помещиков своих челобитные наипаче ее величеству в собственные руки подавать отважится», то и челобитчики и составители челобитных будут наказаны кнутом и сосланы в Нерчинск на вечные каторжные работы с зачетом сосланных землевладельцам в рекруты. Этот указ велено было читать в воскресные и праздничные дни по всем сельским церквам в продолжение месяца. Предложение Сената, утвержденное императрицей, было так составлено, что прекращало крестьянам всякую возможность жаловаться на помещика. Далее, и при Екатерине не были точно определены границы вотчинной юрисдикции. В указе 18 октября 1770 г. было сказано, что помещик мог судить крестьян только за те проступки, которые по закону не сопровождались лишением всех прав состояния; но размер наказаний, каким мог карать за эти преступления землевладелец, не был указан. Пользуясь этим, за маловажные проступки землевладельцы карали крепостных такими наказаниями, которые полагались только за самые тяжкие уголовные преступления. В 1771 г. для прекращения неприличной публичной торговли крестьянами издан был закон, запрещавший продажу крестьян без земли за долги помещиков с публичного торга, «с молотка». Закон оставался без действия, и Сенат не настаивал на его исполнении. В 1792 г. новый указ восстановил право безземельной продажи крестьян за помещичьи долги с публичного торга только без употребления молотка. В «Наказе» Екатерина припомнила, что еще при Петре был издан указ, по которому безумных или жестоких помещиков отдавали «под смотрение опекунов». Екатерина говорит, что этот указ исполнялся, насколько он касался безумных, но его постановление о жестоких помещиках не приводилось в исполнение, и она выражает недоумение, почему было стеснено действие указа. Однако она не восстановила его в прежней полной силе. Наконец, в жалованной грамоте дворянству 1785 г., перечисляя личные и имущественные права сословия, она также не выделила крестьян из общего состава недвижимого дворянского имущества, т. е. молчаливо признала их составной частью сельскохозяйственного помещичьего инвентаря. Так, помещичья власть, лишившись прежнего политического оправдания, приобрела при Екатерине более широкие юридические границы.

КРЕПОСТНЫЕ КАК ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ ПОМЕЩИКОВ. Вот и все важные, заслуживающие внимания распоряжения Екатерины о крепостных людях. Неполнота этих распоряжений и закрепила тот взгляд на крепостных людей, который, помимо закона, даже вопреки ему, утвердился в дворянской среде в половине XVIII столетия. Этот взгляд состоял в признании крепостных людей частной собственностью землевладельцев. Законодательство Екатерины утвердило этот взгляд не столько тем, что оно прямо говорило, сколько тем, о чем умалчивало, т. е. что молчаливо признавало. Какие способы определения отношений крепостного населения возможны были в царствование Екатерины? Мы видели, что крепостные крестьяне были Прикрепленные к лицу землевладельца [как] вечно-обязанные государственные хлебопашцы. Закон определял их крепость к лицу, но не определил их отношений к земле, работой над которой и оплачивались государственные повинности крестьян. Можно было тремя способами разверстать отношения крепостных крестьян к землевладельцам: во-первых, их можно было открепить от лица землевладельца, но при этом не прикреплять к земле, следовательно, это было бы безземельным освобождением крестьян. О таком освобождении мечтали либеральные дворяне времен Екатерины, но такое освобождение едва ли было возможно, по крайней мере оно внесло бы совершенный хаос в народнохозяйственные отношения и, может быть, повело бы к страшной политической катастрофе. Можно было, с другой стороны, открепив крепостных от лица землевладельца, прикрепить их к земле, т. е., сделавши их независимыми от господ, привязать их к земле, выкупленной казной. Это поставило бы крестьян в положение, очень близкое к тому, какое на первое время создало для них 19 февраля 1861 г.: оно превратило бы крестьян в крепких земле государственных плательщиков. В XVIII в. едва ли возможно было совершить такое освобождение, соединенное со сложной финансовой операцией выкупа земли. Наконец, можно было, не открепляя крестьян от лица землевладельцев, прикрепить их к земле, т. е. сохранить известную власть землевладельца над крестьянами, поставленными в положение прикрепленных к земле государственных хлебопашцев. Это создало бы временнообязанные отношения крестьян к землевладельцам; законодательство в таком случае должно было определить точно поземельные и личные отношения обеих сторон. Такой способ разверстки отношений был всего удобнее, и на нем именно настаивали и Поленов и близкие к Екатерине практические люди, хорошо знавшие положение дел в селе, как, например, Петр Панин или Сиверс. Екатерина не избрала ни одного из этих способов, она просто закрепила господство владельцев над крестьянами в том виде, как оно сложилось в половине XVIII в., и в некоторых отношениях даже расширила ту власть. Благодаря этому крепостное право при Екатерине II вступило в третий фазис своего развития, приняло третью форму. Первой формой этого права была личная зависимость крепостных от землевладельцев по договору - до указа 1646 г.; такую форму имело крепостное право до половины XVII в. По Уложению и законодательству Петра это право превратилось в потомственную зависимость крепостных от землевладельцев по закону, обусловленную обязательной службой землевладельцев. При Екатерине крепостное право получило третью форму: оно превратилось в полную зависимость крепостных, ставших частной собственностью землевладельцев, не обусловливаемой и обязательной службой последних, которая была снята с дворянства. Вот почему Екатерину можно назвать виновницей крепостного права не в том смысле, что она создала его, а в том, что это право при ней из колеблющегося факта, оправдываемого временными нуждами государства, превратилось в признанное законом право, ничем не оправдываемое.

ПОСЛЕДСТВИЯ КРЕПОСТНОГО ПРАВА. Теперь изучим последствия крепостного права в этой третьей и последней формации, им усвоенной. Эти последствия были чрезвычайно разнообразны. Крепостное право было скрытой пружиной, которая двигала и давала направление самым различным сферам народной жизни. Оно направляло не только политическую и хозяйственную жизнь страны, но положило резкую печать на жизнь общественную, умственную и на нравственную. Я изложу лишь некоторые, наиболее заметные последствия права в кратком перечне и прежде всего укажу, какое действие оказывало крепостное право на сельское помещичье хозяйство. Целое столетие, с манифеста 18 февраля до манифеста 19 февраля, общественное, умственное и нравственное развитие [происходило] под гнетом крепостного права и пройдет, быть может, еще целое столетие, пока наша жизнь и мысль освободится от следов этого гнета.

Под покровом крепостного права в помещичьем селе сложились во второй половине XVIII в. своеобразные отношения и порядки. Я укажу сначала на способы помещичьей эксплуатации крепостного труда. До XVIII в. в помещичьем хозяйстве господствовала смешанная, оброчно-барщинная система эксплуатации земли и крепостного труда. За участок земли, предоставленный им в пользование, крестьяне частью обрабатывали землю на помещика, частью платили ему оброк. В первой половине XVIII столетия эта смешанная система стала разделяться: обязательная служба дворянства не позволяла ему принимать деятельное непосредственное участие в сельскохозяйственных делах, поэтому некоторые помещики, предоставив почти всю свою землю крестьянам, облагали их за это оброком, другие, отделивши крестьянам часть своей земли, остальную обрабатывали посредством барщинного труда. Мы не можем сказать, в какой степени распространены были обе эти системы - барщинная и оброчная; можно только предположить, что барщинная была распространена не меньше оброчной.

Со времени освобождения от обязательной службы дворянство, по-видимому, должно было ближе заняться своим сельским хозяйством: теперь оно получило более досуга для этого; притом так как в руках этого сословия сосредоточивалось громадное количество земли, самой производительной силы в тогдашнем народном хозяйстве России, то дворянству вместе с тем предстояло стать руководителем всего народного хозяйства. Изучая сельскохозяйственную жизнь в начале царствования Екатерины, замечаем, что в селе происходило как раз наоборот тому, чего можно было ожидать. Оброчная система не только не исчезла в помещичьем хозяйстве, но все более распространялась; на это указывают как позднейшие статистические исследования, так и свидетельства современников. Екатерина в «Наказе» жаловалась, говоря: «Почти все деревни на оброке» и оброчные хозяйства признают «новозаведенным способом». В конце царствования Екатерины статистик Шторх и агроном Рычков в один голос жаловались на вредные последствия, какие выходят для сельского хозяйства из господства оброчной системы в помещичьих имениях. Некоторые современники объясняли это неожиданное явление тем, что большинство дворянства занималось службой в городе, а поручить барщинное хозяйство приказчикам не всегда можно. Но это показание не оправдывается данными, которые собранны были правительством в 1777 г.: на государственной службе состояло всего около 10 тыс. дворян, т. е. очень незначительная часть этого сословия, однако решительное большинство дворянства, не занимавшее правительственных должностей, не жило и в своих деревнях, сосредоточиваясь в губернских или уездных городах.

Объясняя это странное явление, находим две причины, его вызвавшие: одну политическую, другую хозяйственную. Царствование Екатерины началось многочисленными местными восстаниями крестьян, которые скоро слились в один громадный пугачевский мятеж. Напуганное этими мятежами, дворянство долго после все жалось по городам к своей властной братии - губернаторам и исправникам. Вот одна причина землевладельческого абсентеизма дворянства; другая была чисто хозяйственной. Она указана в «Наказе» Екатерины. Здесь мы читаем, что «хозяева (т. е. помещики), не быв вовсе или мало в деревнях своих, обложат каждую душу по рублю, по два и даже до пяти рублей, несмотря на то, каким способом их крестьяне достают сии деньги». Значит, оброчное хозяйство предпочиталось, как наиболее удобное, доходное: оно, во-первых, освобождало землевладельцев от мелочных хозяйственных забот; во-вторых, давало помещику при неограниченном праве возвышать оброк, возможность получать такой доход, которого он не получил бы никогда, сам хозяйничая в селе.

Таким образом, вопреки ожиданию, помещичье хозяйство в XVIII в., когда сословие стало более досужным, еще более стало оброчным, чем было прежде, землевладелец стал еще дальше от своей земли и «крепостных душ», чем стоял прежде. Благодаря этому в сельском помещичьем хозяйстве и установились своеобразные хозяйственные и юридические отношения, на которые я укажу сейчас.

РОСТ ОБРОКА. Благодаря неопределенной постановке крепостного права по закону в продолжение царствования Екатерины расширялась требовательность землевладельцев по отношению к крепостному труду; эта требовательность выражалась в постепенном росте оброка. Оброки по различию местных условий были чрезвычайно разнообразны. Наиболее нормальными можно признать такие оброки: 2 р. (15 р. нынешних) - в 60-х годах, 3 р. - в 70-х, 4 р. - в 80-х и 5 р. (25 нынешних) - в 90-х годах с каждой ревизской души. По хлебным ценам можно определить рыночное значение этих сумм. Рубль в начале царствования Екатерины равнялся приблизительно нашим 7 - 8 руб.; рубль в конце царствования - приблизительно нашим 4 - 5 руб. Итак, нормальный оброк в начале царствования на наши деньги равнялся приблизительно 15 руб., в конце царствования - приблизительно 27 руб. Это оброк с каждой души; экономическое значение его можно было бы определить, перенесши его на землю. Наиболее обычный земельный надел в конце царствования Екатерины был 6 десятин пахотной земли в трех полях на тягло; тяглом назывался взрослый работник с женой и малолетними детьми, которые еще не могли жить отдельным хозяйством. Современники полагают на каждое тягло по 2 1/2 ревизской души.

Итак, на каждое тягло в конце царствования Екатерины падало помещичьего оброка приблизительно по 27 руб., умноженных на 2 1/2; значит, на каждую десятину земельного крестьянского надела приходилось около 11 руб. оброка. Таков оброк в центральных губерниях, на верхневолжском суглинке; в южных черноземных областях, где население было реже, на тягло приходилось вообще немного более земли. 11 руб. с десятины - это во много раз более нынешней арендной платы за землю в центральных великорусских губерниях.

БАРЩИННАЯ СИСТЕМА. Далее, в некоторых имениях господствовала барщинная система. В начале царствования Екатерины из нескольких высокопоставленных лиц с князем Григорием Орловым во главе образовалось патриотическое общество с целым изучения и содействия развитию сельского хозяйства в России. В 1765 г. Екатерина утвердила это общество под именем «С.-Петербургского вольного экономического общества». Общество разослало по губернским начальствам вопросы касательно положения сельского хозяйства в губерниях. Присланные обществу ответы чрезвычайно любопытны.

По собранным в начале царствования Екатерины II справкам оказалось, что во многих губерниях крестьяне отдавали помещикам половину рабочего времени; впрочем, в хорошую погоду заставляли крестьян работать на помещика сплошь всю неделю, так что крестьяне получали возможность работать на себя только по окончании барской страды. Во многих местах помещики требовали с крестьян четырех и даже пяти дней работы. Наблюдатели находили вообще работу в крепостных русских селах на помещика более тяжелой сравнительно с крестьянской работой в соседних странах Западной Европы. Петр Панин, человек либеральный в очень умеренной степени, писал, что «господские поборы и барщинные работы в России не только превосходят примеры ближайших заграничных жителей, но частенько выступают и из сносности человеческой». Наконец, агроном Рычков оставил нам свидетельство, которое указывает на крайнее следствие неограниченного простора помещичьей власти в распоряжении крестьянским трудом. Он жалуется на тех помещиков, которые «повседневно наряжают крестьян своих на господские работы, а им дают на пропитание месячный хлеб». Значит, пользуясь отсутствием точного закона, который бы определял меру обязательного крестьянского труда на землевладельца, некоторые помещики совершенно обезземелили своих крестьян и превратили свои деревни в рабовладельческие плантации, которые трудно отличить от североамериканских плантаций до освобождения негров.

ДВОРОВЫЕ ЛЮДИ. С Другой стороны, простор, предоставленный помещичьей власти, содействовал размножению обременительного для крестьян класса дворовых людей. Когда дворянство несло обязательную службу, дворянин должен был содержать при себе штат дворовых людей, с которыми он ходил в походы или которым он поручал в свое отсутствие ведение управления сельского хозяйства; с прекращением обязательной службы этот штат должен был сократиться. Однако с половины XVIII в. он заметно растет. Наблюдатели помещичьего быта в России при Екатерине II свидетельствуют, что в русских помещичьих домах вообще втрое, даже впятеро более слуг, чем в домах немецких владельцев одинаковой зажиточности. О дворнях вельмож, по замечанию Шторха, и говорить нечего; в других странах и представить себе не могут такого количества дворни. Часть этой дворни служила помещику как орудие крестьянской администрации. Помещик был полным распорядителем крестьянского мира, порученного его надзору: он творил здесь суд и расправу, смотрел за благочинием и порядком, устраивал все хозяйственные и общественные отношения крестьян. Однако эти административные занятия при всей своей многосложности не требовали такой многочисленной дворни, какую держали помещики: излишек служил прихотливым личным нуждам помещиков, которые мало стеснялись в этом отношении, возлагая содержание дворни на своих крестьян.

ПОМЕЩИЧЬЕ УПРАВЛЕНИЕ. До нас дошли некоторые памятники господского управления и суда в XVIII в. Граф Петр Александрович Румянцев составил наказ своему управляющему в 1751 г., когда он еще был молодым офицером. Привыкнув к военной дисциплине, Румянцев установил строгие наказания за проступки и преступления крестьян. Такими наказаниями служили денежные штрафы от 2 коп. до 5 руб., цепь, палки и плеть. Румянцев не любил розог, предпочитая им палки, которые производят более сильное впечатление на наказуемого. За нехождение в церковь без уважительной причины виновный платил 10 коп. в пользу храма; за самую малую кражу крепостной крестьянин наказывался отнятием всего движимого имущества и по телесном наказании отдачей в солдаты без доклада барину. По «Русской правде» подобное наказание носило название «потока и разграбления», но оно полагалось за самые тяжкие уголовные преступления - разбой, поджог и конокрадство. Таким образом, помещик XVIII в. сумел быть строже «Русской правды» XV в. За оскорбление, нанесенное дворянину, крепостной наказывался батогами по желанию последнего, «пока тот доволен будет»; в пользу своего землевладельца он платил еще 2 руб. штрафу.

Но строгие наказания, назначенные Румянцевым, являются решительным баловством в сравнении с взысканиями, какие устанавливали другие землевладельцы. От 60-х годов сохранился «Журнал домового управления» - тетрадь, в которую заносились хозяйственные распоряжения одного помещика. Здесь на крепостных за каждую мелочь сыпались плети сотнями, розги - тысячами ударов; было строго дифференцировано отношение удара плетью к удару розгой: удар плетью равняется 170 розгам. Помещик жил в Москве, где проживало несколько его дворовых людей на оброке или в обучении мастерствам. Всякий праздник эти дворовые должны были являться в дом господина на поклон; за неявку назначена тысяча розог. Если крепостной говел, но не приобщался, он наказывался за то 5 тыс. розог. Наказанный тяжко мог ложиться в господский госпиталь; впрочем, было определено точно, сколько дней каждый наказанный мог лежать: срок зависел от количества ударов. Наказанный 100 плетьми или 17 тыс. розог мог лежать неделю; получивший не более чем 10 тыс. розог - полнедели. Кто лежал более, того лишали хлеба и вычитали соответствующую долю его месячного жалования.

Хорошо, если этот дикий памятник [дошел] от какого-нибудь русского донкихота помещичьего произвола, который распоряжался не живыми, а воображаемыми душами, как Собакевич торговал мертвыми душами.

Пользуясь тем же простором, землевладельцы развили широкую власть и в распоряжении личностью крепостного человека. Этому помог закон 1765 г. о помещичьем праве ссылки крепостных в Сибирь на каторгу с зачетом сосланных в рекруты; с помощью этого закона помещики старались ослабить невыгоды, соединенные для них с отбыванием рекрутской повинности их крестьянами. Перед каждым набором помещики ссылали в Сибирь неисправных или слабосильных крестьян, получая за них рекрутские квитанции. Таким образом они спасали от рекрутской повинности исправных и здоровых своих работников, разумеется, с большим ущербом для русской армии. Сиверс в письме к Екатерине говорит, что во время набора 1771 г. русская армия благодаря этому праву лишилась по крайней мере 8 тыс. хороших солдат. Сиверс высказывает сомнение, дошла ли хотя четвертая часть этого числа сосланных до места. Академик Паллас, путешествуя по Сибири, видел там этих сосланных; многие из них жили без жен и детей, хотя закон Елизаветы запрещал при ссылке разлучать жен с мужьями. Сосланные жаловались Палласу, говоря, что они очень тоскуют по покинутым детям и что если бы они были сосланы с семьями, то считали бы себя в ссылке более счастливыми, чем на родине под рукой землевладельцев. В 70-х годах в Тобольской и частью в Енисейской губерниях таких сосланных с 1765 г. считалось свыше 20 тыс.

ТОРГОВЛЯ КРЕПОСТНЫМИ. При такой широте помещичьей власти в царствование Екатерины еще больше прежнего развилась торговля крепостными душами с землей и без земли; установились цены на них - указные, или казенные, и вольные, или дворянские. В начале царствования Екатерины при покупке целыми деревнями крестьянская душа с землей обыкновенно ценилась в 30 (225 нынешних) руб., с учреждением заемного банка в 1786 г. цена души возвысилась до 80 руб. (более 400 руб.), хотя банк принимал дворянские имения в залог только по 40 руб. за душу. В конце царствования Екатерины вообще трудно было купить имение дешевле 100 руб. за душу. При розничной продаже здоровый работник, покупавшийся в рекруты, ценился в 120 руб. (около 850 руб.) в начале царствования и в 400 руб. - в конце его (около 2 тыс. руб.).

ВЛИЯНИЕ КРЕПОСТНОГО ПРАВА НА ПОМЕЩИЧЬЕ ХОЗЯЙСТВО. Теперь легко видеть, какое действие оказало крепостное право на сельское помещичье хозяйство и на землевладельческое положение дворянства. Освободившись от обязательной службы, дворянство должно было стать классом сельских хозяев и руководителем русского народного хозяйства; благодаря крепостному праву оно не стало ни тем, ни другим. В селе оно должно было заниматься не столько сельскохозяйственными операциями, сколько распоряжениями по управлению крестьян. Заботы о земледельческой культуре, агрономии, о применении к обработке земли новых приемов и усовершенствованных орудий, постепенно отходя на второй план, уступали место заботам об эксплуатации крестьянского труда и об устройстве управления крестьянскими душами. Таким образом, помещики из землевладельцев постепенно превратились в душевладельцев и полицейских управителей своих крестьян. Так начали смотреть на себя некоторые благоразумные помещики уже во второй половине XVIII в. Один из них пишет, что он смотрит на помещиков, как «на наследственных чиновников, которым правительство, дав землю для населения, вверило через то попечение о людях, на оной жить имеющих, и за них во всех случаях ответственность».

Таково было влияние крепостного права на землевладельческое положение дворян: из дворянского землевладения оно превратилось в душевладение; сам [помещик] - из агронома в полицейского управителя крестьян. При таком влиянии на сельское хозяйство помещиков крепостное право дало неправильное направление сельскому хозяйству в дворянских имениях и воспитывало в них недобрые экономические привычки. Каждая новая хозяйственная потребность помещика удовлетворялась посредством установления нового налога на крепостные души. Даровой крестьянский труд отнимал у дворянина охоту копить оборотный капитал. В крепостном праве скрывался источник главных недостатков, которыми до последнего времени отмечалось дворянское хозяйство: им объясняют недостаток предусмотрительности, предприимчивости, бережливости, нерасположение к усовершенствованным приемам хозяйства, равнодушие к техническим изобретениям, которые прилагались в сельском хозяйстве других стран. Простор власти - возможность все получить даром, посредством простого приказа из конторы заменял оборотный капитал и сельскохозяйственные знания.

Наконец, крепостное право оставило и крестьян без господского руководства и достаточного инвентаря: крепостной крестьянин при установившихся отношениях к землевладельцам лишен был указаний технического знания, которого не имел сам помещик, как и достаточного инвентаря, которого не копил помещик. Он должен был обрабатывать землю, как умел, т. е. как привык. Притом, платя тяжелый оброк, он должен был прибегать к работам на стороне, к отхожим промыслам, которыми восполнялись недоборы его домашнего земледельческого хозяйства; это заставляло крестьян разлучаться с семьями. Отсюда крестьяне усвоили себе недостатки, подобные тем, которыми страдали владельцы, - неумение переходить от старых привычных способов обработки земли к новым, каких требовали изменявшиеся хозяйственные условия, наклонность пахать возможно больше земли и неумение пахать ее лучше, непонимание выгод интенсивного хозяйства.

ВЛИЯНИЕ КРЕПОСТНОГО ПРАВА НА НАРОДНОЕ ХОЗЯЙСТВО. Но крепостное право вредно отразилось не только на сельском хозяйстве помещиков, но и на народном хозяйстве вообще. Здесь оно задерживало естественное географическое распределение земледельческого труда. По обстоятельствам нашей внешней истории издавна земледельческое население с особенной силой сгущалось в центральных областях, на менее плодородной почве, сгоняемое внешними врагами с южнорусского чернозема. Таким образом, народное хозяйство в продолжение веков страдало несоответствием густоты размещения земледельческого населения с качеством почвы. С тех пор как приобретены были южнорусские черноземные области, достаточно было бы двух-трех поколений, чтобы устранить это несоответствие, если бы крестьянскому труду было предоставлено свободное передвижение. Но крепостное право задержало это естественное размещение крестьянского труда по равнине. Достаточно заметить, что в прежней Московской губернии, соответствовавшей до «учреждения» 1775 г. нынешней губернии Московской и всем с нею смежным без Смоленской и Тверской, но с прибавлением Ярославской и части Костромской, на этом пространстве сосредоточивалось около половины XVIII в., по данным III ревизии, более трети всего крепостного населения государства. При Екатерине с присоединением Новороссии начался очень слабый отлив земледельческого населения, и то преимущественно не крепостного, в южнорусские степи. Еще в половине текущего столетия можно было заметить следы этого несоответствия, созданного историей и поддержанного правительством. По данным последней, Х ревизии (1858 - 1859 гг.), в нечерноземной Калужской губернии крепостные составляли 62% всего ее населения; в еще менее плодородной. Смоленской - 69, а в черноземной Харьковской - всего 30, в такой же черноземной Воронежской губернии - всего 27%. Таковы были препятствия, встреченные в крепостном праве земледельческим трудом при его размещении.

Далее, крепостное право задержало рост русского города, успехи городских ремесел и промышленности. Городское население очень туго развивалось после Петра; мы видели, что, по I ревизии, оно составляло менее 3% всего податного населения государства; в начале царствования Екатерины, по III ревизии, - всего 3%, следовательно, его рост в течение почти полустолетия едва заметен. Екатерина много хлопотала о развитии того, что тогда называлось «средним родом людей» - городского, ремесленно-торгового класса. По ее экономическим учебникам, это среднее сословие являлось главным проводником народного благосостояния и просвещения. Не замечая готовых элементов этого класса, существовавшего в стране, Екатерина придумывала всевозможные новые элементы, из которых можно было бы построить это сословие; в том числе в состав его предполагалось ввести и все население воспитательных домов. Стремления Екатерины высказываются в переписке ее с парижской знакомой m-me Жоффрен. М-mе Жоффрен очень настаивала, чтобы Екатерина создала третье сословие в России; Екатерина обещала это: «Еще раз, madame, обещаю вам (писала она в 1766 г.) третье сословие ввести; но как же трудно его будет создать!» Но ее усилия были малоуспешны; городское население туго развивалось и в царствование Екатерины. По данным V ревизии, произведенной в последние годы царствования Екатерины, на 16 1/2 млн душ податного населения насчитано было немного более 700 тыс. ревизских душ городских состояний, т. е. менее 5%. Притом некоторое возвышение процента городского населения надобно отнести не столько на счет естественного роста городского населения в центральных областях, сколько на счет присоединенных по трем разделам Польши, юго-западных губерний, где городское население было развито более, чем в великорусских.

Главной причиной этой тугости роста городского населения было крепостное право. Оно действовало на городские ремесла и промышленность двояким путем. Каждый зажиточный землевладелец старался обзавестись в деревне дворовыми мастерами, начиная с кузнеца и кончая музыкантом, живописцем и даже актером. Таким образом, крепостные дворовые ремесленники выступали опасными конкурентами городских ремесленников и промышленников. Землевладелец старался домашними средствами удовлетворять своим насущным потребностям, а с нуждами, более изысканными, обращался в иностранные магазины. Таким образом, туземные городские ремесленники и торговцы лишались в лице помещиков наиболее доходных потребителей и заказчиков. С другой стороны, все более усилившаяся власть помещика над имуществом крепостных все более стесняла последних в распоряжении своим заработком; крестьяне все менее и менее покупали и заказывали в городах. Этим городской труд лишался и дешевых, но многочисленных заказчиков и потребителей. Современники видели в крепостном праве главную причину тугого развития русской городской промышленности. Русский посол в Париже князь Дмитрий Голицын в 1766 г. писал, что внутренняя торговля в России не достигнет процветания, «если не будет введено у нас право собственности крестьян на их движимое имущество».

ВЛИЯНИЕ КРЕПОСТНОГО ПРАВА НА ГОСУДАРСТВЕННОЕ ХОЗЯЙСТВО. Наконец, крепостное право действовало подавляющим образом и на государственное хозяйство. Это можно заметить по изданным финансовым ведомостям царствования Екатерины; они вскрывают любопытные факты. Подушная подать в XVIII в. возвышалась чрезвычайно медленно; установленная при Екатерине I в размере 70 коп., она только в 1794 г. возвышена была до рубля. Напротив, оброк с казенных крестьян рос значительно быстрее: при Петре I он был установлен в размере 40 коп., в 1760 г. возвышен до рубля, в 1768 г. - до 2 руб., в 1783 г. - до 3 руб. Чем объяснить эту разницу в росте подушной и оброка? Подушная подать возвышалась медленнее оброка, потому что она падала и на помещичьих крестьян, а их нельзя было обременять казенными налогами в одинаковой мере с крестьянами государственными, потому что излишек их заработка, которым могла оплачиваться возвышенная подушная подать, шел в пользу помещиков, сбережения крепостного крестьянина перехватывал у государства помещик. Сколько теряла казна от этого, можно судить по тому, что при Екатерине крепостное население составляло почти половину всего населения империи и большую половину всего податного населения.

Между тем государственные нужды росли, и правительство принуждено было прибегать к косвенным средствам для их удовлетворения, не имея возможности возвышать прямые налоги. В финансовых ведомостях открываются и эти средства. То было, во-первых, возвышение откупных сумм с продажи питей. Финансовые ведомости дают любопытные указания на ход откупного дела при Екатерине. Сравнив рост прямых налогов с возвышением казенного дохода, косвенного налога с пития, мы заметим неодинаковый успех, какой имела казна в том и другом доходе. Прямые налоги при Екатерине в сложности возвысились менее чем в 3 раза; доход с питей - слишком в 6 раз. Если разложить всю сумму прямых налогов, т. е. подушной и оброка, на количество ревизских душ в начале царствования Екатерины и в конце его и потом сделать подобное же распределение по живым душам всего дохода с питей, мы получим следующие результаты. Ревизская душа в начале царствования Екатерины платила с своего труда в пользу государства 1р. 23 к., в конце царствования - 1 р. 59 к., т.е. прямой налог возвысился менее чем в 1 1/2 раза. С другой стороны, на каждую живую душу питейного дохода в начале царствования приходилось 19 коп., в конце - 61 коп., т. е. каждая душа в сложности стала пить в пользу казны более чем в 3 раза, это значит, что она во столько же раз стала менее способной работать и платить.

Другим средством был государственный кредит. В 1768 г. основан был ассигнационный банк с разменным фондом в миллион рублей; на такую же сумму выпущено было и ассигнаций. Сначала ассигнации пользовались доверием и ходили наравне с металлическими деньгами, но вторая турецкая война, страшно увеличившая расходы казны, заставила правительство усилить выпуск бумажных денег выше размеров разменного фонда, так что по окончании войны бумажных денег оказалось в обращении на 150 млн руб. Вместе с этим падал и курс ассигнационного рубля: в конце второй турецкой войны, в 1791 г., он стоил на рынке всего 50 металлических копеек. Вместе с этим Екатерина принуждена была прибегать к займам за границей. К концу царствования таких внешних долгов накопилось на сумму до 44 млн, внутренних - до 82 1/2 при государственном бюджете в 68 млн руб. Если ассигнационный долг, составлявший 150 млн руб., сложить с количеством внешнего долга, то найдем, что Екатерина позаимствовала у потомства почти четыре бюджетных года.

Таким образом, крепостное право, подсушив источники доходов, какие, получала казна путем прямых налогов, заставило казначейство обращаться к таким косвенным средствам, которые или ослабляли производительные силы страны, или ложились тяжелым бременем на будущие поколения.

Таковы были наиболее заметные юридические и экономические последствия крепостного права в его третьей фазе.


Предыдущая глава Оглавление Следующая глава


Яндекс.Метрика

На главную страницу